Товстоногов
| Вид материала | Документы |
¶
ТОВСТОНОГОВ. Ну, вот и прочтите рассудительно и эмоционально, а не бубните. Мы все-таки в театре. Что мне толку от той жизненной краски, которая делает эпизод скучным? Это та достоверность, которая ничего не дает. Да и военные — я слышал — читают по-разному. Давайте прочтите эмоционально!
^ Григорий Аркадьевич старательно, с подъемом,
но не скрывая иронического отношения, прочел
приказ.
ТОВСТОНОГОВ (Гаю). Не сходите с тачанки. Я буду повторять этот эпизод и неоднократно. (Отряду.) Перед тем, как двинуться дальше, я хочу рассказать вам о следующей акции, которую вы должны осуществить. После приказа командира вы на крике «ура» двумя группами должны разбежаться через центр сцены за лемеха. Затем вы поворачиваете на нас лемеха с пулеметами.
ИЗОТОВ. Простите, Георгий Александрович, музыка будет на разбеге?
ТОВСТОНОГОВ. Да, дайте кусочек конкретной музыки.
ИЗОТОВ. А звук стрельбы пулеметов когда давать?
ТОВСТОНОГОВ. Разбежались, и на конкретную музыку накладывается звук стрельбы. Это сигнал на разворот лемехов с пулеметами. (Аксенову.) Когда кончится пулеметная атака, то надо бы пулеметы унести. Организуйте это, Юрочка.
АКСЕНОВ. Их должны унести рабочие?
ТОВСТОНОГОВ. Да.
^ Аксенов распределил рабочих сцены: кому, какой пулемет уносить. С приказа командира проверяется разбег отряда, разворот лемехов с пулеметной атакой.
ТОВСТОНОГОВ (Кутикову). Надо найти скользящий свет на пулеметы. Они хорошо сделаны. (Всем участникам сцены.) Так... Внимательно, выслушайте, товарищи, ваши ошибки. Первая: лемеха двигаются не одновременно. Договоритесь о синхронном движении. Вторая ошибка: сейчас движение начинается рано. Надо только со звуком пулеметов. Третья: вы разворачиваете лемеха стремительно, а нужно, как можно медленнее. И четвертое: плохо водите пулеметами. Они у вас статичны, а хотелось бы видеть движение стволов справа налево. Только тогда они играют.
^ Повторение перехода. Один из пулеметов, несмотря на прекращение фонограммы стрельбы,
продолжил стрелять.
ТОВСТОНОГОВ. Неужели не понятно? Прекращается фонограмма, лампочка на пулемете выключается.
ГАЙ. Фонограмма резко обрывается, кто-то неизбежно будет опаздывать.
ТОВСТОНОГОВ. Надо добиться, чтобы никто не опаздывал!
ГАЙ. Простите, Георгий Александрович, но темнота, движение лемехов, а вместе с тем стволов пулеметов...
ТОВСТОНОГОВ. У вас есть предложение, Гриша?
ГАЙ. Есть. Сейчас пулеметы включаются и выключаются индивидуально, а надо из световой регуляторной одновременно. Вот тогда-то, наверняка, выключение произойдет сразу.
ТОВСТОНОГОВ. Евсей Маркович, сумеете сделать такое отключение?
КУТИКОВ. Нужно менять систему...
ТОВСТОНОГОВ. Это я понимаю, я спрашиваю: сумеете или нет?
КУТИКОВ. Сейчас сложно...
ТОВСТОНОГОВ. Мне надо понять: либо заниматься этим, либо отложить, объявив всем, что вы это сделаете.
539
¶
КУТИКОВ. Сделаем.^ Георгий Александрович объявил участникам об обещании Евсея Марковича, а сейчас попросил повторить эпизод в том же виде.
После атаки выстраивается переход на эпизод «В доме Мелехова». Поднялись задние створки лемехов и возникли две большие скамьи. Ввезенная телега поставлена на попа, на ней икона. Еще одна телега посредине сцены накрыта скатертью. Около нее три табуретки.
^ Пока шла перестановка, Товстоногов попросил художника по свету во время пулеметной пальбы дать на заднике зарницы вместо звезд.
Перестановка декораций затянулась. Товстоногов выяснил причины задержки. Оказывается, монтировщики были заняты тем, что уносили пулеметы. Георгий Александрович попросил актерский состав освободить рабочих сцены от этой нагрузки.
ТОВСТОНОГОВ. Давайте после приказа с перебежки бойцов... В чем дело? Стоооп! Что вы сделали? Они еще до пулеметов не добежали! Здесь конкретная музыка звучит, а вы уже пулеметную очередь даете! По этой логике весь красный отряд должен погибнуть! Полное безумие!
Еще раз! Собрались, товарищи! Будьте внимательней!
^ Дом Мелеховых. Наталья и Григорий.
