Брейер откашлялся и набрал в грудьпобольше воздуха: Яне могу рассказать вам того, что вам хотелось бы услышать, но, Фридрих...— Он замолчал, сердцеего бешеноколотилось. Теперь была его очередь выжимать из себя слова. — Мне нужно кое-то рассказать вам.Я тоже не был честен с вами, и пришло время исповедоваться и мне.
Брейеру в голову вдруг пришла ужаснаямысль, что он может сейчас говорить или делать все, что угодно, — в глазах Ницше это будетвыглядеть четвертым великим предательством в его жизни. Но отступать былопоздно.
Боюсь, Фридрих, что эта исповедь можетстоить мне дружбы с вами. Молю бога, чтобы этого не случилось. Прошу вас,поверьте, что я рассказываю вам это из преданности, так как я не могу дажедумать о том, что то, что я хочу вам сейчас рассказать, вы услышите от кого-тодругого. Что вы в четвертый раз в своей жизни почувствуете, что васпредали.
Застывшее лицо Ницше напоминало маскусмерти. Он втянул глоток воздуха, услышав первые слова Брейера. В октябре, занесколько недель до нашей с вами первой встречи, я устроил нам с Матильдойнебольшой отпуск в Венеции. Там, в отеле, меня ожидала страннаязаписка.
Брейер достал из кармана пиджака посланиеЛу Саломе и передал его Ницше. Он видел, как Ницше читал и не мог поверитьсвоим глазам.
21 октября 1882 года
Доктор Брейер,
Мне нужно встретиться с вами понеотложному делу. Будущее немецкой философии под угрозой. Давайте встретимся завтра в девять утра в кафеСорренто.
У САЛОМЕ
Записка дрожала в руке Ницше, когда тотповторял: Я не понимаю. Что... Что...
Сядьте, Фридрих. Это длинная история, и ядолжен начать рассказывать ее с самого начала.
В течение следующих двадцати минут Брейеррассказал ему обовсем — о встречах сЛу Саломе, о том, как от своего брата Жени она узнала про лечение Анны О., отом, как она умоляла его помочь Ницше, о том, как он согласился помочьей.
Вы, должно быть, думаете, Фридрих, что,наверное, не было еще врача, который согласился бы на такую страннуюконсультацию. И в самом деле, когда я вспоминаю наш разговор с Лу Саломе, ясам не могу поверить,что согласился выполнить ее просьбу. Только представьте себе! Она просила меняизобрести лекарство от недуга, к медицине отношения не имеющего, изаставить нежелающего лечиться пациента принять это лекарство, причем так, чтобы сам онничего не заподозрил. Но каким-то образом ей удалось убедить меня. На самомделе она считает себя полноправным партнером в этом предприятии, и, когда мывиделись с ней в последний раз, потребовала отчет о прогрессе нашегопациента.
Что! — воскликнул Ницше. — Вы недавно виделись сней
Она без предупреждения появилась в моемкабинете несколько дней назад и настаивала на том, чтобы я предоставил ейинформацию о ходе курса терапии. Разумеется, она ничего от меня не получила и,раздраженная,ушла.
Брейер продолжил свой рассказ, перечисливвсе свои впечатления от их совместной работы: как он безуспешно пытался помочь Ницше, зная, чтотот скрывает отчаяние, вызванное расставанием с Лу Саломе. Он даже раскрыл свойгенеральный план, в соответствии с которым он притворился, что он самнуждается в лечении от отчаяния, чтобы удержать Ницше в Вене.
Ницше буквально подпрыгнул на месте,услышав это: То есть вы хотите сказать, что это все было ложью
Поначалу, — признался Брейер, — я планировал справиться свами, разыграть роль сотрудничающего пациента, постепенно меняясь с вамиролями, что помоглобы вам стать пациентом. Но ирония ситуации заключается в том, что ядействительно стал пациентом, что инсценировка роли сталареальностью.
Что еще можно было сказать Выискиваяупущенные детали в памяти, Брейер не нашел ничего. Он рассказалвсе.
Ницше закрыл глаза и опустил голову,обхватив ее обеими руками.
Фридрих, с вами все в порядке— озабоченнопоинтересовалсяБрейер.
Моя голова — я вижу вспышки света— обоимиглазами! Зрительнаяаура...
Брейер немедленно перешел на роль врача:Приступ мигрени пытается начаться. На этой стадии мы можем с ним справиться.Лучшее средство —кофеин и эрготамин. Не двигайтесь! Я сейчас же вернусь.
Выбежав из комнаты, он помчался вниз поступенькам кцентральному посту персонала, потом в кухню. Он вернулся через пару минут, несяподнос с чашкой, кувшинчиком крепкого кофе, водой и несколькими таблетками. Сначала выпейте этитаблетки — спорынья ссолями магния длязащиты желудка от кофе. Потом выпейте весь этот кофе.
Когда Ницше проглотил таблетки, Брейерспросил его: Вы не хотите прилечь
Нет, мы должны поговорить обэтом!
