В. Г. Белинского Представленная подборка содержит материалы о юбилейных мероприятиях, жизни и творчестве В. Г. Белинского, в частности, и о его работах, связанных с украинской литературой. Полагаем, что всестороннее вд

Вид материала

Содержание

Тарас и Виссарион: время рассудило…
Белинский В. Г. Полное собрание сочинений в 13 тт. — Т.12: Письма 1841-1848. — М., 1956. — С. 435-442
К спорам о подлинных и мнимых статьях и рецензиях В. Г. Белинского
Афоризмы от белинского

Подобный материал:

1 2 3

^ Тарас и Виссарион: время рассудило…

Исполняется 200 лет со дня рождения русского литературного критика и общественного деятеля В. Г. Белинского.

Думаю, что россияне достойно отметят эту дату. Да и нам, в Украине, следовало бы задуматься над тем, что это была за человек - "неистовый Виссарион"?

Меня еще в школе приучили к тому, что Виссарион Белинский и Тарас Шевченко - искренние друзья и единомышленники, что "неистовый Виссарион" не раз защищал от ретроградов украинского поэта, отстаивал его право писать на украинском языке, приветствовал выход в свет "Кобзаря".

Помню, что в 1948 году, когда на официальному уровне отмечали 100-летие со дня кончины Белинского, я, тогда еще ученик 10 класса, сделал в школе сообщение о дружбе гениев двух народов. Я искренне верил в то, что рассказывал, слушателям понравилось мое выступление.

Понадобились десятилетие, чтобы с невероятной болью приблизиться к истине... И помог мне в этом, как это ни удивительно, сам Белинский.

...1847 год был трагическим в жизни Тараса Шевченко: тогда по доносу провокатора было разгромлено Кирилло-Мефодиевское общество, подвергнуты каре его участники. Самое тяжкое наказание обрушилось на Шевченко. После заключения в петербургском каземате его заслали на десять лет солдатом в Отдельный Оренбургский корпус. Утверждая приговор, Николай І собственноручно написал: "Под наиболее суровый надзор с запретом писать и рисовать". Этот приговор был равнозначный смертному приговору: не мог простить царь поэту его поэму "Сон".

На это печальное событие откликнулся и Белинский. В декабре 1847 года он написал письмо ПавлуАнненкову - русскому критику и мемуаристу. Вот несколько фраґментов из этого письма. "Вера может из Шевченко сделать мученика за волю. И здравый смысл должен видеть в Шевченко осла, дурака и никчемного человека, весьма горького пьяницу, любителя водки и хахлацкого патриотизма. Тот хахлацкий радикал написал два (?) пасквиля, один на Государя императора, второй на Государыню императрицу... Когда царь прочитал пасквиль на царицу, вспыхнул большим гневом... Я не читал тех пасквилей, и никто из моих знакомых его не читал, но я убежден, что пасквиль на царицу возмутительно гадкий. Шевченко выслали на Кавказ (!?) солдатом. Мне его не жаль: если бы я был судьей, я сделал бы не меньше. Я чувствую личную вражду к таким либералам. Они враги всякого успеха..."

Не знаком ли Вам, читателю, тезис: "Я не читал, но убежден". Именно по такой формуле и в новейшее время Олеся Гончара распинали!

Но это еще не все - в письме Белинского "досталось" и товарищу поэта по Кирилло-Мефодиевском обществу Пантелеймону Александровичу Кулишу. Его, как и Шевченко, арестовали и подвергли наказанию.

"Одна свинья из хахлацких либералов, - продолжал Белинский, - какой-нибудь Кулеш (что за свиная фамилия!) в журнале "Звездочка", что его издает Ишимова для детей, напечатал историю "Малороссии", где сказал, что "Малороссия" должна или оторваться от России, или пропасть. Цензора Куторгу, что пропустил ее не читая, засадили в тюрьму. Вот что делают эти скоты, безмозгие либералишки! Ненавистны они мне, те хамы! Что же, бараны либеральничают от имени галушек и вареников со свиным салом!.." (Какой стиль, какая лексика! И все это из уст того, кого в России называли основоположником революционно-демократической эстетики!)

Итак, имеем дело не только со всплеском эмоций, но и с определенной мировоззренческой концепцией, которая выходит за рамки частных отношений двух людей. А это уже дело серьезное. Вот такие, значит, были в тогдашней России "революционные демократы"!

Письмо этот сначала меня ошеломил. Не верилось! Как? Чтобы Белинский именно так высказался, именно так мыслил?! Сначала даже не верилось, что такое письмо могло быть. Но достаточно было полистать соответствующий том произведений Белинского (Полное собрание сочинений, Т. 9, Москва-Ленинград, 1958), чтобы убедиться в том, что так и было.

Здесь началось мое просветление - переоценка деятельности и отдельных страниц литературного наследия "неистового Виссариона". А тем временем в моей записной книжке за этим эпизодом появились другие. И начала обрисовываться не всегда привлекательная личность автора, который в шовинистическом порыве не прочь погрешить и против правды.

И не это ли имели в виду другие известные деятели русской культуры, категорически на соглашавшиеся с Белинским: а среди них и такие светочи духа как Н.В. Гоголь, Ф. М. Достоевский… Не станем комментировать здесь их дискуссии — им, современникам, как говорится, виднее.

