Северный Кавказ в XIII-XV веках: проблемы политической истории и этнокультурного взаимовоздействия
| Вид материала | Автореферат |
Содержание1920-х годов Очередной этап Вторая глава Завоевательная кампания конца 30-х годов ХIII века и ее последствия" Северный Кавказ в 50-60-е годы ХIII века" |
- Работа на конкурс Северный Кавказ природная жемчужина России. Проблемы экологического, 631.67kb.
- В зеркале новых концепций и подходов (опубликована как отдельная брошюра: Москва: КомКнига,, 1951.9kb.
- Программа-акция «россия для будущего» Программа: «урусвати» («urusvati»), 125.1kb.
- Программа учебной дисциплины «Проблемы политической истории Албании», 77.19kb.
- Северный кавказ: профилактика конфликтов редакционная коллегия, 2870.45kb.
- Император Максимилиан Iкак полководец (по «Weisskunig»). // Средневековая Европа: Проблемы, 169.16kb.
- Урок истории в 6 классе. Тема: Арабы в VI-VII веках. Возникновение ислама, 86kb.
- Проблемы истории, философии, культуры. Москва-Магнитогорск, 2003, вып. XIII, c. 343-357, 222.42kb.
- Урок 39. Северный Кавказ — самые высокие горы России тип урока: изучение нового материала, 94.09kb.
- Кризис политической системы СССР в период 1985-1991, 281.4kb.
^ Очередной этап изучения Северного Кавказа мы ограничиваем с 1945 года вплоть до -1958 – середины 1980-х годов. Послевоенные годы открывают археологические разведки Т.М. Минаевой в "Грозненской области"; здесь выявляются первые золотоордынские поселения. Л.П. Семенов публикует брошюру о Татартупском минарете. Л.И. Лавров изучает вопрос о времени второго появления Чингизидов на Северном Кавказе и расселения предков кабардинцев на Центральном Кавказе. Им обосновывается тезис о быстром (после 30-х годов ХIII века) уходе" Чингизидов с Северного Кавказа и о полном "запустении региона". Продолжено изучение Маджар (Е.И. Крупнов, Т.М. Минаева). К 1958 году восстанавливаются республики Северного Кавказа и соответствующие национальные, научно-исследовательские, образовательные учреждения. Начинается процесс подготовки местных, национальных научных кадров, во многом, определивших преобладающий интерес к самым древним периодам истории региона и "состязательным" поискам "именитых первопредков" (В.Б. Виноградов, С.Л. Дударев, Х.М. Мамаев; В.А. Кузнецов, И.М. Чеченов, М.С. Гаджиев).
Оценивается прорыв 1950-1960х годов в углублении общезолотоордынской проблематики (Б.Д. Греков и А.Ю. Якубовский, С.А. Плетнева, М.Г. Сафаргалиев, Г.А. Федоров-Давыдов). А.П. Смирнов и Г.А. Федоров-Давыдов (1959 г.), определяют актуальные задачи археологического изучения Золотой Орды, включая и ее северокавказские пределы. Отчасти, задачи были реализованы деятельностью СКАЭ под руководством Е.И. Крупнова. На основе "привязок" И.А. Гюльденштедта, СКАЭ исследует Большую и Малую мечети, христианский храм №1 (и сопровождавшие их могильники) Верхнего Джулата. Параллельно разворачиваются исследования в горных зонах Дагестана, Чечни, Ингушетии, Северной Осетии, Кабардино-Балкарии. На базе СКАЭ складываются самостоятельные отряды и экспедиции. Е.И. Крупнов исследует Прикаспийскую низменность. В.А. Кузнецов и О.В. Миоррадович в составе СКАЭ, а затем, самостоятельно, продолжают исследование Верхнего Джулата и его округи. В.Б. Виноградов ведет раскопки Алхан-Калинского городища. Г.И. Ионе и И.М. Чеченов – проводят работы на Нижнем Джулате. В Адыгее, на Черноморском и Азовском побережьях археологические работы проводит Н.В. Анфимов.
Вплоть до конца 1970-х годов появляются монографические исследования, посвященные Золотой Орде, хотя и не всегда даже касающиеся пределов ее северокавказских владений (Г.А. Федорова-Давыдов, С.А. Плетнева, М.Г. Сафаргалиев). Отчасти, недостаток компенсируется книгами И.М. Чеченова, В.А. Кузнецова, Е.П. Алексеевой и др. В.А. Кузнецов развивает предположенное А.А. Иессеном восприятие последствий событий 1222 и конца 1230-х гг. для северокавказской Алании как периода "феодальной раздробленности". С событиями 30-х годов ХIII века, исследователь связывает начало "катастрофы" для Алании; уцелевшие от погромов аланы, якобы, частично, угоняются в Монгольскую Империю; другие укрываются в горвх Осетии. Третья их группа, вместе с половцами, переселяется на территорию Венгрии, с ними, В.А. Кузнецов связывает могильник Недьсалаш. В конце 1950 - начале 1970-х годов (и до настоящего времени) выходят "Очерки историй …" и "Истории …" современных административных территорий и национальных образований. В обязательных разделах, посвященных событиям ХIII-ХV вв., доминируют различные примеры "героической борьбы" с "татаро-монголами и Тимуром", констатируется факт включения региона в состав Золотой Орды. Содержательная сторона этого пребывания рассматривается в самых общих чертах.
Под руководством Г.А. Федорова-Давыдова защищаются кандидатские диссертации его учеников и коллег (Н.М. Булатов, В.Л. Егоров). Интерес вызывают и работы М.Д. Полубояриновой, И.В. Волкова и Э.Д. Зиливинской. В них учитываются материалы с Маджара и Верхнего Джулата. Многолетние исследования Маджара завершаются диссертационным исследованием Э.В. Ртвеладзе. Отмечается и серия специальных статей дагестанских историков, рассматривающих маршруты передвижений войск Чингизидов и Тимура через Дагестан. Наибольший интерес представляют работы и кандидатская диссертация М.Г. Крамаровского. Анализируется и вклад Х.А. Хизриева (статьи, диссертация и монография) и его попытки удревнения этнонима "чеченец", их противостоянию Чингизидам, хотя описание используемых этим автором событий, сами источники локализуют на "реках Тиса и Туна", т.е. – Тисе и Дунае (В.Б. Виноградов). Оценивается и его "схема" возникновения в регионе местных "этно-политических образований", границы которых удивительно совпадают с границами современных административных образований региона. Эта идея вошла и в первый том "Истории народов Северного Кавказа"; разделил ее только В.А. Кузнецов.