Откиньте голову на спинку стула. Я погашусвет. Чем меньше зрительной стимуляции, тем лучше. — Брейер опустил шторы на всехтрех окнах и приготовил холодный влажный компресс, которым прикрыл глазаНицше.
Несколько минут они молча сидели вполумраке. ЗатемНицше заговорил успокаивающим голосом.
Между нами одни интриги, Йозеф,— все междунами, все такпо-макиавеллиевски, так нечестно, вдвойне нечестно!
Что мне оставалось — Брейер говорил тихо имедленно, чтобы недразнить мигрень. —Может, нужно начать стого, что мне нельзя было соглашаться. Должен ли я был рассказать вам обо всемэтом раньше Вы бы развернулись на каблуках, и больше бы я никогда вас неувидел!
Ницше молчал.
Я не прав — спросил Брейер.
Да, я бы сел на первый же поезд из Вены.Но вы гали мне. Вы же давали мне обещания...
И я сдержал каждое, Фридрих. Я обещалсохранить в тайне ваше настоящее имя, и я сдержал это обещание. Когда Лу Саломерасспрашивала о вас —если быть точным,требовала отчета, — я отказался говорить на этутему. Я даже не сообщил ей о том, что мы видимся. И было еще одно обещание,которое я сдержал, Фридрих. Помните, я говорил вам, что в коматозном состоянии вы сказали несколькофраз
Ницше кивнул.
Еще вы сказали: Помогите мне! Выповторяли эту фразу снова и снова.
Помогите мне!, — я так говорил
И не раз! Пейте кофе,Фридрих.
Ницше допил чашку, Брейер снова наполнилее крепким чернымкофе.
Я ничего не помню. Ни Помогите мне, нидругой фразы, Нет гнезда — это не я говорил.
Но это был ваш голос, Фридрих. Со мнойговорила какая-то часть вас, и этому вам я дал обещание помочь. Ия никогда не предавал эту клятву. Пейте кофе. Явыписываю вам четыре чашки.
Ницше пил горький кофе, Брейер темвременем сменилкомпресс: Как ваша голова Вспышки света Хотите помолчать какое-то время ипередохнуть
Мне лучше, намного лучше, — слабым голосом произнес Ницше. — Нет, я не хочу молчать. Молчаниебудет волновать меня еще больше, чем разговор. Я привык работать, когда во мне бушуют такиечувства. Но для начала дайте я попробую расслабить мышцы в висках и кожу черепа.— Три-четыре минутыон медленно и глубоко дышал, тихо ведя счет, потом заговорил: — Вот, так значительно лучше. Когда я считаювдохи, как сейчас, я представляю, что мои мускулы расслабляются с каждойцифрой. Иногда я могу сосредоточиться, только когда концентрируюсь на дыхании.Вы когда-нибудь обращали внимание на то, что воздух, который вы вдыхаете, всегдапрохладнее воздуха, который вы выдыхаете
Брейер наблюдал и ждал. Слава господу,пославшему мигрень! —думал он. Она заставляет Ницше, пусть ненадолго, но оставаться на своемместе. Холодный компресс позволяет видеть только его рот. Усы Ницшевздрогнули, как еслибы он собирался что-то сказать, а затем, судя по всему, передумал.
Наконец Ницше улыбнулся: Вы думали, чтоманипулируете мной, ая все это время думал, что манипулирую вами.
Но, Фридрих, все, что было зачато во жи,рождено было сейчас в честности.
И — ах! — за всем этим стояла Лу Саломе, влюбимой своей позе,держа поводья, с кнутом в руке, управляя нами обоими. Вы многоерассказали мне, но одну деталь все же упустили, Йозеф.
Брейер протянул к нему руки, ладонямивверх. Мне больше нечего скрывать.
Ваши мотивы! Это все — составление плана, все этиувертки — потребовалопотратить много времени, много сил. Вы — врач, человек занятой. Зачем вамэто Зачем вы вообще согласились ввязаться в такую аферу
Я сам часто задавал себе этот вопрос,— сказаБрейер. — Я не знаю, как вам ответить,могу сказать только, что я сделал это, чтобы доставить удовольствие Лу Саломе.Она очаровала меня. Я не мог отказать ей.
Но вы же отказали ей, когда она последнийраз появилась в вашемкабинете.
Да, но я тогда уже познакомился с вами,дал вам обещания. Поверьте мне, Фридрих, ей это было не по вкусу.
Я отдаю вам честь — вы сделали то, что мне самомуникогда не удавалось. Но расскажите мне, чем в самом начале, в Венеции, онаочаровала вас
Я не думаю, что могу ответить на этотвопрос. Я знаю только то, что после получаса общения с ней я понял, что не могуни в чем ей отказать!
Да, то же самое она делала и сомной.
Видели бы вы, как смело она подошла кмоему столику вкафе.
Я знаю эту походку, — ответил Ницше. — Ее римский имперский марш. Она неутруждает себя заботой о преградах, словно ничто не может стоять на еепути.
Да, и этот ореол непоколебимойуверенности! А еще в ней есть что-то от самой свободы — ее одежда, ее волосы, ее платье. Она полностьюсвободна от условностей.