Но, ценя и уважая талант Белинского, нельзя не видеть кричащей несправедливости его оценок и высказываний, касающихся украинской словесности. Впрочем, само время давно опровергло его не внушавшие малейшего оптимизма суждения о бесперспективности украинского языка и литературы. А всемирная слава Кобзаря и поистине историческое значение творческого наследия Тараса Шевченко наверняка повергли бы Белинского в неописуемое удивление…

Источник: Павел Мазур, учитель, г. Мариуполь. Еженедельник «Слово «Просвіти»

Первоисточник

Из письма к П.В.Анненкову. 7.12.1847

…Наводил я справки о Шевченке и убедился окончательно, что вне религии вера есть никуда негодная вещь. Вы помните, что верующий друг мой говорил мне, что он верит, что Шевченко — человек достойный и прекрасный. Вера делает чудеса — творит людей из ослов и дубин, стало быть, она может и из Шевченки сделать, пожалуй, мученика свободы. Но здравый смысл в Шевченке должен видеть осла, дурака и пошлеца, а сверх того, горького пьяницу, любителя горелки по патриотизму хохлацкому. Этот хохлацкий радикал написал два пасквиля — один на г<осударя> и<мператора>, другой — на г<осударын>ю и<мператриц>у. Читая пасквиль на себя, г<осударь> хохотал, и, вероятно, дело тем и кончилось бы, и дурак не пострадал бы, за то только, что он глуп. Но когда г<осударь> прочел пасквиль на и<мператри>цу, то пришел в великий гнев, и вот его собственные слова: «Положим, он имел причины быть мною недовольным и ненавидеть меня, но ее-то за что?» И это понятно, когда сообразите, в чем состоит славянское остроумие, когда оно устремляется на женщину. Я не читал этих пасквилей, и никто из моих знакомых их не читал (что, между прочим, доказывает, что они нисколько не злы, а только плоски и глупы), но уверен, что пасквиль на и<мператри>цу должен быть возмутительно гадок по причине, о которой я уже говорил. Шевченку послали на Кавказ солдатом. Мне не жаль его, будь я его судьею, я сделал бы не меньше. Я питаю личную вражду к такого рода либералам. Это враги всякого успеха. Своими дерзкими глупостями они раздражают правительство, делают его подозрительным, готовым видеть бунт там, где нет ничего /441/ ровно, и вызывают меры крутые и гибельные для литературы и просвещения. Вот Вам доказательство. Вы помните, что в «Современнике» остановлен перевод «Пиччинино» (в «Отечественных записках» тож), «Манон Леско» и «Леон Леони». А почему? Одна скотина из хохлацких либералов, некто Кулиш (экая свинская фамилия!) в «Звездочке» (иначе называемой <. . .>), журнале, который издает Ишимова для детей, напечатал историю Малороссии, где сказал, что Малороссия или должна отторгнуться от России, или погибнуть. Цензор Ивановский просмотрел эту фразу, и она прошла. И немудрено: в глупом и бездарном сочинении всего легче недосмотреть и за него попасться. Прошел год — и ничего, как вдруг государь получает от кого-то эту книжку с отметкою фразы. А надо сказать, что эта статья появилась отдельно, и на этот раз ее пропустил Куторга, который, понадеясь, что она была цензорована Ивановским, подписал ее, не читая. Сейчас же велено было Куторгу посадить в крепость. К счастию, успели предупредить графа Орлова и объяснить ему, что настоящий-то виноватый — Ивановский! Граф кое-как это дело замял и утишил, Ивановский был прощен. Но можете представить, в каком ужасе было министерство просвещения и особенно цензурный комитет? Пошли придирки, возмездия, и тут-то казанский татарин Мусин-Пушкин (страшная скотина, которая не годилась бы в попечители конского завода) накинулся на переводы французских повестей, воображая, что в них-то Кулиш набрался хохлацкого патриотизма, — и запретил «Пиччинино», «Манон Леско» и «Леон Леони». Вот, что делают эти скоты, безмозглые либералишки. Ох эти мне хохлы! Ведь бараны — а либеральничают во имя галушек и вареников с свиным салом!..

^ Белинский В. Г. Полное собрание сочинений в 13 тт. — Т.12: Письма 1841-1848. — М., 1956. — С. 435-442

Комментарий историка

Что вызвало раздражение Белинского

Идеология Кирилло-Мефодиевского братства была синтезом идеи трех движений - украинского автономистического, польского демократического и русского декабристского в Украине. Особенно сильным в его деятельности был христианский момент. Это отразилось в выборе патронов общества - св.Кирилла и Мефодия, христианских просветителей, форме самой организации, которая подражала старым украинским церковным братствам, и в программном документе кирило-мефодиевцев - "Книге бытия украинского народа", автором которой считается Николай Костомаров. Центральным моментом в программном документе Братства было настояние на необходимости осуществления христианских идеалов справедливости, свободы и равенства.

Объединение христианской и национальной идеи не было изобретением кирило-мефодиевцев. Эту формулу они позаимствовали у польских интеллектуалов, прежде всего из произведения Адама Мицкевича "Книги народа польского и пилигримства польского", изданного в Париже в 1832 г. Но несмотря на заимствование одной из центральных идей, "Книга бытия..." была довольно ориґинальним документом. В ней развивалась идея украинского мессианства: украинский народ, наиболее угнетенный и пренебреженный, а заодно - и наиболее вольнолюбивый и демократический, освободится вместе с россиянами и поляками от деспотизма, и вместе они создадут федерацию славянских народов, которую братчики представляли себе наподобие старинных греческих республик или Соединенных Штатов Америки.

