Geum.ru

Наследие кельтов. Древняя традиция в Ирландии и Уэльсе «Энигма», М., 1999. Пер с англ. Т

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   16   17   18   19   20   21   22   23   24

О пещере Круахан, называемой иногда воротами в ад, существует множество преданий. Из этой пещеры вылетала стая белых птиц, которая иссушала своим дыханием все вокруг. Оттуда выходили призрачные свиньи, которых нельзя было сосчитать: сколько ни пытались — каждый раз выходил новый результат. В одном из стихотворных диншенxac говорится, что из этой пещеры, «из жилища своего», выходит «ужасная Морриган», а в саге «Разговор стариков» оттуда выходит бессмертная дочь Бодба сына Дагды, чтобы беседовать с Кайльте. В Ирландии и в других кельтских странах есть и иные таинственные пещеры. Так, в одной из саг Лейнстерского цикла, называемой «Жилище у Кейса Коранна», рассказывается, как однажды Финн, поднявшись на свой охотничий холм, увидел внизу, у входа в пещеру, трех страшных видом дочерей местного вождя Туата. Желая отомстить людям, они левой рукой разматывали колдовскую пряжу с кривых веретен из падуба. Когда Финн и Конан приблизились к ним, то запутались в пряже и потеряли всю свою силу, а ведьмы связали их и утащили в глубь пещеры. Постепенно таким же образом в плен попали все фении, кроме Голла сына Морны, который убил колдуний, освободил своих друзей и получил за это в жены дочь Финна. Стало быть, пещеры были входом в Иной мир. Средневековые рассказчики даже выделяли в особую группу повести, называемые «пещеры» (или «укрытия»), однако ни одна из них до нас полностью не дошла. Сага «Пещера Айнгеда», фигурирующая в Списке А, вероятно, является вариантом «Приключения Неры».

Даже в наше время одной из пещер Ирландии приписывают совершенно особые свойства — мы имеем в виду знаменитое Чистилище св. Патрика, которое, как подсказывает само название, представляет собой вход в Иной мир, так сказать врата ада. Расположена пещера на островке посреди Лох Дерг («красного озера»). В средние века в эту пещеру спускались пилигримы и добровольно принимали на себя муки чистилища. Считалось, что, если пилигрим заснет, дьявол утащит его прямо в ад. Одно из наиболее известных средневековых «Видений» — рассказ о приключениях в этой пещере некоего рыцаря по имени Оуэн, причем текст этот был записан задолго до создания «Божественной комедии» Данте. Спускаясь в глубь пещеры, он видит сначала полчища демонов, которые показывают ему картины ужасов чистилища и ада. Затем он по узкому мостику переходит через Адскую реку, после чего два прелата провожают его в рай и подводят к самым Небесным вратам. В недавнее время вход в эту пещеру был закрыт, а рядом построена часовня. И по-прежнему из года в год тысячи пеших паломников сходятся к Красному озеру, чтобы провести бессонную ночь в этой часовне. Один из паломников нашего времени описывает эти ритуальные бдения следующим образом:

«Солнце село, и часовня погрузилась во мрак, лишь тускло мерцали две свечи. Странное, жуткое, ни с чем не сравнимое ощущение — тьма вокруг и белые лица молящихся в трепетном отблеске свечей. Сколько поколений гэлов побывало здесь! Ведь не много найдется ирландцев, которые не пожелали бы хоть на миг заглянуть в тот мир, что ждет их за порогом смерти. Всю ночь мы бодрствовали в нашем заточении, повторяя про себя остановки следующего дня. С наступлением ночи реальный мир как бы исчез. Казалось, мы очутились в сумеречной зоне, где встречаются два мира...»

