Лоренс Стерн Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена

Вид материалаДокументы

Содержание


Глава VII
Глава VIII
Системы , ибо ее я изложил выше – – или вопрос Требника
Подобный материал:
1   ...   55   56   57   58   59   60   61   62   ...   79
^

Глава VII




Но ради бога, не будем говорить о квартах и галлонах – – а двинем нашу историю прямо вперед; она такая деликатная и запутанная, что вряд ли выдержит перестановку даже одной запятой; не знаю, как это вышло, но вы меня втолкнули в самую середину ее. –

– Пожалуйста, поосторожнее.


^

Глава VIII




Дядя Тоби и капрал с такой поспешностью и в такой горячке помчались из Лондона в деревню, чтобы вступить во владение клочком земли, о котором мы столько раз уже говорили, и открыть свою кампанию не позже остальных союзников, что забыли взять с собой один из самых необходимых предметов своего хозяйства; то не был саперный заступ, или кирка, или лопата. –

– То была обыкновенная кровать, на которой люди спят; так как Шенди Холл в то время был не обставлен, а маленькая гостиница, в которой умер бедный Лефевр, еще не была выстроена, то дяде Тоби пришлось согласиться переночевать в доме миссис Водмен два три раза, пока капрал Трим (который с дарованиями превосходного слуги, стремянного, повара, портного, хирурга и инженера совмещал также способности превосходного обойщика) не смастерил ему с помощью плотника и двух портных собственную кровать.

Дочь Евы, ибо ею была вдова Водмен (и я не намерен сказать о ней ничего больше, как то –

– «Что она была женщиной во всех отношениях» ) – лучше бы находилась в пятидесяти милях оттуда – или в своей теплой постели – или играла поварским ножом – словом, все, что угодно – только бы не делала предметом своего внимания мужчину, расположившегося в доме, который ей принадлежал со всей обстановкой.

На открытом воздухе и среди бела дня, когда женщина имеет возможность, физически говоря, видеть мужчину под различными углами зрения, это ничего, – но у себя в доме, под каким бы углом зрения она на него ни смотрела, она не может не сочетать с ним той или иной части своего имущества – – пока, наконец, вследствие повторения таких сочетаний она его не включает в свой инвентарь. – –

– И тогда покойной ночи.

Но это не есть вопрос ^ Системы , ибо ее я изложил выше – – или вопрос Требника – – ибо мне дела нет до верований других людей – – или вопрос Факта – – по крайней мере, насколько я знаю; нет, это рассказано только для связи и служит введением к последующему.


Глава IX




Я говорю не в отношении их грубости или чистоты – или прочности их ластовиц, – – но, скажите, разве дамские ночные рубашки не отличаются от рубашек дневных, столь же заметно, как и во всех других отношениях, тем, что они гораздо длиннее последних, так что когда вы в них лежите, они опускаются настолько же ниже ваших пяток, насколько дневные рубашки до них не доходят?

Ночные рубашки вдовы Водмен (как требовала, полагаю, мода времен короля Вильгельма и королевы Анны) были, во всяком случае, скроены именно так; и если эта мода переменилась (ибо в Италии они почти вовсе вышли из употребления), – – тем хуже для публики; они были длиной в два с половиной фламандских эла; таким образом, если считать средний рост женщины в два эла, у вдовы осталось пол эла, с которым она могла делать что угодно.

Между тем маленькие поблажки, которые она разрешала себе одну за другой в холодные и дышавшие декабрем ночи своего семилетнего вдовства, незаметно привели к установлению такого порядка, обратившегося за последние два года в один из спальных ее обрядов, – что как только миссис Водмен ложилась в постель и вытягивала ноги до самого края, о чем она всегда давала знать Бригитте, – Бригитта со всей подобающей пристойностью, откинув сначала одеяло в ногах постели, брала пол эла полотна, о котором идет речь, и осторожно отводила его обеими руками вниз, во всю длину, после чего собирала этот кусок в пять или шесть ровных складок, извлекала из рукава большую булавку и, повернув ее к себе острым концом, крепко скалывала все складки вместе немного повыше рубца; проделав это, она аккуратно подтыкала одеяло в ногах своей госпожи и желала ей спокойной ночи.

Операция эта совершалась постоянно и без: всяких отступлений, кроме следующего: когда в ненастные, бурные ночи Бригитта раскрывала в ногах постель и т. д., чтобы приступить к своей работе, – – она считалась лишь с термометром своих чувств, и потому выполняла ее стоя – опустившись на колени – или сидя на корточках, в соответствии с различными степенями веры, надежды и любви, которыми она бывала проникнута в тот вечер к своей госпоже. Во всех прочих отношениях этикет соблюдался свято и мог поспорить с пунктуальнейшим этикетом самой чопорной опочивальни в христианском мире.

В первый вечер, как только капрал проводил дядю Тоби наверх, что случилось часов около десяти, – – миссис Водмен бросилась в кресло, закинула левую ногу на правую, образовав таким способом опору для своего локтя, оперлась щекой на ладонь, наклонилась вперед и размышляла до полуночи, подвергнув вопрос обоюдостороннему обсуждению.

На второй вечер она подошла к своему бюро и, приказав Бригитте принести и поставить на стол две непочатые свечи, вынула свой брачный договор и благоговейно его перечитала; на третий же вечер (последний вечер дядиного пребывания в ее доме), когда Бригитта оттянула нижний конец ее ночной рубашки и собралась было воткнуть большую булавку…

– – Пинком обеих пяток сразу (самым естественным, однако, какой можно было сделать в ее положении – – ибо, если принять * * * * * за полуденное солнце, пинок ее был северо восточным) она вышибла булавку из пальцев Бригитты – – и висевший на ней этикет упал – упал и разбился вдребезги.

Из всего этого ясно было, что вдова Водмен влюбилась в дядю Тоби.