Кирилло-Мефодиевское общество было разгромлено жандармами за доносом студента Алексея Петрова в конце марта - в начале апреля 1847 г. Сначала у жандармов сложилось впечатление, что деятельность Общества не представляла серьезной политической угрозы. Шеф жандармов граф Орлов в письме к Николаю І писал, что "общество было не более как ученый бред трех молодых людей". Большинство арестованных состоялись сравнительно мягким наказанием, соответственно их молодому возрасту и "детскости их замыслов". Наиболее сурово был наказан Шевченко, однако не за преступления, которые были связаны непосредственно с деятельностью братства. Николая І привело в негодование то, что в отдельных его стихах содержались обидные намеки на его особу и его жену. Поэтому после завершения следствия Шевченко был отдано в солдаты с запретом, по личному распоряжению императора, писать и рисовать. Другие члены общества были осуждены на разные сроки заключения, а после заключения - в ссылку в отдаленные губернии без права возвращения в Украину. Кроме того, Кулишу, Костомарову и Гулаку было запрещено заниматься литературой.

Историческое значение Кирилло-Мефодиевского братства нельзя оценивать на основе масштабов его деятельности. Его роль заключалась в интеллектуальном вкладе в формировании новой украинской идентичности. До этого времени все украинские интеллектуальные явления были хотя и своеобразным, но все же таки отображением русской интеллектуальной жизни. До сих пор украинцы довольствовались теми нишами, которые создавала для них русская культура. Заполняя те ниши, они вместе с тем вносили свою корректуру в понятие "русскости". Соотношение между "Малой" и "Большой" Русью, которое сложилось в нач.XІХ ст., служило готовой моделью для ассимиляции других народов - т.е. реализации уваровскої формулы "народностей". Произведенная же кирило-мефодиевцами идея славянского единства находилась в решительной оппозиции к правительственному панславизму. Под идеей братства славян украинские деятели 1840- х гг. понимали союз наций). Идее централизованной славянской империи с центром в Петербурге они противопоставили идею федеративной славянской республики со столицей в Киеве. Тем самым они наносили удар в наиболее чувствительное место уваровскої концепции народностей.

Понятно, почему деятельность кирило-мефодиевцев вызвала столь резкую реакцию со стороны официального Петербурга. Ровно же можно понять, почему один из ведущих лидеров русского славянофильства Алексей Хомяков отзывался о кирило-мефодиевцах, как о малороссах, зараженных политическим безумием. Тяжело, однако, понять отклик властителя мыслей русской либеральной и прозападно настроенной интеллигенции Виссариона Белинского. В письме к П. Аненкову в декабре 1847 г. он писал о поэме Шевченко:

"Я не читал этих пасквилей, и никто из моих знакомых их не читал (что, между прочим, доказывает, что они нисколько не злы, а только плоски и глупы)... Шевченко послали на Кавказ солдатом. Мне не жаль его, будь его судьею, я сделал бы не меньше".

Раздражение Белинского вызвало стремление украинских деятелей 1840- х гг. писать на украинском языке. По его мнению, литературным языком просвещенных малороссиян должен был быть русский. Он считал, что среди всех славянских народов лишь россияне и еще возможно чехи могут гордиться большими поэтами. На украинском языке, которым разговаривает лишь "малороссийкая чернь", не могут писаться произведения высокой художественной стоимости. Он предрекал полнейшее исчезновение этого языка как естественное следствие вхождения Украины в Русскую империю.

Ведущие русские интеллектуалы не имели наименьшего сомнения относительно "русскости" украинских земель, и этот взгляд совпадал с официальной позицией российского самодержавия. В таких условиях попытка Кирилло-Мефодиевского общества утвердить отдельную от русской украинскую идентичность воспринималась всеми кругами русского общества как национальная измена. Суровое наказание братчиков стало как бы предостережением для всех, кто осмелился бы пойти дальше их путем. Однако предоставление украинскому делу ореола мученничества и жертвенности лишь усиливало его притягательность для последующих поколений украинских деятелей.

Источник: «Історія Україн » Ярослав Грицак. Нарис історії. На досвiтках нової доби. ranko.lvіv.ua/gryc_r1.php

Язык до Киева доведет

Этой репликой предваряем фрагмент статьи В. Белинского «О народной поэзии», в которой, наряду с уже упоминавшимися и очевидно не вполне корректными высказываниями в адрес украинского языка и украинской литературе, которой, судя по его характеристикам, критик едва ли не отказывал в праве на существование, встречаем и замечательный экскурс в историю «Слова о полку Игореве». Здесь автор тепло отзывается о южнорусском происхождении этого замечательного литературного памятника, с симпатией говорит и об украинском, по сути, генезисе отраженных в нем образов и мотивов, включая и этическое содержание поэмы. «Сравните быт малороссийских мужиков с бытом русских мужиков, мещан, купцов и отчасти и других сословий, и вы убедитесь в справедливости нашего заключения о южном происхождении "Слова о полку Игореве"…» — проницательно утверждает В. Белинский. И такому выводу, конечно же, способствовало его чуткое проникновение в языковую ткань древнерусского текста, в котором критик не мог не заметить столь явственные переклички с тем самым «малороссийским» языком, которому он столь непредусмотрительно отказывал в праве на его литературную будущность. И, похоже, языковое чутье в случае со «Словом…» автора не подвело. Чего, конечно, не скажешь о явно предвзятом прочтении им текстов Тараса Шевченко.

