На следующей неделе мы начали работу. Я решилсосредоточить внимание лишь на основных и неотложных проблемах. У Тельмы былодостаточно времени (двадцать лет терапии!), чтобы исследовать свое детство; имне меньше всего хотелось сосредоточиваться на событиях шестидесятилетнейдавности.
Ее отношение к психотерапии было оченьпротиворечивым: хотя она видела в ней последнюю соломинку, ни один сеанс неприносил ей удовлетворения. После первых десяти сеансов я убедился, что еслианализировать ее чувства к Мэтью, всю следующую неделю ее будет мучитьнавязчивость. Если же рассматривать другие темы, даже такие важные, как ееотношения с Гарри, она будет считать сеанс пустой тратой времени, потому что мыигнорировали главную проблему - Мэтью.
Из-за этого ее недовольства я тоже сталиспытывать неудовлетворенность работой с Тельмой. Я приучился не ждать никакихличных наград от этой работы. Ее присутствие никогда не доставляло мнеудовольствия, и уже к третьему или четвертому сеансу я убедился, чтоединственное удовлетворение, которое я могу получить от этой работы, лежит винтеллектуальной сфере.
Большая часть наших бесед была посвященаМэтью. Я расспрашивал о точном содержании ее фантазий, и Тельме, казалось,нравилось говорить о них. Образы были очень однообразны: большинство изних в точности повторяли какую-либо из их встреч в течение тех двадцатисеми дней. Чаще всего это было первое свидание - случайная встреча на ЮнионСквер, кофе в "Сан Френсис", прогулка по набережной, вид на залив, которым онилюбовались, сидя в ресторанчике, волнующая поездка в "берлогу" Мэтью; но частоона вспоминала просто один из их любовных разговоров по телефону.
Секс играл минимальную роль в этих фантазиях:она редко испытывала какое-либо сексуальное возбуждение. Фактически, хотя задвадцать семь дней романа у них было много сексуальных ласк, они занималисьлюбовью лишь один раз, в первый вечер. Они пытались сделать это еще дважды, ноу Мэтью не получилось. Я все больше убеждался в верности своих предположений опричинах его поведения: а именно, что он имел серьезные сексуальные проблемы,которые отыгрывал на Тельме (а, возможно, и на других несчастных пациентках).
У меня было много вариантов начала работы, иоказалось трудно выбрать, на каком остановиться. Однако прежде всего былонеобходимо, чтобы Тельма поняла, что ее наваждение должно быть рассеяно.Ибо любовное наваждение обкрадывает реальную жизнь, "съедает" новый опыт - какположительный, так и отрицательный. Я пережил все это на собственной шкуре. Всамом деле, большая часть моих терапевтических взглядов и мои основные интересыв области психологии выросли из моего личного опыта. Ницше утверждал, что любаяфилософская система порождается биографией философа, а я полагаю, что это вернои в отношении терапевтов, во всяком случае, тех, кто имеет собственные взгляды.
Примерно за два года до знакомства с Тельмойя встретил на одной конференции женщину, которая впоследствии завладела всемимоими мыслями, чувствами и мечтами. Ее образ стал полным хозяином моей души исопротивлялся всем моим попыткам вытравить его из памяти. До поры до времениэто было даже здорово: мне нравилось мое наваждение, я упивался им. Черезнесколько недель я отправился с семьей в отпуск на один из красивейших острововКарибского архипелага. Только спустя несколько дней я понял, что всепутешествие прошло мимо меня: красота побережья, буйство экзотическойрастительности, даже удовольствие от рыбалки и погружения в подводный мир. Всеэто богатство реальных впечатлений было стерто моим наваждением. Яотсутствовал. Я был погружен в себя, раз за разом проигрывая в голове одну и туже бессмысленную фантазию. Встревоженный и совершенно опостылевший сам себе, яобратился за помощью к терапии, и через несколько месяцев напряженной работыснова овладел собой и смог вернуться к волнующему занятию - проживать своюсобственную реальную жизнь.(Забавно, что мой терапевт, ставший впоследствии моим близким другом, черезмного лет признался мне, что во время работы со мной он сам был влюблен в однупрекрасную итальянку, внимание которой было приковано к кому-то другому. Так,от пациента к терапевту, а затем опять к пациенту передается эстафета любовногонаваждения.)
Поэтому, работая с Тельмой, я сделал упор натом, что ее одержимость обескровливает ее жизнь, и часто повторял еесобственное замечание, что она проживает свою жизнь восемь лет назад.Неудивительно, что она ненавидела жизнь! Ее жизнь задыхалась в тюремной камере,где единственным источником воздуха были те давно прошедшие двадцать семь дней.
Но Тельма никак не соглашалась субедительностью этого тезиса, и, как я теперь понимаю, была совершенно права.Перенося на нее свой опыт, я ошибочно предполагал, что ее жизнь обладалабогатством, которое отняла у нее одержимость. А Тельма чувствовала, хотя и невыражала этого прямо, что в ее наваждении содержалось бесконечно большеподлинности, чем в ее повседневной жизни. (Позже нам удалось установить,правда, без особой пользы, и обратную закономерность - наваждение завладело еедушой именно из-за скудости ее реальной жизни.)
