Книги по разным темам Pages:     | 1 |   ...   | 31 | 32 | 33 | 34 | 35 |   ...   | 37 |

Как относится или как должен относиться кдействительным границам человеческого познания настоящий ученый, я понял вранней молодости из высказывания одного крупного биолога, которое наверняка небыло обдумано заранее. Никогда не забуду, как Альфред Кюн делал однажды докладв Австрийской академии наук и закончил его словами Гете: "Высшее счастьемыслящего человека —постичь постижимое и спокойно почитать непостижимое". Сказав это, он на мигзадумался, потом протестующе поднял руку и звонко, перекрывая уже начавшиесяаплодисменты, воскликнул: "Нет, господа! Не спокойно, а не спокойно!"Настоящего естествоиспытателя можно определить именно по его способностиуважать то постижимое, которое ему удалось постичь, не меньше чем прежде. Ведьименно из этого вырастает для него возможность хотеть, чтобы было постигнутото, что кажется непостижимым; он совершенно не боится развенчать природупроникновением в причины ее явлений. Впрочем, природа — после научного объяснениякакого-либо из ее процессов — никогда не оставалась в положении ярмарочного шарлатана,потерявшего репутацию волшебника. Естественно-причинные взаимосвязи всегдаоказывались еще прекраснее и значительнее, чем самые красивые мифическиетолкования.

Знаток природы не может испытыватьблагоговения к непознаваемому, сверхъестественному; для него существует лишьодно чудо, и состоит оно в том, что решительно все в мире, включая и наивысшийрасцвет жизни, возникло без чудес в обычном смысле этого слова. Вселеннаяутратила бы для него свое величие, если бы ему пришлось узнать, что какое-тоявление — скажем,поведение благородного человека, направляемое разумом и моралью, — может происходить лишь принарушении вездесущих и всемогущих законов единого Всего.

Чувство, которое испытывает натуралист поотношению к великому единству законов природы, нельзя выразить лучше, чемсловами: "Две вещи наполняют душу все новым и растущим изумлением: звездноенебо надо мною и моральный закон во мне". Изумление и благоговение не помешалиИммануилу Канту найти естественное объяснение закономерностям звездного неба, ипритом именно такое, которое исходит из его происхождения. Мы и моральный законрассматриваем не как нечто данное a priori, но как нечто возникшее естественнымпутем, — точно так же,как он рассматривал законы неба. Он ничего не знал о великом становленииорганического мира. Быть может, он согласился бы с нами

13. Се человек.

Я на то, с ноги снимая свой сапог, емуответил: "Это, Демон, страшный символ человека: вот нога из грубой кожи; то,чтобольше не природа, но и в дух не превратилось; нечто меж звериной лапой исандалией Гермеса".

Христиан Моргенштерн

Предположим, что некий беспристрастныйэтолог сидит на какой-то другой планете, скажем на Марсе, и наблюдаетсоциальное поведение людей с помощью зрительной трубы, увеличение которойслишком мало, чтобы можно было узнавать отдельных людей и прослеживать ихиндивидуальное поведение, но вполне достаточно, чтобы наблюдать такие крупныесобытия, как переселение народов, битвы и т.п. Ему никогда не пришло бы вголову, что человеческое поведение направляется разумом или, тем более,ответственной моралью.

Если предположить, что наш внеземнойнаблюдатель — это чистоинтеллектуальное существо, которое само лишено каких-либо инстинктов и ничегоне знает о том, как функционируют инстинкты вообще и агрессия в частности, икаким образом их функции могут нарушаться, ему было бы очень нелегко понятьисторию человечества. Постоянно повторяющиеся события этой истории нельзяобъяснить, исходя из человеческого разума. Сказать, что они обусловлены тем,что обычно называют "человеческой натурой", — это пустые слова. Разумная, нонелогичная человеческая натура заставляет две нации состязаться и бороться другс другом, даже когда их не вынуждает к этому никакая экономическая причина; онаподталкивает к ожесточенной борьбе две политические партии или религии,несмотря на поразительное сходство их программ всеобщего благополучия; оназаставляет какого-нибудь Александра или Наполеона жертвовать миллионами своихподданных ради попытки объединить под своим скипетром весь мир. Примечательно,что в школе мы учимся относиться к людям, совершавшим все эти дикости, суважением; даже почитать их как великих мужей. Мы приучены покоряться такназываемой политической мудрости государственных руководителей — и настолько привыкли ко всем такимявлениям, что большинство из нас не может понять, насколько глупо, наскольковредно для человечества историческое поведение народов.

