Geum.ru

Наследие кельтов. Древняя традиция в Ирландии и Уэльсе «Энигма», М., 1999. Пер с англ. Т

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   16   17   18   19   20   21   22   23   24

В религиозных системах Египта, Индии и многих других стран хранителями доктрины о путях души после смерти были жрецы. И всякий человек на пороге смерти обязательно должен был приобщиться к этому знанию; для этой цели принимали необходимые меры. Даже средневековое христианство создало свою «Книгу искусства умирания». Глубинный смысл описанных нами плаваний проявляется, в частности, при сопоставлении с тибетской «Книгой мертвых», где изображается последовательность состояний, через которые дух проходит после смерти, — состояний, в которых мысли обретают вещность, а человеческие качества принимают вид определенных сущностей. «Умерший становится единственным созерцателем удивительной панорамы видений... Видятся ему вначале счастливые и величественные образы, рожденные из семени импульсов и аспираций высшей или божественной природы; затем являются перед ним устрашающие видения низшей или животной природы, и он впадает в смятение и хочет убежать от них», — вот так же герои ирландских плаваний бежали, увидев иные острова. Среди многообразных символов, названных в тибетской «Книге мертвых», есть и четыре первоэлемента (огонь, вода, земля и воздух), четыре цвета и ряд других групп четырех «порядков» (сумма элементов каждой группы в совокупности и единстве составляет пять). Есть там «благие божества» и «божества гневные», с ужасными звериными головами, чей облик и поведение напоминают о сценах мучительных пыток из «Плавания О'Хорра».

Смеем утверждать, что в «плаваниях» сохранились фрагменты устной кельтской «Книги мертвых», которая рассказывала, что тайны мира по ту сторону смерти были хотя бы отчасти открыты и остановки на пути странствия души нанесены на карту. Остров Радости и Страна Женщин суть лишь краткие привалы на этом пути. Майль Луйн во время своего плавания становится свидетелем тридцати трех чудес, и число это наверняка не случайно. Итак, подобно повестям других типов плавания обладали своей особой функцией: они учили искусству умирания, направляли душу на ее пути в Иной мир, полный опасностей и чудес.

Глава 17. Смерти

Обстоятельства смерти кельтского героя обычно бывают заранее предсказаны друидами или ясновидцами, и герой идет по жизни, точно зная, какой именно конец его ожидает. События, кульминацией которых становятся разрушение Дома Да Дерга и смерть Конайре, настолько подробно предречены вражескими колдунами, что для описания реальной битвы требуется совсем немного слов. Битва — это как бы повтор или материализация рассказа, чьи истоки и суть находятся в мире за пределами. Здесь и Сейчас. Невольно вспоминается связь между смертным приговором и казнью. Приговор предписывает форму смерти, и остается только привести его в исполнение.

"Так, путь Кухулина к последнему сражению — самая настоящая «скачка смерти». Прежде чем он выезжает из ворот Эмайн Махи, целый ряд знамений предупреждает его о неминучей гибели. Оружие падает со стены. Когда он надевает плащ, пряжка выскальзывает из его пальцев, падает и вонзается ему в ногу. Морриган ночью специально ломает его колесницу, чтобы не дать ему выехать из дому. Когда Кухулин пытается запрячь лошадей, Серый из Махи поворачивается к своему хозяину левым боком, а в ответ на упрек («Не таков был твой обычай, о Серый из Махи, чтоб отвечать зловещим знаком на мой призыв»), роняет кровавые слезы. Когда герой все же выезжает из ворот, его встречает заклинательница Леборхам и тоже пытается уговорить его вернуться. Тем временем трижды по пятьдесят женщин королевского рода, любившие Кухулина, испускают крики скорби и тоски и ломают руки, потому что понимают они, что не суждено их герою вернуться. Далее на своем пути Кухулин заезжает в дом кормилицы, поскольку было у него в обычае заезжать к ней всякий раз, как случалось ему ехать на юг, и всегда были у нее в запасе для него молоко и пиво. Согласно некоторым версиям, на этот раз чаша с молоком, которую подали ему там, превратилась вчашу, полную крови, затем встречаются ему две прекрасные девушки в горе и печали стирают они у брода окровавленную одежду. И одежда эта принадлежит Кухулину. После этого Кухулин встречает трех старух, слепых на левый глаз; старухи сидели вокруг костра и на вертелах из рябиновых прутьев жарили собачье мясо, приправляя его ядом и заклинаниями. Здесь наш герой попал в большое затруднение на нем лежал гейс, запрещавший есть мясо его тезки, пса, но другой гейс не позволял ему проехать мимо очага, где готовилась пища, не разделив трапезы. Сначала он все же пытается отклонить приглашение старух отведать их угощение, но когда те упрекают его в презрении к их жалкой пище, он поневоле соглашается и садится к костру. Левой рукой старуха подает ему собачью лопатку, и он начинает есть это мясо, складывая куски его под свое левое бедро. И левая рука его, и левое бедро теряют от этого свою силу.

