Книги по разным темам Pages:     | 1 |   ...   | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 |   ...   | 36 |

Кажется, у такой жизни один только желанныйисход — Смерть; новедь Смерть — этолишь вступление в область Неведомого и Испытанного, это лишь первое приветствиебескрайним возможностям Отдаленного, Пустынного, Водного, Безбрежного, вотпочему перед взором ищущего смерти человека, если он еще сохранил в душекакие-то предубеждения против самоубийства, океан, все принимающий, всепоглощающий, заманчиво расстилает огромную равнину невообразимых захватывающихужасов и чудесных, неиспытанных приключений; будто из бездонных глубин тихихокеанов поют ему тысячи сирен: "Ступай сюда, страдалец, здесь новая жизнь, неотделенная от старой виною смерти: здесь небывалые чудеса, и чтобы их увидеть,тебе не надо умирать. Сюда, сюда! Погреби себя в этой жизни, ведь она длятвоего теперешнего сухопутного мира, ненавистного, еще отдаленнее и темнее, чемзабвение смерти.

Недостающий краеугольный камень тогоинтеллектуального свода, который я стремился возвести в виде концептуальнойсистемы взглядов в области суицидологии, я одолжил у Гарри в его "Исследованияхличности". Настоящим ключом к пониманию самоубийства является боль, психическая боль, по-своемуопределяемая каждым из страдальцев. Мюррей писал: "Самоубийство не имеетадаптивной (способствующейвыживанию) ценности, однако оно обладает регулирующим (adjustive) значением дляорганизма. Самоубийство функционально, ибо снимает болезненное напряжение" (Murray, 1938). В другой своей работе,касаясь суицидальных событий, он писал: "Их [самоубийц] намерения представляютсобой не что иное, как остро ощущаемую необходимость прекратить невыносимыемуки, то есть достичь облегчения, прервав поток страданий <...> поэтомучем же является суицид <...> как не поступком, направленным напрекращение непереносимых чувств" (Murray,1967). В этой цитате, в одной фразе, содержится дваключа: первый —следует облегчить боль (невыносимое страдание); второй касается способа, спомощью которого ее можно эффективно уменьшить, выявив и сосредоточивтерапевтические усилия на болезненном аффективном состоянии человека и егофрустрированных психологических потребностях, порождающих чувство боли. Мневпоследствии пришлось посвятить этим ключам большую часть книги (Shneidman, 1985 а), чтобы во всем доскональноразобраться. Подобно Мелвиллу, мне бы хотелось исследовать тайну обязательствчеловека перед смертью, с которыми оказываются связаны как добро, так и зло,ибо существуют несомненные взаимоотношения между поведением, обеспечивающимжизнь, и угрозой его прекращения. Последний раз я виделся с Гарри в августе1987 года, в просторном доме Нины в Нантакете*.

а

* Нантакет— город, откуда китобои Новой Англии в XVII—XIX веках отправлялись напромысел; описан в романе Г.Мелвилла "Моби Дик". Именно оттуда отправляется вплаванье на "Пекоде" мелвилловс-кий рассказчик Измаил в романе "Моби Дик".— Примеч. редактора.

а

Она ждала меня в машине, чтобы отвезти ваэропорт, а я тем временем пошел попрощаться с ним в крошечную, размером скорабельную каюту, комнату на втором этаже — тогда у него уже не было силвзбираться по крутой лестнице — и когда повернулся, чтобы уйти, то услышал его шепот: "Я тебялюблю". В этой фразе было то, что я так долго старался заслужить.

Гарри скончался 23 июня 1988 года у себя домав возрасте 95 лет.

В скромных похоронах на кладбище Маунт-Обернприняли участие лишь самые близкие люди, а спустя несколько месяцев состояласьобщественная панихида в церкви Гарвард-Ярда. Нина попросила меня быть одним изчетырех человек, которые поделятся своими воспоминаниями о Гарри. Что мог ясказать о нем собравшимся в прощальном слове за несколько минут Чтоя любил его Что он былсредоточием моей интеллектуальной жизни Мне требовалась смягчающая нейтральнаяпочва, чтобы избежать ненужного пафоса и сосредоточенности на своем чувствепотери. И вновь Мелвилл стал "посредником" между мной и Гарри, позволив мне, врамках дозволенных чувств, высказать некоторые из моих сокровенных переживаний,соответствовавших случаю, "смелым и нервно возвышенным языком" самого Мелвилла.

Позаимствовав его слова о плеяде морскихкапитнов Новой Англии ("Моби Дик", глава 16, "Корабль"), я так описаГарри:

...И есть среди них такие, кто <...>тем не менее, под воздействием бесчисленных отчаянно смелых приключений, какимиизобилует вся их жизнь, начинает удивительным образом сочетать эти неизжитыестранности с дерзким нравом и лихими порывами, достойными скандинавскогоморского корпуса и романтического язычника-римлянина. И когда эти чертысоединяются в человеке большой природной силы, чей мозг объемист, а сердцевесомо, в человеке... наученном мыслить независимо, свободно <...> и такпознавать — не безслучайной помощи порою — смелый и взволнованный, возвышенный язык, вот тогда появляетсячеловек, один из целого народа, благородное, блистательное создание,предназначенное для подмостков великих трагедий (см. "Моби Дик", гл. 16, с.121—122).

