Книги по разным темам Pages:     | 1 |   ...   | 46 | 47 | 48 | 49 | 50 |   ...   | 51 |

В задумчивом голосе Ницше звучала грусть.Он тяже­ло вздыхал, иБрейер вспомнил о том, что они, два паци­ента, были связаны терапевтическимконтрактом, в со­ответствии с которым только один из них мог излечить­ся. Может, еще не поздно, подумаБрейер.

Фридрих, хотя я и объявил себяизлечившимся, мне бы не хотелось прекращать общение с вами.

Ницше покачал головой — слабо, норешительно:

Нет, оно исчерпало себя. Пришловремя.

Это будет эгоизмом с моей стороны,— возразил Брейер.— Я так много взял итак мало дал взамен. Но я знаю и то, что у меня было так мало возможностейпо­мочь вам— вы совсем не хотелимне помогать, у вас даже не было приступов мигрени.

Лучший подарок, который вы можете мнесде­лать, — это помочь мне разобраться ввашем выздоров­лении.

Я думаю, — ответил Брейер, — что самым мощным фактором сталото, что я понял, кто мой истинный враг. Когда я осознал, что должен бороться систинными вра­гами— с временем, состарением, со смертью, — я при­шел к пониманию того, что Матильда не противник, не спаситель, нопопутчик, составляющий мне компанию в утомительном путешествии по реке жизни.Каким-то об­разом этапростая мысль выпустила из заключения всю мою любовь к ней. Сегодня, Фридрих,мне нравится идея о вечном повторении моей жизни. Наконец, я могу сказать: Да,я выбрал жизнь для себя. И я сделал хоро­ший выбор.

Да, да. Я понимаю, что вы изменились,— сказал Ницше,подгоняя Брейера. —Но я хочу понять механизм этого изменения.

Я могу сказать только то, что в течениепоследних двух лет я был сильно напуган собственным старением, или, как высказали, лаппетитом времени. Я сопротив­лялся — но вслепую. Я нападал не наврага, а на свою жену, и в конце концов, в отчаянии, обрел спасение в рукахтого, кто мог спасти меня. — Брейер замолчал, по­чесывая голову. — Я не знаю, что добавить, разве что благодаря вам я нашел ключ кразгадке жизни: во-пер­вых, желать необходимое,во-вторых, любить желаемое.

Ницше, пораженный словами Брейера, едвасдержи­валволнение.

Amor fati — люби свою судьбу. Йозеф, нашеродство душ поистине сверхъестественно! Я планировал посвя­тить следующий — и последний в этом курсе занятий— урок именноAmorfati. Я собиралсянаучить вас бороться с отчаянием, превращая так этобыло в так сделал я.Но вы опередили меня. Вы стали сильным, может, дажесозрели, — но...— Ницше запнулся,охваченный внезап­нымволнением. — ЭтаБерта, которая ворвалась в ваш разум и пленила его, которая не давала вам покоя— вы не рассказалимне, как изгнали ее.

Это не имеет значения, Фридрих. Намноговажнее то, что я перестал оплакивать прошлое и...

Вы говорили, что хотите тоже дать мнечто-то. По­мните— воскликнул Ницше, иотчаяние в его голосе встревожило Брейера. — Так дайте мне то, о чем япро­шу. Скажите мне, как вы заставили ее уйти! Яхочу знать все подробности!

Каких-то две недели назад, — вспомнил Брейер, — это я умолял Ницше сказать мне,что конкретно мне нужно делать, а Ницше утверждал, что единого пути несуществует и каждый должен искать свою собственную истину. Насколько же сильнодолжен страдать Ницше, чтобы отрекаться теперь от своих собственных слов ина­деяться вычленитьиз моего выздоровления путь к свое­му собственному. Нельзя потакать ему в этом, — решил Брейер.

Я ничего так не хочу, как что-то датьвам, Фрид­рих,— сказал он.— Но это должен бытьреальный, ве­щественный дар. В вашем голосе я слышу настойчи­вость, но вы скрываете своиистинные желания. Доверь­тесь мне — один-единственный раз! Скажите мне, что именно вы хотитеполучить. Если я могу дать вам то, что вам нужно, это будет вашим.

Ницше вскочил со стула и начал расхаживатьвзад-вперед по комнате. Через несколько минут он подошел к окну и осталсястоять там, повернувшись спиной к Брейеру.

Серьезному человеку нужны друзья,— заговорил он,обращаясь скорее к себе самому, нежели к своему собеседнику. — Когда все рушится, у негоостаются его боги. Но у меня нет ни друзей, ни богов. Во мне, как и в вас,живут страсти, и ничто не может сравниться со страстным желанием совершеннойдружбы, дружбы inter pares,среди равных. Что за опьяняющие слова — interpares, слова, в которых отрада и надежда для такого,как я, который всегда был одинок, который всегда искал, но никогда не встречалтого, кто в точности ему подходит.

Иногда я изливал душу в письмах сестре,друзьям, но когда я сталкиваюсь с людьми лицом к лицу, я пристыженоотворачиваюсь.

Как вы отвернулись от меня сейчас— перебил егоБрейер.