ТОВСТОНОГОВ. Важно, откуда истинная причина ссоры? Оказывается, она знает и про кутежи, и об изменах. (Борисову.) Попробуем построить ваш монолог на уходе из дома. «Ты не понимаешь, я болел! И сейчас болен! Не хочешь меня понять, не веришь мне — пойду, погуляю! То уж, наверняка, лучше, чем с тобою гуторить!» В скандале с Натальей он вспомнил, чего у него нет: любви!
БОРИСОВ. Вообще не хочу с тобой в одной комнате находиться!
ТОВСТОНОГОВ. С женой у меня не ладится, а как было бы хорошо, если бы... И врезался наплыв! И вспомнилась Аксинья.
БОРИСОВ. Давайте попробуем.
ТОВСТОНОГОВ (Изотову и Кутикову). Надо резко из скандала пойти в наплыв. Как молния ударила: сменился свет, и пошла музыка воспоминаний. (Крючковой.) Выходите не тенью отца Гамлета, а живой, полнокровной. Выбежала, остановилась и бросилась в объятья.
(Кутикову.) Пока со светом полная ерундистика. Хотелось бы, чтоб в наплывах был особый НЕОБЫЧНЫЙ СВЕТ! Туман воспоминаний.
КУТИКОВ. Дайте пятнадцать минут перерыв — сделаем!
ТОВСТОНОГОВ. Сейчас еще раз пройду сцену Григория и Натальи — и прервемся. Я хочу попробовать еще один вариант. Для небольшой сцены громоздкое оформление. На самом деле для этого эпизода почти ничего не нужно. Две-три детали и все! Возьмем фрагмент избы. Уберите лемехи, оставьте стол, табуретки. Не хватает пространства, простора. Изба своим подробным построением держит нас за фалды. Вот убрали лишнее, и лучше стало. Вот теперь после скандала с женой легче будет вклинить наплыв. (Изотову.) Песня женщин существует в записи? Война — не война, поют бабы. Тем более, здесь глубокий тыл.
ИЗОТОВ. Даю песню, Георгий Александрович.
ТОВСТОНОГОВ. Отдаленно пусть звучит...
^ Дом Мелеховых. Наталья и Григорий. Новая редакция сцены.
ТОВСТОНОГОВ. Во-от, совсем другая обстановка! Здесь уже можно работать. Дайте-ка на стол лампу... Очень хорошо. Сцену сначала, пожалуйста. (Малеванной.) Лариса, а вы не могли бы сделать такую штуку: гладила-гладила, вдруг бросила все и зарыдала?! Хорошо! Вот вы его белье гладите, а он уже не ваш. Чужой! И у него чужие бабы... Заплакала и почувствовала, как он мнется около. (Борисову.) А вы, Олег, «Но-но-но! Разве так мужа с фронта встречают»? Вот и песня ложится. (Кутикову.) Только я бы хотел еще их видеть! Не лица, а черные тени. (Малеванной.) «У тебя дети», — покажите, Лариса конкретно, за портал. «Вон они там, зайди!» (Борисову.) Возьмите поглаженную гимнастерку и наденьте ее. На «жизнь покатилась» можно сесть за стол, Олег. Попытка последний раз пробиться к ней. (Малеванной.) Поначалу чуть было не поддалась Григорию, а потом взорвалась: ты мне зубы не заговаривай!
540
¶
У меня еще одна идея! Что-то я сегодня подозрительно полон идей! Давайте-ка еще раз сначала.^ Новая редакция сцены. Наталья и Григорий.
(Малеванной.) Погладила, и начните убирать со стола. Все, кроме скатерти, уберите. И заплакала. Вот-вот, в голос заголосила, есть за что! Хорошо бы на «кобелину» швырнуть в него гимнастерку. Когда Григорий завелся, постойте, Лариса, с лампой, послушайте, а затем осветите мужа. Что-то я тебя не пойму. Может, я у тебя не только нелюбимая, но и идиотка? Вот, а теперь скажите: «Как же тебе гляделками не совестно моргать?» То, что он болен — слышите впервые. Жалко стало, родной ведь. На «холод по телу прошел» — сядьте около него. Ах, как ловко он любовь на политику перевел! «Трудно ему, понимаешь! А мне не трудно? Мне еще трудней!» (Борисову.) Облокотитесь на край стола, Олег. «Помутилось у меня в голове» — теперь лягте на стол. А Наталья посмотрела, встала и выдернула из-под локтей скатерть! Очень хорошо! Вот это я и хотел вам предложить! (Борисову.) Ну, а без скатерти я вообще не буду с тобой разговаривать! (Малеванной.) Лариса, садитесь на табуретку сбоку, и там будете сочинять письмо Григорию.
С переходом Григория — наплыв!
(Крючковой.) А может без остановки кинуться к нему?
МАЛЕВАННАЯ. Письмо длинное, Георгий Александрович. Как его писать? Как читать?