Нарушение гейсов — верный знак приближающейся смерти. И напротив, несмотря на обилие опасностей, герой может спастись, если гейсы его останутся ненарушенными. Но обычно, когда смерть близка, герой попадает в такие ситуации, когда у него нет выбора, он с роковой неизбежностью нарушает один за другим все свои гейсы и идет к гибели, подобно тому как с роковой неизбежностью идут к своей гибели греческие герои после того, как отворачиваются от них божественные покровители. Особенно ярко описан этот трагический путь в саге «Разрушение Дома Де Дерга», сюжетные повороты которой шаг за шагом ведут короля Конайре к гибели. Он нарушает один за другим гейсы, которые наложил на него Король Птиц еще до того, как Конайре стал верховным королем Ирландии. Вот каковы были его гейсы.

1. Нельзя обходить тебе Брегу слева направо, а Тару справа налево.

2. Нельзя убивать тебе диких зверей Керны

3. Каждую девятую ночь не можешь ты покидать пределы Тары

4. Нельзя тебе проводить ночь в таком доме, откуда наружу виднелся огонь или свет был заметен оттуда.

5. Три Красных не должны пред тобой идти к дому Красного

6. Не должен случиться грабеж при правлении твоем

7 Да не войдут в твое жилище после захода солнца одинокий мужчина и женщина

8. Не должно тебе решать спор двух рабов

(Перев. С. Шкунаева)

Начало гибели короля Конайре — мягкость, какую он выказывает к своим молочным братьям, сыновьям Донна Десы, которые, возмущаясь мирным его правлением, занимались грабежом (гейс № 6). Сначала король проявляет к братьям снисхождение, хотя и приговаривает к смерти их сообщников. Однако затем он отменяет это суждение — «суд, что я вынес, не продлит мою жизнь» — и отправляет их всех грабить людей Альбана (Шотландии). Во время своего путешествия молочные братья Конайре встретились с Ингкелом Одноглазым, сыном короля бриттов, и с его людьми, и они объединили свои силы. Для начала они убили отца, мать и семерых братьев Ингкела, а затем отправились обратно в Ирландию, чтобы дать Ингкелу возможность совершить ответный разбой.

Конайре же тем временем отправился в Мунстер, чтобы помирить там двух других молочных своих братьев (гейс № 8), и провел по пять ночей в доме каждого из них (гейс № 3). На обратном пути король и его люди увидели повсюду вооруженные отряды и людей без одежды, а вся Тара показалась им накрытой огненным облаком. Это был знак, что закон короля нарушен. Тогда Конайре и его свита объехали Тару справа налево, а Брегу — слева направо (гейс № 1), а потом король стал охотиться на диких зверей из Керны (гейс № 2), не подозревая об этом, пока не кончилась охота. Затем они отправились берегом моря на юг и решили заночевать в Доме Да Дерга. Герой Мак Кехт пошел вперед, чтобы разжечь в доме огонь до прихода короля дом же этот представлял собой здание, у которого было семь входов и лишь одна дверь, которую приставляли к тому входу, откуда дул ветер.