Впрочем, прошло не так много времени и устами выдающихся представителей тогдашней российской интеллигенции высказывается уже принципиально иная оценка творчества Кобзаря. На их глазах (Чернышевский, Добролюбов, Герцен и др.)

украинская литература получила уже такое развитие, что «даже могла бы обойтись и без нашего великорусского одобрения, если б могли мы не иметь к ней сочувствия. Когда у поляков явился Мицкевич, они перестали нуждаться в снисходительных отзывах каких-нибудь французских или немецких критиков: не признавать польскую литературу значило бы тогда только обнаруживать собственную дикость. Имея теперь такого поэта, как Шевченко, малорусская литература также не нуждается ни в чьей благосклонности» (Н.Г. Чернышевский. ПСС, т. VII. М., Гослитиздат, 1950, стр. 935-936).

Первоисточник

Из статьи «О народной поэзии»

…Древнейший памятник русской народной поэзии в эпическом роде есть, без сомнения, "Слово о полку Игореве".

…Это произведение явно современное воспетому в нем событию и носит на себе отпечаток поэтического и человечного духа Южной Руси, еще не знавшей варварского ярма татарщины, чуждой грубости и дикости Северной Руси.

Это – прекрасный, благоухающий цветок славянской народной поэзии, достойный внимания, памяти и уважения.):

…Мы выше сказали, что "Слово о полку Игореве" резко отзывается южнорусским происхождением. Есть в языке его что-то мягкое, напоминающее нынешнее малороссийское наречие, особенно изобилие гортанных звуков и окончания на букву ъ в глаголах настоящего времени третьего лица множественного числа. Но более всего говорит за русскоюжное происхождение "Слова" выражающийся в нем быт народа. Есть что-то теплое, благородное и человечное во взаимных отношениях действующих лиц этой поэмы: Игорь ждет милого брата Всеволода, и речь Всеволода к Игорю дышит кроткою и нежною родственною любовию без изысканности и приторности: "Один брат ты у меня, один свет светлый, о Игорь, и оба мы Святославичи!" Игорь отступает с полками не по боязни сложить свою голову: ему стало жаль своего милого брата Всеволода. В укорах престарелого Святослава сыновьям слышится не гнев оскорбленной власти, а ропот оскорбленной любви родительской, – и укор его кроток и нежен; обвиняя детей в удальстве, бывшем причиною Игорева плена, он в то же время как бы и гордится их удальством: "О сыны мои, Игорь и Всеволод! рано вы начали добывать мечами землю половецкую, а себе славы искать. Нечестно ваше одоление, неправедно пролита вами кровь вражеская. Сердца ваши из крепкого булата скованы, а в буести закалены! Сего ли ожидал я от вас серебряной седине своей!" Но особенно поразительны в поэме благородные отношения полов. Женщина является тут не женою и не хозяйкою только, но и любовницею вместе. Плач Ярославны дышит глубоким чувством, высказывается в образах, сколько простодушных, столько и грациозных, благородных и поэтических. Это не жена, которая после погибели мужа осталась горькою сиротою, без угла и без куска, и которая сокрушается, что ее некому больше кормить: нет, это нежная любовница, которой любящая душа тоскливо порывается к своему милому, к своей ладе, чтоб омочить в Каяле-реке бобровый рукав и отереть им кровавые раны на теле возлюбленного; которая обращается ко всей природе о своем милом: укоряет ветер, несущий ханские стрелы на дружину милого и развеявший по ковыль-траве ее веселие; умоляет Днепр – взлелеять до нее ладьи ее милого, чтоб она не слала к нему слез на море рано; взывает к солнцу, которое "всем и тепло и красно" – лишь томит зноем лучей своих воинов ее лады... И зато мужчина умеет ценить такую женщину: только жажда битвы и славы заставила буйтура Всеволода забыть на время "своея милыя хоти, красныя Глебовны, свычаи и обычаи"... Все это, повторяем, отзывается Южною Русью, где и теперь еще так много человечного и благородного в семейном быте, где отношения полов основаны на любви, и женщина пользуется правами своего пола; и все это диаметрально противоположно Северной Руси, где семейные отношения дики и грубы и женщина есть род домашней скотины и где любовь совершенно постороннее дело при браках: сравните быт малороссийских мужиков с бытом русских мужиков, мещан, купцов и отчасти и других сословий, и вы убедитесь в справедливости нашего заключения о южном происхождении "Слова о полку Игореве", а наше рассмотрение русских народных сказок превратит это убеждение в очевидность.

Мнение диссертанта

Тайна Белинского: постижение следует…

В книге В.В.Зеньковского (1881-1962) «История русской философии» жизненная и философская позиция, роднящая Белинского и Герцена, обозначена весьма ёмким и более объективным термином - «эстетический гуманизм». Этот термин более справедливо характеризует эволюцию взглядов Белинского на развитие искусства и общества… Поиски Белинского периода «примирения» и становления его зрелого миросозерцания - весьма наглядная часть процесса складывания «эстетического гуманизма» русской демократической интеллигенции.

Как справедливо замечают современные учёные, «возникает ощущение, что творчество Белинского представляет собой удивительный феномен русской культуры, не понятый и не разгаданный ещё до конца.».

