Книги по разным темам Pages:     | 1 |   ...   | 33 | 34 | 35 | 36 | 37 |

Все мужчины неизбежно должны статьпобратимами; они —друзья в самом настоящем смысле слова, каждый не раз спасал другому жизнь. Ихотя между ними возможно какое-то соперничество из-за главенства, из-за девушеки т.д., — как бывает,скажем, у мальчишек в школе, — оно неизбежно отходит на задний план перед постояннойнеобходимостью вместе защищаться от враждебных соседей. А сражаться с ними засамо существование своего сообщества приходилось так часто, что все побуждениявнутривидовой агрессии насыщались с избытком. Я думаю, что при такихобстоятельствах в этом содружестве из пятнадцати мужчин, любой из нас уже поестественной склонности соблюдал бы десять заповедей Моисея по отношению ксвоему товарищу и не стал бы ни убивать его, ни клеветать на него, ни крастьжену его или что бы там ни было, ему принадлежащее. Безо всяких сомнений,каждый по естественной склонности стал бы чтить не только отца своего и мать,но и вообще всех старых и мудрых, что и происходит, по Фрезер Дарлинг, уже уоленей, и уж тем более у приматов, как явствует из наблюдений Уошбэрна, Деворэи Кортландта.

Иными словами, естественные наклонностичеловека не так уж и дурны. От рождения человек вовсе не так уж плох, он тольконедостаточно хорош для требований жизни современного общества.

Уже само увеличение количества индивидов,принадлежащих к одному и тому же сообществу, должно иметь два результата,которые нарушают равновесие между важнейшими инстинктами взаимного притяжения иотталкивания, т.е. между личными узами и внутривидовой агрессией. Во-первых,для личных уз вредно, когда их становится слишком много. Старинная мудраяпословица гласит, что по-настоящему хороших друзей у человека много быть неможет.

Большой "выбор знакомых", который неизбежнопоявляется в каждом более крупном сообществе, уменьшает прочность каждойотдельной связи. Во-вторых, скученность множества индивидов на маломпространстве приводит к притуплению всех социальных реакций. Каждому жителюсовременного большого города, перекормленному всевозможными социальными связямии обязанностями, знакомо тревожащее открытие, что уже не испытываешь тойрадости, как ожидал, от посещения друга, даже если действительно любишь его идавно его не видел. Замечаешь в себе и отчетливую наклонность к ворчливомунедовольству, когда после ужина еще звонит телефон. Возрастающая готовность кагрессивному поведению является характерным следствием скученности;социологи-экспериментаторы это давно уже знают.

К этим нежелательным последствиям увеличениянашего сообщества добавляются и невозможность разрядить весь объем агрессивныхпобуждений, "предусмотренный" для вида. Мир — это первейшая обязанностьгорожанина, а враждебная соседняя деревня, которая когда-то предлагала объектдля высвобождения внутривидовой агрессии, ушла в далекое прошлое.

Чем больше развивается цивилизация, темменее благоприятны все предпосылки для нормальных проявлений нашей естественнойсклонности к социальному поведению, а требования к нему постоянно возрастают:мы должны обращаться с нашим "ближним" как с лучшим другом, хотя, быть может, вжизни его не видели; более того, с помощью своего разума мы можем прекрасносознавать, что обязаны любить даже врагов наших, — естественные наклонности никогдабы нас до этого не довели... Все проповеди аскетизма, предостерегающие от того,чтобы отпускать узду инстинктивных побуждений, учение о первородном грехе,утверждающее, что человек от рождения порочен, — все это имеет общее рациональноезерно: понимание того, что человек не смеет слепо следовать своим врожденнымнаклонностям, а должен учиться властвовать над ними и ответственноконтролировать их проявления.

Можно ожидать, что цивилизация будетразвиваться все более ускоренным темпом — хотелось бы надеяться, чтокультура не будет от нее отставать, — ив той же мере будет возрастать истановиться все тяжелее бремя, возложенное на ответственную мораль. Расхождениемежду тем, что человек готов сделать для общества, и тем, чего общество от неготребует, будет расти; и ответственности будет все труднее сохранять мост черезэту пропасть. Эта мысль очень тревожит, потому что при всем желании не виднокаких-либо селективных преимуществ, которые хоть один человек сегодня мог быизвлечь из обостренного чувства ответственности или из добрых естественныхнаклонностей. Скорее следует серьезно опасаться, что нынешняя коммерческаяорганизация общества своим дьявольским влиянием соперничества между людьминаправляет отбор в прямо противоположную сторону. Так что задачаответственности постоянно усложняется и с этой стороны.

