Книги по разным темам Pages:     | 1 |   ...   | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 |   ...   | 47 |

Иными словами, то, что для общества служитсоциальным знаком, индивид воспринимает как собственное достояние, как своюсущность. Различение этого требует высокоразвитого, абстрактного мышления,которым первобытный человек не обладал. Его сознание было партикуляристским.Поскольку "племя оставалось для человека границей как по отношению киноплеменнику, так и по отношению к самому себе" [16], первобытный индивид незнал общего понятия "человек". Человек для него – только соплеменник (типичныеоппозиции племенного сознания: люди – нелюди, живые – неживые люди, настоящие люди– немые, безъязыкие,варвары и т.д.). В силу этого партикуляризма индивид и себя самого можетоценить только ограниченной меркой: сравнивая себя с другими членами своегоплемени, он видит только количественные, но не качественные различия.

На ранних стадиях социального развития "Я"не имеет самодовлеющего значения и ценности, потому что индивид интегрирован вобщине не как ее автономный член, а как частица органического целого,немыслимая отдельно от него. Эта включенность была одновременно синхронической (судьба человеканеотделима от судьбы его сородичей, соплеменников, товарищей по возрастнойгруппе) и диахронической (ончувствует себя частицей многих поколений предков, начиная с родителей и кончаямифическими родоначальниками племени).

Жизнь человека символизировалась какбесконечное повторение действий, совершавшихся в далеком прошлом. Подражаниепредкам, героям и богам порождало настолько полную идентификацию с ними, чтоиндивид подчас не в состоянии отличить свои собственные деяния от их деяний.Традиция переживается как непосредственная коммуникация: живые физическичувствуют между собойприсутствие предков; время неотделимо от преемственности поколений, отношенияжизни и смерти мыслятся как органический, естественный взаимопереход. Это несознательное осмысление своих "корней", или "истоков", предполагающее такжепонимание собственных отличий от прошлых поколений, а буквальное переживание прошлого в себе,тождественности прошлого и настоящего. Индивид оказывается лично ответственным(не фигурально, а физически: выкуп, кровная месть) не только за самого себя, нои за всех своих соплеменников и предков. В то же время ни в одном из своихдействий он не является единственным, исключительным субъектом: в каждом егопоступке соучаствуют, притом самым активным образом, его сородичи, предки,духи, боги.

Насколько тесны, неразрывны связи ссоплеменниками и предками, настолько же аморфна структура собственного "Я".Присущая многим древним религиям идея перевоплощения, или переселения душ,подчеркивает относительность каждой данной конкретной персонификации. Да и самоиндивидуальное существование рисуется не как устойчивое единство, а какпоследовательный ряд новых рождений и перевоплощений.

Эту расплывчатость мифологического сознания,благодаря которой индивид не может и не испытывает потребности отделитьсобственное "Я" от своих бесчисленных предков, тонко передает Томас Манн в"Иосифе и его братьях". Старый раб Елиезер рассказывает с мельчайшимиподробностями, "как случай из своей жизни, как собственную историю" о том, каксватал Ицхаку в жены Ревекку. На самом деле это был вовсе не он, а другойЕлиезер, его предок, выполнявший в доме те же самые функции. "Иосиф слушал этос удовольствием, не ослаблявшимся никакими недоумениями по поводуграмматической формы рассказа Елиезера, ничуть не смущаясь тем, что "я" старикане имело достаточно четких границ, а было как бы открыто сзади, сливалось спрошлым, лежавшим за пределами его индивидуальности, и вбирало в себяпереживания, вспоминать и воссоздавать которые следовало бы, собственно, еслисмотреть на вещи при солнечном свете, в форме третьего лица, а не первого"[17].

Течение жизни (вообще времени)воспринималось архаическим сознанием не как линейный, а как циклический процесс, субъектом которогобыл не отдельный индивид, а племя, община. Представители бесписьменных народов,как правило, не знают своего индивидуального хронологического возраста и непридают ему существенного значения. Им вполне достаточно указания наколлективный возраст, факт своей принадлежности определенной возрастнойступени, порядок старшинства, часто выражаемый в генеалогических терминах, ит.п. Там, где нет паспортной системы, этнографы и сегодня на вопрос о возрастечасто получают ответы типа: "А кто их считал, мои годы" Древнейшие обрядыинициации также были групповыми, а символическая смерть старого и рождениенового "Я", закреплявшееся наречением нового имени, делали преемственностьиндивидуального бытия проблематичной и зыбкой.

"...В ходе исторического развития,– и как раз вследствиетого, что при разделении труда общественные отношения неизбежно превращаются внечто самостоятельное, – появляется различие между жизнью каждого индивида, поскольку онаявляется личной, и его жизнью, поскольку она подчинена той или другой отраслитруда и связанным с ней условиям" [18].