Рассматриваем мы и достижения в изучении монетных находок и кладов (Джучиды и Хулагуиды), известных в регионе (Е.А. Пахомов, Г.А. Федоров-Давыдов, А. Сейффедини, В.Б. Виноградов, Ю.А. Прокопенко, Ф.Б. Нарожная, А.Пачкалов, И.В. Волков и др.).
Некоторые изменения наметились в годы "перестройки" и в последующее время, выделенного в следующий этап в изучении Северного Кавказа (1986 г. – 2010 г). Оценивая историографический вклад этого отрезка времени, в параграфе констатируется факт значительного увеличения количества работ, в которых Северный Кавказ в составе Золотой Орды становится конкретным предметом изучения, но – на фоне юбилейных статей к 600-летию Куликовской битвы. Анализируется и расширяется северокавказская коллекция предметов вооружения эпохи Золотой Орды, оценивается "количество городов" и их место в истории, анализируется нумизматический материал. Но, несомненный сдвиг был сделан после 90-х годов ХХ века. На фоне распада государства и децентрализации науки, роста локальных центров в изучении Золотой Орды, наметилась и тенденция в изменении методологической базы подходов. Прежде всего – это возникновение "Всероссийской Ассоциации медиевистов и историков раннего нового времени" (МГУ). Изменилось и отношение к оценке характера раннепредпринимательской деятельности итальянских факторий на Азовском и Черном морях, как и оценка этнокультурных процессов в факториях, воспринимаемых ныне как этнообразующие и этноформирующие процессы (А.Г. Еманов). Данные новшества заставляют иначе воспринимать и контекст обстановки в Золотой Орде, когда Мамай (канун Куликовской битвы) "понаймовал" разноэтничные отряды своего войска, включая выходцев из колоний и их северокавказских соседей (В.Л. Егоров, Е.И. Нарожный). Появляются и основания для рассмотрения характера и причин изменений этнокультурной специфики, как горожан, так и кочевников Золотой Орды и ее северокавказских владений. Подтверждением тому становятся не только описания ал-Омари о смешении монголов и кипчаков-половцев, но и выводы, полученные на основе археолого-антропологического анализа погребальных комплексов горожан Золотой Орды (Л.Т. Яблонский, Г.А. Федоров-Давыдов). Более понятными становятся причины размывания "этнической замкнутости" монголов, процесса их седентаризации, появления "смешанных этнических групп" горожан. Аналогичным образом встает и проблема господства "западной ориентировки погребеных", глобально вытесняющей "старые", традиционные ("домонгольские") ориентировки, связываемые с "сознательным отказом от прежних ориентировок могил по странам света", т.к. они потеряли для них былой смысл, или же, приобрели какой-то новый (А.О. Добролюбский). Это наблюдение актуально подталкивает к поискам содержательной семантики причин этого "нового смысла" в системе инновационных изменений погребального обряда. Особо отметим и формирование ныне в г. Казани нового центра золотоордыноведения (ИИ АН РТ), специалисты которого рассматривают историю и археологию Золотой Орды в рамках "золотоордынской цивилизации", или же, более широко, как часть "евразийской цивилизации".
В последние десятилетия увеличилось количество тематических сборников, обозначились дискуссии относительно локализации городов, монетных дворов и пр. Стали регулярными "золотоордынские" конференции; переиздаются обобщающие труды, давно ставшие библиографической редкостью. Огромные возможности открывают "золотоордынские" сайты в глобальной сети интернета. Это и побуждает использовать максимально все имеющиеся возможности. Осознавая весь комплекс сложностей в решении поставленных перед собою задач, автор руководствуется старым и, ныне не популярным, хотя и не потерявшим своего значения, тезисом Ф. Энгельса: "Если бы мы захотели ждать когда материал будет готов в чистом виде для закона, то это значило бы приостановить до тех пор мыслящее исследование и уже по одному этому мы никогда не получили бы закона".
^ Вторая глава диссертации: "Северный Кавказ в ХIII столетии", посвящена анализу динамики политических процессов, начиная с 1222 года. Первый ее параграф: "Северный Кавказ в первой трети ХIII века" определяет оценку последствий вторжения Чингизидов, в 1222 г., вышедших на Северный Кавказ (ал-Асир, Джувейни, грузинский "Хронограф" ХIV века, Рашид-ад-Дин). Сведения о столкновениях Чингизидов с алано-половецкими войсками, не давших перевеса никому, заставляют рассматривать причины создания подобного альянса, видя их во временном совпадении интересов половцев и аланов перед лицом внешней угрозы. Но, он мог сложиться и на основе кровно-родственных (брачных) связей, косвенно подтверждаемых следами тюркизации части аланов Змейского катакомбного могильника (А.В. Шевченко).
Любопытны и аргументы, при помощи которых Чингизидам удалось разъединить союзников: "мы и вы - одного рода",- было сказано половцам,- "и одной веры". Учитывая "тюркско-монгольские" истоки многих монгольских традиций, сложившихся еще в Центральной Азии, они и могли стать одним из побудительных мотивов последующего ухода половцев.
Разгромив аланов Чингизиды, вопреки существующим мнениям, не вторгаются вглубь Северного Кавказа (М.К. Джиоев); дальнейший путь вдоль Главного Кавказского хребта, с пересеченной местностью, лесами и реками, а также, изобиловавший аланскими бытовыми (к тому же, с мощной фортификацией) памятниками, мог сильно задержать их в регионе. Здесь достаточно вспомнить описания позднего времени – об осаде и взятии Магаса. Чингизиды предпочли уйти из региона через половецкие степи. Рассматривается нами и версия о географии бегства части половцев в "горы леса и болота" (ал-Асир). Локализация части спасавшихся половцев на Верхней Кубани, удобно объясняла причины концентрации здесь тюркоязычного анклава – предков современных карачаевцев и балкарцев. Но, при наличии здесь "гор и лесов", вряд ли можно надеяться на выявление следов болот, даже – при разливах Зеленчуков (В.М. Батчаев). Горы, леса и болота (лиманы-?), есть и на Нижней Кубани, где на прилегающих к ней территориях восточного берега Черного моря известны и курганные группы, в свое время связывавшиеся с интересующими нас группами половцев (А.В. Дмитриев); при полном отсутствии таких следов на Таманскогм полуострове (В.Н. Чхаидзе).