Понять и разгадать в новых условиях «тайну Белинского» - задача весьма сложная и ответственная, но благодарная, - во имя торжества исторической справедливости. В связи с этим, следует обратиться более внимательно к логике его суждений, характеризующей его литературно-критическое наследие.

Источник: В.И. Стрельцов. В.Г. Белинский о типологических связях русской и европейских литератур в контексте исторической компаративистики. Докторская диссертация

^ К спорам о подлинных и мнимых статьях и рецензиях В. Г. Белинского

Сто лет тому назад, приветствуя появление первого тома "Сочинений" В. Г. Белинского, Н. А. Добролюбов писал: "Что бы ни случилось с русской литературой, как бы пышно ни развилась она, Белинский всегда будет ее гордостью, ее славой, ее украшением... Он редко подписывал под статьями свою фамилию, и теперь, при издании его сочинений, оказалось, что даже литераторы не могли наверное указать всех статей, им писанных".1

В течение целых восьми лет, истекших с момента смерти гениального критика (1848--1856), его имя находилось под запретом; многие из тех, кто знал Белинского лично, были озабочены в это время скорее тем, чтобы скрыть следы своих связей с ним, чем увековечением его памяти и сбережением его литературного наследия; и поэтому же в те годы немало рукописей Белинского было безвозвратно утрачено, а некоторые из них, особенно его письма, подвергались даже преднамеренному уничтожению. Во второй половине 1850-х годов, в связи с подъемом освободительного движения в России, стремительно возрастает в русском обществе интерес к сочинениям Белинского. Именно поэтому задача, которую поставили перед собой в 1858 году А. Д. Галахов и Н. X. Кетчер, редакторы первого собрания сочинений великого критика,2 -- дать полный свод всего, что было им написано, явилась, с одной стороны, исключительно своевременной, а с другой -- необычайно ответственной и трудной.

Недостаточная требовательность к собственной редакторской работе, проявленная А. Д. Галаховым и Н. X. Кетчером, не могла не отразиться весьма отрицательным образом как на всех последующих изданиях сочинений гениального критика, так и на изучении его литературного наследия.

Проблеме определения состава сочинений В. Г. Белинского уделил много внимания и сил видный историк литературы и текстолог С. А. Венгеров, по инициативе и под редакцией которого было предпринято в начале этого века издание "Полного собрания сочинений" В. Г. Белинского.

Работа по изданию "Полного собрания сочинений" В. Г. Белинского, прерванная в 1920 году из-за смерти С. А. Венгерова, была завершена В. С. Спиридоновым (1878--1952): им были изданы два последних, завершающих издание тома. Так же, как и Венгеров, В. С. Спиридонов прежде всего был озабочен разысканием забытых и неизвестных статей критика: в XII и X11I тома "Полного собрания сочинений" Белинского вошло свыше 150 статей, впервые приписанных критику редактором. Вместе с тем В. С. Спиридонов первый тщательно изучил тетради А. Д. Галахова и указал на ряд неправильно приписанных Белинскому рецензий и статей (ПссБ, т. XII, стр. VIII--X; т. XIII, стр. IV). Огромной была также роль В. С. Спиридонова в осуществлении тринадцатитомного издания "Полного собрания сочинений" В. Г. Белинского, предпринятого Институтом русской литературы (Пушкинский дом) АН СССР в 1948 году и завершенного в истекшем 1959 году.

В настоящее время, когда все тома академического издания "Полного собрания сочинений" В. Г. Белинского вышли в свет, перед читателями и исследователями литературы открывается полная возможность взглянуть на издание критически и выявить все его промахи и ошибки. Только строгая и принципиальная критика этого издания поможет освободиться от целого ряда неточных, а то и просто ложных представлений о содержании литературной деятельности великого критика.

Поводом для научного спора послужила рецензия на "Кобзарь" Т. Г. Шевченко, напечатанная в "Отечественных записках" за 1840 год; в ней, как известно, был дан положительный отзыв о первом выступлении в печати знаменитого украинского поэта. Приписанная Белинскому впервые В. С. Спиридоновым, а вслед за ним и другими исследователями, названная рецензия на "Кобзарь" была напечатана в ИАН (т. IV, стр. 171--172, 625--627) с соответствующей аргументацией.

Убежденный самым решительным образом в том, что помещение рецензии на "Кобзарь" в собрании сочинений Белинского является ошибкой, Ю. Г. Оксман излагает в "Летописи" свои доводы против авторства критика, отводя им целую страницу текста, т. е. одну пятую всего пространства, которое посвящено вопросам авторства. И количество места, отведенного в "Летописи" рецензии на "Кобзарь", и полемическое воодушевление, с которым высказывается о ней Ю. Г. Оксман, свидетельствует о том, что он придает затронутому вопросу особо важное значение. Это обязывает и нас отнестись к рассуждениям автора "Летописи" с должной серьезностью и вниманием.

Указав на то, что вопрос о принадлежности названной рецензии Белинскому был поставлен впервые В. С. Спиридоновым, автор "Летописи" заявляет: "Однако, подготовляя к печати дополнительный тринадцатый том "Полного собрания сочинений В. Г. Белинского" и формируя раздел "Статей, рецензий и заметок" Белинского, не вошедших в него, В. С. Спиридонов воздержался в 1948 году от включения в этот раздел рецензии на "Кобзарь" Шевченко, так как последняя настолько резко противоречила всем прочим высказываниям Белинского о новой украинской литературе вообще и произведениях Шевченко в частности, что создавала непреодолимые трудности для их понимания и комментирования" ("Летопись", стр. 567).