Одна из ключевых идей Гарри состояла в том,что жизнь является "духовным" — в его особом понимании этого слова — паломничеством, поискомнекоторых основных истин. Они могут заключаться не только в афористическихизречениях, но и в артистически подобранных предметах из дерева или камня, вмузыке или красках, а также в их сочетаниях, а сам по себе поиск истиныобладает несомненными чертами прекрасного, которые превращают его в Искусство.Именно об этом писал Мелвилл в стихотворении "Искусство":

Не зря считается игрой
Абстрактного мышленья строй. Но форму дать и жизнь вложить В то,что без нас не стало б жить, Расплавить пламя, лед зажечь и ветер мраморомоблечь,

Унизиться — но презирать,

Прозреть — но точно рассчитать,

юбить — и ненавидеть,чувство

Иакова — вступая в бой

Хоть с богом, хоть с самим собой —

В себе лелеять, — вот искусство.

(Пер. В. Топорова)

а

Очевидно, можно считать истиной, что всозидании своего образа жизни Гарри предстает перед нами великолепнымхудожником; и если рассмотреть его земное бытие как большую, продолжительностьюпочти в целое столетие, панораму, то можно увидеть, что им оставлена живаямонументальная фреска, интенсивная и сложная в своей красоте. Именнонепревзойденная яркость и красота его бытия превратила знакомство с ним длямногих в апогей жизни. Мелвилловская "Погребальная песнь" равным образомотносится и ко мне:

Бесценный дарлюбви к нему
В пустынеодиночества,
С которым не расстатьсямне
В стенах земного зодчества —
Теперь, когда он зачертой,
Дай силы мне, пророчество!

(Пер.А.Моховикова)

а

VI. "БАБЬЕЛЕТО": ИССЛЕДОВАНИЯ; ЖИЗНЕННОГО ЦИКЛА

В пору "бабьего лета" моей жизни я искреннеудивляюсь тому, каким образом события предсказывают и торопят собственноеприближение, и испытываю благодарность судьбе за это.

Весомое доказательство тому уходит корнями в1969 год, когда я в возрасте 51 года будучи членом Центра изучения поведениячеловека, договорился с Робертом Сирсом из Стэнфорда об изучении самоубийств впопуляции, относившейся к исследованию Термана (Shneidman, 1971; 1984 b; 1989). Косвенным продолжением этойранней работы в 1981 году неожиданно стал совершенно другой проект, в которыйбыли включены 35 мужчин из старой группы Термана. Таким образом, мое нынешнее(в 1989 году) исследование семидесятилетних людей протекает в то время, когдамне самому стукнуло столько же, что кажется весьма удобным с психодинамическойточки зрения.

Исследование семидесятилетних участниковгруппы Термана —которое продолжается, когда я пишу эту книгу, — ставит перед собой две задачи.Одной из них является изучение изменений словарного запаса (языка и мышления) вгруппе из 35 человек по мере того, как они проходят седьмое или восьмоедесятилетие своей жизни. Это поможет прояснить вопрос о том, ка кие изменения,проявляющиеся в обыденности, происходят в естественном процессе мышлениячеловека с конца седьмого до начала девятого десятка лет его жизни. Этоисследование относится к области психологии развития здоровых индивидов извесьма мало изученной когорты семидесятилетних. В нем я постарался, используяпомощь электронного процессора, начиная с 1981 года, на основании опросов,проводившихся один раз в два года в указанной группе участников исследованияТермана, провести общий подсчет слов и составить индивидуальные словари ихязыка, сосредоточив внимание на изменениях, происходящих в описании такихобластей жизни, как здоровье, семья, работа и отдых. Некоторые предварительныерезультаты были опубликованы мною в статье "Бабье лето нашей жизни"(Shneidman, 1989).

Другая задача состояла в сопоставленииданных, полученных мной при опросах шести исследуемых в течение последнихнескольких лет, с огромным объемом информации о них же, собиравшейся начинаяпримерно с 1921 года и хранившейся в архиве офиса Термана в Стэнфорде,— с тем, чтобысоставить расширенные биографии этих людей. Целью этой работы являлосьобнаружение закономерностей в изменениях, происходящих с детства и до 80лет.