Рассматриваем мы и версию о массовом запустении верхнекубанских городищ, росте числа могильников (А.А. Иессен), подтолкнувшую гипотезу о наступлении периода "смут", "усобиц" и феодальной раздробленности в регионе. Предположение, подкрепленное и ссылками на сведения епископа Феодора и Юлиана (В.А. Кузнецов, Я.А и Г.С. Федоровы), требует уточнений. Феодор и Юлиан описывали события, как минимум, через 4 года после вторжения Чингизидов, к тому же, повествуя о Подонье и Причерноморье. Если детально рассматривать возможный маршрут движения Феодора от Херсона к "Аланской епархии", учитывая разные точки зрения (В.А. Кузнецов, В.Б. Виноградов, В.М. Бибиков, Н.М. Богданова, П.И. Жаворонков и др.). то Феодор, действительно проходит вглубь региона "на 60 дней пути" (А.Ю. Кулаковский), но, не по золотоордынской равнине (В.А. Кузнецов). Место его высадки заманчиво определять у места впадения р. Мзымта в Черное море (окрестности Сочи), где известны и крупные христианские храмы, функционировавшие вплоть до позднего средневековья (Ю.Н. Воронов, В.Б. Овчиникова, Б.А. Раев, Н.Е. Беспалая). Предпочтительно здесь же, а не на Нижнем Архызе, размещать и центр "Аланской епархии". Отсюда, резонно отсчитывать и "60 дней пути" вверх по р. Мзымте, выводящий сначала к Большой Лабе с ее городищами (Т.В. Цокур) и далее, к Нижнему Архызу. Эта локализация вполне объясняет и причины активной деятельности в "Аланской епархии" выходцев из Лазики, Авасгии (Ю.А. Кулаковский) и Трапезунда. А также – совместное участие в общих мероприятиях (ХIV в.) аланского эпарха вместе с церковными лидерами "из Смирны, Болгарии и Трапезунда" в бассейне Черного моря (С.П. Карпов). В районе Сочи (близ указанных храмов и на могильнике "Южные культуры") известны "аланские погребальные комплексы" ХIII-ХIV вв., ретроспективно документирующих конкретную географию локализации аланов, в самом начале ХIII в. "занявших почти всю Скифию и Сарматию", "вплоть до Иверии" (М.В. Бибиков). Картина полной "раздробленности" по Феодору и Юлиану больше приемлема к "аланским местечкам" Подонья; ее переносу на ситуации на Центральное Предкавказье противоречит и грузинский "Хронограф", сообщавший о дружном участии "овсов", "дурдзуков" и других "горцев тех мест" в обороне Тбилиси на стороне войск Русудан, в период вторжения Джалал-ад-Дина в Закавказье. Дополняют картину и находки монет Джалал-ад-Дина и Русудан на территории Северного Кавказа, которые мы рассматриваем во втором параграфе: "Северный Кавказ в период между 1222 и 1230-ми годами" этой же главы.
Опираясь на находки фрагментов поливной керамики и деталей архитектурного декора (Майртуп, Курчалой, Верхний Джулат), мы расцениваем их как артефакты "северовосточно-азербайджанского" происхождения. Аналогии из Азербайджана датируются ХII- ХIII вв. (Т. Достиев); северокавказские их образцы – со следами производственного брака, позволяющего видеть в них продукцию "азербайджанских" ремесленных центров, восстановленных после 1220-х гг. Они, вероятно, поступали через Дербент и Дарьял, оказываясь на Северо-Восточном Кавказе и в восточном Придарьялье после событий 1222-х годов и свидетельствуют о возможном восстановлении торгово-экономических взаимоотношений.
Аналогично расцениваются и редкие находки деталей архитектурного декора, "азербайджанского" происхождения и образцы поливной керамики "жинвальского" облика (М.Н. Мицишвили) с Верхнего Джулата (Е.И. Нарожный). Наряду с находками керамики показателен и нумизматический материал.
Монеты от имени Хорезм-шаха Джалал-ад-Дина происходят из округи Дербента и оцениваются как перечеканка (1226 г.) грузинских монет из состава тбилисской казны, захваченной им в Тбилиси (И.Л. Джалаганиа). Кратковременное их хождение в Грузии, Азербайджане и в округе Дербента позволяют речь вести о возобновлении (первая треть ХIII в.), торговых операций Закавказья с указанными территориями (И.Л. Джалаганиа). Предположение дополняется единичными находками монет Русудан и двумя их кладами. Монеты Русудан из Дербента (Е.А. Пахомов, С.В. Гусев, И. Л. Джалаганиа), Майртупа (Б.А. Ахмадов, В.Б. Виноградов, Е.И. Нарожный) и из Краснодара (Е.А. Пахомов, Ю.А.Прокопенко), следует рассматривать как платежные средства. Монеты из горной Ингушетии (В.Б. Виноградов, Е.И. Нарожный) и из "пещерных склепов" Северной Осетии (В.Б. Виноградов, В.Х. Тменов, А.А. Цуциев), можно связывать и с монетами из вознаграждения, выплаченного Русудан,"овсам" и "дурдзукам", поддержавшим ее хотя и в проигранной Джалал ад-Дину обороне Тбилиси (Е.И. Нарожный).
Надеждинский и Хадыженский клады (Е.А. Пахомов, А. Фиркович и др.) монет Русудан, вряд ли можно воспринимать только как имущество грузинских "офицеров и гражданских чиновников" из окружения Русудан, после поражения под Тбилиси бежавших на Северный Кавказ (Ю.А. Прокопенко). Наличие точно таких же кладов в Закавказье (Е.А. Пахмов), находящихся на торговых трассах эпохи заставляет рассматривать данные клады на Северном Кавказе, иначе. Обнаружение двух кладов монет Русудан на Северном Кавказе было сопряжено со строительством двух российских укреплений ХIХ в., выбор мест под которые определялся стремлением к их труднодоступности и господству над окружающим ландшафтом. По тем же критериям, обычно, определялся и выбор мест под средневековые поселения и городища, "перекрытых" крепостями ХIХ века, на территории которых были зарыты оба клада грузинских монет. Рассматривая их как длительные накопления платежных средств, тяготевших к транзитной дороге вдоль восточного берега Черного моря ("дорога Запада" грузинского "Хронографа" ХIV в.), сокрытие обоих кладов следует сопоставлять с началом второго нашествия Чингизидов конца 30-х годов ХIII века (Е.И. Нарожный). Косвенно на это указывает и находка серебряной монеты Русудан 1230-х годов из Азова (Г.А. Федоров-Давыдов).
