Великие мифы о Великой депрессии

Вид материалаДокументы

Содержание


Современная сказка
Великая-превеликая депрессия
Фаза I: Экономический цикл
Провал государства в области монетарной политики
Приятель, двадцать миллионов не одолжишь?
Фаза II: Дезинтеграция мировой экономики
Свободные рынки или бесплатные обеды?
Новый фарс
Синие орлы, красные утки
Алфавитные комиссары
Признаки жизни
Фаза IV: Закон Вагнера
Что же со свободой предпринимательства?
Послесловие: усвоили ли мы урок?
Подобный материал:
  1   2   3

Великие мифы о Великой депрессии

Лоуренс Рид

Спустя восемьдесят лет после начала Великой депрессии ее оценки в научной литературе подвергнулись радикальному пересмотру. Десятилетиями в исторических трудах господствовало мнение о том, что к кризису привел свободный рынок, а Рузвельт спас страну благодаря политике «нового курса», однако сегодня все больше ученых приходит к обратным выводам. Распространенные заблуждения о причинах Великой депрессии разбирает в свой статье Лоуренс Рид.

Введение

О Великой депрессии 1929-1941 годов и ее воздействии на жизнь миллионов американцев написано множество томов. Историки, экономисты и политики продолжают искать «черный ящик», который позволит выяснить причину катастрофы. Увы, слишком многие из них прекращают поиски, по-видимому решив, что проще повторять чужие - ложные и вредоносные - выводы о событиях семидесятилетней давности. Как следствие, сегодня многие продолжают принимать необоснованную критику рыночного капитализма и поддерживать экономически деструктивную политику властей.

Насколько тяжела была Великая депрессия? За четыре года - с 1929 по 1933-й - объем производства на американских заводах, шахтах и электростанциях сократился более чем вдвое. Реальные доходы населения после уплаты налогов снизились на 28%. Стоимость ценных бумаг сократилась на 90% по отношению к максимальному уровню, достигнутому до краха. Число безработных американцев выросло с 1,6 миллионов в 1929 году до 12,8 миллионов в 1933-м. На пике депрессии безработные составляли четверть трудоспособного населения США, и впервые после окончания Гражданской войны в стране замаячил призрак мятежа.

«Весь ужас Великого краха состоит в том, что ему не найдено объяснения, - пишет экономист Алан Рейнолдс. - У людей осталось ощущение, что резкий экономический спад может произойти в любой момент, без предупреждения, без причины. Позже этот страх эксплуатировался как главное обоснование практически неограниченного вмешательства федерального правительства в экономические дела»[1].

Старые мифы не умирают; они воспроизводятся в учебниках по экономике и политологии. Именно там, за редкими исключениями, вы столкнетесь с величайшим, пожалуй, мифом ХХ века: ответственность за Великую депрессию лежит на капитализме и рыночной экономике, и лишь вмешательство государства привело к экономическому оздоровлению Америки.

^ Современная сказка

Согласно этому упрощенному подходу Америку сокрушил и затянул в депрессию фондовый рынок, один из столпов капитализма. Президент Герберт Гувер, сторонник принципа laissez-faire, то есть невмешательства государства в экономику, отказывался использовать инструменты государственной власти, и в результате экономическое положение страны ухудшилось. Преемник Гувера Франклин Делано Рузвельт въехал на белом коне государственного вмешательства и направил страну к восстановлению. Вывод, казалось бы, очевиден: доверять капитализму нельзя; государство должно играть активную роль в экономике, чтобы спасти нас от неминуемого упадка.

Но те, кто распространяет эту версию истории, могли бы с таким же успехом увенчать свои рассуждения следующими словами: «Златовласка выбралась из леса, Дороти вернулась из Страны Оз в Канзас, а Красная Шапочка выиграла в нью-йоркскую лотерею». Ведь подобному объяснению депрессии место не в серьезных исследованиях по истории экономики, а в сборнике сказок.