Конечно, Иной мир, в котором побывал Нера, мало похож на тот, описание которого мы только что привели, однако Чистилище св. Патрика — это, без сомнения, христианизованный вариант языческого ритуала, соотносимый с сагой «Приключение Неры». Обычай спускаться в пещеры вообще не имеет связи с христианством; подобные практики присущи обрядам инициации у народов, весьма удаленных друг от друга, — достаточно назвать мистерии Митры и некоторые ритуалы австралийских аборигенов, — повсюду они символизируют посещение иного мира. Сибирские шаманы в ритуальных странствиях в Нижний мир ведут своих спутников на юг «по желтой степи, через которую не перелетит и сорока», затем они карабкаются на высокую гору. «Стоя на вершине, шаман ритуальным пением и танцем уводит свой караван в недра земли. И что же они там находят? Его ритуальные песнопения точно воссоздают обстановку расположенных под храмами Тибета буддийских пещер, где наводящие ужас лики древних божеств открывают перед верующими ужасы Нижнего мира.»

2

В следующей повести, также связанной с Халлоуином, речь идет об излечении героя от болезни, которую наслали на него силы Иного мира. Называется эта повесть «Болезнь Кухулина».

Как-то раз собрались улады в долине Муртемне на праздник Самайна. И вдруг увидели они, как стая прекрасных птиц села на воды озера, и тотчас же всем уладским женщинам захотелось иметь таких птиц — по одной на каждое плечо. Кухулин поймал для них этих птиц, но, когда раздал их женщинам, оказалось, что для собственной его жены ни одной не осталось. Она же, не высказав ни обиды, ни ревности, была рада уже тому, что честь совершения этого подвига принадлежит ее супругу. Кухулин обещал ей, что, если на озеро еще раз сядут такие птицы, она первая получит двух самых красивых. Вскоре все увидели на озере двух прекрасных птиц, связанных между собою золотой цепью. Кухулин поспешил к ним, а птицы запели усыпляющую песню, и Кухулин понял, что не зря его предупредили о волшебной силе этих птиц. Поймать их он так и не смог, хотя его копье и пронзило крылья одной из птиц. После этого птицы погрузились в озеро.

Прислонясь спиной к высокому камню, Кухулин заснул, и во сне явились ему две женщины: они подошли к нему и стали стегать его плетью. И так сильны были их удары, что он едва не умер. После этого он целый год пролежал в постели, не произнося ни слова. Когда вновь подошел день Самайна, к ложу Кухулина приблизился Энгус сын Аэда Абрата («свет зрачка»), он явился из Иного мира, чтобы позвать Кухулина с собой в долину Круат, где он будет исцелен и где его ждет сестра Энгуса, Фанд («кроткая, мягкая»). Тогда поднялся Кухулин со своего ложа и опять подошел к тому камню, где год назад привиделись ему те женщины. Тут опять явилась ему одна из них — Ли Бан («образец жены»), супруга Лабрайда Луата (Лабрайда Быстрой на Меч Руки) из Маг Мелл («долины наслаждения»). Год назад искала она дружбы Кухулина, теперь же принесла она ему весть от своего мужа и от своей сестры Фанд, жены Мананнана Мак Лира. Она сказала ему, что если он согласится в течение одного дня сражаться с врагами Лабрайда, то получит в награду любовь Фанд. Кухулин послал вслед за Ли Бан своего возничего Лаэга, чтобы тот побольше узнал о ее стране. Они сели в бронзовую лодку и подплыли к острову посреди озера, где приветствовали их Лабрайд и Фанд, а еще было там множество других женщин. Возничий вернулся домой и рассказал Кухулину о чудесах Иного мира. Подошла к Кухулину его жена Эмер и стала упрекать его, что, мол, позабыл он свою честь и утратил свою силу «от любви той женщины». Но не внял Кухулин ее речам: заклинания Ли Бан и рассказы возничего так подействовали на него, что захотелось ему самому побывать в той чудесной стране. Сел он в лодку и отправился к тому острову. Там победил он всех врагов Лабрайда и сделался любовником Фанд.

