Когда мы сталкиваемся с определенной историей, мы более или менее верим в нее или нет. Эта вера или неверие представляет собой сложное явление. Это мнение, чувство и определенные акты памяти. Кроме того, у разных людей она совершенно разная. Цель этого модуля — помочь вам лучше понять его Шгищ. Юристу часто приходится иметь дело с различными историями. Ему часто приходится оценивать, насколько они похожи на правду. Таким образом, необходимо иметь хорошее представление о структуре оценки и ее составных частях. Этот модуль должен помочь вам в этом.
Студент опоздал на лекцию. Он объяснил Аэюсу, что троллейбус сломался, когда он ехал. Публика оживилась, ведущий улыбнулся. Никто не поверил, хотя это было правдой. То есть, если студент говорил, что проспал, ему все верили, хотя это было неправдой.
Как мы оцениваем версии? Как формируется мнение, что правда, а что нет?
Мы «чувствуем», что одна история вероятна, а другая маловероятна. Например, мы с трудом верим рассказу охотника о том, что он не смог открыть бутылку, потому что ни у кого не было штопора. Тот факт, что какая-то история правдива, говорит нам о своего рода «чувстве реализма». Закон называет это «внутренним убеждением». При решении вопроса о том, действительно ли преступник совершил конкретное преступление, судья должен руководствоваться своим внутренним убеждением и правовыми знаниями.
Копните глубже в себя — что вы чувствуете, когда верите какой-то истории. Это чувство ясности, удовлетворения, принятия, уверенности. Ясность – вы почувствуете себя менее растерянным, удовлетворение – ваше настроение улучшится, принятие – верлуч становится «тобой», его не отвергаешь, реальность — не скажешь, что разыграно, выдумано и т.д. — вы связываете события рассказа с реальной действительностью. Это как если бы у нас был некий «термометр» или «весы», сказки о том, «вероятно ли», «реально ли что-то». Однако «весы» или «маметр» в действительности не существует. Они существуют только в нашем сознании. Это некое ощущение уверенности или неуверенности в каком-то событии для каждого из нас. Из-за этого «показания» этого прибора совсем другие. Один человек «очень доверчив», легко «принимает» любую историю, верит ей. С другой стороны, устройство, измеряющее правдивость истории, настроено по-другому — оно будет склонно «не принимать» истории, в которые верят многие люди. Давайте рассмотрим «части», из которых состоит история.
У каждого из нас есть предвзятое представление о каждом сценарии — насколько в него можно верить. Неважно кто студент, какая лекция или ВУЗ — скорее всего студент проспал, вряд ли сломался троллейбус. В случае с первой историей наша шкала внутренних убеждений показывает 100 баллов, а для второй — наверное, 0.
Мы уже упоминали, что у каждого из нас есть своеобразный склад самых разнообразных сценариев жизненных событий. Теперь мы видим, что каждый сценарий, хранящийся в этом репозитории, имеет определенную метку: «события этого сценария очень вероятны» или «события этого сценария маловероятны».
Предвзятое убеждение в том или ином сценарии играет существенную роль на допросе и в судебном разбирательстве. Судье легко поверить, когда ему утверждают, что убийство произошло потому, что преступник был пьян или ревнив. Крайне сложно поверить в то, что это произошло из-за идеологического разногласия или совершенно безо всякой причины. Точно так же полицейскому нетрудно поверить, что преступник превысил скорость по неосторожности, но гораздо труднее поверить, что это произошло из-за его любимой тети.
Беннетт и Фельдман (1981) провели интересный эксперимент. Они попросили 58 студентов рассказать по одной истории. Половине студентов было предложено рассказать реальную историю, другой – выдуманную. Каждый раз, когда кто-то рассказывал историю, других просили угадать, правдива ли эта история. В ходе эксперимента были выявлены два важных явления.
Во-первых, оказалось, что способность угадывать, какая история правдива, а какая нет, ничем не лучше случайных догадок. Испытуемые угадывали правильно примерно в половине случаев.
Второе явление было особенно важным. Оказалось, что все истории, которым верили, имели некоторые общие черты. Это были: четкое основное действие, обстоятельства, однозначно объяснявшие, почему персонаж вел себя именно так, а не иначе. Доверие создает история, в которой все элементы связаны с основным действием. Все они должны дополнять или paобъяснить основное действие. А. П. Чехов однажды сказал, что в хорошем стихотворении не может быть ничего лишнего. Если в первом акте на стене висит винтовка, в третьем акте он должен выстрелить. То же самое требуется и от вызывающей доверие истории.
В реальной жизни такое случалось редко. Каждое событие содержит ряд ненужных, неясных, противоречивых деталей. А вот с рассказами все иначе. История, содержащая такие подробности, вызывает недоверие.
Важно и то, как именно факты соответствуют некоему типичному сценарию0 (человек, знакомый с историей, утверждает, что она вполне «типична», «обычно так и было»).
Та же история, те же факты, но по-разному оформленные, производят совершенно другое впечатление и вызывают недоверие.
Эти выводы были подтверждены рядом исследований. Все эти требования к рассказу, создающему ощущение веры, получили название «историческая грамматика». Как и в языковой грамматике, это правило, которому необходимо следовать для достижения «эффекта» (в случае языка — понимания, в случае рассказывания истории — убеждения).