Но если осознать это, невозможно уйти отвопроса: как же получается, что предположительно разумные существа могут вестисебя столь неразумно

Совершенно очевидно, что здесь должныдействовать какие-то подавляющие сильные факторы, способные полностью вырыватьуправление у человеческого разума и, кроме того, совершенно не способныеучиться на опыте. Как сказал Гегель, уроки истории учат нас, что народы иправительства ничему не учатся у истории и не извлекают из нее никакихуроков.

Все эти поразительные противоречия находятестественное объяснение и полностью поддаются классификаци, если заставить себяосознать, что социальное поведение людей диктуется отнюдь не только разумом икультурной традицией, но по-прежнему подчиняется еще и тем закономерностям,которые присущи любому филогенетически возникшему поведению; а этизакономерности мы достаточно хорошо узнали, изучая поведениеживотных.

Предположим теперь, что нашнаблюдатель-инопланетянин — это опытный этолог, досконально знающий все, что кратко изложено впредыдущих главах. Тогда он должен сделать неизбежный вывод, что с человеческимобществом дело обстоит почти так же, как с обществом крыс, которые так жесоциальны и миролюбивы внутри замкнутого клана, но сущие дьяволы по отношению ксородичу, не принадлежащему к их собственной партии. Если бы наш наблюдатель наМарсе узнал еще и о демографическом взрыве, о том, что оружие становится всеужаснее, а человечество разделилось на несколько политических лагерей,— он оценил бы нашебудущее не более оптимистично, чем будущее нескольких враждебных крысиных стайна почти опустошенном корабле. Притом этот прогноз был бы еще слишком хорош,так как о крысах можно предсказать, что после Великого Истребления их останетсядостаточно, чтобы сохранить вид; в отношении людей, если будет использованаводородная бомба, это весьма проблематично.

В символе Древа Познания заключена глубокаяистина.

Знание, выросшее из абстрактного мышления,изгнало человека из рая, в котором он, бездумно следуя своим инстинктам, могделать все, чего ему хотелось. Происходящее из этого мышления вопрошающееэкспериментирование с окружающим миром подарило человеку его первые орудия:огонь и камень, зажатый в руке. И он сразу же употребил их для того, чтобыубивать и жарить своих собратьев. Это доказывают находки на стоянкахсинантропа: возле самых первых следов использования огня лежат раздробленные иотчетливо обожженные человеческие кости. Абстрактное мышление дало человекугосподство над всем вневидовым окружением и тем самым спустило с цепивнутривидовой отбор; а мы уже знаем, к чему это обычно приводит. В "послужнойсписок" такого отбора нужно, наверно, занести и ту гипертрофированнуюагрессивность, от которой мы страдаем и сегодня. Дав человеку словесный язык,абстрактное мышление одарило его возможностью передачи над-индивидуальногоопыта, возможностью культурного развития; но это повлекло за собой настолькорезкие изменения в условиях его жизни, что приспособительная способность егоинстинктов потерпела крах.

Можно подумать, что каждый дар, достающийсячеловеку от его мышления, в принципе должен быть оплачен какой-то опаснойбедой, которая неизбежно идет следом.

На наше счастье, это не так, потому что изабстрактного мышления вырастает и та разумная ответственность человека, накоторой только и основана надежда управиться с постоянно растущимиопасностями.

Чтобы придать какую-то обозримость моемупредставлению о современном биологическом состоянии человечества, я хочурассмотреть отдельные угрожающие ему опасности в той же последовательности, вкакой они перечислены выше, а затем перейти к обсуждению ответственной морали,ее функций и пределов ее действенности.