Да, — отозвался Ницше изамолчал.

У вас есть, что мне рассказать сейчас,да, Фридрих

Ницше, не отрываясь от окна, покачалголовой:

В тех редких случаях, когда меняохватывало одиноче­ство, и я позволял себе публичные излияния о своих страданиях,часом позже я содрогался от отвращения к себе, я становился чужим самому себе,словно я лишался собственного общества.

Я также не позволял никому откровенничатьсо мной — я неиспытывал ни малейшего желания навле­кать на себя долговоеобязательство взаимных открове­ний. Я сторонился всего этого, до того самого дня,разу­меется,— он обернулся кБрейеру, — когда япожал ва­шу руку исогласился на заключение нашего странного договора. Вы стали первым человеком,с которым я до­шел доконца. Но даже от вас я первое время ожидал предательства.

А потом

Вначале, — ответил Ницше, — вы смущали меня: я никогда неслышал столь искренних рассказов. Потом я стал нетерпеливым, потом — критичным и осуждающим. Затемвсе снова изменилось: я начал восхищаться вашей смелостью и честностью. Потомпоявилось трепетное отношение к вашему доверию мне. А теперь, сегодня, я сглубокой грустью думаю о расставании с вами. Я видел вас во сне прошлой ночью— это был грустныйсон.

Что вам приснилось, Фридрих

Ницше вернулся на стул и заглянул в лицоБрейера:

Мне снилось, что я просыпаюсь здесь, вбольнице. Кру­гомтемнота, мне холодно. Никого нет. Я хочу найти вас. Я зажигаю лампу изаглядываю в пустые комнаты — вас нигде нет. Я спускаюсь по лестнице в общую комнату и вижу тамстранную картину: костер — не огонь в ками­не, а именно костер, аккуратно сложенный посреди ком­наты, вокруг которого сидят,словно греются, восемь вы­соких камней. Меня вдруг охватила дикая грусть, и я расплакался.Тогда я действительно проснулся.

Странный сон, — сказал Брейер. — Что вы можете про негосказать

Я помню только ощущение глубочайшейгрусти, сильную тоску. Раньше я никогда не плакал во сне. По­можете

Брейер повторил про себя простое слово,сказанное Ницше: Поможете. Вот чего он ждал. Мог ли он три недели назадпредставить себе, что услышит такие слова от Ницше Нельзя упускать такуювозможность.

Восемь камней греются у костра,— отозвался он.— Любопытный образ.Знаете, что приходит мне на ум Вы, конечно, помните, как в Gasthaus герраШлегеля у вас начался приступ мигрени

Ницше кивнул: Большую часть помню. Нокакое-то время я был без сознания, так

Я не все рассказал вам, — сказал Брейер. — Когда вы были в коматозномсостоянии, у вас вырвалось не­сколько грустных фраз. Одна из них звучала так: Нет гнезда, нетгнезда!

Ницше смотрел на него непонимающимиглазами:

Нет гнезда Что я хотел этимсказать

Я думаю, что под этим вы подразумевали,что для вас нет места ни среди друзей, ни в обществе. Думаю, Фридрих, вас манитдомашний очаг, но вас пугает это ваше желание. — Голос Брейера стал тише:— В этовре­мя года вы,наверное, одиноки. Большинство пациентов уже покинули стены больницы, чтобывстретить рождественские праздники в кругу семьи. Может, комнаты в вашем снеопустели именно поэтому. Вы искали меня, а наткнулись на костер, у которогогреются восемь кам­ней. Кажется, я знаю, что это может значить: мой семей­ный очаг окружают семь человек:пятеро моих детей, моя жена и я. Может, восьмой камень — это вы Может, в этом сне— желание дружбы сомной и тепла моего очага. Если это так, рад буду принять вас. — Брейер по­дался вперед и сжал руку Ницше:— Поедемте ко мнедомой, Фридрих. Пусть мое отчаяние отступило, но нам не нужно расставаться.Будьте моим гостем на праздни­ки, а еще лучше — оставайтесь у меня на зиму. Это до­ставит мнеудовольствие.

Ницше на мгновение накрыл руку Брейерасвоей — лишь намгновение. Затем он встал и вернулся к окну. Дул северо-восточный ветер, дождьяростно барабанил по стеклу. Он обернулся:

Спасибо, друг мой, за ваше приглашение.Но я не могу принять его.

Но почему Я уверен, это пойдет вам напользу, да и мне тоже. У меня в доме пустует комната почти такого же размера,как эта. И библиотека, где вы сможете пи­сать.

Ницше тихо, но твердо покачал головой:Несколько минут назад, когда вы сказали, что дошли до предела своихнебезграничных возможностей, вы имели в виду столкновение с одиночеством. Ятоже дошел до своего предела — предела близости. Здесь, с вами, даже сейчас, когда мыразговариваем с глазу на глаз, по душам, я стою на пределе.

Эти границы можно и расширить, Фридрих!Давайте попробуем!

Ницше расхаживал взад-вперед: Когда яговорю:

Я больше не могу выносить одиночество,моя само­оценка падаетв неизведанные глубины, ведь я отказался от самого высокого во мне. Избранныймною путь тре­буетоказывать сопротивление опасностям, которые мо­гут увести меня всторону.