Изучение этой грамматики особенно интересно и важно в случае судебного разбирательства. В США (как и во многих других странах с судом присяжных) существуют специальные «списки присяжных». Это граждане, которые в случае необходимости могут быть вызваны в суд в качестве присяжных заседателей. Пеннингтон и Хасти (1986) представили двумстам потенциальным присяжным видеозапись судебного разбирательства по уголовному делу. Подсудимому предъявили обвинение в убийстве. Возможными приговорами были убийство первой степени (примерно эквивалентное нашему определению «квалифицированное убийство»), убийство второй степени (которое обычно включает оставшиеся убийства без квалифицирующих обстоятельств), непредумышленное убийство или самооборона. Каждый присяжный должен был выбрать тот вариант, который показался ему правильным. В этом исследовании почти одинаковое количество людей выбрали каждый вариант. Затем каждый должен был ответить на вопрос, почему он выбрал именно этот вариант. Изучив ответы, исследователи показали, что все опрошенные (сознательно или бессознательно) пытались доказать своими ответами, что этот вариант лучше всего отвечает определенным требованиям «логики». Они выявили, что эти требования являются требованиями вышеупомянутой «исторической грамматики». Именно эти требования заставляют присяжных избирательно смотреть на предъявляемые им факты. Из множества фактов, представленных в фильме, каждый выбрал те, которые составили «достоверную историю», а другие были упущены, проигнорированы или им были найдены «объяснения» («могло быть совпадение», «свидетели всегда расходятся», так далее.). Затем каждый должен был ответить на вопрос, почему он выбрал именно этот вариант. Изучив ответы, исследователи показали, что все опрошенные (сознательно или бессознательно) пытались доказать своими ответами, что этот вариант лучше всего отвечает определенным требованиям «логики». Они выявили, что эти требования являются требованиями вышеупомянутой «исторической грамматики». Именно эти требования заставляют присяжных избирательно смотреть на предъявляемые им факты. Из множества фактов, представленных в фильме, каждый выбрал те, которые составили «достоверную историю», а другие были упущены, проигнорированы или им были найдены «объяснения» («могло быть совпадение», «свидетели всегда расходятся», так далее.). Затем каждый должен был ответить на вопрос, почему он выбрал именно этот вариант. Изучив ответы, исследователи показали, что все опрошенные (сознательно или бессознательно) пытались доказать своими ответами, что этот вариант лучше всего отвечает определенным требованиям «логики». Они выявили, что эти требования являются требованиями вышеупомянутой «исторической грамматики». Именно эти требования заставляют присяжных избирательно смотреть на предъявляемые им факты. Из множества фактов, представленных в фильме, каждый выбрал те, которые составили «достоверную историю», а другие были упущены, проигнорированы или им были найдены «объяснения» («могло быть совпадение», «свидетели всегда расходятся», так далее.). что все опрошенные своими ответами (сознательно или неосознанно) стремились доказать, что этот вариант лучше всего отвечает определенным «логическим» требованиям. Они выявили, что эти требования являются требованиями вышеупомянутой «исторической грамматики». Именно эти требования заставляют присяжных избирательно смотреть на предъявляемые им факты. Из множества фактов, представленных в фильме, каждый выбрал те, которые составили «достоверную историю», а другие были упущены, проигнорированы или им были найдены «объяснения» («могло быть совпадение», «свидетели всегда расходятся», так далее.). что все опрошенные своими ответами (сознательно или неосознанно) стремились доказать, что этот вариант лучше всего отвечает определенным «логическим» требованиям. Они выявили, что эти требования являются требованиями вышеупомянутой «исторической грамматики». Именно эти требования заставляют присяжных избирательно смотреть на предъявляемые им факты. Из множества фактов, представленных в фильме, каждый выбрал те, которые составили «достоверную историю», а другие были упущены, проигнорированы или им были найдены «объяснения» («могло быть совпадение», «свидетели всегда расходятся», так далее.). Именно эти требования заставляют присяжных избирательно смотреть на предъявляемые им факты. Из множества фактов, представленных в фильме, каждый выбрал те, которые составили «достоверную историю», а другие были упущены, проигнорированы или им были найдены «объяснения» («могло быть совпадение», «свидетели всегда расходятся», так далее.). Именно эти требования заставляют присяжных избирательно смотреть на предъявляемые им факты. Из множества фактов, представленных в фильме, каждый выбрал те, которые составили «достоверную историю», а другие были упущены, проигнорированы или им были найдены «объяснения» («могло быть совпадение», «свидетели всегда расходятся», так далее.). Работники суда прекрасно понимают значение интуитивного ощущения, что человек говорит правду или лжет. Американский психолог Пэтси Вебер, проработавшая в зале суда 30 лет и основавшая собственную юридическую консультационную фирму, говорит: «В суде совершенно не важно, говорит ли свидетель правду, важно то, воспринимает ли суд свидетеля как сказать правду». Если суд воспринимает свидетеля как лжеца, то совершенно не важно, говорит он правду или нет. Присяжные на все 100 процентов. При вынесении суждения дело сначала руководствуется эмоциями, а затем находит какое-то рациональное основание, чтобы оправдать это суждение»