Книги по разным темам Pages:     | 1 |   ...   | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 |   ...   | 36 |

Это казалось единственным путем к избавлению.А единственный способ лишиться сознания виделся в том, чтобы, забравшиськуда-то повыше, броситься головой вниз. Решив, что для этого необходимо преждевсего выбраться наружу, я незаметно выскользнула из здания больницы. От одногокорпуса до другого я перебралась по узкому перекрытию, в уверенности, чтокто-нибудь из окна заметит меня. Ведь все здание было сделано из стекла. Яблуждала по больнице, пока не набрела на лестницу, ведущую наверх. Увидев ее, яуверенно стала подниматься. Когда я добралась до пятого этажа, то внезапно всевокруг потемнело, и я перед собой видела только балкон. Остальное тонуло вомраке. Оставался только узкий светящийся круг, и в нем балкон. Я видела толькоего, и ничего больше. Один только балкон. И очутившись там, я перемахнула черезперила и бросилась вниз. Я была в совершеннейшем отчаянии!"

Попытка застрелиться.

"Я совершенно немог обрести покоя. Казалось, я предпринял все возможное, но, тем не менее,продолжал тонуть. Я проводил долгие часы в поисках ответа, но слышал лишь тихийшорох ветра, все мои усилия были тщетными. Теперь решение стало очевидным.Умереть. На следующий день сосед предложил купить у него пистолет. Я так ипоступил. Первая мысль, которая после этого пришла мне в голову, касалась того,как после выстрела будет испачкана комната. С этого дня я стал прощаться слюдьми. Конечно, я ничего не говорил им, и прощание было молчаливым. Ясовершенно не мог спать. Сны стали реальностью, а реальность превратилась всон. Один за другим я отключал внешние каналы информации. Сознание замкнулосьна одной цели. Мои мысли были лишь о том, что скоро все кончится. Я наконецобрету покой, к которому так долго стремился. Окружающие превратились в теней,призраков, и я не осознавал их присутствия, а чувствовал лишь себя и своестрадание. Смерть поглотила меня задолго до того мгновения, как я нажалспусковой крючок. Я был заперт внутри себя, только и ожидал последнего удара.Рано или поздно приходит минута, когда все вокруг меркнет, вещи теряют своиочертания и исчезают последние лучи надежды. Я поднес пистолет к подбородку.Затем, вспоминаю, был громадный взрыв света, что-то, похожее на фейерверк,окруженный ярким сиянием. Боль была для меня прекрасной. Она становиласьвойском, сражавшимся на стороне смерти, чтобы уничтожить мою жизнь, которая, ячувствовал, уходила из тела пульсирующими волнами по мере того, как онолишалось крови. После вспышки света я уже не видел ничего. Все поглотилатьма".

Представленные описания, по-моему, раскрываютвнутреннюю сущность самоубийства гораздо лучше, чем это мог бы сделать самыйопытный специалист; они поэтично и проникновенно описывают боль, страдание,отчаяние, амбивалентность, сужение сознания — словом, все составные элементысуицидальной драмы. В моей работе исходным материалом всегда являлисьсвидетельства самих пациентов.

Прилагая усилия к познанию сущностидобровольного ухода из жизни, в первую очередь к выяснению вопроса: "Почему ониизбрали самоуничтожение", — я неизменно стремился разобраться в предсмертных запискахсамоубийц. В 1949 году моей первоначальной реакцией на обнаружение большогочисла предсмертных записок был несколько преувеличенный энтузиазм. (Гарри так иназывал меня "отъявленным энтузиастом"). В то время я был уверен и утверждал(перед самим собой и коллегами), что они являются тем же, чем для З. Фрейдабыли сны пациентов. Они представляют собой торный путь к познанию глубочайшихпричин (а следовательно, к пониманию) феномена самоубийства. Однако спустяпочти четверть века моих целенаправленных усилий и напряженной работы другихисследователей искомая гавань так и не была достигнута. Я был до крайностиразочарован тем, чего удалось добиться, анализируя эти записки. Однажды,принимая душ, я внезапно признался себе в одной тайне: многие посланиясамоубийц порождали скуку; они были банальными; из них следовало очень малонового, поскольку мало о чем сообщалось. И тут меня озарило: эти записки простоне могут являться полными и всеобъемлющими документами по самой своей природе,ибо написаны в состоянии суженного сознания. В самом деле, если бы человек былв силах оставить после себя всесторонний, исчерпывающий и психодинамическиясный документ, то ему не требовалось бы совершать самоубийства. С самогоначала я оказался в дураках, напрасно ожидая красноречия от полунемого.Тогда-то я сел и написал статью "Повторные раздумья над предсмертнымизаписками" (Shneidman, 1973b), послал ее в журнал "Психиатрия" и через несколько месяцевувидел опубликованной. Мне до сих пор нравится энтузиазм и живость языка этойработы, но сегодня я почти полностью не согласен с ее выводами. Она мне кажетсялюбопытным примером того, что Гегель называл антитезисом, то есть переходом (вэтом случае, кроме прочего, весьма внезапным) к прямой противоположностиисходно сформулированного взгляда. Тезис: предсмертные записки обладаютпоистине магическими свойствами. Антитезис: они совершенно бесполезны.Разумеется, меня не приводила в восторг и такая точка зрения.