Тут Конайре увидел трех всадников, которые ехали впереди него к тому же дому. Все у них было красного цвета: и тела, и волосы, и одежда, и кони, — и ехали они к дому Крэсного (Дерг, derg — «красный») (гейс № 5). Напрасно посылал Конайре к ним своего сына, чтобы уговорить их остановиться ненадолго, а потом поехать следом за королем. Они ответили ему словами, предвещавшими трагедию «О мальчик, вот великая весть. Где конюшня, куда мы спешим? Едем мы из конюшни Донна Десскораха, что в сиде. Устали наши кони. Хоть и живы мы, а все же мертвы. Гибель живого. Пища воронам. Еда для ворон. Битва и сеча. Кровь на мечах. Щиты с разбитыми шишаКАМИ через час после заката. О мальчик'» Затем ко всей компании присоединяется уродливый черный человек, у которого только один глаз, одна рука и одна нога, и с ним — его огромная уродливая жена. Это Фер Кайле (букв.: «лесной человек»), и он так приветствует Конайре: «Давно уже известно о твоем приезде». На спине он несет визжащую черную свинью, предназначенную для угощения короля (это тоже один из гейсов Конайре, хотя в саге он и не назван прямо).

Конайре вошел в дом. Все расселись по местам, и Да Дерга сердечно приветствовал собравшихся. Между тем у входа в дом появилась одинокая женщина в длинном сером плаще, а было это уже после захода солнца. Женщина попросила разрешения войти. Длинными, словно ткацкий навой, были ее голени и черными, словно спинка жука. Волосы с ее лобка спускались до колен, а губы свисали на одну половину лица. Она прислонилась ко входу, и бросила на короля и его воинов дурной взгляд, и предсказала, что из Дома не спасется никто, разве только унесет его в лапах птица. «Чего ты хочешь?» — сказал Конайре. «Воистину того же, чего хочешь и ты», — сказала женщина. «Лежит на мне гейс, — сказал ей Конайре — после захода солнца не принимать в доме, где я нахожусь, одинокую женщину». Но, несмотря на эти слова короля, женщина упрекнула его в недостатке гостеприимства. «Вот жестокий ответ, — сказал Конайре — Впустите ее, хоть и лежит на мне этот гейс». И великий ужас и дурное предчувствие охватили всех присутствующих.

Тем временем грабители под водительством Ингкела и сыновей Донна Десы высадились на берег, и, когда корабли их пристали к земле Дом Да Дерга так содрогнулся, что оружие упало с крюков. Здесь повествователь в полной мере использует иронию ситуации в ответ на просьбу объяснить причину столь сильного шума, Конайре говорит «Не могу и помыслить, разве только лопнула твердь или Левиафан, что опоясывает мир, решил разрушить его ударом своего хвоста, или корабль сыновей Донна Десы пристал к берегу. Горе мне, если это не они! Ведь это наши возлюбленные молочные братья. Мил мне этот отряд воинов, и не пристало нам бояться их этой ночью». Во время высадки один из сыновей Донна Десы говорит о короле Конайре «Не бывало во всем свете короля благороднее. Добрым было его правление. Да не допустит Бог, чтоб был он там этой ночью. Прискорбно, что жизнь его коротка».

Сквозь колеса семнадцати колесниц, стоявших у каждого входа, разбойники могли видеть огонь, зажженный в честь короля (гейс № 4). Ингкел пошел на разведку, вернулся, после чего произошел длинный разговор, в ходе которого он подробно описал устройство покоев в доме и людей, сидящих там. Ирландские сообщники с легкостью идентифицировали каждого по описанию Ингкела и даже пытались удержать Ингкела от штурма дома, мотивируя это силой и доблестью каждого из находящихся внутри. Это детальное перечисление героев и их славных деяний напоминает некий древний ритуал.