Итак, автор "Летописи" стремится внушить своему читателю мысль о том, что В. С. Спиридонов, приписав в 1939 году Белинскому рецензию на "Кобзарь", в 1948 году перешел на позицию Ю. Г. Оксмана и что редакция академического издания "Полного собрания сочинений" критика примкнула в этом вопросе к точке зрения, от которой отказался сам ее автор. Мы должны заявить, что позиция покойного В. С. Спиридонова в этом вопросе излагается Ю. Г. Оксманом неточно.

"Я продолжаю думать, -- писал В. С. Спиридонов 13 июня 1947 года Д. М. Косарику, -- что автор рецензии о "Кобзаре" -- Белинский...".15 С просьбой поместить аргументацию принадлежности Белинскому рецензии на "Кобзарь" В. С. Спиридонов обращался в 1947 году в редакцию "Литературного наследства", но последняя отвергла это предложение. Наконец, в 1950 году В. С. Спиридонов предложил включить рецензию на "Кобзарь" в академическое издание "Полного собрания сочинений", подготовкой к которому занимался в то время коллектив сотрудников Пушкинского дома.16 В. С. Спиридонов отстаивал свою мысль на заседаниях редакции академического издания "Полного собрания сочинений" Белинского в 1951--1952 годах. При этом он неоднократно указывал, что названная рецензия не вошла в составленный им дополнительный (13-й) том сочинений критика по настоянию рецензентов и вопреки его, В. С. Спиридонова, желанию.

У читателей "Летописи" может сложиться мнение, будто бы точка зрения В. С. Спиридонова, поддержанная редакцией академического издания "Полного собрания сочинений" Белинского, не встретила никакого одобрения со стороны научной общественности. А между тем она была поддержана целым рядом советских исследователей (И. И. Пильгук, Д. В. Чалый и др.), о чем в книге Ю. Г. Оксмана нет никаких упоминаний. Объективности ради Ю. Г. Оксману следовало бы упомянуть хотя бы вышедшую в 1953 году под редакцией акад. А. И. Белецкого книгу И. И. Басса о Белинском и украинской литературе, которая представляет собой первую и пока что единственную в нашей литературе попытку всестороннего освещения этой темы. Заметим кстати, что как по вопросу об отношении Белинского к украинской литературе вообще, так и по вопросу о принадлежности критику рецензии на "Кобзарь" И. И. Басс отстаивает именно те взгляды, противником которых выступает Ю. Г. Оксман.

Мы уделили так много внимания точке зрения В. С. Спиридонова потому, что он был и остается крупнейшим авторитетом в деле разыскания и определения анонимных статей Белинского, и поэтому "неточность", с которой излагает мнение этого ученого автор "Летописи", представляется нам несколько странной. Вместо того чтобы беспристрастно изложить доводы В. С. Спиридонова и затем опровергнуть их, Ю. Г. Оксман избирает более простой путь: он объявляет В. С. Спиридонова своим единомышленником!

Ю. Г. Оксман считает, что комментарий академического издания "Полного собрания сочинений" Белинского "игнорирует" "вопрос о принципиальном несоответствии всех литературных и общественно-политических установок и формулировок критической заметки о "Кобзаре" общеизвестным высказываниям Белинского на те же темы (общая постановка вопроса об украинском языке и литературе, подчеркнутое молчание о многочисленных произведениях Шевченко, включенных в сборник "Ластовка" 1841 года, отрицательная рецензия на "Гайдамаки" в 1842 году, характеристика украинской интеллигенции)..." ("Летопись", стр. 568).

Приведенная цитата является краеугольным камнем всей аргументации Ю. Г. Оксмана. Последний исходит из убеждения, что Белинский отзывался об украинской литературе всегда в одном и том же отрицательном духе и что здесь бесполезно искать каких бы то ни было исключений. Но мы не можем разделить этого убеждения, так как нам известны и такие высказывания Белинского, в которых он воздавал должное произведениям новой украинской литературы. Так, например, в 1835 году Белинский с увлечением читал на украинском языке "Малороссийские повести" Г. Ф. Квитки-Основьяненко, охарактеризовав их при этом как сочинение, "которое отличается высоким литературным достоинством, происходящим от оригинальности предмета и оригинальности таланта" (ИАН, т. I, стр. 239; ср. т. VI, стр. 666 и примеч. 6); в этот же период критик в своих статьях охотно прибегал к использованию украинского фольклора (ИАН, т. I, стр. 161 и 242); познакомившись в 1838 году с русским переводом повести Квитки-Основьяненко "Солдатский портрет", Белинский назвал ее "особенно замечательной" (ИАН, т. II, стр. 355); в письмах своих к М. А. Бакунину и В. П. Боткину 1838 года критик пользуется цитатами из "Наталки-Полтавки" И. П. Котляревского (ИАН, т. XI, стр. 275 и 477); в 1839 году, познакомившись в русском переводе с повестью Квитки-Основьяненко "Маруся", Белинский писал: "Мы не в состоянии выразить того наслаждения, с каким прочли ее" (ИАН, т. III, стр. 52).

Следовательно, у Белинского мы найдем не только отрицательные, но и положительные отзывы об украинской литературе. Более того, если ограничиться периодом 30-х годов XIX века, мы не встретим у великого критика ни одного отрицательного высказывания о новой украинской литературе и уж тем более -- об украинской интеллигенции или украинском языке.