Примерно к шестому сеансу я доконал ее, и она- вероятно, чтобы подшутить надо мной - согласилась с тем, что ее навязчивость- это враг, которого нужно искоренять. Мы проводили сеанс за сеансом, простоизучая ее навязчивость. Мне казалось, что причиной страданий Тельмы была тавласть над нею, которую она приписывала Мэтью. Нельзя было никуда двигаться,пока мы не лишим его этой власти.
- Тельма, это чувство, что единственное, чтоимеет значение, - это чтобы Мэтью думал о Вас хорошо, - расскажите мне все онем.
- Это трудно выразить. Мне невыносима мысль отом, что он ненавидит меня. Он - единственный человек, который знает обо мневсе. И поэтому возможностьтого, что он любит меня, несмотря на все, что знает, имеет для меня огромноезначение.
Я думаю, что именно по этой причинетерапевтам нельзя эмоционально увлекаться пациентами. Благодаря своейпривилегированной позиции, своему доступу к глубоким чувствам и секретнымсведениям, их отношение всегда имеет для пациента особое значение. Дляпациентов почти невозможно воспринимать терапевтов как обычных людей. Мояярость к Мэтью возрастала.
- Но, Тельма, он всего лишь человек. Вы невиделись восемь лет. Какая разница, что он о Вас думает
- Я не могу объяснить Вам. Я знаю, что этонелепо, но в глубине души чувствую, что все было бы в порядке и я была бысчастлива, если бы он думал обо мне хорошо.
Эта мысль, это ключевое заблуждение было моейглавной мишенью. Я должен был разрушить его. Я воскликнул сострастью:
- Вы - это Вы, у Вас - свой собственный опыт,Вы остаетесь собой непрерывно, каждую минуту, изо дня в день. В основе своейВаше существование непроницаемо для потока мыслей или электромагнитных волн,которые возникают в чужом мозге. Постарайтесь это понять. Всю ту власть,которой обладает над Вами Мэтью, Вы сами передали ему - сами!
- От одной мысли, что он может презиратьменя, у меня начинает сосать под ложечкой.
- То, что происходит в голове у другогочеловека, которого Вы никогда больше не увидите, который, возможно, даже непомнит о Вашем существовании, который поглощен своими проблемами, не должновлиять на Вас.
- О нет, все в порядке, он помнит о моемсуществовании. Я оставляю множество сообщений на его автоответчике. Кстати, ясообщила ему на прошлой неделе, что встречаюсь с Вами. Думаю, он должен знать,что я рассказала Вам о нем. Все эти годы я каждый раз предупреждала его, когдаменяла терапевтов.
- Но я думал, что Вы не обсуждали его совсеми этими терапевтами.
- Верно. Я обещала ему это, хотя он меня и непросил, и я выполняла свое обещание - до последнего времени. Хотя мы и неразговаривали друг с другом все эти годы, я все же думала, что он должен знать,с каким терапевтом я встречаюсь. Многие из них были его однокурсниками. Онимогли быть его друзьями.
Из-за своих злорадных чувств к Мэтью я не былрасстроен словами Тельмы. Наоборот, меня позабавило, когда я представил себе, скаким замешательством он в течение всех этих лет выслушивал мнимо заботливыесообщения Тельмы на своем автоответчике. Я начал отказываться от своих плановпроучить Мэтью. Эта леди знала, как наказать его, и не нуждалась в моей помощи.
- Но, Тельма, давайте вернемся к тому, о чеммы говорили. Как Вы не можете понять, что сами это делаете Его мысли на самомделе не могут повлиять на такого человека, как Вы. Вы позволяете ему влиять на себя. Он -всего лишь человек, такой же, как мы с Вами. Если Вы будете думать плохо о человеке, скоторым у Вас никогда не будет никакого контакта, смогут ли Ваши мысли - эти психические образы,рожденные в Вашем мозгу и известные только Вам, - повлиять на этого человека Единственный способдобиться этого называется колдовством. Почему Вы добровольно отдали ему властьнад собой Он такой же человек, как другие, он борется за жизнь, он стареет, онможет пукнуть, может умереть.
Тельма не ответила. Я продолжал:
- Вы говорили уже, что трудно нарочнопридумать поведение, которое бы сильнее ранило Вас. Вы думали, что, быть может,он пытается довести Вас до самоубийства. Он не заботится о Вашем благополучии.Так какой же смысл так превозносить его Верить, что в жизни нет ничего важнее,чем его мнение о Вас
- По-настоящему я не верю в то, что онпытается довести меня до самоубийства. Это всего лишь мысль, которая иногдаприходит мне в голову. Мои чувства к Мэтью переменчивы. Но чаще всего ячувствую потребность в том, чтобы он желал мне добра.