ТОВСТОНОГОВ. А уже написано. Мы же с вас свет убирали. С музыкой вернули. Перечитывайте... Не стала бы унижаться, да? Но слухи-сплетни замучили. Отсюда просьба посоветовать, как жить дальше? (Борисову.) Взвесьте, Олег, и не отрезайте, нет, а даже пожалев ее на прощанье: «Живи одна»
Появился молодой Листницкий (В. Матвеев). Позвал отца: «Вот, мол, к нам пришли». И выходите, Света и Олег, из объятий в положение нанимающихся людей. Валерий, выйдите навстречу Сергею Сергеевичу, поставьте табуретку ему в центр. (С. Карновичу-Валуа.) Оглядите Мелехова, как лошадь. (Борисову и Крючковой.) Когда хозяин объявил, что будет платить восемь рублей в месяц, переглянитесь: устраивает? Мог и вообще не взять! Первым уходит отец, затем мимо Листницкого-сына Аксинья. И, молодой барин, помашите, уходя, пальчиками Григорию. (Кутикову.) Осветите комнату Мелеховых. (Малеванной.) Переспросите: «Живи одна?» На «нету жизни, нету» — хватайте нож! (Изотову.) Музыка, Юра! (Малеванной.) Нет, нож не устраивает! Бегите назад, на лемех! И вот там должна быть приготовлена коса! (Марлатовой.) Команда на вывоз лемеха на нас! (Малеванной.) И вот тут надо разорвать платье на шее, затем прижать косу к горлу!
ИЗОТОВ. Я приготовил акцент, послушайте!
ТОВСТОНОГОВ. Давайте!.. Хороший звук!
БОРИСОВ. Да, это лучше, чем музыка.
ТОВСТОНОГОВ. И на этом звуке наплыв оборвется. И тогда Наталья скажет Григорию: «Жаль, что тогда не до смерти зарезалась». (Призван-Соколовой.) Войдите на плач Натальи и встаньте за табуретку, где она писала письмо. Возьмите лампу и осветите их. Нет-нет, не ставьте лампу на место, очень хорошо, когда она у вас в руках. (Борисову) Хотел уйти, да никак. Подряд идут семейные сцены. Наталья, плача, убегает. А вы, Олег, сядьте на табуретку. И пошла музыка раздумий. Только тихо, пиано.
^ 6 мая 1977 года. Пятница
Татьяна Бедова спросила Ю. Е. Аксенова, как правильно произносить: аспидный или аспидный? «Аспидный, по-моему, — ответил Юрий Ефимович, — а вы как считаете, Георгий Александрович? Мне кажется, ударение на втором слоге». «Конечно на первом, Юра. Аспидный даже на ухо не ложится», — сказал Товстоногов, смотря на сцену. Декорации уже стояли. Устанавливали свет.
541
¶^ Репетиция началась с просмотра эпизода «Григорий — Наталья». Проверялось, как запомнили
актеры последний вариант, который утвердили вчера. Звезды на заднике исчезли, появился диск, который, в зависимости от освещения, может быть
либо солнцем, либо луной.
ТОВСТОНОГОВ (Кочергину). Эдик, как вы считаете, хорошо ли при этом интерьере дать луну?
КОЧЕРГИН. Можно.
ТОВСТОНОГОВ. Я знаю, что можно. Мне интересно знать: хорошо ли это будет?
КОЧЕРГИН. Надо попробовать высветить диск.
ТОВСТОНОГОВ (Кутикову). Высветите луну холодным синим светом, пожалуйста. По-моему, хорошо. А по-вашему?
КОЧЕРГИН. И по-моему.
^ Наплыв. Встреча Аксиньи и Григория.
ТОВСТОНОГОВ (Изотову). Не орите так музыкой, Юра. (Крючковой.) Увидев Григория, остановитесь и скажите перед тем, как броситься к нему: «Гриша». И добавьте эпитет какой-нибудь из Шолохова.
КРЮЧКОВА. Можно я скажу: «Любый»?
ТОВСТОНОГОВ. Скажите. (А. М. Янокопулосу.) Да, засвеченный задник — это полная му-ренция. Ничего со световой музыкой пока не получается.
^ Товстоногов встал и, не отрываясь взглядом от сцены, позвав за собой Янокопулоса, зашагал
по проходу назад, направляясь к сидящему сзади рядом с выносным пультом Кутикову. На
сцене обиженная Наталья столкнулась с матерью Григория.
(Призван-Соколовой.) Не надо все время в небо говорить! Вы ж не с Богом разговариваете?! На небо можно один раз посмотреть, когда упоминаете господа, вот тогда небо пользуйте.
^ Актеры продолжали репетицию, а у пульта Кутикова собрались Товстоногов, Кочергин,
Янокопулос и Розенцвейг.
ТОВСТОНОГОВ. В поиске света надо визуально ясно отделить прошлое от настоящего. Сколько мы говорили об том, а воз и ныне там!
КУТИКОВ. Мы пробуем, Георгий Александрович, ищем, но пока не получается.
ТОВСТОНОГОВ. И не получится, потому что особенно этот спектакль требует поисков новых для нашего театра способов освещения. А мы пользуемся приемами десятилетней давности. Я был в Москве, посмотрел у Любимова «Мастера и Маргариту». Чего у них только нет? И световой занавес, и столбы сверху, и снизу из-под решеток...