Ницше кивнул: Да, ее свобода поразительна— и восхитительна!Этому нам всем можно у нее поучиться. — Онмедленно повернул голову, и на лице его появилось довольное выражение— боли не было.— Мне Лу Саломеиногда кажется мутантом, особенно если принять во внимание тот факт, чтоэтот бутон свободы расцвел в самой дремучей чаще буржуазного общества. Вы знаете, ееотец был русским генералом. — Он взглянул Брейеру прямо в глаза. — Сдается мне, она с самогоначала перешла с вамина ты, не так ли Предложила вам называть ее по имени
Именно так. Еще, когда мы разговаривали,она смотрела мнепрямо в глаза и касалась моей руки.
Да, и мне это знакомо. Йозеф, когда мыпервый раз встретились, я был совершенно обезоружен, когда я собрался уходить, а она взяла меняпод руку и предложила проводить меня до отеля.
Со мной она вела себя точно также!
Ницше напрягся, но продолжал: Онасказала, что не хочет расставаться со мной так скоро, что ей простонеобходимо побыть сомной подольше.
Мне она говорила то же самое, Фридрих. Акогда я сказал, что моей жене не понравится видеть меня идущим рука об руку с молодойженщиной, она рассердилась.
Ницше усмехнулся: Представляю себе, какона среагировала наэто. Она с неприязнью относится к конвенциональному брачному союзу— она считает этоэвфемизмом длясговора женщин.
Именно это я от нее иуслышал!
Ницше вжался в стул. Она ни в грош неставит все условности, за исключением одной — во всем, что касается мужчин и секса, онацеломудренна, словно кармелитка!
Брейер кивнул: Да, но мне кажется, что мыможем неверно расценивать ее послания. Эта девушка так молода, почти ребенок, она еще незнает о том, как действует на мужчин ее красота.
В этом я вынужден с вами не согласиться,Йозеф. Она прекрасно понимает, насколько она красива. Она использует ее длятого, чтобы господствовать над мужчинами, она высасывает из тебя все соки, а потом переходит к следующейжертве.
Брейер не отступался: Есть и еще одинмомент: она так обаятельно пренебрегает условностями, что не стать еесообщником просто невозможно. Я и сам удивляюсь, как я мог согласитьсяпрочитать письмо, написанное вам Вагнером, при том, что я предполагал, что онасамовольно завладелаим!
Что! Письмо Вагнера Я заметил, что однокуда-то пропало. Наверное, она взяла его, когда гостила в Таутенберге. Она ниперед чем не остановится!
Она даже показала мне несколько вашихписем, Фридрих. Я сразу почувствовал, что она полностью мне доверяет,— и тут Брейерпочувствовал, что, говоря это, он рискует больше, чем когда бы то нибыло.
Ницше вскочил. Холодный компресс слетел сего лица: Она показывала вам мои письма! Ах, ведьма!
Пожалуйста, Фридрих, не будите мигрень!Вот, выпейтепоследнюю чашку и сядьте, как сидели, — я сменю компресс.
Хорошо, доктор, в этом смысле я полностьюв ваших руках. Но мнекажется, опасность миновала: вспышки света перед глазами прекратились. Должно быть, ваше лекарстводействует.
Ницше прикончил последнюю чашку с чутьтеплым кофе одним большим глотком. Все! Хватит! Я за полгода не выпиваю столько кофе!— Осторожно покрутивголовой, он снялкомпресс и отдал его Брейеру. — Он мне больше не нужен. Судя по всему, приступ закончился, неначавшись. Удивительно! Если бы не вы, это все вылилось бы в несколько днеймучения. Жалко, — онбросил взгляд наБрейера, — что я немогу возить вас с собой!
Брейер кивнул.
Но как она посмела показать вам моиписьма, Йозеф! И как вы могли их читать!
Брейер открыл было рот, чтобы ответить, ноНицше взмахом руки заставил его замолчать: Не надо отвечать. Я могу васпонять, понимаю даже, как вам польстило ее доверие. Я чувствовал то же самое,когда она показывала мне письма Рэ и Гилло, который был ее учителем вРоссии и тожевлюбился в нее.
Как бы то ни было, — сказал Брейер, — я знаю, что это не может непричинять вам боль. Меня бы ранило известие о том, что Берта рассказала другомумужчине о наших с ней самых интимных моментах.
Да, это причиняет боль. Но и лечит.Расскажите мне все о вашей встрече с Лу. Не щадите меня!
Теперь Брейер понимал, почему он нерассказал Ницше о том, как в трансе наблюдал за прогулкой Берты с докторомДаркиным. Эти мощные эмоциональные переживания освободили его от ее чар. АНицше именно это и было нужно — не рассказ о чужих переживаниях, не понимание умом, но егособственные эмоции и переживания, достаточно сильные для того, чтобы сорвать с этойдвадцатиоднолетней русской женщины ореол иллюзий, которым он ееокружил.
Pages: | 1 | ... | 47 | 48 | 49 | 50 | 51 | Книги по разным темам