Таким образом, краеугольный камень данной концепции Ю. Г. Оксмана покоится на весьма шаткой основе. Но и в своей конкретной части концепция Оксмана разработана очень слабо. Уверовав в силу своей главной идеи, Ю. Г. Оксман отказался от многих очень важных "мелочей", в частности от опровержения противоположной точки зрения. Не объяснил Ю. Г. Оксман своим читателям и того, как мог Белинский, будучи столь непримирим к украинской литературе, согласиться в 1840 году на помещение в журнале положительной рецензии на "Кобзарь" Шевченко? Ведь как-никак Белинский возглавлял отдел критики в "Отечественных записках"! По мнению Ю. Г. Оксмана, эта рецензия находилась в принципиальном противоречии с установками критика. Что же заставило в таком случае Белинского пойти на сделку с своей совестью? Но вот прошел год; в 1841 году Белинский пишет рецензию на "Ластовку", в которой было напечатано пять стихотворений Шевченко. Белинский мог наверстать упущенное, он мог высказать свое отрицательное отношение к автору "Кобзаря", но Белинский и здесь отказался от такой возможности. Он высказал слова упрека по адресу Гребенки и Квитки-Основьяненко и обошел молчанием Шевченко. И только в 1842 году в связи с выходом "Гайдамаков" критик дал отрицательный отзыв о великом украинском поэте. Другими словами, в представлении Ю. Г. Оксмана линия поведения Белинского по отношению к самому выдающемуся украинскому писателю была весьма загадочной. Между тем здесь нет ничего странного и труднообъяснимого, если встать на точку зрения, что взгляды великого критика на украинскую литературу менялись с течением времени. "Оппоненты" Ю. Г. Оксмана не без оснований полагают, что "ухудшение" отношения Белинского к украинской литературе наступает приблизительно с середины 1841 года и что вызвано оно было возникновением в 1840 году архиреакционного журнала "Маяк", а вслед за ним и славянофильского "Москвитянина" (с 1841 года), которые стали покровительствовать новой украинской литературе. Заметим кстати, что в журнале "Маяк" был гостеприимно встречен и выступал в нем в качестве сотрудника Шевченко. Мысль о том, что в отношении Белинского к украинской литературе примерно с 1841 года начинается новый этап, была высказана впервые в 1842 году в журнале Бурачка,18 а впоследствии получила научное объяснение и обоснование в работах А. Н. Пыпина.19 Повторенная комментатором т. V ИАН (стр. 799), мысль эта вызвала следующее возражение Ю. Г. Оксмана: "Не выдерживают критики и соображения комментатора (увы, не одного только комментатора! -- Ф. П.) о том, что отношение Белинского к произведениям украинской литературы становится отрицательным лишь "начиная приблизительно с 1841 г."... Об ошибочности этого утверждения свидетельствует, например, записка Н. М. Щепкина Белинскому от 10 апреля 1840 года, т. е. ровно за месяц до появления в "Отечественных записках" анонимной рецензии на "Кобзарь": "Чи живеньки, чи здоровеньки? На зло вам начинаю по-малороссийски" (В. Г. Белинский и его корреспонденты. М., 1948, стр. 282)" ("Летопись", стр. 568).

Цитируемые Ю. Г. Оксманом слова Н. М. Щепкина не могут, однако, служить аргументом, так как сказаны они в шутку. Тщетной останется попытка вложить в эти слова серьезный смысл. Этому решительно противоречит не только самый текст письма, но и характер отношений, существовавших между Белинским и семьей Щепкиных. Общеизвестно, что все члены этой семьи пропагандировали в среде своих русских знакомых украинскую народную поэзию и лучшие достижения украинской культуры. Не избежал этого воздействия в общении с семьей Щепкиных и Белинский. При этом критик дорожил тем, что в семье Щепкиных он мог знакомиться с языком, историей и культурой украинского народа. Не случайно в письме к М. С. Щепкину от 14 апреля 1842 года Белинский обращался к его сыну с такой, например, просьбой: "Н<иколай> М<ихайлович>, писните-ко что-нибудь такое, чтоб пахнуло для меня любезною мне и осиротелою Запорожскою Сечью" (ИАН, т. XII, стр. 104). Однако украинский язык, которому критик обучался главным образом в процессе своего общения с семьей Щепкиных, давался ему с трудом, о чем можно составить представление по наличию ошибок в случаях, когда Белинский пытался пользоваться украинским языком в своих сочинениях (ИАН, т. II, стр. 355-356; т. III, стр. 52; т. V, стр. 178--179, 287-288; т. VI, стр. 174 и т. д.).

На трудности в изучении Белинским украинского языка и намекает та фраза из письма к нему Н. М. Щепкина, которую приводит Ю. Г. Оксман. И характер отношений Белинского с членами семьи Щепкиных, и дружеский и вместе с тем иронический тон самого письма не дают нам ни малейшего основания считать, будто бы Н. М. Щепкин вознамерился самым серьезным образом привести критика в раздражение, причинить ему зло, и чем же? -- вопросом о его здоровье, произнесенным на украинском языке. Но именно к такому странному выводу и приводит своего читателя Ю. Г. Оксман.