Уже к настоящему времени исследования"бабьего лета" человеческой жизни раскрыли мне глаза на многие новые факты. Яуже не смотрю на человеческую жизнь как на обычный ряд линейных этапов:младенчество —детство — отрочество— юность — молодость — зрелость — пожилой возраст — старость — глубокая старость. Такихвоззрений на периодизацию жизни придерживались в Древней Греции (Гиппократ,Солон), в средние века, а позднее — Шекспир и Эрик Эриксон. По их мнению, жизнь является чередойзакономерных этапов. Я же предпочитаю рассматривать ее как циклический процесс.Этот взгляд на цикличность жизни, конечно, сопоставим с мыслями Фрейда, хотяранее (в 1851 году, за шесть лет до его рождения) подобную мысль высказаМелвилл. В "Моби Дике" он потрясающе описал течение жизни:

Но путанные, обманчивые нити жизни плетутсяутком на основе: прямо — штили, поперек — штормы; на каждый штиль — по шторму. В этой жизни нетпрямого, необратимого развития; мы движемся не по твердым ступеням, чтобыостановиться у последней... Нет, пройдя одну ступень, мы описываем круг еще иеще раз и всегда остаемся и младенцами, и детьми, и подростками, и мужчинами свечным "Если б" ("Моби Дик", гл. 114, "Позолотчик", с. 522-523).

Там же Мелвилл говорил, что окончательныетайны нашей жизни скрыты в могилах, и нам следует направиться именно туда,чтобы их раскрыть; на современном языке это означает, что психодинамическиециклы жизни не завершаются до тех пор, пока не раздастся последнийвдох.

Со своей стороны, я не вижу причины, покоторой мы в нашем воображении не могли бы совместить обе точки зрения:гиппократо-средневеково-шекспиро-эриксонианские этапы жизни, организованныевокруг спиральной структуры Мелвилла—Фрейда, напоминающей архитектуругалереи Гуггенхейма в Нью-Йорке. В размышлении о жизни конкретного человека,например, Рембрандта, это могло бы проявляться в серии портретов, относящихся кхронологически разным возрастам, написанных на одинаковых румбах компаса егожизни, но различных по высоте "витках" спирали. В итоге, подобная структуразаключает в себе одного и того же Рембрандта, повторившего себя многократно вразное время. Я именую это множественной спиральнойкартиной человеческой жизни (Shneidman, 1989).

Это спиральное качество определенно присуще имоей жизни. В ней я вновь и вновь вращался невротическим "румбом" компаса помере ее спиральной "раскрутки" в противоположном направлении, повторяя в каждомдесятилетии моей жизни одни и те же "прежние ошибки" (или, наоборот, достигая"старых" не значительных успехов) — хотя промежутки между ними и не были аналогичными.

Если верно допущение, что я умру более илименее так же, как жил, то еще правильнее предположить, что я буду в дальнейшемпродолжать жить так же, как и раньше, обладая более или менее устойчивойличностной структурой, хотя и доступной периодическим радикальным изменениям.Таким образом, моя жизнь: предстает в виде сложной спирали, возвращающейсявновь и вновь на определенные румбы моего личного психодинамическогокомпаса.

По-видимому, я — имеющий множество потребностей,ненасытный, очень похожий на ребенка — каким-то образом превратился вофициально признанную отцовскую фигуру. В этой роли я чувствую себя неловко и,вероятно, она всегда будет доставлять мне неудобства. Хотя мне и приноситудовольствие титул профессора, тем не менее я предпочел бы оставаться первымучеником какого-нибудь выдающегося учителя — великого гуру, раввина, святого,старейшины, наставника, отца, дедушки, харизматической знаменитости— который бы обучалради Знания и защищал меня самого. Гарри подходил к этой роли больше всех изтех, кого мне довелось встретить в жизни, хотя были и другие "подходящие"учителя, благодаря которым я чувствовал свое достоинство ивостребованность.

Церемонии награждений были для менясобытиями, нередко связанными с психологическими перегрузками. Как-то на одномиз съездов Американской психологической ассоциации мне предложили прочитатьлекцию, во время которой я разместился в центре наполненной слушателямикомнаты. Присутствовавшие сидели и стояли вокруг меня. Вскоре после ее начала вдверях возникла фигура Гарри. Многие из слушателей поспешили предложить емусвои места, но он предпочел царственно растянуться во весь рост на полу, прямопередо мной, а я тем временем продолжал говорить. Спустя еще несколько минут увхода появилась Эвелин Хукер, разыскивавшая Гарри; произнеся приветствие, онастремительно вошла в комнату, тут же споткнулась и прямиком повалилась наГарри, под общий смех очутившись в его объятиях. Помню, что где-то на серединефразы мне пришлось сделать отступление, заметив, что я вообще-то не противлицезрения основополагающей сцены жизни, но лучше бы воздержаться до концалекции. Тогда это замечание показалась мне довольно остроумным, но сейчас японимаю, что для моего бессознательного оно означало нечто большее, чем простопроявление находчивости, и отражало мою глубинную потребность оставатьсяребенком-учеником. Даже в тот момент, когда я в качестве эксперта читал лекцию,мне внутренне не хотелось быть родителем, я предпочитал оставаться ребенком,наблюдающим и познающим на примере старших тайны жизни.

Pages:     | 1 |   ...   | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 |   ...   | 36 |    Книги по разным темам