Книги по разным темам Pages:     | 1 |   ...   | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 |   ...   | 47 |

Применительно к нашей теме это означает, чточеловек, не принадлежащий к чиновной иерархии, чувствует себя маленьким ибеспомощным перед лицом огромной, тщательно отрегулированной безличнойбуржуазной бюрократической машины. А поскольку эта машина работает практическивхолостую, то и социальный мир, и собственное участие в нем кажется нелепым,абсурдным. Это психологическое состояние хорошо описано Ф.Кафкой. Ни о какойреальной самостоятельности, от которой зависит смысл индивидуального бытия, тутне может быть и речи. Что же касается самих чиновников, то они, по меткомузамечанию американского социолога П.Блау, "настолько заняты скрупулезнымприменением детализированных правил, что теряют представление о самих целяхсвоих действий" [10]. Это отражается и на их психологических свойствах.Резюмируя крупное исследование, посвященное высокопоставленным чиновникамправительства США, Л.Уорнер писал: "Хотя федеральный руководитель вполнеспособен быть инициатором действия, он склонен скорее реагировать на ситуацию,чем самому формировать ее, особенно когда он сталкивается с задачей, требующейиндивидуального действия. В ситуациях, где он работает в тесном контакте сдругими, он чувствует себя легче, свободнее проявляет инициативу и вообщебольше действует, чем является объектом действия" [11].

Бюрократизация буржуазного общества влечетза собой рост конформизма и деиндивидуализации на всех уровнях общественнойжизни. Это отражается в кризисе традиционных форм буржуазного индивидуализма исамого понятия личности. Поскольку социально-политические и идеологическиеаспекты этого процесса широко освещались в нашей литературе, имеет смыслостановиться здесь лишь на одном ее аспекте разрушении "монадологичеcкой"концепции "самости", то есть представления о суверенном богоподобном и одиноком"Я".

<<<ОГЛАВЛЕHИЕ >>>

Крушение богоподобного"Я"

Маленькая рыбка сказала морской царице:
"Я постоянно слышу о море,
но что такое море, где оно – не знаю".
Морская царица ответила:
"Ты живешь,движешься, обитаешь в море.
Море и вне тебя и втебе самой. Ты рождена морем,
и оно поглотит тебяпосле смерти.
Море есть твое бытие".

Восточнаяпритча

Эволюция новоевропейского канона личностихорошо просматривается сквозь призму истории романа [12], которая имеетнесколько этапов. Красной нитью через нее проходит идея утверждения сильногоавтономного "Я". В романе странствований герой еще целиком заключен в своих поступках, масштаб его личностиизмеряется масштабом его дел. В романеиспытания главным достоинством героя становитсясохранение им своих изначальных качеств, прочность его идентичности.Биографический романиндивидуализирует жизненный путь героя, хотя его внутренний мир по-прежнемуостается неизменным. В романе воспитания (XVIII –начало XIX в.) впервые прослеживается становление личности героя; события егожизни предстают здесь так, как они воспринимаются героем, и высвечиваются подуглом зрения влияния, которое они оказали на его внутренний мир. Внешнееописание дополняется теперь внутренним, подготавливая тем самым психологическийроман XIX в. В переводе на язык психологии это значит, что сначала описываласьидентичность героя, затем – его действующее, экзистенциальное "Я", далее – формирование его характера и,наконец, его самосознание, рефлексивное "Я". Но смена перспективы означала ивозникновение новых вопросов.

Для психологического романа существованиеавтономной и самосознательной личности – аксиома. Реализм XIX в.апеллирует прежде всего к историческому и социальному объяснению человека(разумеется, художественными средствами), что соответствует общей идеедетерминизма. Но как быть с несовпадением поступков и мотивов, когдаблагородный поступок совершается из низменных побуждений или наоборот Объектомхудожественного исследования становится уже не деяние, а деятель,психологическая индивидуальность которого важнее той ситуации, в которой онапроявляется. На передний план выдвигается субъективное начало, а сам субъектпредстает уже не как монолитный и, следовательно, бесструктурный, а каксложный, многогранный имногомерный. При этом возникает много новых проблем: как варьируется поведениеличности в зависимости от изменяющихся обстоятельств, каковы внутренниезакономерности ее собственного развития, как сам герой воспринимает и оцениваетсебя "Достоевскому, –пишет М.М.Бахтин, –важно не то, чем его герой является в мире, а прежде всего то, чем является длягероя мир и чем является он сам для себя самого... Следовательно, темиэлементами, из которых слагается образ героя, служат не черты действительности– самого героя и егобытового окружения, –но значение этих черт длянего самого, для егосамосознания" [13].

Объяснение, таким образом, дополняется иотчасти сменяется пониманием. Но рефлексия многозначна и не может быть переданаодномерным способом. Художественное исследование рефлексии и самосознанияподрывает идею онтологического единства "Я". На смену ей приходит "потоксознания" (М.Пруст, Дж.Джойс), лишь небольшая часть которого поддаетсясистематическому осмыслению и объяснению. "Суверенное Я" исчезает, растворяясь,с одной стороны, в многоступенчатой рефлексии, а с другой – в бесчисленных ролях и масках.