Все же разбойники нападают на дом. Трижды они поджигают его, и трижды огонь гаснет. Еще не вооружившись как следует, король Конайре убивает шесть сотен врагов, а потом, взяв в руки оружие, убивает еще столько же. Однако друиды нападавших наслали на Конайре великую жажду и при этом лишили воды все реки и озера Ирландии. Конайре попросил питья у Мак Кехта, и тому пришлось отправиться на поиски воды, потому что вся вода в доме была уже израсходована на тушение огня. Долго не мог Мак Кехт найти воды для короля, пока не оказался наконец у Уаран Гарайд, что в долине Круахана, где вода не успела уйти от него в донный песок. Когда он вернулся к Дому Да Дерга, то увидел двоих мужей, которые рубили голову Конайре. Мак Кехт убил их, а потом вылил вод у врот Конайре и на его затылок. Тогда отрубленная голова сказала: «Великий муж Мак Кехт! Славный муж Мак Кехт!» И герой устремился вдогонку за врагами. Только девять человек из защитников дома пали в том бою, и только пятерым из нападавших удалось бежать.

Когда Конал Кернах после битвы вернулся в Тайльтиу, отец стал упрекать его за то, что он вернулся живым, тогда как господин его остался лежать мертвый среди поверженных врагов. Конал показал ему свои раны. «Да, эта рука сражалась сегодня, о сын мой», — сказал отец Коналу. «Воистину это так, о старый герой, — сказал Конал, — многим поднесла она смертельный напиток у входа в дом».

Судьба Конайре сформулирована в виде гейсов, начинающихся с «нельзя тебе...». Всего этого надлежит избегать, но все непременно должно свершиться, прежде чем он умрет. Королю не следовало мирить ссорящихся рабов и жалеть грабителей, хоть это и были его молочные братья, но как только он совершил эти две ошибки, события саги вышли из-под контроля и приняли необратимый, роковой характер. Гейсы взяли над Конайре верх, и он уже бессилен против трех Красных и Фер Кайле с его свиньей. Стоя лицом к лицу с одинокой женщиной у порога, король попадает в ловушку: он должен нарушить либо гейс, либо королевский долг гостеприимства. Жестокое противоречие между личным гейсом и более общими социальными и этикетными запретами вытекает из самой природы гейса. Нередко столь же противоречивы и сами личные гейсы героя. В том и другом случае жертва противоречия всегда оказывается в положении проигравшего, подобно Кухулину, который, с одной стороны, не должен был есть мясо своего тезки, а с другой — не мог пройти мимо горящего очага, не разделив трапезы, которая на нем готовилась. У героя уже нет выбора между добром и злом, он находится в мире, где добро и зло перемешаны между собой. Чтобы убить непобедимого героя, враги Кухулина заручились помощью того, другого мира, где возможно все. Сыновья Калатина специально семнадцать лет обучались колдовству и пожертвовали ради этого нормальным человеческим обликом, позволив себя изуродовать: правая рука и правая нога у каждого из сыновей были отрублены, а все дочери Калатина были ослеплены на левый глаз. Короче говоря, они приобрели традиционный облик фоморов.

После встречи с тремя старухами Кухулин теряет часть своей силы, однако сияние героя по-прежнему исходит от его головы. Чтобы защититься от него, войско сыновей Калатина прячется за стеной из составленных в ряд щитов, а по углам Эрк сын Кайрпре ставит по паре бойцов, сражающихся друг с другом, и третьего — заклинателя, который должен попросить у Кухулина копье, ибо сыновья Калатина предсказывали, что от этого копья падет король. Кухулин устремляется в битву и истребляет великое множество врагов. Затем он видит двух бойцов, бьющихся друг с другом, и рядом с ними заклинателя, который просит его разнять их. Кухулин наносит каждому такой удар по голове, что мозги у них выступают наружу через уши и через нос. После этого заклинатель обращается к Кухулину с просьбой дать ему копье. «Клянусь клятвой моего народа, — отвечал Кухулин, — у тебя не больше нужды в нем, чем у меня.» — «Я сложу злую песню на тебя, если ты не дашь его», — сказал заклинатель. Тогда Кухулин метнул свое копье древком вперед, и оно пробило голову заклинателя и поразило насмерть еще девять человек позади него. «Никогда ещене бывал я проклят и опозорен за отказ в даре или за скупость», — сказал при этом Кухулин. Лугайд сын Курои подобрал это копье. «Кто падет от этого копья, о сыны Калатина?» — сказал он, и они отвечали ему. «Король падет от этого копья». Лугайд метнул копье и убил Лаэга, возничего Кухулина