Ключ, разрешавший возникшие противоречия, ужележал перед моими глазами, когда я в 1969—1970 годах в Исследовательскомцентре Стэнфорда проводил изучение суицидальных тенденций среди одаренныхлюдей, входивших в проект Термана. Спустя десять лет, во время работы над"Голосами смерти", у меня возникла мысль их ретроспективного изучения спривлечением анализа предсмертных записок. И тут случилось чудо: когда япоместил их в "контекст целостной жизни", они ожили.Почти каждое слово в них соответствовало какой-либодетали жизненного стиля, склонности к определенному виду фрустрации илиосновной теме жизни именно этого человека. Вот тут-то произошел гегелевскийсинтез: сами по себе предсмертные записки не являются альфой и омегой, норассмотренные в контексте жизни, часть которой они, несомненно, представляют,они могут стать немало проясняющими и полезными документами.

"Голоса смерти" — книга, основанная на личныхдокументах, письмах, дневниках, предсмертных записках, а также на историях моихпациентов. Она написана о людях, которые покончили с собой, не по своей волеушли из жизни из-за смертельной болезни или были замучены жестокимисадистами.

Многие годы у меня хранились сотнипредсмертных записок и несколько дневников, но книгу я начал писать толькопосле того, как один из студентов ознакомил меня с материалами, полученными имв Освенциме. Эти документы, обнаруженные в I960 годы, были закопаны встеклянных или жестяных банках неподалеку от газовых камер и печей. Моярешимость написать об этих материалах еще более окрепла, когда Евгений Лейбл(бывший чехословацкий государственный деятель, проведший 11 лет в сталинскихзастенках, а затем эмигрировавший в США) передал мне несколько писем,принадлежавших перу Владимира Клементиса, который в 1948 году был министроминостранных дел Чехословакии. Он написал их в сталинской тюрьме незадолго дотого, как был повешен в 1952 году после завершения антисемитского процесса поделу Сланского*.

а

* Сланский Рудольф— в 1945—1951 годах генеральный секретарь Коммунистической партииЧехословакии. —Примеч. редактора.

а

У меня также хранились письма, написанныегражданами нацистской Германии (евреями и представителями другихнациональностей) непосредственно перед казнью. Во время работы над книгой"Голоса смерти" бывали мгновения, когда мне не удавалось сдерживать слезы, анекоторые из документов оказались настолько впечатляющими и личными, что я непосмел цитировать их. Но эта книга посвящена также и героизму "простых" жертврака и отчаянию, испытываемому "обыкновенными" самоубийцами. По-моему, онаявляется неплохим реалистическим приложением к эвристической монографии ГордонаОлпорта "Использование личных документов в психологической науке" (Allport, 1942).

Итак, я продолжал работать в УниверситетеЛос-Анджелеса. Был счастлив, как, впрочем, и на протяжении большей части своейжизни. Метеорологически рассуждая, в течение 20 лет, которые я провел в этомуниверситете, над моей головой не собиралось почти никаких грозовыхтуч.

Можно заметить, что я стремлюсь аттестовать(или, по крайней мере, описать) себя посредством опубликованных работ. Этотподход представляется мне наиболее точным и приемлемым. Поэтому я хотел бырассказать еще о четырех книгах, две из которых принадлежат перу других людей,третья является моей любимой работой как редактора и последняя — книгой, которую я написалсам.

Меня безмерно радует та роль катализатора,которую я сыграл в работе Антона Линарса "Предсмертные записки самоубийц"(Leenaars, 1988) и ккоторой написал предисловие. В свое время я принялся было писать книгу,посвященную этой теме, но потом понял, что Антон сумеет справиться с задачейбыстрее меня. Кроме того, ему удалось более продуктивно и изящно, чем мне,обобщить работы Адлера, Бинсвангера, Фрейда, Юнга, Келли, Меннингера, Мюррея,Салли-вана, Зилбурга и мои собственные в области суицидо-логии. Другая книгапринадлежит Джеку Каммерману, который исследовал вдов, детей и внуков 93полицейских Нью-Йорка, покончивших с собой с 1934 по 1940 год. Моей мечтойвсегда было написать предисловие к этой работе, названной "Суицидальноенаследство". Сегодня я рассматриваю ее как имеющую непосредственное отношение кпсихологической проблеме генеративности (в понимании Э.Эриксона), а именно:оставить следующему поколению возможность сделать нечто, что могло бытьосуществлено предыдущим. Сейчас я могу вполне откровенно сказать, чтонаслаждаюсь работами Динара и Каммермана как своими собственными.

Из всех книг, что мне довелось редактировать,самой любимой стала та, которая оказалась самой трудной для издания. Возникшуюпроблему, необычайно сложную по сути, можно, вместе с тем, легко определить. Еюбыл Генри Мюррей.