итературовед В.Днепров хорошо показываетэту эволюцию на примере творчества М.Пруста. Психологизм реалистического романаXIX в. "прослеживал обусловленность личности, объясняя, каким образом реальныеинтересы, обстоятельства и цели переводятся на язык душевных переживаний имотивов, улавливая критический момент формирования индивидуальности. Это былвзгляд в субъективное с объективной точки зрения" [14]. Напротив, психологизмПруста, поскольку дело касается главного героя, – "взгляд в субъективное ссубъективной точки зрения. Начало мира находится тут же, оно в актесубъективности, в акте самосознания как истока бытия. Отсюда течет река жизни,здесь ее верховье". Стремление раскрыть образ героя "изнутри" исключает анализи объяснение, но при этом "разбивается личность на куски, субъект сливается снастроением, индивидуальное теряет свою определенность, расплываясь в потокемногообразных состояний" [15].

То же расщепление личности, ее "суверенногоЯ", но только со стороны "внешнего" поведения раскрывается в диалектике "Я" имаски, весьма популярной в искусстве XX в. Исходный пункт ее – их полное, абсолютное различие:маска – это не "Я", анечто, не имеющее ко мне отношения. Маску надевают, чтобы скрыться, обрестианонимность, присвоить себе чужое, не свое обличье. Маска освобождает отсоображений престижа, социальных условностей и обязанности соответствоватьожиданиям окружающих. Маскарад – свобода, веселье, непосредственность. Предполагается, что маскутак же легко снять, как надеть. Сняв маску, человек снова обретает "подлинноеЯ". Но так ли это

Маска – не просто кусок раскрашеннойбумаги или папье-маше, а определенная модель, типповедения, который не может быть нейтральным поотношению к "Я". Человек выбирает маску не совсем произвольно. Маска должнакомпенсировать то, чего личности, по ее самооценке, не хватает и что ей,по-видимому, нужно. Заботливому человеку не приходится "проявлятьзаботливость", раболепному не нужно изображать покорность, а веселому– надевать маскувесельчака. Именно различие "подлинного Я", каким я его себе представляю, имаски побуждает говорить о ней как о внешнем, наносном, неорганичном.

Но разница между внешним и внутреннимотносительна. "Навязанный" стиль поведения в результате повторениязакрепляется, становится привычным. Герой одной из пантомим Марселя Марсо наглазах у публики мгновенно сменяет одну маску за другой. Ему весело. Новнезапно фарс становится трагедией: маска приросла к лицу. Человек корчится,прилагает неимоверные усилия, но тщетно: маска не снимается, она заменила лицо,стала его новым лицом!

Случайно ли это Или же то, что индивидсчитает маской, на самом деле определенный, хотя до поры до времени и неосознанный им самим, аспект его личности

Эту тему глубоко разрабатывает японскийписатель Кобо Абэ в романе "Чужое лицо". Ученый, лицо которого обезображеноожогом, не в силах вынести уродства, отчуждающего его от окружающих, делаетсебе маску, которая почти неотличима от нормального человеческого лица. Ондумает, что маска даст ему свободу. Подобно одежде, маска смягчаетиндивидуальные различия и делает взаимоотношения между людьми болееуниверсальными и простыми. Скрыв облик человека, маска дает чувствоосвобождения от настоящего лица и одновременно от духовных уз, соединяющих егос другими.

Но освобождение, принесенное маской,оказывается мнимым. Как и в пантомиме Марсо, маска отвердевает. Из средствазащиты от внешнего мира она становится тюрьмой, из которой нет выхода. Масканавязывает герою свой образ действий, свой стиль мышления. Его личностьраздваивается. Коммуникация с самым близким человеком – женой – не только не облегчилась, ностала вообще невозможной. Герой с ужасом видит в маске черты, совершеннонесвойственные его "подлинному Я", но уже ничего не может изменить, утешаясьлишь тем, что утрата лица – не его личная трагедия, но "скорее общая судьба современныхлюдей". И наконец, наступает последнее прозрение: герой осознает, что маска иесть его настоящее лицо. "...Я, собираясь изготовить маску, на самом деленикакой маски не создал. Это мое настоящее лицо, а то, что я считал настоящимлицом, на самом деле оказалось маской..." [16]. Характерно, что о "подлинном Я"героя ни читатели, ни сам он ничего не знают. Оно растворилось где-то вмногоступенчатой саморефлексии. "То, что лежит мертвое в шкафу, – говорит ему жена, – не маска, а ты сам... Вначале спомощью маски ты хотел вернуть себя, но с какого-то момента ты стал смотреть нанее лишь как на шапку-невидимку, чтобы убежать от себя. И поэтому она стала немаской, а другим твоим настоящим лицом" [17]. Трагедия не в уродстве внешнегооблика, а во внутренней пустоте, не выносящей глубоких человеческих связей."Тебе нужна не я –тебе нужно зеркало. Любой посторонний для тебя не более чем зеркало с твоимотражением. Я не хочу возвращаться в эту пустыню зеркал" [18]. Уход от людейозначает потерю самого себя; тот, для кого другие только зеркала, рискует неувидеть в них даже собственного изображения (буквально так и произошло сЭразмом Спиккером из одноименной новеллы Гофмана).