Кухулин опять взял свое копье. Тут он увидел вторую пару сражающихся, и вся сцена, предшествующая убийству Лаэга, «короля возничих», разыгралась во второй раз. Чтобы не была сложена против Ульстера злая песнь, Кухулину опять пришлось метнуть копье, которое на этот разподобрал Эрк и поразил им Серого из Махи, «короля коней Ирландии» Затем Кухулин увидел третью пару сражающихся, и на этот раз ему пришлось метнуть копье, чтобы не была сложена злая песнь против его рода. Копье это поймал на лету Лугайд и метнул в самого Кухулина, так что, когда оно поразило цель, кишки Кухулина выпали прямо на подушку колесницы. Попросив у врагов отсрочки, Кухулин подобрал свои внутренности и, прижимая их рукой к груди, дошел до озера, где напился воды и искупался. В одной из версий саги говорится, что в эту минуту подошла к нему выдра (по-ирландски «собака воды») и начала пить его кровь. Кухулин бросил в нее камень и убил ее. Теперь он уже точно знал, что смерть его близка, так как было ему предсказано, что последним его подвигом, как и первым, будет убийство пса. Кухулин повернул обратно и стал звать своих врагов, чтобы они вышли ему навстречу. Потом подошел он к высокому камню, прислонился к нему и привязал себя к нему поясом, потому что хотел он умереть стоя, и, пока была душа в его теле и пока сияние героя светилось над его головой, раненый конь Серый из Махи защищал своего господина, совершив три «кровавых натиска», в ходе которых он убил пятьдесят человек своими зубами и тридцать — копытами. Затем с небес слетелись птицы и уселись на плечи Кухулина. Сочтя это знаком подступающей к герою смерти, Лугайд бросился вперед, схватил Кухулина за волосы и отрубил ему голову. Когда меч выпал из руки героя, он лезвием своим отсек Лугайду правую руку. В отместку была отрублена и правая рука самого Кухулина и погребена потом вместе с его головой в Таре.

В этой последней битве Кухулин опять-таки находится между молотом и наковальней. Он или должен безрассудно отдать собственное оружие в руки врагов, или проявить «скупость», отказать в просьбе, т.е. проявить черты, несовместимые со званием воина. Не следует забывать и о том, что Кухулин живет в обществе, где «злая песнь» считается оружием куда более грозным, чем меч или копье. Гибель Кухулина поэтому представляется неизбежной с самого начала, и он сам идет на это, понимая, что попал в такую ситуацию, где нет уже места воинской доблести и героизму.

По иному столкновение противоположностей изображено в валлийской повести, рассказывающей о смерти Ллю Ллау Гифеса. В свое время было предсказано, что Ллю не может быть убит ни в доме, ни на улице, ни конным, ни пешим, а вдобавок не может он быть убит ни на суше, ни на воде, ни одетым, ни голым. И это еще не все. Поразить его можно было лишь копьем, которое надлежало ковать в течение целого года в те часы, когда народ слушает в церкви воскресную службу, т.е. в сакрализованные «вневременные» мгновения, когда вечность вторгается в мир времени. И Ллю действительно был убит в обстоятельствах, где сошлись все названные противоположности. Тот же мотив можно встретить и в древнеиндийских повестях. Так, демон Намучи однажды взял верх над Индрой, но отпустил его при условии, что тот не убьет его ни днем, ни ночью, ни палкой, ни луком, ни ладонью, ни кулаком, оружием ни сухим, ни мокрым Индра поразил Намучи в сумерках на берегу пеною вод