^ Великая-превеликая депрессия

Для того, чтобы адекватно понять события того времени, с точки зрения фактов справедливо рассматривать Великую депрессию не как один, а как четыре последовательных спада, слившихся в один. Вот эти четыре «фазы»[2]:

I. Монетарная политика и экономический цикл

II. Дезинтеграция мировой экономики

III. Новый курс

IV. Закон Вагнера

Первая фаза, прежде всего, объясняет, почему произошел крах 1929 года; остальные три показывают, как государственное вмешательство усугубило его и вызвало более чем десятилетний ступор в экономике. Рассмотрим каждую по очереди.

^ Фаза I: Экономический цикл

Великая депрессия была не первой депрессией в стране, хотя и оказалась самой продолжительной. Ей предшествовало еще несколько.

Общей чертой всех этих более ранних крахов было решительное вмешательство государства - часто в форме неэффективного, мотивированного политическими факторами управления денежными и кредитными потоками. Однако ни одна из этих депрессий не продолжалась дольше четырех лет, и большинство из них по времени укладывалось в два года. Катастрофа, начавшаяся в 1929 году, длилась, как минимум, втрое дольше любой из предшествующих американских депрессий, поскольку правительство усугубило свои первоначальные ошибки дополнительным вредоносным вмешательством.

^ Провал государства в области монетарной политики

Популярное объяснение краха фондового рынка в 1929 году строится на критике привлечения заемных средств для покупки ценных бумаг. Авторы многих исторических исследований беззаботно заявляют, что безудержная спекуляция акциями была связана с использованием слишком большого кредитного плеча. Но Джин Смайли (Smiley), экономист из Университета Маркет (Marquette University), объясняет в своей книге 2002 года «Переосмысление Великой депрессии» (Rethinking the Great Depression), почему это наблюдение нельзя назвать плодотворным:

К тому времени уже имелся немалый опыт использования кредитного плеча, и в конце 20-х годов маржинальные требования (отношение собственных средств к заемным) были не ниже, чем в начале 20-х или в предшествующие десятилетия. Более того, осенью 1928 года маржинальные требования начали повышаться, и заемщики должны были оплачивать наличными большую часть стоимости приобретаемых акций.

Так что, аргумент о кредитном плече не выдерживает критики. Однако манипуляции с денежными и кредитными потоками  совсем другое дело.

Большинство экономистов-монетаристов - в особенности представители «австрийской школы» - отмечают тесную взаимосвязь между денежным потоком и экономической деятельностью. Когда государство производит денежные и кредитные вливания, процентные ставки сперва падают. Компании инвестируют эти «легкие деньги» в новые проекты в сфере производства, и на товарном рынке происходит бум. По мере стабилизации положения издержки на ведение бизнеса растут, процентные ставки корректируются в сторону увеличения, а прибыли снижаются. Таким образом, эффект «легких денег» сходит на нет, а денежные власти, опасаясь ценовой инфляции, замедляют рост предложения денег или вовсе сокращают его. В любом случае, этих манипуляций достаточно для того, чтобы лишить экономический карточный домик его шаткого основания.

Одну из интересных интерпретаций действий Федеральной резервной системы накануне краха 1929 года мы найходим в книге экономиста Мюррея Ротбарда «Великая депрессия Америки». Пользуясь сложным критерием, включающим в себя, помимо прочего, такие факторы, как валютные, бессрочные и срочные вклады, он подсчитал, что с середины 1921 по середину 1929 года ФРС раздула денежное предложение более, чем на 60%[3]. По мнению Ротбарда, такое увеличение денежных и кредитных потоков привело к снижению процентных ставок, вывело показатели фондового рынка на небывалые высоты и породило феномен «бурных двадцатых».

Безудержный рост денежно-кредитной массы стал тем, что экономист Бенджамин Андерсон назвал «началом "нового курса"»[4] - так именуется широко известная интервенционистская политика, которая проводилась впоследствии при президенте Франклине Рузвельте. Однако другие ученые сомневаются в том, что этот шаг ФРС стал причиной инфляции, и указывают на относительно стабильные цены на сырьевые и потребительские товары в 1920-е, что, по их мнению, свидетельствует о том, что монетарная политика была не такой уж безответственной.

Безусловно, значительное снижение высокой ставки подоходного налога при Кулидже помогло экономике и, возможно, сгладило ценовой эффект политики ФРС. Сокращение налогов стимулировало инвестиции и реальный экономический рост, что, в свою очередь, привело к новым технологическим прорывам и предпринимательским находкам в плане удешевления производства. Несомненно, взрывообразный рост производительности труда оказал стабилизирующее влияние на цены, которые иначе были бы выше.