Символика Кобо Абэ многозначна. "Маска"– одновременно символприспособления к миру исимвол чуждых, безличных сил, навязывающих личности свои законы. Потерягероем собственного лица хронологически предшествует изготовлению маски,которая должна восполнить эту потерю. Но первое, "природное", лицо было герою"дано", маску же он изготовил сам, бессознательно воплотив в ней черты своего"подлинного Я". Не воспроизводит ли в таком случае история взаимоотношенийгероя и маски процесс самопознания ценой мучительного освобождения иллюзий насобственный счет Но почему тогда "своим" лицом оказывается "чужое" Следует ливидеть в этом индивидуальную беду (а может быть, и вину) героя романа, илитакова всеобщая закономерность

Характерно, что в конфликте маски и"подлинного Я" маска, обычно выступающая как отрицательная сила, почти всегдавыходит победителем. Почему Социологически данный конфликт выражаетстолкновение разных ценностных ориентаций: "Я" воплощает ранее усвоенныеиндивидом моральные и иные принципы, маска требования реальной социальнойситуации, заставляющей личность приспосабливаться. Но маска сильнее "Я" нетолько потому, что в ней заключены некие социальные императивы. Эти императивынезримо присутствуют и в "Я". Психологически сила маски в том, что онаобозначает реальное поведение (она экспрессивна, выражена в действии, в отношениях с другимилюдьми), и в этом смысле онавсегда "подлинна", тогда как то, что индивид считает своим "подлинным Я", можетбыть и иллюзорным. Победа маски над "Я", вину за которую индивид возлагает наобщество, при ближайшем рассмотрении оказывается торжеством его реальногоповедения над вымышленным, иллюзорным. Маска – приспособительный механизм,облегчающий индивиду адаптацию к определенной позиции или ситуации.Самосознание" несколько отстающее от практики, сначала не признает его частьюсобственного "Я". Но если образ поведения, символизируемый маской, становитсяустойчивым, повторяющимся, личность не может уклониться от его осознания.Индивид вынужден либо реализовать в поведении то, что он считает своим"подлинным Я", отказавшись от маски, либо принять маску в качестве своегоподлинного лица, признав прежний "образ Я" несостоятельным, иллюзорным. Именноконфликт показывает, что в человеке "подлинно", устойчиво, а что "ложно",поверхностно.

Но является ли данная трактовкамножественности "Я" единственно возможной В свете романтического каноналичности множественность "Я" – несчастье или болезнь. Герман Гессе, наоборот, считает ложным ипатологическим принцип единства "Я". Личность – это "тюрьма, в которой высидите", а представление о единстве "Я" "заблужденье науки", которое ценно"только тем, что упрощает состоящим на государственной службе учителям ивоспитателям их работу и избавляет их от необходимости думать иэкспериментировать. Вследствие этого заблужденья "нормальными", даже социальновысокосортными считаются часто люди неизлечимо сумасшедшие, а как насумасшедших смотрят, наоборот, на иных гениев" [19]. "В действительности же любое "я", даже самое наивное, – это не единство, амногосложнейший мир, это маленькое звездное небо, хаос форм, ступеней исостояний, наследственности и возможностей". Людипытаются отгородиться от мира, замкнувшись в собственном "Я", а нужно,наоборот, уметь растворяться, сбрасывать с себя оболочку.."...Отчаянно держаться за свое "я", отчаянно цепляться за жизнь– это значит идтивернейшим путем к вечной смерти, тогда как умение умирать, сбрасывать оболочку,вечно поступаться своим "я" ради перемен ведет к бессмертию" [20].

Множественное "Я" не допускает однозначноготолкования и не может быть ни объективировано, ни описано извне.

Уже позитивистски натуралистическаяпсихология практически устранила субстанциальное "Я", ограничив свою задачуизучением отдельных компонентов и образов самосознания.

Превращение "самости" в объект не могло невызвать протеста со стороны сторонников экзистенциального подхода к личности.По словам Киркегора, "самость" – "абстрактнейшая из всех вещей и одновременно самая конкретная,потому что она свобода" [21].

Экзистенциальная трактовка "Я" противостоитего овеществлению. "Человек как целое необъективируем, подчеркивает К.Ясперс.– Поскольку онобъективируем, он есть предмет... но в качестве такового он никогда не есть онсам" [22].

Pages:     | 1 |   ...   | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 |   ...   | 47 |    Книги по разным темам