Все эти «ни то ни се» суть центры или линии раздела между оппозициями, они не относятся ни туда, ни сюда. Можно рассматривать их и как единение противоположностей — как то и другое сразу. И именно такой подход к «ни то ни се» может пролить свет на значимость «множественной» смерти, а этот мотив весьма характерен для ирландских повестей. Так, король Диармайд (сын Фергуса) сжег дом Фланна сына Димы, причем тяжелораненый владелец дома, пытаясь спастись от огня, спрятался в большом чане для мытья и там погиб. Тогда св. Киаран предсказал, что Диармайд умрет точно так же — будет ранен, утоплен и сожжен. Позднее Бек, лучший ясновидец своего времени, предсказал, что король Диармайд будет убит Аэдом Дубом (Аэдом Черным) в доме Банбана («маленькой свиньи»), одного из самых гостеприимных хозяев в Ирландии, и что при этом на голову Диармаиду упадет потолочная балка. Ясновидец сделал еще несколько странных замечаний относительно обстоятельств смерти короля, и хотя Аэд Дуб и его родичи были немедля изгнаны из страны, Диармайд решил проверить слова ясновидца, обратившись с вопросом о причине своей смерти к собственным друидам. Первый друид ответил «Ты будешь убит — И добавил — В ночь твоей гибели будешь ты одет в рубашку, сотканную из одного льняного семени, и в плащ, сделанный из шерсти одной овцы» — «Ну, этого избежать мне будет нетрудно», — сказал король Диармайд. «Ты утонешь, — ответил второй друид, — и пить в ночь твоей гибели ты будешь пиво, сваренное из одного пшеничного зерна» — «Ты сгоришь, — сказал третий друид, — в ночь твоей гибели ты будешь есть мясо поросят, которые не были рождены свиньей» — «Все это просто невероятно», — сказал Диармайд.

Но смерть пришла к нему именно в обстоятельствах, которые соединили в себе все эти противоречия. Банбан пригласил короля провести ночь в его доме. Мугаин, жена короля, отказалась сопровождать мужа и предостерегла его, что следование приглашению до добра не доведет. Не слушая ее, Диармайд пошел вместе с Банбаном, и когда гости заняли свои места в пиршественном зале, перед ними появилась молодая красивая девушка в богатой одежде. «Откуда эта девушка?» — спросил Диармайд. «Это моя дочь, — отвечал Банбан, — и назло Мугаин, которая отказалась принять мое приглашение, эта девушка станет сегодня ночью твоей женой» — «С превеликой охотой», — ответил на это король. Для них было быстро приготовлено роскошное ложе. Потом Банбан спросил свою дочь «Приготовила ли ты платье для нашего короля?» В ответ девушка протянула Диармаиду рубашку и плащ, и он надел их. «Вот добрая рубашка!» — воскликнули все. «Да, она к лицу тебе, эта рубашка, сотканная из одного льняного семени. Дочь моя — девушка прилежная. Она посадила одно семечко лучшего льна, потом собрала урожай и снова посадила зерна, а из стеблей третьего урожая соткала она эту рубашку» — «Вот добрый плащ!» — воскликнули все, глядя на новый плащ короля. «Воистину добрый, — сказал Банбан, — взгляните, какое тонкое сукно, ведь пошла на этот плащ шерсть лишь от одной овцы». Затем всем собравшимся были поданы еда и питье. «Какое нежное мясо!» — воскликнули все. «Еще бы не быть нежным мясу поросят, которые не были рождены свиньей», — сказал Банбан и объяснил, что, не дожидаясь, когда придет срок пороситься, его люди убивают свинью и вырезают поросят из ее утробы – так получается самая нежная свинина. «Что за доброе пиво!» — воскликнули все. «Воистину доброе, — сказал Банбан, — ведь сварено это пиво из одного-единственного зерна пшеницы. Было это зерно снято с самой верхушки зрелого колоса, потом опять посадили его в землю, новые зерна собрали и посадили опять, а из третьего урожая сварили это пиво».