Кухулин провел с Фанд целый месяц, а затем покинул ее, обещав встретиться с нею вновь у Ибор Кинд Трахты (букв: «тисовое дерево на краю побережья», место это находится в Ульстере). Узнав об этом, Эмер собрала пятьдесят женщин, и все они, вооруженные острыми ножами, подстерегли любовников на месте их свидания. Кухулин сумел защитить Фанд от ненависти женщин, но упреки и насмешки жены тяжко легли на его сердце. Эмер сказала ему, что Фанд, наверное, не лучше, чем она сама, «но поистине все красное — красиво, все новое — бело, все высоколежащее — желанно, а все привычное — горько, все недостающее — превосходно, а все изведанное — презренно, — в этом вся человеческая мудрость. О супруг мой, некогда была я в чести у тебя, и это могло бы опять быть так, если бы ты захотел». — «Клянусь тебе, — сказал Кухулин, — ты мне дорога и будешь дорога мне, пока живешь». — «Тогда оставь меня», — сказала Фанд. «Нет, покинута буду скорее я», — сказала Эмер. «Нет, — сказала Фанд, — это меня он покинет». Страданием стала для нее великая любовь Кухулина, и свою жалобу излила она в песне:

Теперь должна я двинуться в путь,

Милое место должна я покинуть,

Не по воле своей, — честь зовет меня,

Меж тем как я хотела б остаться. <...>


Горе тому, кто дарит любовь свою человеку,

Что от любящей отвращает взор свой!

Лучше уйти, чем оставаться,

Когда не встречаешь к себе любви.

(Перев. А. Смирнова)

Мананнан явился за ней с востока, и с большой неохотой согласилась она последовать за ним. «Было время, когда я его любила... Хрупка любовь, и кончается она так быстро». Она сказала, что Кухулин решил от нее отказаться, к тому же у него есть супруга, а у Мананнана никого нет. Безутешный Кухулин бродил по холмам Мунстера, не принимая ни еды, ни питья, пока друиды не напоили его напитком забвения, дали они этот напиток и Эмер, чтобы забыла она о своей ревности. Мананнан же потряс своим плащом между Кухулином и Фанд, чтобы с того дня они больше никогда не встречались.

В «Приключении Неры» инициатива контакта со сверхъестественным исходит от людей. В повести «Болезнь Кухулина», напротив, силы Иного мира заманивают смертного, преследуя свои собственные цели. Вмешательство Иного мира нарушает естественный ход земной жизни. Посредниками между двумя мирами часто служат странные птицы, с легкостью пересекающие разделяющую их границу. Подобно Пуйллу, который нечаянно оскорбил короля Аннувна, отогнав во время охоты его волшебных псов, и в качестве компенсации должен был провести год у него на службе, Кухулин попадает во власть сверхъестественных сил после того, как проявляет неоправданную жестокость по отношению к их посланцам. «Болезнь», длящуюся целый год после первого видения у камня, можно рассматривать как «посюсторонний» аспект приключения в Ином мире, которое следует за вторым визитом к тому же камню на следующий Самайн. Аналогичным образом второй эпизод в «Приключении Неры» — эзотерический аспект первого.

Мотив обращения за помощью к смертному для того, чтобы навести порядок в мире бессмертных, как ни странно, встречается в кельтской традиции довольно часто. Так, например, повесть «Приключение Лойгайре» начинается с описания некоего праздника, который люди Коннахта устраивают возле озера Энлох («птичьего») во времена короля Кримтана. Рано утром увидели они, как в тумане к ним медленно приближается какой-то человек. Это был Фиахна Мак Ретах из сида, и пришел он за помощью. Его жена была похищена, и хотя он убил самого похитителя, жена по-прежнему оставалась пленницей. Удерживал ее в плену племянник похитителя, Голл сын Долба, владыка крепости Маг Мелл, который победил Фиахну в семи поединках. Восьмой поединок должен был произойти как раз сегодня, и Фиахна обещал много золота и серебра всем, кто согласится прийти ему на помощь. Лойгайре сын Кримтана вызвался пойти с ним и еще пятьдесят мужей. Он убил Голла и потребовал, чтобы жена Фиахны, оплакивающая гибель двух своих любовников, вернулась к мужу. Фиахна отдал свою дочь Дёр Грене («солнечная слеза») в жены Лойгайре, и тот остался в сиде.