Мы не облегчим ответственной морали решениевсех этих проблем, переоценивая ее силу. Гораздо полезнее скромно осознать, чтоона — "всего лишь"компенсационный механизм, который приспосабливает наше инстинктивное наследие ктребованиям культурной жизни и образует с ним функционально единую систему.Такая точка зрения разъясняет многое из того, что непонятно при иномподходе.

Мы все страдаем от необходимости подавлятьсвои побуждения; одни больше, другие меньше — по причине очень разной врожденнойсклонности к социальному поведению.

По доброму, старому психиатрическомуопределению, психопат —это человек, который либо страдает от требований, предъявляемых ему обществом,либо заставляет страдать само общество. Так что, в определенном смысле, все мыпсихопаты, поскольку навязанное общим благом отречение от собственныхпобуждений заставляет страдать каждого из нас. Но особенно это определениеотносится к тем людям, которые в результате ломаются и становятся либоневротиками, т.е. больными, либо преступниками. В соответствии с этим точнымопределением, "нормальный" человек отличается от психопата — или добрый гражданин отпреступника — вовсе нетак резко, как здоровый от больного. Различие, скорее, аналогичное тому, какоесуществует между человеком с компенсированной сердечной недостаточностью ибольным, страдающим "некомпенсированным пороком", сердце которого привозрастающей мышечной нагрузке уже не в состоянии справиться с недостаточнымзакрыванием клапана или с его сужением. Это сравнение оправдывается и тем, чтокомпенсация требует затрат энергии.

Такая точка зрения на ответственную моральможет разрешить противоречие в Кантовой концепции морали, которое поразило ужеФридриха Шиллера. Он говорил, что Гердер — это "одухотвореннейший из всехкантианцев"; восставал против отрицания какой-либо ценности естественныхнаклонностей в этике Канта и издевался над ней в замечательной эпиграмме: "Я срадостью служу другу, но, к несчастью, делаю это по склонности, потому менячасто гложет мысль, что я не добродетелен!" Однако мы не только служим своемудругу по собственной склонности, мы еще и оцениваем его дружеские поступки сточки зрения того, в самом ли деле теплая естественная склонность побудила егок такому поведению! Если бы мы были до конца последовательными кантианцами, тодолжны были бы поступать наоборот — и ценить, прежде всего, такого человека, который по натуресовершенно нас не переносит, но которого "ответственный вопрос к себе", вопрекиего сердечной склонности, заставляет вести себя прилично по отношению к нам.Однако в действительности мы относимся к таким благодетелям в лучшем случае свесьма прохладным вниманием, а любим только того, кто относится к нампо-дружески потому, что это доставляет ему радость, и если делает что-то длянас, то не считает, будто совершил нечто, достойное благодарности.

Когда мой незабвенный учитель ФердинандХохштеттер в возрасте 71 года читал свою прощальную лекцию, тогдашний ректорВенского университета сердечно благодарил его за долгую и плодотворную работу.На эту благодарность Хохштеттер дал ответ, в котором сконцентрирован весьпарадокс ценности — илиее отсутствия —естественных наклонностей. Он сказал так:

"Вы здесь благодарите меня за то, за что яне заслуживаю ни малейшей благодарности. Надо благодарить моих родителей, моихпредков, которые дали мне в наследство именно такие, а не другиенаклонности.

Но если вы спросите меня, чем я занималсявсю жизнь и в науке, и в преподавании, то я должен честно ответить: я,собственно, всегда делал то, что доставляло мне наибольшее удовольствие!" Какоезамечательное возражение! Этот великий натуралист, который — я это знаю совершенно точно— никогда не читаКанта, принимает здесь именно его точку зрения по поводу ценностнойиндифферентности естественных наклонностей; но в то же время примером своейценнейшей жизни и работы приводит Кантово учение о ценностях к еще болееполному абсурду, нежели Шиллер в своей эпиграмме. И выходом из этогопротиворечия становится очень простое решение кажущейся проблемы, если признатьответственную мораль компенсационным механизмом и не отрицать ценностиестественных наклонностей.

Если приходится оценивать поступки какого-точеловека, в том числе и собственные, то — очевидно — они оцениваются тем выше, чемменьше соответствовали простым и естественным наклонностям. Однако если нужнооценить самого человека — например, при выборе друзей, — с той же очевидностью предпочтениеотдается тому, чье дружеское расположение определяется вовсе не разумнымисоображениями — как бывысокоморальны они ни были, — а исключительно чувством теплой естественнойсклонности.

Когда мы подобным образом используем дляоценки человеческих поступков и самих людей совершенно разные критерии— это не только непарадокс, но проявление простого здравого смысла.