В главе о моралеподобном поведении мы ужеслышали о тех тормозящих механизмах, которые сдерживают агрессию у различныхобщественных животных и предотвращают ранение или смерть сородича. Как тамсказано, естественно, что эти механизмы наиболее важны и потому наиболееразвиты у тех животных, которые в состоянии легко убить существо примерносвоего размера. Ворон может выбить другому глаз одним ударом клюва, волк можетодним единственным укусом вспороть другому яремную вену. Если бы надежныезапреты не предотвращали этого — давно не стало бы ни воронов, ни волков. Голубь, заяц и дажешимпанзе не в состоянии убить себе подобного одним-единственным ударом илиукусом. К тому же добавляется способность к бегству, развитая у таких неслишком вооруженных существ настолько, что позволяет им уходить даже от"профессиональных" хищников, которые в преследовании и в убийстве более сильны,чем любой, даже самый быстрый и сильный сородич. Поэтому на свободнойохотничьей тропе обычно не бывает, чтобы такое животное могло серьезноповредить себе подобного; и соответственно нет селекционного давления, котороебы вырабатывало запреты убийства. Если тот, кто держит животных, к своей беде ик беде своих питомцев, не принимает всерьез внутривидовую борьбу совершенно"безобидных тварей" —он убеждается, что таких запретов действительно не существует. В неестественныхусловиях неволи, где побежденный не может спастись бегством, постояннопроисходит одно и то же: победитель старательно добивает его — медленно и ужасно. В моей книге"Кольцо царя Соломона" в главе "Мораль и оружие" описано, как горлица— символ всего самогомирного, — не имеющаяэтих запретов, может замучить до смерти своего собрата.

егко себе представить, что произошло бы,если бы игра природы одарила какого-нибудь голубя вороньим клювом.

Положение такого выродка, наверно, было бысовершенно аналогично положению человека, который только что обнаружилвозможность использовать острый камень в качестве оружия. Поневоле содрогнешьсяпри мысли о существе, возбудимом, как шимпанзе, с такими же внезапнымивспышками ярости — и скамнем, зажатым в руке.

Общераспространенное мнение, которогопридерживаются даже многие специалисты в этой области, сводится к тому, что всечеловеческое поведение, служащее интересам не индивида, а общества, диктуетсяосознанной ответственностью. Такое мнение ошибочно; что мы и покажем наконкретных примерах в этой главе. Наш общий с шимпанзе предок наверняка был поменьшей мере так же предан своему другу, как дикий гусь или галка, а уж темболее волк или павиан; несомненно, что он с таким же презрением к смерти былготов отдать свою жизнь, вставая на защиту своего сообщества, так же нежно ибережно относился к молодым сородичам и обладал такими же запретами убийства,как и все эти животные. На наше счастье, мы тоже в полной мере унаследовалисоответствующие "животные" инстинкты.

Антропологи, которые занимались образомжизни австралопитека и африканского человека, заявляют, что эти предки— поскольку они жилиохотой на крупную дичь — передали человечеству опасное наследство "природы хищника". В этомутверждении заключено опасное смешение двух понятий — хищного животного и каннибала,— в то время как этипонятия почти полностью исключают друг друга; каннибализм представляет ухищников крайне редкое исключение. В действительности можно лишь пожалеть отом, что человек как раз не имеет "натуры хищника".

Большая часть опасностей, которые емуугрожают, происходит от того, что по натуре он сравнительно безобидное всеядноесущество; у него нет естественного оружия, принадлежащего его телу, которым онмог бы убить крупное животное. Именно потому у него нет и тех механизмовбезопасности, возникших в процессе эволюции, которые удерживают всех"профессиональных" хищников от применения оружия против сородичей. Правда, львыи волки иногда убивают чужих сородичей, вторгшихся на территорию их группы;может случиться даже, что во внезапном приступе ярости неосторожным укусом илиударом лапы убьют члена собственной группы, как это иногда происходит, покрайней мере в неволе. Однако подобные исключения не должны заслонять тотважный факт, что все тяжеловооруженные хищники такого рода должны обладатьвысокоразвитыми механизмами торможения, которые — как уже сказано в главе оморалеподобном поведении — препятствуют самоуничтожению вида.

В предыстории человека никакие особенновысокоразвитые механизмы для предотвращения внезапного убийства не были нужны:такое убийство было попросту невозможно.

Нападающий, убивая свою жертву, мог толькоцарапать, кусать или душить; причем жертва имела более чем достаточнуювозможность апеллировать к тормозам агрессивности нападающего — жестами покорности и испуганнымкриком. Понятно, что на слабо вооруженных животных не действовало селекционноедавление, которое могло бы вызывать к жизни те сильные и надежные запретыприменять оружие, какие попросту необходимы для выживания видов, обладающихоружием опасным. Когда же изобретение искусственного оружия открыло новыевозможности убийства, —прежнее равновесие между сравнительно слабыми запретами агрессии и такими жеслабыми возможностями убийства оказалось в корне нарушено.

Pages:     | 1 |   ...   | 31 | 32 | 33 | 34 | 35 |   ...   | 37 |    Книги по разным темам