Факт хождения монет Джалал ад-Дина, а затем – монет Русудан по территории региона вплоть до конца 30-х годов ХIII века заставляет ставить вопрос не только о возрождении торгово-экономических (и иных) взаимоотношений с Закавказьем, продолжавшихся вплоть до второго нашествия Чингизидов. Следовательно, картина "смут" и "раздробленности" в регионе вплоть до конца 1230-х годов не подтверждается.
Третий параграф главы: "^ Завоевательная кампания конца 30-х годов ХIII века и ее последствия" посвящен ходу событий 1230-х годов. Вслед за Л.И. Лавровым, мы вновь обращаемся к сведениям Рашид-ад-Дина: "в 635 г.х. (= 24.VIII. 1237-13.VIII.1238 гг.), осенью, Менгу-каан и Кадан пошли походом на черкесов и зимою убили государя тамошнего по имени Тукар … Шибан, Бучек, и Бури отправились походом в страну Мерим из племени чинчанкан и взяли Таткару …. Потом в кака-иле, т.е., в год свиньи … 636 г.х (=14. VIII. 1238 - 2. VIII. 1239 г.) Гуюк-хан, Менгу-каан, Кадан и Бури направились к городу Минкас и зимой, после осады, продолжавшейся 1 месяц и 15 дней, взяли его. Они были еще заняты тем походом, когда наступил год мыши (=637 год хиджры = 3.VIII. 1239 – 22. VII. 1240 г.), Весной, назначив войско для похода, они поручили ему Букдаю и послали его к Тимур-кахалка с тем, чтобы он занял его и область Авир, а Гуюк-хан и Менгу-каан, осенью того же года мыши, по приказанию каана, вернулись и в год быка, соответствующий 638 г.х. (=23.VII. 1240 - 11.VII. 1241 г.), расположились в своих ордах".
Поход на черкесов относится к осени 635 г.х., т.е., к периоду с 1 сентября по конец ноября 1237 г. Убийство черкесского правителя приходится на отрезок с 1 декабря 1237 по конец февраля 1238 года (точнее неизвестно). Все это время Чингизиды должны были находиться на Северо-Западном Кавказе. Осенью-зимой 1237-1238 годов начался и поход Шибана Бучека и Бури, "в страну Мерим из племени чинчакан". Топоним "Мерим" предпочтительнее сопоставлять с "Крымом", а этноним "чинчакан" – с "кипчаками". Следом начинается военная кампания "в стране русских и народа черных шапок", т.е. – в Поросье, против черных клобуков и в Южной Руси. Из Поросья и Крыма они ухода в "страну русских", другая часть Чингизидов возвращается на Северный Кавказ, направляясь к городу "М.к.с."-"Минкасу"-"Магасу" (Алхан-Калинское городище в Чечне). Зимой 636 г.х. (т.е. с 1 декабря 1238 года по конец февраля 1239 года), после 1,5-месячной осады город пал. Чингизиды были заняты тем походом до наступления года мыши (637 г.х.), начинавшегося с 3 августа 1239 года. Затем наступает очередь Тимур-Кахалка (Дербента) и "области Авир" (Аварии), Остается догадываться о масштабности и драматизме всей кампании, продолжавшейся почти год.
Дальнейшие события оцениваются различно: одни исследователи полагают, что Чингизиды уходят из региона, создав прецедент для массового расселения здесь кабардинцев (Л.И. Лавров). По мнению других, наступает полная "катастрофа" для региона (В.А. Кузнецов). Часть аланского населения (В.П. Алексеев, К.Х. Беслекоева, Р.Ф. Фидаров) продолжает оставаться в Придарьялье, другая спасается в глубине горных ущелий, население которых не подчинилось завоевателям. На этом фоне противоречиво смотрится оценка места Нижнего Архыза. С одной стороны: локализация здесь центра "Аланской епархии" позволяет утверждать о "продолжении ее существования и при татарах, когда значительная часть Алании оказалась завоеванной ими и включенной в Золотую Орду. Видимо, татаро-монголы считались с влиянием аланских епископов и, … стремились использовать ее в своих интересах…". А "аланское духовенство оказалось слугой не двух, а трех господ - византийских патриархов, золотоордынских ханов и местных владетелей" (В.А. Кузнецов). В то же время, "никакими сведениями о пребывании татар на Нижнем Архызе, современная наука не располагает" (В.А. Кузнецов). Противоречивость оценок заставляет рассмотреть еще один аспект проблемы, вынесенный в 4-й параграф этой же главы: "Северный Кавказ до середины ХIII века".
Завершение к 1240-м годам военных действий в регионе подтверждают и отдельные эпиграфические памятники в Дагестане (Л.И. Лавров, Т.М. Айтберов, А.Р. Шихсаидов). Дальнейшие исторические процессы слабо подкреплены источниками. Известно: на Северном Кавказе монголы сохранили "местных царей … у черкесов и у аланов" (ал-Омари, Г.А. Федоров-Давыдов), хотя достоверность этих сведений никем не проверялась. Созвучна с источником и мысль современных авторов, полагающих, что события конца 1230 - начала 1240- годов, все же, не привели к полному запустению серии бытовых памятников Северного Кавказа, развивавшихся, якобы, перманентно (В.А. Кузнецов, Э.Д. Зиливинская). Подобная, относительная "непрерывность" в развитии может быть приложена лишь к истории г. Дербента. Проверяя версию, подчеркнем: в Дагестане (кроме Дербента), известные поселения и городища демонстрируют существование хронологического разрыва между временем их возникновения, запустения и возрождением жизни лишь в золотоордынское время (Г.Г. Гамзатов, М.Г. Магомедов, А.Р. Абакаров, О.М. Давудов). На Алхан-Кале, где золотоордынский слой отсутствует вообще, некоторое "оживление" можно связывать только с ХIV в. и, за пределами его внешнего вала. А в непосредственной близости возникают сразу 3 поселения золотоордынского времени (Т.М. Минаева, Е.И. Нарожный). Верхний Джулат золотоордынским городским центром становится лишь при Узбеке или Джанибеке (В.А. Кузнецов). На Нижнем Джулате прослежено срытие вало, произведенное, вероятно, в 30-е гг. ХIII в. (И.М. Чеченов) и их восстановление только во второй пол. ХIV в. (Х.М. Мамаев, Е.И. Нарожный).