Представители этого и того мира с легкостью вступают в контакты друг с другом, без особого труда перешагивая разделяющую их «непреодолимую» границу. Причем цели и способы посещений бывают весьма различны. Они могут и помогать друг другу, и причинять друг другу вред, могут ограбить друг друга или обогатить. Поступая на службу к королю Иного мира, Лойгайре становится соправителем сида; проведя год в Аннувне, Пуйлл получает титул Властителя этой страны. Два мира находятся в постоянном взаимодействии, которое во многом сходно с взаимодействием между «сознательным» и «бессознательным», как их описывают современные психологи.

Для мужчины возлюбленная из Иного мира — аналог «потустороннего» возлюбленного женщины, и ее следует отличать от невесты из Иного мира, которую добывает себе герой повестей о героическом сватовстве. Если невесту необходимо похитить из враждебного мужского мира, то сверхъестественная любовница сама увлекает героя в дружественный женский мир, подобный тому, где будущего жениха на его пути в опасную страну невесты иногда наставляет какая-нибудь женщина или родич по материнской линии. В приключениях Брана и Кондлы это самая настоящая Страна Женщин. Увидев прекрасную женщину и услышав из ее уст песнь о «земле вечноживущих», Кондла охвачен столь сильной тоской, что, когда эта женщина во второй раз предстает перед ним, он прыгает в ее стеклянную ладью, и «с тех пор никто больше не видел их и не узнал, что с ними сталось». Когда Лойгайре вернулся из сида, чтобы проститься со своими людьми, отец предложил ему королевство Трех Коннахтов, если он согласится остаться в этом мире. Однако Лойгайре не принял этого дара, сказав, что милее ему


Благородная нежная музыка сида,

разливающаяся повсюду,

питье из блестящих чаш

во время беседы с любимой.


Есть у меня жена —

дочь Фиахны, Дер Грене,

и нашел себе жену каждый

из пятидесяти моих воинов…


Одну ночь в сиде

не отдам я за все ваше королевство…


И он вернулся в сид и «до сих пор не вышел оттуда».

Мужчины, целиком подпавшие под власть любви женщины из таинственного Иного мира, навеки потеряны для мира людей. Но их — в еще большей степени, чем героев «похищений», — можно назвать в кельтской традиции персонажами второстепенными. Подобно Кухулину Кондла стоит перед выбором. «Нелегко мне приходится, — говорит он, — ибо люблю я своих близких, но тоска по этой женщине охватила меня». Однако в отличие от Кухулина он не находит в себе сил вернуться в наш мир, т.е. сделать правильный выбор, и потому, с нашей точки зрения, весьма знаменательно, что рассказчик видит основную цель своей повести в объяснении того, почему прозван Арт Одиноким. Эти сверхъестественные возлюбленные обнаруживают большое сходство с «небесной невестой», которая обучает шамана и помогает ему совершенствоваться в его искусстве. Желая заполучить его для себя, она тоже готова помешать дальнейшему духовному развитию возлюбленного.

3

Как была найдена золотая чаша Кормака? Нетрудно сказать. Однажды ранним майским утром Кормак гулял один по крепостному валу в Таре, когда вдруг приблизился кнему величавый светлый воин, неся на плече серебряную ветвь с тремя золотыми яблоками на ней. Так прекрасна была музыка, которую издавала эта ветвь, что все больные, все раненые, все рожающие женщины впадали в сон, когда слышали ее. Воин прибыл из страны, «где царит одна лишь правда, где нет ни старости, ни дряхлости, ни печали, ни горести, ни зависти, ни ревности, ни злобы, ни надменности». Между ними завязалась дружба, и Кормак попросил у воина ветвь. Тот дал ему эту ветвь с условием, что Кормак в свою очередь даст ему три дара, которые он попросит у него в Таре. После этого он исчез. Кормак вернулся в свой королевский дом. Когда он встряхнул ветвь, все люди его впали в глубокий сон, длившийся ровно день с того часа.