Говоря о политике ФРС, экономисты-рыночники, расходящиеся в оценках масштаба монетарной экспансии ФРС в начале и середине 1920-х годов, единодушны относительно того, что произошло вслед за ней: в конце десятилетия началось резкое сокращение денежной массы, и ответственность за это нес Центральный банк. Действия федеральных властей в ответ на начинавшуюся рецессию лишь привели к ее усугублению.

На дне

В 1928 году Федеральная резервная система уже вовсю повышала процентные ставки и перекрывала денежные потоки. Например, ее учетная ставка (под нее ФРС выдает кредиты банкам-участникам) повышалась с января 1928 года по август 1929-го четыре раза, с 3,5% до 6%. Центральный банк предпринял дальнейшие дефляционные шаги, продавая государственные ценные бумаги в течение нескольких месяцев после краха фондового рынка. В следующие три года денежное предложение сократилось на 30%. Позже, пока во всех секторах экономики рушились цены, политика ФРС привела к резкому росту реальных процентных ставок (привязанных к инфляции).

Самая полная хроника монетарной политики этого периода содержится в классическом труде нобелевского лауреата Милтона Фридмана и его коллеги Анны Шварц «Монетарная история Соединенных Штатов, 1867-1960».

Фридман и Шварц убедительно показывают, что сокращение денежной массы в стране на треть с августа 1929 года по март 1933-го стало гигантским тормозом для экономики и было, в первую очередь, результатом чудовищной некомпетентности ФРС. После того, как в октябре 1928 года скончался Бенджамин Стронг (Strong), влиятельный банкир, возглавлявший нью-йоркский банк ФРС, Федеральная резервная система осталась без компетентного руководства - и тем самым плохая политика стала еще хуже[5].

Поначалу только самые прозорливые финансисты типа Бернарда Барука (Baruch) и Джозефа Кеннеди (Kennedy), наблюдавшие за изменениями денежной массы и прочими шагами государства, поняли, что скоро начнутся проблемы. Ведь Барук еще в 1928 году начал продавать акции и покупать облигации и золото; так же поступал и Кеннеди, комментируя, что «только дурак покупает доллары на пике»[6].

Наконец, и массы инвесторов осознали, что в ФРС происходит что-то не то, и тогда началась паника. В статье U.S. News & World Report, посвященной 50-й годовщине падения фондового рынка, это было описано следующим образом:

На самом деле, Великий крах вовсе не был делом одного дня, несмотря на частые упоминания о «черном четверге», 24 октября, и «черном вторнике» следующей недели. Уже 5 сентября рынок акций был слаб при большом объеме торгов, хотя за два дня до этого показал новый максимум. Снижение в первых числах октября было названо «целесообразной корректировкой». Wall Street Journal, предсказывая осеннее оживление, отмечала, что «одни акции растут, другие падают».

Потом, 3 октября произошло наибольшее падение акций с начала года. Началось предъявление маржинальных требований; некоторые трейдеры встревожились. Но на следующий день цены вновь выросли и две недели были относительно стабильны.

Настоящее бедствие началось в среду, 23 октября. Один наблюдатель назвал происходившее «Ниагарским водопадом банкротств». Шесть миллионов акций перешли из рук в руки. Индекс Dow Jones Industrial Average упал на 21 пункт. «Завтра будет разворот», - говорили брокеры друг другу. По их словам, котировки опустились до «необоснованно низкого» уровня.

Но на следующий день, в «черный четверг», акции распродавались еще активнее... тикер показывал падение более пяти часов подряд, и, снижение котировок прекратилось только в 19:08[7].

На своем пике акции, входящие в расчет индекса Dow Jones Industrial Average, стоили в 19 раз дороже годовой прибыли компаний - дороговато, но не настолько, чтобы аналитики фондового рынка сочли это признаком чрезмерной спекуляции. Перекосы в экономике, вызванные монетарной политикой ФРС, поставили страну на путь рецессии, но дальнейшие меры государства превратили рецессию в полномасштабную катастрофу. Пока рушились котировки, Конгресс играл с огнем: утром «черного четверга» газеты сообщали, что в Капитолии берут верх силы, выступающие за повышение комиссионных сборов за совершение сделок с ценными бумагами.