Динамика последующего "освоения" региона источники освещают плохо. Известно: Бату-хан, отбывая на коронацию Угедея в Каракоруме, "поручает свое царство младшему брату, Тукай-Тимуру", накануне того, "в качестве удела уже получившего область асов Северного Кавказа" и территории на Мангышлаке" (Т. Султанов). Таким образом, решение курултая 1235 года, закрепившего за царевичами тогда еще не завоеванные территории, начало реализовываться на практике только в 1240-е годы. В северокавказские владения устремляются Чингизидские роды, переселение которых должно было строго соответствовать традиционным принципам "освоения пространства" и "новых территорий" (В.В. Викторова, Н.Л. Жуковская, С.Г. Кляшторный) и представлять "перекочевки аилами, хогонами и ордами" (Н.Л. Жуковская). Расселение строилось на определенных правилах и Тукай-Тимур, вероятно, был не единственным владельцем в пределах северокавказского улуса. Помимо его орд, здесь появляются и представители других, подчиненных ему родов кочевых феодалов, включая и потомков Шибана (пятого сына Джучи-хана), участвовавшего в завоевании Северного Кавказа, но в свой удел получившего территории Южного Зауралья и в современном Казахстане (В.П. Костюков, В.Л. Егоров). Рашид-ад-Дин сообщал о зимовьях внука Шибана – Токдая, располагавшихся "близ реки Терека в стороне Дербентской" и где "(уже) несколько времени он находился во главе сторожевого войска (лашкар-и-караул)". Интересна и гипотеза Э.В. Ртвеладзе, увязывающего название города Маджара с именем кого-то из кочевых феодалов, владевших этой территорией. Среди возможных претендентов на эту роль можно назвать и 11-го сына Шибага - Маджара (В.Г. Тизенгаузен; Э.В. Ртвеладзе), возможно, получившего улус в бассейне р. Кумы. Актуально предположить и о других, аналогичных разделах всего региона на серию подобных владений (на улусно-ленной основе), что и превратило его в некое подобие "центральноазиатского" анклава, на территории которого действовали и принципы привнесенной сюда, "Велиуой Ясы" Чингис-хана (В.К. Цечоев).
Оказавшись оторванными от Каракорума и центральной власти вообще, кочевые феодалы обостряют политическую борьбу между, как минимум, двумя их группировками. Одни "стремились сохранить кочевнический образ жизни", воспринимая оседлые земли только как объект непрерывных грабежей. Вторая группировка во главе с Менгу-кааном, считала необходимым ограничить произвол и дать возможность оседлому населению и жителям городов накопить имущество, восстановить хозяйство, как основы для систематического налогового обложения (Г.А. Федоров-Давыдов). Упоминание в регионе "замка аланов", принадлежавшего Менгу-каану где-то на пути к Дербенту (Г. Рубрук), вероятно, документирует нахождение на Северном Кавказе сторонников второй группировки кочевой аристократии.
Любопытно и общеизвестное свидетельство того, что "Аланы (скорее всего - горцы вообще – Е.Н.) в тех горах (горах Северного Кавказа -Е.Н.) все еще не покорены…" и "из каждого десятка людей Сартаха, двоим надлежало караулить горные ущелья, чтобы эти Аланы не выходили из гор для похищения их стад на равнине, которая простирается между владениями Сартаха, Аланами и Железными Воротами" (Г. Рубрук). Речь, возможно, идет о пространстве региона, на юге примыкающем к подошве Большого Кавказа, а на севере ограниченном Сунженским, Терским и Кабардинским хребтами. Далее (севернее) которых, ночные вылазки горцев-алан, вряд ли осуществлялись. Нет в сообщении даже намека на существование здесь каких-либо "городов", и "селений", упоминаются только пастбища. Предположительно, сообщается о событиях 1255-1256 годов, когда "из удела Бату и Сартаха", через Дербент, к Хулагу-хану была отправлена военная помощь и войска Сартаха, действительно, могли находиться на Северном Кавказе. На данном фоне интерес приобретают и сообщения грузинского "Хронографа" об "удивительной женщине по имени Лимачав" и ее "малолетних царевичах – Пареджане и Бакатаре" и их окружении "многими князьями" (Г.В. Цулая). Существование в Придарьялье (конец 1250-начало 1260-х гг.), подконтрольных Джучидам, аланских, причем - "царствующих особ" с "княжеским окружением", следует рассматривать и как возможное подтверждение того самого "сохранения царей у алан и черкесов", отмечавшихся выше. Сохраняя подчинившихся (даже-номинально), представителей местной социальной элиты, Джучиды, скорее всего, пытались опосредовать свою власть в приграничье с хулагуидскими владениями. Хулагуиды, в свою очередь, опираются на вассально зависимую от них Грузию, постоянно "заигрывая" не только с горцами Северного Кавказа, но с аланами Восточного Придарьялья, а также и в округе, прилегающей к Дербенту. Возможно, "царствующая" особа и ее окружение должны были гарантировать Золотой Орде стабильность политической обстановки, сохраняя за собой не только статус, личные свободы, но и близкое окружение, и, вероятно, ленные владения. Взамен, Лимачав должна была обеспечивать полный контроль горных проходов и прекращения выходов горцев из них на равнину. В результате "высвобождались" воинские подразделения кочевников и должна была отпасть необходимость в охране ими выходов из ущелий. Начавшееся (1260-е гг.) Джучидо-Хулагуидское военное противостояние, приводит к другому: Хулагуиды, у Дарьяла, набирают отряд ("армию") из аланов (К. Гандзакнци), воевавших на их стороне в противостоянии 1262 голу с Золотой Ордой. Поражение Хулагуидов (1262 г.) заставляет их уйти с Северного Кавказа. С ними золотоордынские владения покидает и Лимачав, уведя "князей" и малолетних сыновей, переселившись в Грузию. С "благословения" самого Хулагу-хана, вознаградившего ее "за службу", Лимачав получает места для поселения в "Дманиси … и Жинвали" (Г.В. Цулая; Т.Д. Тогошвили; М.К. Джиоев), т.е. - у южного (грузинского) начала Дарьяльского горного прохода. Уход Лимачав должен был ознаменовать полный провал внутренней политики Джучидов, но, вряд ли заставил их отказаться от продолжения подобной практики. Возникновение в Придарьялье (1277-1278 гг.) новой ситуации, заставляет полагать: с 1260-х по 1278-е годы, в Придарьялье власть Золотой Орды по-прежнему опосредовалась аланскими правителями, "двойные стандарты" поведения которых, во многом и понуждают Менгу-Тимура организовать поход против Дедякова, привлекшего к нему и несколько дружин русских князей.