Дифференциация социальных функций и ихзакрепление за разными категориями людей означает, что индивид принадлежит ужене к однородной общине, а одновременно к несколькимразличным группам и потому воспринимает себя глазамиразных "значимых других": родственников, друзей, торговых партнеров и т.д. Этоинтенсифицирует работу самосознания.

В том же направлении воздействует социальноенеравенство. Поскольку более высокий статус подразумевает болееиндивидуализированную, исключительную и свободную деятельность, емусоответствует повышенный интерес и внимание окружающих. Коль скоро субъектнаделен свободной волей, для окружающих имеют значение не только егостатусно-ролевые, но и индивидуально-психологические черты – характер, мотивы, склонности ит.д. Не случайно лиц более высокого ранга люди описывают детальнее и тоньше,чем зависимых и подчиненных, чьи характеристики сводятся к общим,статусно-ролевым определениям.

Величие ассоциируется с исключением,нарушением каких-то правил. Высшей свободой и субъектностью в мифологическомсознании наделяются боги и цари, чье "Я" даже пишется с большой буквы (этимподчеркивается уникальность) или превращается в патетическое "Мы", вбирающее всебя целый народ. Божественное "Я" часто функционирует в качестве собственногоимени. Библейский бог говорит о себе: "Я тот же, Который сказал: "вот Я!"(Исаия, 52, 6). Зависимый, подчиненный человек, чувствующий себя объектом чужихманипуляций, невольно персонифицирует тех, кто над ним господствует, будь тодаже стихийные силы природы. В отличие от остальных людей, эпическим героям,хотя они лишены еще внутренних психологических характеристик, вполне присталонарушать некоторые обязательные для других нормы и запреты.

Уместно сослаться в этой связи и на фрагментиз упанишад. "Вначале (все) это было лишь Атманом... [19]. Он оглянулся вокруги не увидел никого, кроме себя. И прежде всего он произнес: "Я есмь". Таквозникло имя "Я" [20].

Эти факты проясняют историко-психологическиеистоки того взаимоперелива индивидуального "Я" и абсолютного духа, котороенеоднократно встречалось в истории философии. Однако "Я" с большой буквы вдревних текстах обычно вкладывается в уста бога или царя; "я" рядового человекавыглядит гораздо скромнее, а то и вовсе стушевывается. Существует нечто вроде"права на Я", принадлежащего только тому, кто обладает высоким, дажеисключительным социальным статусом.

В классической латыни слово "Ego"употреблялось, чтобы подчеркнуть значительность лица и противопоставить егодругим. Подобно прямому взгляду в глаза, который у многих животных служитзнаком вызова, а у людей тщательно регламентируется (подданным нередкозапрещалось поднимать глаза на своего государя; по сей день считаетсянеприличным и вызывающим пристально смотреть в глаза незнакомому человеку),обращение от первого лица, независимо от своего содержания, имеет оттеноксамоутверждения. Для избежания связанной с этим конфронтации была выработанасистема языковых ритуалов, в частности косвенная форма обращения, когда тот, ккому обращаются, называется в третьем лице или описательно ("мой государь","синьор" и т.п.). Почтительность в обращении к высшему дополняетсяуничижительными эпитетами по отношению к себе: вместо "я" говорят, например,"покорнейший слуга", "недостойный раб".

Эта "церемониальная речь", или "языктитулов", имеет древнюю традицию и представлена во всех языках. Особенноизощренны ее формы в языках народов Юго-Восточной Азии. В китайском ивьетнамском языках вообще не принято говорить о себе в первом лице: вместо "я"положено указывать то отношение, в котором говорящий находится к собеседнику."Обычай говорить о себе в третьем лице воспроизводит, вплоть до деталей,существующую социальную иерархию. Индивид таким образом без конца напоминаетсебе, что перед лицом своего короля он подданный, перед лицом учителя ученик,перед старшим –младший и т.д. Он, так сказать, не существует иначе, как в связи с другим. Его"Я" последовательно идентифицируется с его многочисленными семейными исоциальными ролями" [21].

В русском языке социальная и производная отнее психологическая дистанция в отношениях выражается главным образом черезформу второго лица (уважительное "Вы" или интимно-доверительное "ты"). Вовьетнамском языке эта дифференциация, гораздо более сложная и тонкая,выражается также в выборе формы первого лица; местоимение "я" обозначаетсяразными терминами: слово "той" (этимологически – "подданный короля") выражаетсдержанность, расстояние и употребляется в общении с посторонними; "та"выражает чувство превосходства говорящего и употребляется только в обращении кмладшему, низшему; "минь" (первоначально – "человеческое тело") выражаетинтимность и употребляется при обращении к близким или младшим по возрасту иположению; северо-вьетнамское "тэ" (первоначально – "слуга") выражает фамильярность иупотребляется в общении между товарищами, например в мальчишеских компаниях.