Крах фондового рынка был лишь отражением, а не непосредственной причиной деструктивной государственной политики, которая, в конечном итоге, спровоцировала Великую депрессию: взлеты и падения рынка происходили почти синхронно с действиями ФРС и Конгресса. А то, что они творили в 1930-е годы, можно смело записать в разряд величайших глупостей мировой истории.

^ Приятель, двадцать миллионов не одолжишь?

Мичиган пострадал от «черного четверга» больше, чем почти любой другой штат. Акции автомобильных и добывающих компаний упали до катастрофически низких отметок. В 1929 году автомобильная промышленность поставила исторический рекорд, произведя более 5 миллионов машин, а уже в 1930-м объем производства упал до 2 миллионов. К 1932 году - примерно на нижней точке Депрессии - он упал еще на два миллиона до 1 331 860 - на целых 75% относительно пика 1929 года.

Крах 1929 года тяжело ударил по инвесторам всего мира, включая многих известных людей. Среди них был Уинстон Черчилль. До краха он инвестировал большие средства в американские ценные бумаги. Позже лишь писательские способности и положение в правительстве позволили ему восстановить состояние.

Кларенс Бердсай (Birdseye), один из родоначальников индустрии замороженных продуктов, продал свой бизнес за 30 миллионов и вложил все свои деньги в акции. Он потерял все.

Уильям Дюран (Durant), основатель General Motors, потерял на фондовом рынке 40 миллионов и оказался фактически нищим. (Сама GM в годы Депрессии сумела сохранить положительный баланс под руководством Альфреда Слоуна (Sloan) с его политикой снижения издержек.)

^ Фаза II: Дезинтеграция мировой экономики

Хотя современный миф утверждает, что свободный рынок в 1929 году «самоуничтожился», основным виновником бедствия было государство. Если бы этот крах был похож на предыдущие, то трудные времена закончились бы через два, максимум три года, а то и еще раньше. Но поразительно неумелые действия правительства продлили несчастье еще на 10 лет.

В 1930 году средний уровень безработицы достиг нестрашной по меркам рецессии отметки в 8,9% против 3,2% в 1929-м. Затем он начал резко расти и в 1933-м достиг пика в 25%. Вплоть до марта 1933 года президентом был Герберт Гувер, человек, которого часто называют сторонником невмешательства государства к экономику, принципа laissez-faire.

«Самая нерачительная администрация в истории»

Действительно ли Гувер разделял философию свободного рынка и отстаивал принцип «руки прочь от экономики»? Его противник на выборах 1932 года Франклин Рузвельт так не считал. Во время кампании Рузвельт жестко критиковал Гувера за излишние расходы и чрезмерное налогообложение, увеличение внутреннего долга, удушение торговли и создание армии безработных. Он обвинял президента в «бездумном и экстравагантном» расходовании средств, в стремлении «как можно скорее сконцентрировать контроль в Вашингтоне» и руководстве «самой нерачительной администрацией мирного времени в истории». Кандидат в вице-президенты Джон Нэнс Гарнер (Garner) заявлял, что Гувер «ведет страну на путь социализма»[8]. Вопреки тому, что принято думать о Гувере, Рузвельт и Гарнер были абсолютно правы.

Коронной глупостью администрации Гувера был тариф Смута-Хоули (Smoot-Hawley Tariff), принятый в июне 1930 году. Он стал дополнением тарифа Фордни-Маккамбера (Fordney-McCumber) 1922 года, который в предыдущее десятилетие привел к кризису американское сельское хозяйство. Тариф Смута-Хоули, самый протекционистский закон в истории США, фактически закрыл границы для иностранных товаров и спровоцировал ожесточенную торговую войну. Масштабы последствий описывает профессор Барри Поулсон (Poulson):

По этому закону были повышены тарифы на целый ряд товаров, подлежащих обложению таможенными пошлинами; например, пошлины на сельскохозяйственную продукцию были повышены в среднем с 20 до 34%; на алкогольную продукцию - с 36 до 47%; на шерсть и изделия из шерсти - с 50 до 60%. В общей сложности было резко повышено 887 тарифов, а список товаров, подлежащих обложению пошлинами, был расширен до 3218 пунктов. Важнейшей особенностью тарифа Смута-Хоули было то, что пошлины рассчитывались в конкретной денежной сумме, а не в проценте от цены. Когда в ходе Великой депрессии цены упали вдвое, фактическая ставка удвоилась, тем самым усилив протекционистский характер закона [9].