Процесс сохранения, а затем и сознательного формирования прозолотоордынской аристократической прослойки на Северном Кавказе - мера вынужденная, но - обеспечивавшая относительный контроль горных проходов (Дарьял и вдоль восточного берега Черного моря) силами аланов и других горцев Северного Кавказа. Не исключено, что процесс был обусловлен и нахождением с противоположной стороне традиционных союзников и соседей алан и горцев региона – Грузии, оказавшейся в системе политико-экономического контроля Хулагуидов. Источник подтверждает: "ведай о том, что … брат и сын великого каена Бато шлет (грузинскому царю Георгию – Е.Н.), множество посольств и приносит премного даров, чтобы тот предоставил ему дорогу Дариалана и Запада, потому как они обе у него в руках" (Г,В. Цулая). Но, только этими мерами ситуацию изменить было невозможно. Ставка Золотой Орды на аланов и черкесов региона вряд ли была случайной и оказалась оправданной.
В начале ХIII века, царем Грузии был Георгий Лаша, являвшийся "сыном грузинской царицы Тамар и … осетинского (аланского-Е.Н.) правителя Сослана" (Г. В. Цулая). Его прозвище - "Лаша", переводят с "языка предков современных абхазцев", как "Светоч" (Г.В. Цулая). Следовательно, его отец - Сослан, был аланом с Северо-Западного Кавказа (из приграничья с средневековой Абхазией-?). С 1223 по 1245 г., Грузией управляет сестра Георгия Лаши – Русудан, аланские родственники которой, по-прежнему находились на Северо-Западном Кавказе, что объясняет и мотивы Русудан, спасаться от Джалал-ад-Дина на территории Западной Грузии. Сменивший (1245 г.) ее на грузинском престоле Давид - сын Русудан, из-за политических интриг, также "бежит и приходит в Абхазию" (Г.В. Цулая). Интересны и сведения о Георгии, охранявшем проход "Дариалана и дорогу Запада". Его отец - грузинский царь Улу-Давид был женат на монголке Джигде - Хатун (Г.В. Цулая, М.К. Джиоев). Бездетный брак Уллу-Давида с Джигдой-Хатун, с ее согласия, заставляет Уллу-Давида привести в царствующий дом "аланкуу Алтун", родившую Георгия. "Адюльтера Давида с Алтун была признана и … Джигдой-Хатун" (М.К. Джиоев). Тюркское имя этой аланки – Алтун (М.К. Джиоев) и традиция "родства" представителей грузинского престола с аланами, заставляют и ее рассматривать как представительницу аланской элиты, но с территории Северо-Западного Кавказа.
Лаконичная подборка свидетельств объясняет как причины опоры Джучидов на северокавказских аланов, так и причины опоры Хулагуидов на вассальных грузинских правителей, при помощи которых они влияли на алан и соседних им горцев Северного Кавказа. На этом фоне становится понятным, почему Золотая Орда сохраняет в своих владениях "аланских и черкесских царей" (ал-Омари), как в Придарьялье, так и у границ со средневековой Абхазией. Но, Хулагуиды, все же, "переигрывают" Золотую Орду: в 1270-е годы, "за счет ильхана Аргуна, генуэзец из Перы - Вивальдо Лаваджо", содержал даже "корабль для охраны берегов Кубани и Кавказа" (Я.М. Свет). Ильханы Ирана активизируют свое влияние на всех направлениях. Золотая Орда уступала им на всем пространстве от Дербента и Дарьяла, вплоть до Черного моря, постепенно оказываясь в стороне от давнего торгового пути, связывавшего "Иран с Восточной Европой и Черноморьем" (Я.М. Свет).
В пятом параграфе главы 2: "^ Северный Кавказ в 50-60-е годы ХIII века" речь идет о причинах военно-территориальных конфликтов Золотой Орды с государством Ильханов. Обычно утверждается о претензиях Золотой Орды на средневековый Азербайджан "по законному праву" (Б.Д. Греков, А.Ю. Якубовский, В.Л. Егоров, Е.П. Мыськов и др.). Резонно возникает и вопрос: почему столь резкое обострение отношений происходит только в начале 60-х годов ХIII века? (Е.П. Мыськов).
Причины конфликта не стоит связывать и с ожиданием итогов завершения в Каракоруме борьбы за престол между Хубилаем и Ариг-Бугой, в которой Золотая Орда поддержала последнего, а Хулагу – Хубилая (Е.П. Мыськов). Здесь, помимо политической подоплеки, вероятно, следует видеть и причины сугубо экономического характера, хотя насколько "выгодной" для Золотой Орды могла стать территория Азербайджана: мягкий климат и степные пастбища которого определили характер использования этого пространства только как зоны зимников, летников и ставок. Рассматривать его территорию как зону с потенциально высокими налоговыми сборами, вряд ли возможно. Следовательно, причины конфликтов следует искать в другом.