КУТИКОВ. Я, к сожалению, «Мастера и Маргариту» не видел...
ТОВСТОНОГОВ. Тут дело не в этом спектакле. У них световая аппаратура работает по этим принципам с образования театра. С «Десяти дней, которые потрясли мир». И, между прочим, когда они приезжают в Ленинград, то гастролируют во Дворце культуры Первой пятилетки, где сами знаете: свет хилый. И вот они за один день светоаппаратуру на свой лад перестраивают! Световой занавес привозят из Москвы и устанавливают. Фантастика! Вы что-нибудь видели у них?
КУТИКОВ. Нет.
ТОВСТОНОГОВ. Ни разу ничего?
КУТИКОВ. Не довелось, я целыми днями в нашем театре.
ТОВСТОНОГОВ. Как же так, Сева? Вы — человек искусства, вам же это необходимо! У Любимова все надо смотреть! Вот потому мы и не можем решить элементарную для крупного театра задачу: отделить прошлое от настоящего!
КУТИКОВ. Пока не получается, Георгий Александрович! Но мы ищем! Вот, посмотрите!
ТОВСТОНОГОВ. «Зайчики» запрыгали??? Правильно, что Эдуард Степанович с таким приемом не согласен! И я не принимаю! Это сказка! А мы ищем ирреальный свет! А для этого нужна другая система освещения! Напрочь сменяющая бытовую! Сколько времени потеряно на одни лишь обещания?! Верю, жду! И ничего!
542
¶
КОЧЕРГИН. Даже из того, что у нас есть, можно создать прием. Важно точно следовать принципу. Наплыв — контровой свет. Если же действие происходит в настоящем времени — освещение переднее: верхнее, боковое, какое угодно, но переднее. Покажите смену света, Евсей Маркович.ТОВСТОНОГОВ (посмотрев). Нет, Эдик, это красиво, выразительно, но не дает нам желаемого результата. Не происходит смены прошлого на настоящее и наоборот. Да, хорошо высвечиваются декорации, ну и что?
КОЧЕРГИН. Может быть, настоящее — это верхний свет, а прошлое — нижний?
КУТИКОВ. Нет, тогда надо вскрывать станки.
ТОВСТОНОГОВ. Ну и что? Попробуйте хотя бы это. Меня убивает то, что я не вижу реальных предложений, проб! Просто руки опускаются! Приходится на весь спектакль выбирать две-три точки, куда на актера можно направить столб света, да и то только сверху. А на Таганке весь пол в решетках, где угодно столбы.
КОЧЕРГИН. На Таганке разбит планшет сцены. Он там вообще сборный. Поэтому много световых точек снизу.
ТОВСТОНОГОВ. Кто вам мешает сделать то же самое?
КУТИКОВ. Актеры будут проваливаться!
ТОВСТОНОГОВ. Да что вы говорите? Не проваливаются же на Таганке!
КОЧЕРГИН. Нас зажимает половик. Придется что-то срочно придумывать вместо него.
ТОВСТОНОГОВ. Вот тут вы правы.
КОЧЕРГИН. И, кроме того, на Таганке столбы света даются только на актеров. Нам же в наплывах необходимо и новое локальное освещение актеров, и менять среду.
ТОВСТОНОГОВ. Конечно, должны меняться и человек, и среда. И инсценировка, и спектакль строятся на принципе смещения настоящего прошлым и наоборот. Одна музыка ничего не дает. Если смещение не будет решено визуально, то спектакль провалится.
КОЧЕРГИН. Я очень надеюсь на задник, Георгий Александрович. Мне сейчас ничего вам не доказать, к сожалению. Но я так его придумал, что появится масса неожиданных возможностей освещения.
ТОВСТОНОГОВ. А я, честно говоря, мало верю в задник! Во-первых, потому что он появится в последнюю минуту, и мы ничего не успеем сделать! А во-вторых, — и вы это прекрасно знаете, — нам его сделают не так, как надо. Потому давайте пока на него не рассчитывать! Ищите, что можно сделать сейчас, сегодня!
КУТИКОВ. Может быть, вы поработаете с актерами, а мы подумаем и попробуем?
ТОВСТОНОГОВ. А что мне работать с актерами без света, на котором все строится? С актерами уже все сделано в репетиционном классе. Обидно, откровенно говоря! Не могу скрыть: обидно за актеров, которые готовы к выпускному периоду; за спектакль, над которым повис дамоклов меч из-за банальной лени! Кризис на голом месте! Вот объясните мне, Евсей Маркович: вы знали о решении спектакля со дня сдачи макета, мы договаривались о создании светового приема, которого ранее у нас не было, времени было предостаточно^ так почему до сих пор ничего не сделано?
КУТИКОВ. Но почему же ничего не делалось, Георгий Александрович? Вот мы придумали светомузыку, специально для «Тихого Дона», такого в нашем театре еще не было.