Но, Фридрих, быть с кем-то — это не то же самое, что покинутьсебя! Когда-то вы сказали, что вы можете многому у меня научиться в планеобщения с людьми. Позвольте мне научить вас! Иногда полезно бытьподо­зрительным исохранять бдительность, но иногда стоит расслабиться и позволить другомуподойти ближе. — Онпротянул Ницше руку: — Садитесь обратно, Фридрих.

Ницше послушно вернулся на стул и, закрывглаза, сделал несколько глубоких вдохов. Потом он открыл глаза и выпалил:Йозеф, проблема не в том, что вы мо­жете предать меня, а в том, что явсе это время предавал вас. Я был нечестен с вами. А теперь, когда мы сталиблизки, когда вы приглашаете меня в свой дом, мой обман гложет меня изнутри.Пора покончить с этим! Ни­какой больше жи между нами! Позвольте мне выгово­риться. Послушайте мою исповедь,друг мой.

Отвернувшись в сторону, Ницше уставился нацве­точный узоркашанского ковра и проговорил дрожащим голосом: Несколько месяцев назад яблизко сошелся с удивительной русской девушкой по имени Лу Саломе. До этого яникогда не позволял себе любить женщину. Может, это потому, что я был окруженженщинами с детства. После смерти отца вокруг меня были только хо­лодные, надменные женщины— мать, сестра,бабушка и тетки. Какие вредные установки должны были зародить­ся еще тогда, потому что с тех пормысль о романе с жен­щиной приводила меня в ужас. Чувственность, женская плоть казалисьмне дымовой завесой, барьером на моем пути к выполнению миссии. Но Лу Саломебыла совсем другой, или мне только так казалось. При всей своей красоте онастала мне сестрой по духу, близнецом по ра­зуму. Она понимала меня, указываламне новые направ­ления, —те головокружительные вершины, которые мне никогда раньше не хватало смелостипокорять. Я думал, она станет моей ученицей, протеже, апостолом.

Но потом случилась катастрофа! Во мнеродилась страсть. Она использовала ее, чтобы стравить меня с моим близкимдругом, Полем Рэ, который и познакомил нас. Она заставила меня поверить, что ябыл тем самым мужчиной, для которого она создана, но, когда япредло­жил ей себя,она презрительно оттолкнула меня. Я был предан всеми — ею, Полем Рэ и моей сестрой,которая попыталась разрушить наши отношения. Все преврати­лось в прах, и я живу в изгнании,вдали от всего, что ко­гда-то было мне дорого.

Когда мы говорили с вами впервые, выупомянули три предательства.

Первым был Рихард Вагнер, который ужедавно пре­дал меня.Эта боль уже утихла. Двое других — Лу Саломе и Поль Рэ. Да, я имел в виду именно их. Но япритворил­ся, что этоткризис пройден. Вот в чем заключается мой обман. Правда такова, что я так и несмог — до этого самого момента — разрешить этот кризис. Этаженщина, Лу Саломе, завоевала мой мозг и свила там гнездышко. Я так и не смогпрогнать ее. Ни дня, а то и часа не про­ходит, чтобы я не подумал о ней.Большую часть време­ния ненавижу ее. Я представляю себе, как набрасыва­юсь на нее с кулаками, как унижаюее публично. Я хочу видеть ее поверженной ниц, умоляющей простить ипри­нять ее! Иногданаоборот — я тоскуюпо ней, я представ­ляю, как беру ее за руку, как мы плывем по озеру Орт, встречаемвместе рассвет на Адриатике...

Она — ваша Берта!

Да, она — моя Берта! Когда вы описывалисвою одержимость, когда вы пытались вырвать ее с корнями из своего мозга, когдавы пытались понять, в чем ее смысл, вы говорили и за меня! Вы делали двойнуюрабо­ту — за себя и за меня. Я прятался,словно женщина, но стоило вам уйти, как я выползал из своего укрытия,ста­вил ноги в вашиследы и пытался идти вашей дорогой. Я был трусом, я полз за вами, оставляя васодного перед всеми опасностями и унижениями этого пути.

По щекам Ницше бежали слезы, он вытирал ихсал­феткой.

Вдруг он поднял голову и посмотрел Брейерув глаза:

Вот моя исповедь, вот мой позор. Теперьвы понимаете, почему меня так интересует, каким образом вам удалось вырватьсяна свободу. Ваше освобождение может стать и моим освобождением. Теперь вызнаете, почему мне так важно знать, каким образом вы очистили свой мозг отБерты! Теперь-то вы скажете мне

Но Брейер покачал головой: Я уже плохопомню, что происходило со мной в состоянии транса. Но даже если бы я и смогвспомнить все подробности, чем бы они могли быть полезны вам, Фридрих Вы самигово­рили мне, что несуществует единого пути, что единст­венная великая истина — это та истина, которую мына­ходим для себясами.

Склонив голову, Ницше прошептал: Да, да,вы правы.

Pages:     | 1 |   ...   | 46 | 47 | 48 | 49 | 50 |   ...   | 51 |    Книги по разным темам