До прихода монголов, через Азербайджан пролегала международная трасса из Ирана, разветвляясь на два направления: один ее путь шел на Дербент, другой - в сторону Грузи и Абхазии, к Черному морю и далее, в Европу. Допустимо предположить: стремление к полному, политико-экономическому контролю над значительным маршрутом этой трассы, сулившему вполне определенные доходы и стратегию, во многом и определяло одну из самых главных причин взаимных военно-территориальных притязаний Джучидов и Хулагуидов. "Монголы были заинтересованы в развитии международной торговли на сухопутном пути из Средиземноморья в Иран, Среднюю Азию и Китай. Контроль …. над отрезками огромной этой трассы их вполне устраивал", т.к. ключи над проходами оказывались у них, либо же – оставались в руках их союзников, что, в любом случае, "сулило существенные стратегические выгоды" (Я.М. Свет). Рассматривая причины интереса Ильханов к Киликийской Армении (плацдарма к вторжению в Египет и Сирию), как это продемонстрировали наши предшественники, объясняет основные причины неспешных приготовлений к противостоянию с Золотой Ордой. Дальнейшие военные действия сначала с сельджуками, посещение Смбатом (братом Киликийского царя Хетума I и I-го констебля его владений), Каракорума (1246-1248 гг.), получение им "ярлыка золотой пайцы", а затем - "в жены татарку" (К. Гандзакеци), дают "Смбату охранные грамоты на многие области и крепости, раннее принадлежавшие царю Левону (Левону II, царю Киликийской Армении, правившему в 12118-1219 гг.-Е.Н.), отнятые (после его смерти) у армян Румским султаном - Ала-ад-Дином" (Я. М. Свет). Аналогичная политика проводится и в других уголках Хулагуидского государства и, в первую очередь там, где проходили торгово-караванные пути. С середины ХIII в. Ильханы пытаются "прибрать к рукам южносирийские территории", пока еще "почти что не освоенные монголами", в затем - всю "Переднюю Азию, т.к. западные, концевые участки основных торговых путей проходили через Месопотамию и Сирию". В 1256 году начинаются военные действия Хулагу против мазадаранских исмаилитов. В 1257 году - подготовка к походу на Багдад и в Ирак, в Багдаде "сгорает все сырое и сухое" (Рашид-ад-Дин). Возвращение Хулагу в Иран и Азербайджан, опять не приводит к конфликту с Золотой Ордой; он направляется в Сирию (сентябрь 1259 г.), одновременно отправив войска Хетума I и его зятя – князя Анатолийского, в Алеппо и Дамаск (владения мусульманского эмира ан-Насира Юсуфа). Ильхан проходит всю Сирию и Иорданию, берет Газу и выходит к Египту. Только весть о смерти Великого хана и начало борьбы между Хубилаем и Ариг-Бугой, заставляют его спешно возвратиться в Иран.
На фоне успехов Хулагуидов заметно активизируются контакты итальянских морских Республик (Генуя и Венеция) с Золотой Ордой и степень их активности прямо пропорциональна успехам Хулагуидов на Востоке. Пожав плоды крестовых походов, итальянская торговля расширяла рынки в Европе, бурно развивала торговую экспансию не только на Восток, в Сирию, Палестину и другие государства Малой Азии, Балканского полуострова. Торговцев сопровождают и представители римско-католической церкви, являвшейся к тому же, "крупным феодалом и крепостником Европы" (Я.М. Свет). "Миссии" П. Карпини, Г. Рубрука, М. Поло, предшествовали появлению итальянцев в Золотой Орде и на Северном Кавказе. В первой половине ХIII века итальянцы укрепляются на островах Эгейского моря, Кипре и в Киликийской Армении. Венецианцы - на Крите, Эвбее и на берегах Мраморного моря. Генуэзские торговые агенты (середина 50-х годов ХIII века) проникают в золотоордынский Крым, основывают Кафу. После 1260-х годов Крым и Северный Кавказ становятся исходными пунктами торговли с золотоордынским Поволжьем, Хорезмом, Семиречьем, Монголией и Китаем. С Кубани и Дона, из южнорусских территорий (через Кафу), в Византию и в Италию шел хлеб и рабы. Отрезок: Кафа – Поволжье целиком шел через Золотую Орду, захватывая часть Северного Кавказа. Путь в Хорезм, через Поволжье, огибал Каспийское море. "Спрямить" его можно было через Дербент, Азербайджан и далее, через владения Хулагуидов.
Не менее важным был и транзит по "дороге Запада": из Ирана (Тебриза) - Закавказье к берегу Черного моря и далее, по морю, или же - в обход его до низовий Кубани и через степи – до Таны. Но его большая часть, в Закавказье, контролировалась Ильханами и их вассалами. Они (нач. 60-х годов ХIII в.) были изгнаны из Сирии, Палестины и Ирака египетским султаном Бейбарсом - союзником Золотой Орды. Тогда же завершается и конфликт Хубилая с Ариг-Бугой, "развязавший" руки Берке, который выступает против Хулагу, потерявшему контроль над международными торговыми трассами.
Активная позиция итальянцев (с 1256 г.) нарастает в Крыму, где основывают (1271 г.) Солдаю (Судак); в дельте Дона – Тану и серию факторий вдоль Азовского моря до Тамани (А.Г. Еманов). Близ дельты Кубани появляется Копа (И.В. Волков) и густая их сеть на черноморском побережье, от Анапы до Абхазии (А.Г. Еманов). После Джучидо-Хулагуидского военного конфликта 1262 г., итальянцы прочно закрепляются на азово-причерноморских берегах; прокладывают новые морские маршруты и сухопутные трассы через Золотую Орду. "Связываются" ее столичные центры, все Поволжье, Северный Кавказ и Закавказье с факториями итальянцев, что обеспечивало приток восточных и европейских товаров в Золотую Орду и активизировало вывоз из нее рабов, зерна и прочих товаров, а также - приносит ощутимую прибыль. Приазовье и Причерноморье становятся периферией принципиально новых, коммерческо-предпринимательских отношений, развивавшихся не только в метрополиях, но и в приазово-причерноморских факториях (Ф. Бродель). Процессы сопровождаются демографическими изменениями.
Интерес вызывает и формирование сложной обстановки в Придарьялье, способствовавшей (1277-1278 гг.) совместному, русско-джучидскому походу войск Менгу-Тимура на "славный ясский город Дедяков". При наличии интереса к этой проблеме еще со времен В.Н. Татищева, проблема требует внимания к себе. Шестой параграф главы посвящен "Событиям 1277-1278 годов: некоторые аспекты политической истории".