ТОВСТОНОГОВ. Светомузыка, засвечивающая задник, разрушает всю атмосферу. Это же просчитывается элементарно. Уже несколько месяцев назад вы должны были это проверить, похоронить светомузыку, и начать новый поиск. Но если только сейчас стало ясно, что вы шли ошибочным путем, выход один: немедленно найти новый ход. Иначе работу над спектаклем продолжать нельзя!
КУТИКОВ. Сложно, Георгий Александрович!
ТОВСТОНОГОВ. Сложно? Конечно! Но мне тоже сложно, так почему же вам должно быть легко?
КУТИКОВ. Может быть, закамуфлировать в деталях декораций на сцене? Предположим, телега, а внутри фонарь?! Получится этакий нимб вокруг телеги.
ТОВСТОНОГОВ. Хорошее предложение, а почему это не делается?
543
¶
КОЧЕРГИН. Это мне только что в голову пришло.
ТОВСТОНОГОВ. Евсей Маркович, вот у Эдика хорошее предложение, он с вами поделится, а я репетицию продолжу. Актеры в простое.
^ Татьяна Бедова от лица автора описывает ночной лес.
ТОВСТОНОГОВ. Во время авторского текста — опустите деревья. Медленно опускайте! Ах, все равно это так быстро получается? Тогда не надо читать полный текст, Таня. Приготовьте с Диной Мори-совной сокращенный вариант.
КОЧЕРГИН. Ой, какие хилые березки! Как плохо их повесили! Сейчас живопись получается, а надо натюрморт.
ТОВСТОНОГОВ. Сколько необходимо времени, чтобы получилась картинка, которая вас устроит?
КОЧЕРГИН. Две минуты. ТОВСТОНОГОВ. Пожалуйста, действуйте. КОЧЕРГИН. Опустите штанкет, пожалуйста, сдвигайте деревья, чтоб кучно было.
^ Пока Кочергин занимался с монтировщиками, С. Е. Розенцвейг затеял спор с Товстоноговым о
донских лесах.
РОЗЕНЦВЕЙГ. Я был в донской степи, видел лес. Там вот такие хилые березки, как сейчас, разреженно стоят. Поверьте мне.
ТОВСТОНОГОВ. Нет, эти временно повесили, мы их заменим. У Шолохова описан густой настоящий лес.
РОЗЕНЦВЕЙГ. Но я всю степь исходил и густого леса не видел!
ТОВСТОНОГОВ. Вы были в лесу в наше время, а Шолохов чуть раньше! Почитайте «Тихий Дон».
КУТИКОВ. Георгий Александрович, давайте все-таки определим, что нам нужно? В каком направлении искать?
ТОВСТОНОГОВ. Что нам нужно, мы уже знаем. Вопрос в том, как это сделать? Как из настоящего войти в прошлое? Я уверен, что резкая смена времени будет читаться только в том случае, если включить совершенно новую систему освещения.
КУТИКОВ. Но как же я могу на всей сцене сделать совершенно иную с тему?
ТОВСТОНОГОВ. Не понимаю вопроса, Евсей Маркович! Как это не можете? Надо подготовить две системы аппаратуры: одна работает на настоящее, другая — на прошлое.
ЯКОНОПУЛУС. Может быть, все-таки попробовать цветомузыку? Только с цветным светом? Тогда не будет так заливаться задник?
ТОВСТОНОГОВ. Ни в коем случае! Даже смотреть не буду! В этом спектакле не может быть цветного цвета! Не может быть! В крайнем случае, в наплывах, серо-сине-чахоточный, который создает ощущение ирреальности происходящего. (Кутикову.) Придумайте, как развить идею Кочергина. Тут можно обмануть зрителя: под телегу спрятать фонари, под лемеха. К сожалению, я не вижу даже попытки сделать визуально что-то принципиально новое для этого спектакля.
КУТИКОВ. Но мы же сделали цветомузыку, которой ранее не было в нашем театре. Другое дело — она не подходит.
РОЗЕНЦВЕЙГ. А что она дает?
КУТИКОВ. Что? Она дает такое сочетание дыхания света с музыкой, которое руками в регу-ляторной не сделать. Вот, посмотрите еще раз!
РОЗЕНЦВЕЙГ. Впечатление плохого контакта.
544
¶
ТОВСТОНОГОВ. Перестаньте, Евсей Маркович, дрожать цветомузыкой! Скажите, а, может быть, поставить два могучих прожектора, как на «Ленфильме»?КОЧЕРГИН. Нет, они ничего не дадут...
КУТИКОВ. Засветят площадку, зальют всю сцену.
ТОВСТОНОГОВ. И что? Если они пойдут только в наплывах, то и возникнет ирреальность?
КУТИКОВ. Цветомузыка тоже только в наплывах, но она заливает задник светом, и вам не нравится.
КОЧЕРГИН. Ирреальности от ленфильмовских прожекторов не будет! Они дадут яркий свет, приближенный к солнечному, бытовому, обычному.
КУТИКОВ. Может быть, Георгий Александрович, очень медленно, постепенно вводить то, что вы называете «зайчиками»? Вот, посмотрите.
КОЧЕРГИН. Ни в коем случае!