Тариф Смута-Хоули имел не только глубокий, но и широкий характер, поскольку применялся к огромному множеству товаров. До его принятия настенные часы облагались 45%-ной пошлиной; закон повысил ее до 55% плюс еще 4,50 долларов за единицу товара. Пошлины на зерновые были повышены примерно вдвое. Были введены пошлины даже на кислую капусту - впервые в истории. Товаров, не облагавшихся пошлинами, осталось совсем мало - и среди них, как ни странно, - пиявки и скелеты (один острослов ехидно заметил, что это, возможно, была политическая подачка Американской медицинской ассоциации).

Пошлины на льняное масло, вольфрам и казеин ударили, соответственно, по американской лакокрасочной, сталелитейной и бумажной промышленности. По закону Смута-Хоули были введены пошлины более чем на 800 комплектующих, используемых в автомобильной промышленности. На фабриках по производству дешевой одежды из импортной регенерированной шерсти работало 60 000 человек - большая их часть осталась без работы после повышения пошлины на регенерированную шерсть на 140%[10].

Чиновники из администрации и Конгресса были уверены, что повышение торговых барьеров вынудит американцев покупать больше отечественных товаров, и это, наконец, решит проблему безработицы. Но они, по-видимому, не знали важного принципа международной торговли: торговля - это улица с двусторонним движением; если иностранцы не могут продать свои товары у нас, то они не могут заработать доллары, которые нужны им для того, чтобы покупать наши товары. Иными словами, государство не может перекрыть импорт, не перекрыв параллельно экспорт.

Око за око

Резкое повышение пошлин по Закону Смута-Хоули ударило по иностранным компаниям и их работникам, и вскоре иностранные государства установили собственные торговые барьеры. Поскольку им стало гораздо труднее продавать свои товары на американском рынке, они урезали импорт американских товаров. Особенно пострадало сельское хозяйство США. Росчерком президентского пера американские фермеры потеряли почти треть своих рынков. Падение цен на сельхозпродукцию повлекло за собой банкротство десятков тысяч фермеров. Если в 1929 году бушель пшеницы стоил 1 доллар, то в 1932-м - всего 30 центов.

В условиях сельскохозяйственного коллапса разорилось рекордное число провинциальных банков, а вместе с ними - сотни тысяч их клиентов. В 1930-1933 годах в Соединенных Штатах закрылось девять тысяч банков. Фондовый рынок, в значительной мере восстановивший позиции, потерянные после «черного четверга», упал на 20 пунктов в тот день, когда Гувер подписал Закон Смута-Хоули, и падал почти безостановочно следующие два года. (Пик рынка, судя по индексу Dow Jones Industrial Average, был достигнут 3 сентября 1929 года - 381 пункт. Минимальное значение за 1929 год - 198 - было достигнуто 13 ноября, затем, к апрелю 1930 года, индекс вырос до 294. Пока в июне законопроект был на рассмотрении Гувера, вновь началось падение, продолжавшееся вплоть до 41 пунктов двумя годами позже. До 381 пунктов индекс Dow Jones вновь вырастет лишь через четверть столетия.)

Сокращение мировой торговли, вызванное тарифными войнами, стало одной из предпосылок Второй мировой войны, которая началась несколько лет спустя. В 1929 году другие страны были должны гражданам США 30 миллиардов долларов. Веймарская республика с трудом выплачивала огромные репарации, наложенные на нее грабительским Версальским договором. Когда из-за пошлин иностранные бизнесмены практически лишились возможности продавать свои товары на американском рынке, бремя их долгов стало значительно тяжелее, и это воодушевило таких демагогов, как Адольф Гитлер. «Когда границы закрываются для товаров, их открывают армии», предупреждает старая горькая истина.

^ Свободные рынки или бесплатные обеды?