Начиная с 1969 года, мне очень хотелосьподготовить исчерпывающий однотомник работ Генри Мюр-рея, и я обсуждал с нимэту идею зимой того же года в Гарварде. В последующем я неоднократновозвращался к этому вопросу.

К самой идее предложенного однотомника Гарриотнесся двойственно и нерешительно, к тому же резко возражал против переизданиясвоих ранних работ, если они не будут пересмотрены, что по практическимсоображениям выглядело нереальным. Мне же очень хотелось представить новомупоколению читателей его давно не издававшиеся и.потому недоступные большинствуработы. К моему совершенному неудовольствию я очутился. в положении взрослогосына, наделенного твердым характером, который пристает к престарелому,почтенному отцу: "Я настаиваю, чтобы ты принял от меня подарок, ибо уверен, чтотак будет лучше для всех: для тебя и, прежде всего, для тех, кто разделит его".Хотя я упорно настаивал на осуществлении своего проекта, следует отметить, чтомое отношение было также двойственным, однако по причинам, совершенно отличнымот доводов Гарри. В течение 11 лет его письма свидетельствовали об избегании иуходе от решения этого вопроса. И я нередко спрашивал себя: стоит ли создаватьненужные трудности

По прошествии ряда лет, в 1979 году, будучи вГарварде, я вновь напрямую обратился за разрешением продолжать работу надпроектом. Его ответ звучал: "Даю зеленый свет". К осуществлению задуманногобыли привлечены и другие ученики Мюррея. Гарри, естественно, являлсянеформальным главой рабочей группы. Ни одна статья не была включена илиотвергнута без его непосредственного ведома и согласия. Рабочее названиесборника —"Хрестоматия Мюррея" — придумал он сам. Еще одним участником группы стала Нина Мюррей.Не будет преувеличением отметить, что ее усилия оказались бесценными. Онаявлялась sine qua поп* книги —без ее неизменной поддержки, неохотных и скупых одобрений, которые онавытягивала из Гарри, книга так и не увидела бы свет.

а

* [Conditio] sinequa поп (лат.) — "условие, без которого нет", тоесть условие, без которого что-либо невозможно; необходимое условие. ~Примеч. редактора.

а

Однажды Нина прошептала мне на ухо: "Оставьтеего мне". Тем не менее, Гарри не расставался с мыслью заново переработать ранееизданные очерки —что, рассуждая реалистически, ему не удалось бы осуществить. Поэтому япланировал просто переиздать уже опубликованные жемчужины.

Позднее Нина Мюррей говорила мне, что Гаррипоставил изданные "Труды" на столе в своем кабинете, и когда смотрел на этоттом, в его глазах блестели слезы. И Ролло Мэй вспоминал, что в последниенесколько месяцев жизни Гарри как-то указал ему на книгу и произнес: "Какздорово, что Эд ее издал". Эти его слова были для меня одной из самых большихнаград, когда-либо полученных в жизни.

"Труды по психологии: Избранные работы ГенриМюррея по персонологии" (Murray, 1981) в итоге состояли из 27 статей и глав книг, написанных Гаррив разное время. Они охватывали его жизнь (автобиографические работы), теориюперсонологии (основная часть книги), психологию, психоанализ, Мелвилла,дьявола, науку и религию, а также размышления о достижении мира во всем мире.Мне кажется, что она представляет собой одну из самых лучших книг после"Исследований личности", с которой следует ознакомиться молодым психологам,чтобы составить целост ное представление о своей науке и понять истиную природуи цель овладения клинической психологией. Именно по этой причине, несмотря на все трудности, ядоволен, что довел дело до конца.

После всего изложенного, очевидно, нетруднопредставить себе, почему меня охватывает радость, когда я сам пишу книги. Ведьони как дети: каждая для автора является любимой. Но, если продолжать сравнениемоих книг с детьми, то выходит, что их отличала, по крайней мере, однаособенность: все они были отмечены стремительными родами, при довольнодлительном вынашивании. В монографии "Смерти человека" (Shneidman, 1973) я, например, писал о"двадцатилетней одержимости" ею, а в "Голосах смерти" (Shneidman, 1980) отмечал, что "работалнад книгой последние 30 лет". Мне кажется, что с предельной достоверностьюначало работы над монографией "Определение самоубийства" (Shneidman, 1985) можно отнести еще кдалекому 1956 году.

Мысли, изложенные в ней, появлялисьприблизительно б следующей последовательности:

1. Догадка о том, что могут существоватьпризнаки, предупреждающие сигналы, предвестникисамоубийства ("Предвестники суицида" — "Clues to suicide",1956).

2. Мысль о существовании мифов и фактов, касающихся самоубийства ("Какпредотвратить суицид" — "How to Prevent Suicide", 1967).

3. Положение о наличии нескольких постоянных,измеримых параметров, в частности, страдания и летальности, имеющихнепосредственное отношение к самоубийству ("Страдание и летальность какпредшественники суицида у одаренных личностей" — "Perturbation and lethality asprecursors of suicide in a gifted group", 1971),

Pages:     | 1 |   ...   | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 |   ...   | 36 |    Книги по разным темам