Кто ведет себя социально уже по естественнойсклонности, тому в обычных обстоятельствах почти не нужны механизмыкомпенсации, а в случае нужды он обладает мощными моральными резервами. Кто ужев повседневных условиях вынужден тратить все сдерживающие силы своей моральнойответственности, чтобы держаться на уровне требований культурного общества,— тот, естественно,гораздо раньше ломается при возрастании нагрузки. Энергетическая сторона нашегосравнения с пороком сердца и здесь подходит очень точно, поскольку возрастаниенагрузки, при которой социальное поведение людей становится"некомпенсированным", может быть самой различной природы, но так или иначе"истощает силы". Мораль легче всего отказывает не под влиянием одиночного,резкого и чрезмерного испытания; легче всего это происходит под воздействиемистощающего, долговременного нервного перенапряжения, какого бы рода оно нибыло. Заботы, нужда, голод, страх, переутомление, крушение надежд и т.д.— все это действуетодинаково. Кто имел возможность наблюдать множество людей в условиях такогорода — на войне или взаключении, — тотзнает, насколько непредвиденно и внезапно наступает моральная декомпенсация.Люди, на которых, казалось, можно положиться как на каменную гору, неожиданноломаются; а в других, не вызывавших особого доверия, открываются просто-такинеисчерпаемые источники сил, и они одним лишь своим примером помогаютбесчисленному множеству остальных сохранить моральную стойкость. Однакопережившие нечто подобное знают и то, что сила доброй воли и ее устойчивость— две независимыепеременные. Осознав это, основательно учишься не чувствовать себя выше того,кто сломался раньше, чем ты сам. Наилучший и благороднейший в конце концовдоходит до такой точки, что больше не может:" Эли. Эли, ламмаассахфани"8

В соответствии с этикой Канта, тольковнутренний закон человеческого разума сам по себе порождает категорическийимператив в качестве ответа на "ответственный вопрос к себе". Кантовы понятия"разум, рассудок" и "ум, интеллект" отнюдь не идентичны. Для него само собойразумеется, что разумное создание просто не может хотеть причинить вреддругому, подобному себе. В самом слове "рассудок" этимологически заключенаспособность "судить", "входить в соглашение", иными словами — существование высоко ценимыхсоциальных связей между всеми разумными существами. Для Канта совершенно ясно исамоочевидно то, что для этолога нуждается в разъяснении: тот факт, что человекне хочет вредить другому. Великий философ предполагает здесь очевидным нечто,требующее объяснения, и это — хотя и вносит некоторую непоследовательность в великий ход егомыслей — делает егоучение более приемлемым для биолога. Тут появляется небольшая лазейка, черезкоторую в изумительное здание его умозаключений — чисто рациональных — может пробраться чувство; инымисловами — инстинктивнаямотивация. Кант и сам не верил, что человек удерживается от каких-либодействий, к которым его побуждают естественные склонности, чисто разумнымпониманием логического противоречия в нормах его поступков. Совершенноочевидно, что необходим еще и эмоциональный фактор, чтобы преобразовать некоечисто рассудочное осознание в императив или в запрет. Если мы уберем из нашегожизненного опыта эмоциональное чувство ценности — скажем, ценности различныхступеней эволюции, —если для нас не будут представлять никакой ценности человек, человеческая жизньи человечество в целом, то самый безукоризненный аппарат нашего интеллектаостанется мертвой машиной без мотора. Сам по себе он в состоянии лишь дать намсредство к достижению каким-то образом поставленной цели; но не может ниопределить эту цель, ни отдать приказ к ее достижению. Если бы мы былинигилистами типа Мефистофеля и считали бы, что "нет в мире вещи, стоящейпощады", — мы могли бынажать пусковую кнопку водородной бомбы, и это никак бы не противоречило нормамнашего разумного поведения.

Только ощущение ценности, только чувствоприсваивает знак "плюс" или "минус" ответу на наш "категорический самовопрос" ипревращает его в императив или в запрет. Так что и тот, и другой вытекают не израссудка, а из прорывов той тьмы, в которую наше сознание не проникает. В этихслоях, лишь косвенно доступных человеческому разуму, унаследованное и усвоенноеобразуют в высшей степени сложную структуру, которая не только состоит втеснейшем родстве с такой же структурой высших животных, но в значительнойсвоей части попросту ей идентична. По существу, наша отлична от той лишьпостольку, поскольку у человека в усвоенное входит культурная традиция. Изструктуры этих взаимодействий, протекающих почти исключительно в подсознании,вырастают побуждения ко всем нашим поступкам, в том числе и к тем, которыесильнейшим образом подчинены управлению нашего самовопрошающегоразума.

Так возникают любовь и дружба, все теплыечувства, понятие красоты, стремление к художественному творчеству и к научномупознанию. Человек, избавленный от всего так сказать "животного", лишенныйподсознательных стремлений, человек как чисто разумное существо был бы отнюдьне ангелом, скорее наоборот!

Pages:     | 1 |   ...   | 33 | 34 | 35 | 36 | 37 |    Книги по разным темам