КУТИКОВ. Мы как раз делаем новый двигатель...
КОЧЕРГИН. И напрасно! «Зайчиков» не будет!
ТОВСТОНОГОВ. Эдуард Степанович прав! Елка в доме культуры или в гостинице «Метрополь» как-то не совмещается с «Тихим Доном»! Уберите «зайчиков», Евсей Маркович, продолжим репетицию! {Марлатовой.) Чуть-чуть приподнимите Дон... Нет, на такую высоту поднимать Дон не надо.
МАРЛАТОВА. Давайте установим марку.
ТОВСТОНОГОВ. Поднимайте Дон. Нет, это очень быстро. Мы же для того и организовали ручную систему подъема, чтобы можно было поднимать, прежде всего, медленно. Стоп. Ставьте марку.
^ Над пандусом появляется серебряная дуга Дона.
{Кутикову.) Кстати, а где звезды?
КУТИКОВ. Я их снял. Они висели не на том месте.
ТОВСТОНОГОВ. Как не на том? Вы же сами их вчера вешали?!
КУТИКОВ. Их вчера привезли. Что-то сделали правильно, что-то нет. Будет готов задник — повесим, как следует.
ТОВСТОНОГОВ {Бедовой). Сократили текст? Хорошо, читайте, сейчас еще вымараем. {Крючковой.) Хотелось бы, чтоб Аксинья после текста Тани Бедовой появилась из оркестровой ямы.
КРЮЧКОВА. А не страшно, что зрителям с ярусов меня будет заранее видно?
ТОВСТОНОГОВ. А не надо таиться. Обыграйте яму как колодец. Вытащила одно ведро, другое. Коро»<чсло. Пристройтесь, Светлана, пристройтесь. {Борисову.) Пожалуйста, когда Светлана будс. Вытаскивать ведра, появитесь вон там, на противоположном лемехе. Окликните, когда она будет уходить: «Здравствуй, Аксинья, дорогая», — кажется, такой текст? Да?.. Еще раз с Тани Бедовой... Какие последние слова?
БЕДОВА. «С серебристой луной».
ТОВСТОНОГОВ. Точку поставьте. И пошла Аксинья. Не сразу появляйтесь, Олег, иначе Света искусственно вас не видит. Дайте вытащить ведро, второе... Вот теперь появляйтесь. Полюбуйтесь, как надевает ведра на коромысло. Дайте ей пойти. И вот тогда вслед.
БОРИСОВ. «Здравствуй, Аксинья...»
^ Пауза. Аксинья замерла.
СУФЛЕР. «Дорогая», Олег... «до-ро-гая», слышите меня?
БОРИСОВ. Тамара Ивановна, дорогая, да я специально паузу делаю... {Крючковой.) ... «Дорогая».
ТОВСТОНОГОВ {Крючковой). Ставьте ведра. Шаг вперед, и пошла музыка наплыва. Повторите весь кусок... Хорошо пластически получается.
^ Аксинья вспоминает Листницкого-сына. Измену.
ТОВСТОНОГОВ {Борисову). Вам надо переодеться. Может быть, с музыкой наплыва уйти на второй лемех и переодеться?
545
¶
БОРИСОВ. А я не нарушу текст Светланы?ТОВСТОНОГОВ. Давайте проверим. Положите шинель. Пока Света рассказывает — одевайтесь.
^ В центре сцены — кусочек леса. Луна. Между деревьями стоит Аксинья. Слева на лемех
выходит молодой Листницкий.
(Кутикову.) И опять проблема наплыва, Сева. Как ввести прошлое? А если дать лампы дневного света?
КОЧЕРГИН. Они не дышат, Георгий Александрович, их к реостату не подключить.
ТОВСТОНОГОВ. Да, кардинально надо менять световую сферу. Кардинально. Не понимаю, неужели нельзя специально для этого спектакля развесить новую аппаратуру?
КУТИКОВ. Вешаем, Георгий Александрович, каждый день вешаем. Но двух систем, которые вы хотите видеть, пока не получается. Все работает на одну.
ТОВСТОНОГОВ (в микрофон). Товарищи, артисты. Извините, что я вас мучаю, но поверьте: без вас нам не решить проблемы наплывов. Поэтому на благо спектакля я вынужден вас мучить.
РОЗЕНЦВЕЙГ. А почему нам не сделать световой занавес? Не такой, как на Таганке — снизу вверх, а из боковых порталов. У нас, по-моему, был такой.
ТОВСТОНОГОВ (Кочергину). Эдик, может быть Семен Ефимович прав? Мы с успехом использовали световой занавес и в «Еще раз про любовь», и в «Поднятой целине». Может, и здесь он нам поможет в наплывах?
КОЧЕРГИН. Световой занавес сломан. Надо чинить.
ТОВСТОНОГОВ. Нужно чинить — починим. Меня волнует другое. В принципе, нам нужно это? Дайте прожектор в спину Листницкому-сыну.
КУТИКОВ. Нельзя, Георгий Александрович. Тень на заднике возникнет.