Через год воин явился вновь и попросил в качествепервого дара дочь Кормака. Кормак отдал ее, развеяв печаль женщин Тары тем, что потряс перед ними чудесной ветвью и усыпил их. Через месяц воин пришел снова и на этот раз увел с собой сына Кормака, а в третий раз он потребовал его жену. Этого Кормак уже не мог перенести. Он пустился в погоню, и все его люди устремились вслед за ним. Тут пал на них густой туман, и скоро Кормак оказался один посреди голой равнины. И там увидел он крепость с бронзовой оградой, а посреди крепости стоял серебряный дом, наполовину крытый перьями белых птиц. Люди с охапками белых перьев пытались закончить кровлю, но стоило им положить эти охапки на кровлю, как порыв ветра уносил перья прочь. Внутри дома Кормак увидел человека, поддерживавшего огонь в очаге, куда положил он целый дуб, от корней до верхушки, но когда уходил он за другим деревом, первое успевало сгореть дотла. Затем увидел он еще одну королевскую крепость с четырьмя домами в ней и сверкающий источник с девятью старыми лещинами вокруг него. В водах источника плавали пять лососей, и они ели орехи, которые падали с пурпурных лещин, а скорлупки пускали плыть по течению пяти потоков, что текли оттуда. Журчание тех потоков было сладчайшею музыкой.

В доме его ждали двое — благородный воин и прекрасная женщина. Он вымылся в бане, согретой камнями, которые сами прыгали в воду, чтобы согреть ее, а затем исчезали. Затем в дом вошел мужчина с топором в правой руке и поленом в левой, а на спине у него была свинья. Он убил свинью, расколол полено и бросил свинью в котел, но не могла та свинья свариться, пока не будет сказана правда на каждую четверть ее. Мужчина с топором, воин и женщина стали рассказывать истории, удивительные, но правдивые, и три четверти свиньи были сварены. Тогда сам Кормак рассказал об исчезновении своей жены и детей, и свинья сварилась целиком. Когда Кормаку подали его долю, он сказал, что принимается за еду только в обществе пятидесяти воинов. Услышав это, воин спел ему усыпляющую песнь, а когда Кормак пробудился, его жена, сын и дочь и все пятьдесят его воинов были рядом с ним.

Во время пира Кормак поразился красоте золотой чаши, принадлежавшей хозяину. «В ней есть нечто еще более необычайное, — сказал воин, — если сказать три слова лжи над нею, она тотчас же распадется на три части. Если затем сказать над ней три слова правды, части вновь соединятся, и чаша станет, как была прежде». Воин произнес три слова лжи, и чаша распалась на три части. Но когда он сказал, что до этого дня ни жена, ни дочь Кормака не видели лица мужчины с тех пор, как покинули Тару, а сын его не видел лица женщины, чаша вновь стала целой.

Затем воин сказал, что он Мананнан Мак Лир и что он призвал Кормака к себе, чтобы тот узрел Обетованную страну. Он дал ему эту чашу, чтобы мог Кормак отличать правду от лжи, и оставил ему навеки чудесную ветвь. Он объяснил, что всадники, которые напрасно пытаются покрыть крышу белыми перьями, это поэты Ирландии, собирающие бренное богатство; мужчина, который поддерживает огонь в очаге, — это расточительный молодой властитель, а источник с пятью потоками — это Источник Мудрости, потоки же те — пять чувств, через которые проникает к людям знание. «Никто не может обрести мудрость, если не выпьет хоть глоток воды из этого источника и его потоков. Люди всех искусств и ремесел пьют оттуда».

Когда Кормак проснулся утром, он увидел себя на лугу перед Тарой, вместе со всей семьей, и ветвь и чаша были при нем.