Летописи лаконично описывают этот поход и участие в нем русских дружин. Противоречивыми оказались и первые версии в его локализации (Е.Г. Пчелина). Версия о тождестве Дедякова с "Ирак-Дадианом" Э. Челеби (Е.И. Крупнов, В.А. Кузнецов), не подтверждается, как и его отождествление с Алхан-Калой (В.И. Марковин и Х.Д. Ошаев, Х.М. Мамаев). Большинство авторов локализует летописный город близ Дарьяла, у Эльхотовых Ворот. В.А. Кузнецов считает, что в работах предшественников "поход 1278 года зафиксирован и комментирован, но вызвавшие его причины не обсуждались. Суждения по этому поводу высказаны автором данных строк и Е.И. Нарожным", хотя это далеко не так. Причины похода, все же, рассматривались неоднократно (В.А. Кучкин, В.Б. Виноградов, В.Л. Егоров, Е.П. Мыськов, В.Н. Гамрекелидзе, Ю.М. Сихарулидзе, Т.Д. Тогошвили, М.К. Джиоев). В.Л. Егоров, М.К. Джиоев считают: поход был направлен на закрепление позиций Джучидов в неспокойном уголке владений Золотой Орды. В.А. Кузнецов (1971 г.) трактует поход, как попытку подавления "антимонгольского восстания" в Дедякове, ставшего реакцией местного населения "на его перепись, проведенную монголами еще в 1256 г.". Мнение разделили В.И. Марковин и Х.Д. Ошаев. Хронологический разрыв почти в 25 лет (по этнографическим меркам - время жизни одного поколения), заставляет усомниться в реальности предположения, т.к. в этом случае, "восстание" должны были поднять уже потомки "переписанного" в 1256 г. Населения Дедякова.
Судя по данным летописи, в Придарьялье, в тот момент Джучидов не было. Возможно, ситуация контролировалась зависимой от Золотой Орды аланской аристократией, к 1278 году, вновь попытавшейся выйти из-под ее контроля. Менгу-Тимур в это же время вновь "разостлал с Абага-ханом ковер страшной вражды" и Рашид-ад-Дин сообщает о появлении Хулагуидского "сахиб-дивана Шамс-ад-Дина Джувейни" в округе Дербента, установившего контроль "над Дербентом, Лезгистаном и горой Эльбруса". Возможно, на 1278 год Хулагуидами, при опоре на горцев Северо-Восточного Кавказа и аланов Восточного Придарьялья была спланирована крупная и совместная, антизолотоордынская акция с одновременным (через Дербент и Дарьял) проникновением вглубь Северного Кавказа. Менгу-Тимур наносит упреждающий удар по Дедякову, взяв его, в феврале 1278 года, когда Дарьял был еще закрыт снегами и помощи Дедякову со стороны Ильханов и Грузии, ожидать не приходилось. Любопытен и факт привлечения для этого похода русских дружин. Под 6785 годом (1277-1278 гг.), летописец называет участников похода – "князь Ростовский Глеб Васильевич с братиничем своим, с князем Константином; князь Федор Ростиславович, князь Андрей Александрович и князи мнози, с бояры и слугами". Они "поехаша на войну с царем Менгутемером и поможе Бог князьям Русским, взяша славный град Ясский Дедяков, зиме месяца февраля в 8. И полон, и корысть велику взяша, а супротивных без числа оружием избиша, а град их огнем пожгоша. Царь же (Менгу-Тимур – Е.Н.) почтив князей Русских и похвалив, и одарив, отпусти в свояси с многая честью, каждо в свою отчину". Становится очевидным: на стороне Менгу-Тимура выступили зависимые от Орды князья, предварительно (еще до отправления "в свояси .., каждо в свою отчину"), "полон и … корысть велику" взявших и которых, Менгу-Тимур, дополнительно, "почтил … и похвалил …, и одарил". "Двойная выгода" князей заставляет считать: участие русских дружин не столько усиливало воинство Менгу-Тимура, сколько имело политическое и "показательное" значение, как для противников, так и союзников золотоордынского хана. Особенно – для русских княжеств, включаемых ныне как в прозолотоордынскую, так и антиордынскую "партии". К такому выводу подталкивает знакомство с оценками ситуации более позднего времени, связанной с деятельностью М.Я. Тверского и его взаимоотношений с Ордой. А.В. Чернышов считает: на Руси (в ХIII-ХIV в.), существовала некая "общая схема в отношениях русских княжеств с Ордой", отрицая возможность проведения отдельными князьями (включая и М.Я. Тверского), "антиордынской" политики. Другие авторы считают иначе: русско-ордынские отношения были различными: Тверь и М. Я. Тверской, к примеру, получили ханский ярлык для формирования в Твери антиордынского центра. В иных случаях было наоборот. Признавая факт существования "проордынских" и "антиордынских группировок" на Руси, весь перечень русских участников похода Менгу-Тимура на Дедяков, следует относить к числу не просто зависимых от Орды князей, но и всячески стремившихся быть ей угодными и, при случае не "брезговавших" воспользоваться помощью Золотой Орды, в т.ч. приводя "татарове на Русь". На этом фоне, события вокруг Дедякова, не стоит рассматривать, как реакцию на "перепись" населения Золотой Орды, или же - как "отдельное городское восстание". Это было политическое мероприятие, показательно-устрашающая акция, проведенная на золотоордынской территории, управлявшейся зависимой от Золотой Орды местной аристократией, при случае предпочитавшей становиться союзником противников Золотой Орды - Хулагуидов Ирана.
Успех Джучидов, в Дедякове, должен был привести и к усилению золотоордынского присутствия здесь. Но источники, лишь под 1295 годом сообщают о нахождении в Придарьялье всего лишь "стражи татарской" (К.П. Патканов), к тому же, в очередной раз, изгнанной оттуда грузино-северокавказскими отрядами. Из чего следует: с 1278 года, на подступах к Дарьялу был определен золотоордынский караул, или – "стража", находившаяся там на постоянной основе, вплоть до конца ХIII столетия. С чем, вероятно, можно увязать и происхождение названия "Татартуп", т.е. - "стоянка татар", "место нахождения татар" (Л.П. Семенов); дагестанский источник ХVII века – "Дербент-Наме", это же название приводит в арабоязычной форме - "Шехри-Татар", т.е. – "город татар", зафиксировав уже более позднюю ситуацию ХIV столетия. С подачи Х.М. Френа, а затем – в ее развитии И. Бларамбергои, с 30-х годов ХIХ века, за городищем закрепляется и название "Верхний Джулат"; появление названия "Нижний Джулат" (И. Бларамберг) было обусловлено попыткой разграничения сведений о двух, близко находящихся друг от друга городищах на Тереке.