Одного Закона Смута-Хоули достаточно, чтобы покончить с мифом о том, что Гувер был убежденным сторонником свободного рынка, но на этом история интервенционистских ошибок его администрации не кончается. В течение месяца после краха фондового рынка он проводил совещания с ведущими бизнесменами, пытаясь вынудить их сохранять зарплаты на искусственно завышенном уровне, невзирая на падение как доходов, так и цен. В 1929-1933 годах потребительские цены упали почти на 25%, в то время как зарплаты в номинальном выражении снизились всего на 15% - в реальном выражении это означало существенное повышение оплаты труда, что является одним из важных компонентов издержек на ведение бизнеса. Как отмечает экономист Ричард Эбелинг, «политика "высоких зарплат", проводившаяся администрацией Гувера и профсоюзами... привела лишь к удорожанию рабочей силы и новому витку безработицы»[11].

Гувер резко увеличил расходы государства на субсидии и программы вспомоществования. Всего за год - с 1931 по 1932-й - доля федерального правительства в ВНП повысилась с 16,4 до 21,5%[12]. Сельскохозяйственная бюрократия Гувера выделяла сотни миллионов долларов производителям пшеницы и хлопка, хотя новые тарифы опустошили их рынки. Его Корпорация финансирования реконструкции (Reconstruction Finance Corporation) бездумно раздавала миллиарды долларов на субсидии для бизнеса. Рексфорд Гай Тагвелл (Tugwell), один из архитекторов политики Рузвельта в 30-е годы, объяснял несколько десятилетий спустя: «Тогда мы в этом не признавались, но практически весь "новый курс" был экстраполяцией программ, начатых Гувером»[13].

Поначалу Гувер снизил налоги для самых бедных американцев, но, как подчеркивают Лэрри Швайкарт и Майкл Аллен в своем монументальном труде «История Соединенных Штатов с точки зрения патриота: от великого открытия Колумба до войны с террором», он «не предложил стимулов инвестировать в новые заводы для создания рабочих мест». Он даже обложил налогом банковские чеки, что «ускорило снижение доступности денег, поскольку людям стало невыгодно выписывать чеки»[14].

В сентябре 1931 года, когда предложение денег сократилось, а экономику шатало под воздействием Закона Смута-Хоули, ФРС произвела крупнейшее повышение своей процентной ставки в истории. За четыре года объем банковских вкладов сократился на 15%, и всю первую половину 1932 года продолжалось масштабное дефляционное сокращение денежной массы.

Но высокие пошлины, огромные субсидии и дефляционная монетарная политика - это еще не все ошибки администрации Гувера. В 1932 году Конгресс принял, а Гувер подписал Закон о прибыли (Revenue Act). То было крупнейшее в истории повышение налога в мирное время: подоходный налог увеличился вдвое. На самом деле, для налогоплательщиков с самым высоким уровнем доходов он повысился более чем в два раза - с 24 до 63%. Были снижены налоговые вычеты, отменены налоговые льготы по трудовому доходу, повышены корпоративные налоги и налоги на недвижимость, введены новые налоги на подарки, бензин и автомобили, а кроме того, резко повышены почтовые тарифы.

Может ли серьезный ученый, проанализировав масштабное вмешательство администрации Гувера в экономику, на голубом глазу заявить, что вина за его неминуемые разрушительные последствия лежит на свободном рынке? Швайкарт и Аллен частично подсчитали нанесенный ущерб:

К 1933 году эта комедия ошибок породила чудовищные цифры: уровень безработицы в стране вырос до 25%, но по отдельным городам статистика вообще казалась непостижимой. Из Кливленда сообщали, что безработные составляют 50% рабочей силы; Толедо - 80%; по некоторым штатам уровень безработицы превышал 40%. Обоюдоострый меч - снижение прибыли и увеличение числа заявок на пособие по безработице - сделал свое дело: многие муниципалитеты оказались на грани разорения. В Нью-Йорке закрылись школы, а долг перед чикагскими учителями составил около 20 миллионов долларов. Многие частные школы вообще разорились. Исследование, проведенное по заказу правительства, показало, что к 1933 году закрылось около полутора тысяч колледжей, а продажи книг буквально рухнули. За целый год библиотечная система Чикаго не приобрела ни одной книги[15].