ТОВСТОНОГОВ. А если скользящим по лемеху?
КУТИКОВ. То же самое. Ну, смотрите.
^ Дали прожектор. На заднике возникла большая черная тень.
Вот, тень на горизонте.
ТОВСТОНОГОВ. И что? Может, это и даст нам в наплывах ирреальность?! Мне нравится тень! Эдик, а если на тенях, которые не могут быть в бытовых сценах, построить воспоминания? А? Как вы считаете?
КОЧЕРГИН. Не будут ли тени отвлекать от актеров? Испокон века известно, что тень выразительнее актера. Поэтому и художники над ней мучаются: как прорисовать? Вот, смотрите: тень есть, актер пропал. Решайте, что вам важнее.
ТОВСТОНОГОВ. Мне важно одно: добиться ощущения ирреальности, визуально проявить смещение времени. Мне каждый день обещают, обещают, обещают, что завтра все будет готово. Прихожу — и ничего нового нет! А я не могу репетировать, не зная среды.
КОЧЕРГИН. Тогда я настаиваю, чтобы под лемехами, под пандусом, были сделаны люки!
ТОВСТОНОГОВ. А я и не против, пожалуйста!
КОЧЕРГИН. Но вам придется перестраивать освещение первого акта.
ТОВСТОНОГОВ. О чем вы говорите? Какой первый акт? Освещение первого акта не построено! Мы пока еще принцип не можем найти! Думайте, совещайтесь. Дайте дежурный свет. Даю вам время до конца репетиции, чтобы найти решение. Я попытаюсь продолжить, но все обессмыслится, если решения не будет. Еще раз с выхода сына Листницкого. Вышел, с лемеха окликните: «Ксюша». (Крючковой.) А вы будто бы испугались, Света, будто бы. Отпрянули. Сделаем такую любовную взаимную игру. {Матвееву.) Валерий, попытайтесь обнять ее! А вы, Света, не давайтесь! Пробегите между деревьями, завлекая его. Понял, что завлекает. Догнал и... поцелуй. (Крючковой.) Перед уходом еще раз остановитесь, улыбнитесь ему и убегайте в портал... (Борисову.) Вышел Олег и, знаете, какое у меня предложение? Подойдя к Листницкому, как бы невзначай возьмите его плетку... Да-да, взял плетку, будто соскучился по кучерской работе. И посмейтесь: да, хороший бич у вас.
^ Григорий с размаху бьет Листницкого. Звук удара записан на пленку. Возникла проблема
совпадения удара и записи.
546
¶
БОРИСОВ. Юра, послушай, у меня текст: «Чего? А вот чего!» Ты точно на «Чего?» — включи магнитофон, а я пристроюсь! (Но пристройка не получается.) Трудно. Бью. Удар один, а звука два: сиг — пук. Может быть, «сиг» — замах, а «пук» — удар!? Давай, Юра, еще раз. (На это раз получилось.) Самое трудное — первый удар, потом совпадаю.
ТОВСТОНОГОВ. Хорошо бы, чуть по-другому распределиться, Олег. Не бить Листницкого здесь. Перед деревьями пугнул его раз, другой. Листницкий побежал, вы за ним, и там, в глубине, прижал его, и пошло само избиение. (Изотову.) Запись ударов надо сделать другую. Сейчас с паузами, а должна быть серия ударов без остановок.
^ Крючкова за кулисами с кем-то тихо разговаривает.
БОРИСОВ (Крючковой). Ксюша, хватит травить, иди сюда, сейчас бить буду.
ИЗОТОВ. Какая реплика на новые удары?
БОРИСОВ. А вот тут с репликой тяжело. Реплика — ее шаги. Но сразу бить не стану.
ТОВСТОНОГОВ (Крючковой). С каким текстом вы выбегаете?
КРЮЧКОВА. «Гриша, Гришенька»...
ТОВСТОНОГОВ (Борисову). А у вас после удара какой текст?
БОРИСОВ. «Сука, гадина»...
ТОВСТОНОГОВ (Борисову). А нельзя сначала: «Сука, гадина», — а потом ударить?
БОРИСОВ. Не-е-ет! Ну, как же так? «Сука, гадина», — лучше после удара. Холодно, спокойно, мол, знай, за что получила. До удара не буду говорить! Фальшиво! Да в чем проблема? Юра, включай, я пристроюсь. Все равно на первое «сиг» — замах, удар — на «пук» — успею! (Показал, идеально вписавшись в звуковой ряд.)
АКСЕНОВ. Еще одна проблема: после ударов кончается наплыв. Олег в шинели, с котомкой. А до наплыва он был в гимнастерке. Как бы вернуться к той же одежде?
БОРИСОВ. Очень просто. Смотрите! Бью Листницкого. Ац, тебе, ац! Жарко стало, скинул шинель — и все! А котомку я не буду брать вообще. Зачем она мне? И так понятно, что я с войны пришел.
ТОВСТОНОГОВ. Молодец, Олег, очень хорошо! И у меня предложение: по окончании наплыва повторить кусочек текста про седину, про детей...