- Но почему это желание столь архиважно Выподняли его на сверхчеловеческую высоту. Но, кажется, он - всего лишь слабыйчеловек. Вы сами упоминали о его серьезных сексуальных проблемах. Взгляните навсю эту историю целиком - на ее этическую сторону. Он нарушил основной законлюбой помогающей профессии. Подумайте о том горе, которое он Вам причинил. Мыоба знаем, что просто-напросто недопустимо для профессионального терапевта,который давал клятву действовать в интересах клиента, причинять кому-либо такойвред, какой он причинил Вам.
С тем же успехом я мог бы разговаривать состенкой.
- Но именно тогда, когда он начал действоватьпрофессионально, когда он вернулся к своей формальной роли, он и причинил мневред. Когда мы были просто двумя влюбленными, он преподнес мне самыйдрагоценный дар в мире.
Я был в отчаянии. Разумеется, Тельма несла ответственностьза свои жизненные трудности. Разумеется, неправда, что Мэтью обладал какой-то реальной властью над ней.Разумеется, она саманаделила его этой властью, стремясь отказаться от своей свободы иответственности за собственную жизнь. Вовсе не собираясь освобождаться отвласти Мэтью, она страстно жаждала подчинения.
Конечно, я с самого начала знал, что, какимибы убедительными ни были мои доводы, они не смогут проникнуть достаточноглубоко, чтобы вызвать какие-либо изменения. Этого почти никогда не случается.Когда я сам проходил терапию, такое никогда не срабатывало. Только когдачеловек переживает истину всем своим существом, он может принять ее. Толькотогда он может последовать ей и измениться. Психологи-популяризаторы всегдаговорят о "принятии ответственности", но все это - только слова: невероятнотрудно, даже невыносимо признать, что ты и только ты сам строишь свой жизненныйпроект.
Таким образом, основная проблема терапиивсегда состоит в том, как перейти от интеллектуального признания истины о себек ее эмоциональному переживанию. Только когда в терапию вовлекаются глубокиечувства, она становится по-настоящему мощным двигателем изменений.
Именно немощь была проблемой в моей работе сТельмой. Мои попытки вдохнуть в нее силу были позорно неуклюжими и состояли восновном из нудных нотаций и постоянного вращения вокруг навязчивости и борьбыс ней.
Как мне не хватало в этой ситуации тойуверенности, которую дает ортодоксальная теория! Взять, к примеру, наиболееправоверную психотерапевтическую идеологию - психоанализ. Он всегда с такойуверенностью утверждает необходимость технических процедур, что, пожалуй, любойаналитик оказался бы на моем месте более уверен абсолютно во всем, чем я в чем бы то ни было. Как было бы удобнохоть на минуту почувствовать, что я точно знаю, что делаю в своейпсихотерапевтической работе - например, что я добросовестно и в нужнойпоследовательности прохожу точно известные стадии терапевтического процесса.
Но все это, конечно, иллюзии. Еслиидеологические школы со всеми своими сложными метафизическими построениями ипомогают, то только тем, что снижают тревогу не у пациента, а у терапевта (и таким образом позволяют емупротивостоять страхам, связанным с терапевтическим процессом). Чем большеспособность терапевта выдержать страх перед неизвестным, тем меньше оннуждается в какой-либо ортодоксальной системе. Творческие последователисистемы, любой системы, вконце концов перерастают ее границы.
Во всезнающем терапевте, который всегдаконтролирует любую ситуацию, есть что-то успокаивающее, однако нечтопривлекательное может быть и в терапевте, который бредет наощупь и готов вместес пациентом продираться сквозь лес его проблем, пока они не наткнутся накакое-нибудь важное открытие. Но, увы, еще до завершения нашей работы Тельмапродемонстрировала мне, что любая, даже самая замечательная терапия, можетоказаться временем, потраченным впустую!
В своих попытках вернуть ей силы я дошел допредела. Я пытался испугать и шокировать ее.
- Предположим на минуту, что Мэтью умер. Этопринесло бы Вам облегчение
- Я пыталась представить это. Когда япредставляю, что он умер, я погружаюсь в беспредельную скорбь. Если бы этопроизошло, мир бы опустел. Я никогда не могла думать о том, что будет после.
- Как Вы можете освободить себя от него Какможно было бы Вас освободить Мог бы Мэтью отпустить Вас Вы когда-нибудьпредставляли себе разговор, в котором он бы отпускал Вас
Тельма улыбнулась. Как мне показалось, онапосмотрела на меня с большим уважением - будто была удивлена моей способностьючитать мысли. Очевидно, я угадал важную фантазию.
- Часто, очень часто.
- Расскажите мне, как это могло быбыть.
Я не поклонник ролевых игр и пустых стульев,но, казалось, что сейчас самое время для них.
- Давайте попробуем разыграть это. Не моглибы Вы пересесть на другой стул, сыграть роль Мэтью и поговорить с Тельмой,сидящей здесь, на этом стуле
Pages: | 1 | ... | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | ... | 41 | Книги по разным темам