Во многих других «приключениях» есть упоминания о том, что в Ином мире нет места лжи, но лишь в рассказе о Кормаке добывание истины можно назвать основным сюжетообразующим мотивом. Отдав все, что имел, за чудесную ветвь, Кормак получает обратно все, чем пожертвовал, и приобретает в придачу талисман Истины. Он увидел Обетованную страну, ибо Мананнан решил одарить его сверхъестественным опытом. Он открыл, что источник знания и искусства находится в Ином мире, и при помощи нескольких аллегорических сцен понял, как выглядят люди, если смотреть на них «оттуда»

Повествуя об этом приключении, рассказчик видит свою основную цель в том, чтобы объяснить, откуда у Кормака появилась чудесная золотая чаша. Сходные сверхъестественные объекты фигурируют и в других повестях, обычно как мотивы второстепенные. Мы уже упоминали о коронах, сохраненных Нерой и Лойгайре, и о фидхелле Кримтана. Однажды Конн и его друиды и поэты потеряли тропу в тумане и вдруг увидели дом, возле которого росло золотое дерево. Рядом с ним увидели они Луга и Власть, сидящую на хрустальном троне. И были у нее серебряный чан, золотая чаша и золотое блюдо. Девушка подала Конну мясо и красное пиво (derg flaith) в той чаше, а Луг поведал ему о тех, кто будет править Ирландией после Конна. Друид записал их имена на тисовых табличках. Затем видение исчезло, но чан, чаша, блюдо и таблички остались у Конна. Другие чудесные посудины — котел Дагды, от которого никто не отходил, не насытившись; котел Кормака и корзина Гвидно Гаранхира, из которой каждый мог достать себе еду, какую пожелал; чаша, которую Тадг получил в Стране бессмертных и которая превращала воду в вино; котел владыки Аннувна (описанный в древневаллийской поэме «Добыча Аннувна»), в котором нельзя сварить еду для трусов, котел Керидуэн, который кипел целый год, пока не оставались на дне его три капли мудрости и вдохновения, и наконец, котел возрождения (найденный в одном из озер Ирландии), который возвращал жизнь умершим. Все эти сосуды, дарующие жизнь и изобилие, могут быть соотнесены со св. Граалем средневековых романов. Котлы и чаши, всегда полные еды и питья, и живая вода, оживляющая мертвых, также встречаются среди предметов, добываемых героями кельтских народных преданий в Ином мире.

Своего рода мифологические символы и, возможно, реликты неких дохристианских обрядов — все эти чудесные предметы освящали идеей вечности мир смертного бытия. А кроме того, они увеличивали значение своих аналогов в повседневной жизни До некоторой степени котел и чаша любого щедрого хозяина перенимали толику природы архетипических сосудов изобилия, а всякая корона и всякий меч сверкали подобно вечной короне и Мечу Света.

Глава 16. Плавания


О, построй себе корабль смерти. О, построй его для себя. Ибо в нем будет надобность — ждет тебя плавание забвения.

А.Г. Аоурени.


Для традиционных ирландских рассказчиков, видимо, существовала некая жанровая разница между «приключениями» (echtrai) и «странствиями» (или «плаваниями» — immrama), в которых, как правило, описывались посещения героями многочисленных островов, относящихся если и не прямо к Иному, то во всяком случае — не к нашему миру. Впрочем, различение между двумя этими типами повестей не абсолютно. Тaк, знаменитое «Плавание Брана сына Фебала» в списках саг квалифицируется как echtra («Приключение»), тогда как в самом тексте саги оно постоянно именуется immram («странствие», или «плавание»). В списках саг, кроме этого, указаны еще семь «плаваний», однако лишь три из них дошли до наших дней «Плавание Маиль Луина», «Плавание Снедгуса и Мак Риаглы» и «Плавание О'Хорра». Тема плавания в Иной мир — одна из самых характерных для кельтской традиции, через знаменитое «Плавание св. Брендана» она стимулировала фантазию средневекового христианства и дух приключений, благодаря которым осуществились великие плавания и географические открытия XV — XVI столетий. Но открытие новых земель в итоге подменило собой бесконечные чудеса океана Иного мира.