БОРИСОВ. А закончить: «...а я тебя, Аксюша, от сердца оторвать не могу»...
ТОВСТОНОГОВ. Да, подложите: и изменяла ты мне, и бил я тебя, но не могу оторвать от сердца...
БОРИСОВ. «Люблю до нынче».
ТОВСТОНОГОВ. И руками развел...
^ Аксинья и Григорий обнялись.
БОРИСОВ. А может, отменить объятья? У меня впечатление, что вся наша линия — объятья и все! Только этим и живем, хе-хе-хе!
ТОВСТОНОГОВ. Да? Ну-ка, Света, после текста Григория медленно возьмите коромысло, скажите: «И я тоже». И резко ушла.
Да, это лучше. Без сентимента сильнее.
Что у нас дальше? Переход на дивизию? (Изотову.) Кусочек конкретной музыки дайте, пожалуйста.
^ Деревья уплыли вверх. Внизу появилась телега.
547
¶
Олег, в раздумье пройдите к телеге и сядьте на нее. Или нет. Останьтесь на месте. Басилашвили здесь?БАСИЛАШВИЛИ. Да, я готов, Георгий Александрович! Откуда мне появиться?
ТОВСТОНОГОВ. Из оркестровой ямы. Вылезли наполовину, сказали авторский текст и присели на сцену. Хорошо бы иметь планшет, полевую сумку, блокнот. Вам это поможет. После авторского текста наденьте пенсне.
БАСИЛАШВИЛИ. Не надо, Георгий Александрович! Очень вас прошу!
ТОВСТОНОГОВ. Мне нужно, чтобы вы из лица авторского превратились в персонажа. Должна быть какая-то отбивка.
БАСИЛАШВИЛИ. Я понял, я фуражку надену, ладно?
ТОВСТОНОГОВ. Наденьте.
БОРИСОВ. Чем я живу во время авторского текста? Может, мне на телегу уйти?
ТОВСТОНОГОВ. Нет-нет, постойте. Изучайте его.
БОРИСОВ. А чего мне его изучать? Я его и так знаю.
ТОВСТОНОГОВ. А форма-то на нем новая. А-а-а!
БОРИСОВ. Ну, да, форма новая. Буду форму изучать.
ТОВСТОНОГОВ. Изучили? Идите к телеге и по пути бросьте: «Ишь, как ты вырядился, начальник штаба». (Басилашвили.) А вы сразу же ответьте: «Новые времена — новые песни».
^ Копылов обвинил Григория в невежестве, мол, Мелехов — офицер, а принимает женщину не в форме, а в рубашке, в расстегнутых брюках, говорит с казацким жаргоном. Прибежал Прохор Зыков (Е. Чудаков), принес Григорию письмо и услышал, как начальник штаба отчитывает Мелехова, как Григорий со злой иронией ему отвечает.
ТОВСТОНОГОВ. Начальник штаба шокирован, а вы, Женя, с Олегом заливисто засмейтесь! Да, Женя, поддерживайте Григория! Классовая солидарность!
^ Григорий развернул лист письма, сказал начальнику штаба: «Ну-ка, прочти. Неразборчиво что-то».
Нет-нет, не надо играть неграмотного. Он с Кошевым в школе учился.
БОРИСОВ. Два класса только окончил.
ТОВСТОНОГОВ. Да, но читать-то умеет.
БОРИСОВ. Тогда я и буду сам читать. Зачем отдавать письмо ему?
ТОВСТОНОГОВ. А читать не хочется. Пусть начальник штаба почитает.
^ Борисов посмотрел на письмо, вяло прочел две фразы и небрежно приказал начальнику штаба: «Ну-ка, прочти». Актеры, сидящие в зале, захохотали.
Какой следующий эпизод? Расстрел Котлярова? (Медведеву.) Вадим, как нога? Я знаю, что у вас сильный ушиб. Падать сможете?
МЕДВЕДЕВ. Сегодня, нет, Георгий Александрович.
ТОВСТОНОГОВ. И все-таки давайте хотя бы формально пройдем сцену. (Марлатовой.) Оля, пожалуйста, весь женский состав спектакля на площадку. Вадим Александрович сегодня героически пришел на репетицию, но падать пока не может, поэтому сыграйте сцену в наметку, поищем общее пластическое решение.
^ После наметки пластического решения сцены убийства Котлярова.
Спасибо, товарищи! На сегодня все свободны, кроме Эдуарда Степановича Кочергина и Ев-сея Марковича Кутикова. Будем заниматься светом. И не просто светом, а проблемой поиска принципа для всего спектакля. До завтра.
^ Далее решались проблемы светового приема воспоминаний.
ТОВСТОНОГОВ. Никакого стробоскопа. Не хочу слышать! Тошнит от него. В «Колумбе» у нас стробоскоп был впервые, мы его открыли, теперь это разменная монета. Теперь вплоть до кукольного театра. Ширпотреб, мюзик-холл, эстрада, Владимиров — все спектакли. Везде!.. И, как правило, один пулемет не работает...