Социальные истоки этой дифференциацииотчетливо видны в китайском языке, где понятие "Я" выражается по-разному, взависимости от того, символизирует ли оно гордость, самоутверждение илисамоуничижение. В вежливом разговоре человек описывает себя словом "чэнь"(первоначально –"раб", "подданный") или "моу", что значит "некто", "кто-либо" (значение, прямопротивоположное уникальности и неповторимости "Я"). В служебной перепискедревнего Китая употреблялось много других уничижительных синонимов "Я" ("ню""раб", "низкий"; "юй" или "мен" – "глупый"; "ди" – "младший брат" и т.д.). Напротив, в обращениях от лица императораподчеркивалась его единственность, неповторимость, при этом употреблялисьвыражения "гуа – жэнь"("одинокий человек") или "гу – цзя" ("осиротелый господин") [22]. Иными словами, форма "Я" служитсвоеобразным выражением социального статуса человека и уровня его притязаний.

Американский психолог Р.Браун, рассмотревпод этим углом зрения несколько разных языков, вывел следующую закономерность:формы словесного обращения высших к низшим везде совпадают с формами взаимногообращения хорошо знакомых, близких людей равного статуса, а формы обращениянизших к высшим совпадают с теми, которыми взаимно пользуются люди равногостатуса, мало знакомые друг с другом [23]. Так, в русском языке старший поположению или возрасту может обращаться к младшему на "ты", и эта формаобращения принята также среди близких людей равного статуса; младший жеобращается к старшему на "Вы", и такое обращение принято также среди неособенно близких людей равного статуса.

Та же закономерность действует и вневербальном общении (жесты, прикосновения и т.д.): старший может похлопатьмладшего по плечу, тогда как младший должен находиться от старшего на"почтительном расстоянии". Между прочим, это выражение не просто метафора.Многие животные не только маркируют свои территориальные "владения", ноподдерживают определенное "личное" (телесное) расстояние между отдельнымиособями, нарушение границ которого воспринимается как агрессия, причем "личное"пространство у доминантных животных больше, чем у остальных. Это правилодействует и у людей: в ситуации общения авторитетные и высокопоставленные лицапространственно как-то отделены от остальных, занимают центральное положение вгруппе и т.п. Это не может не сказываться и на их самосознании.

Историко-эволюционный подход к личностиподчеркивает стадиальность процесса ее становления: особь – социальный индивид – личность. Но высшая ступеньразвития не отменяет предыдущих, а включает их в новую, более сложную системукатегоризации. Поведение особи зависит от случайного сочетания природныхзадатков и условий жизнедеятельности. Поведение социального индивидаопределяется сверх того системой усвоенных им социальных норм и значений,общественным положением и отношениями с другими членами общины. У личности этодополняется более или менее автономным самосознанием, включаясубъективно-избирательное отношение к своим социальным ролям и деятельностям.

Отметим, что многие свойства архаическогосознания, кажущиеся нам проявлениями его незрелости, не чужды и современномучеловеку. Сменяемость ритуальных масок в первобытных обрядах обычно трактуетсякак проявление "несобранности" личности, легко переливающейся из одной ипостасив другую. Но это и выражение извечной человеческой потребности в обновлении итворчестве, немыслимых без игры и нарушения установленных правил. Как бы жесткони регламентировала культура важнейшие аспекты социального поведения, онавсегда оставляет место для каких-то изменений, вариаций, представляемых наусмотрение участников. Больше того, формулируя то или иное предписание,культура почти всегда предусматривает какие то легальные возможности егонарушения, смягчая исключения отнесением их либо к другому времени, например к"мифологическому", в отличие от реального, либо к исключительным персонажам– богам или героям,подражать которым рядовой человек не может, либо к особым ситуациям, напримерпраздникам, карнавалам, когда нарушение и даже прямое перевертывание (инверсия)правил и социальных идентичностей считается обязательным (раб играет роль царя,женщины переодеваются в мужскую одежду и т.д.). Позже это сохраняется в"антимире" смеховой культуры, который разрушает привычные нормы и запреты и"как бы возвращает миру его "изначальную" хаотичность" [24]. "Символическаяинверсия" – не простовсплеск подавленных эмоций, а акт экспрессивного поведения, представляющий"альтернативу общепринятым культурным кодам, ценностям и нормам" [25]. В основеее лежат универсальные психологические механизмы, выявленные К. И. Чуковским напримере детских "перевертышей", "лепых нелепиц", которые помогают ребенкуукрепиться в своем знании нормы и одновременно привлекают его внимание кпотенциальным вариативным возможностям бытия [26]. Pages:     | 1 |   ...   | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 |   ...   | 47 |    Книги по разным темам