Отрицательное отношение Белинского к новой украинской литературе, оформившееся у него приблизительно в 1841 году, никогда не распространялось на украинский язык. Так, например, в рецензии на альманах "Ластовка", в которой высказаны весьма скептические взгляды на возможность существования украинской литературы, Белинский писал: "Малороссийский язык действительно существовал во времена самобытности Малороссии и существует теперь -- в памятниках народной поэзии тех славных времен. Но это еще не значит, чтоб у малороссиян была литература: народная поэзия еще не составляет литературы. Тем не менее памятники народной поэзии драгоценны, и сохранение их похвально. Малороссия -- страна поэтическая и оригинальная в высшей степени. Малороссияне одарены неподражаемым юмором; в жизни их простого народа так много человеческого, благородного" (ИАН, т. V, стр. 176--177). Дает ли этот отрывок, как, впрочем, и вся рецензия в целом, основание для тех выводов об отношении Белинского к украинскому слову, которые сделаны Ю. Г. Оксманом? Ни малейшего. Да, в 40-е годы Белинский был уверен, что украинский язык "портится", теряет свою самостоятельность, опускается до уровня областного наречия, но разве это дает исследователю какие-либо основания приписывать Белинскому отрицательное отношение к украинскому языку и слову? И разве в другой своей рецензии, написанной в июле 1841 года, Белинский не заявлял о своей готовности изучать украинский язык, пусть не для ознакомления с произведениями новой украинской литературы, но ради "памятников народной малороссийской поэзии" (ИАН, т. V, стр. 288)? И разве в 1842 году, в рецензии на "Гайдамаков", в которой отрицательное отношение критика к украинской литературе дошло до своего предела, он не находил полезным продолжить опыт Квитки-Основьяненко в деле создания книг для народного чтения, написанных на украинском языке (ИАН, т. VI, стр. 173)? Положительное отношение Белинского к украинскому языку подтверждается восхищением перед созданной на этом языке народной поэзией, которое Белинский сохранил на протяжении всей своей деятельности. В своей четвертой статье о "Стихотворениях Кирши Данилова", написанной в конце 1841 года, Белинский писал: "...народная поэзия Малороссии была верным зеркалом ее исторической жизни. И как много поэзии в этой поэзии!" (ИАН, т. V, стр. 435). Перерабатывая статью в 1844 году, Белинский оставил это место без каких бы то ни было исправлений (ИАН, т. V, стр. 762).

Таким образом, автор "Летописи" построил свои выводы об отношении Белинского к украинскому языку на собственной догадке, позабыв проверить ее вполне достоверными высказываниями самого критика.

Ради объективности укажем на то, что точка зрения Ю. Г. Оксмана по вопросу о рецензии на "Кобзарь" была поддержана, вернее предвосхищена, С. О. Машинским. Выступление С. О. Машинского против принадлежности Белинскому рецензии на "Кобзарь" мы оставляем здесь без ответа, поскольку оно (как, впрочем, и некоторые другие его замечания в той же статье) сугубо декларативно. Не исключена, однако, возможность, что у С. О. Машинского есть какие-либо новые, не учтенные нами аргументы, заслуживающие особого рассмотрения. Остается пожелать, чтобы С. О. Машинский, не откладывая дела в долгий ящик, изложил свои соображения и аргументы в печати. В окончательном разрешении этого важного вопроса весьма заинтересованы как русские, так и в особенности украинские читатели.

Источник: Ф. Прийма. Статья в журнале «Русская литература». 1960. No 1.

В записную книжку читателя

^ АФОРИЗМЫ ОТ БЕЛИНСКОГО

· Борьба есть условие жизни: жизнь умирает, когда оканчивается борьба.

· ...Без страстей и противоречий нет жизни, нет поэзии. Лишь бы только в этих страстях и противоречиях была бы разумность и человечность, и их результаты вели бы человека к его цели.

· Без стремления к бесконечному нет жизни, нет развития, нет прогресса.

· Разум дан человеку для того, чтобы он разумно жил, а не для того только, чтобы он видел, что неразумно живет.

· Поэзия есть высший род искусства.

· Создать язык невозможно, ибо его творит народ: филологи только открывают его законы и приводят в систему, а писатели только творят на нем сообразно с сими законами.

· Страсть есть поэзия и цвет жизни, но что же в страстях, если у сердца не будет воли.

· Патриотизм, чей бы то ни был, доказывается не словом, а делом.

· Подлецы потому и успевают в своих делах, что поступают с честными людьми, как с подлецами, а честные люди поступают с подлецами, как с честными людьми.

· Суеверие проходит с успехом цивилизации.

· Величайшее сокровище — хорошая библиотека.

· Апатия и лень — истинное замерзание души и тела.

· Всякая крайность есть родная сестра ограниченности.

· Жить — значит чувствовать и мыслить, страдать и блаженствовать, всякая другая жизнь — смерть.

· Из всех критиков самый великий, самый гениальный, самый непогрешимый — время.

· Ученик никогда не превзойдет учителя, если видит в нем образец, а не соперника.

· Хорошо быть ученым, поэтом, воином, законодателем и проч., но худо не быть при этом человеком.

· Употреблять иностранное слово, когда есть равносильное ему русское слово, — значит оскорблять и здравый смысл, и здравый вкус.

· Что русский язык — один из богатейших языков в мире, в этом нет никакого сомнения.

· Истина выше людей и не должна бояться их.

· Кто не принадлежит своему отечеству, тот не принадлежит и человечеству.

· Не надо и в шутку лгать и льстить. Пусть думает о тебе всякий, что ему угодно, а ты будь тем, что ты есть.

· Над обществом имеют прочную власть только идеи, а не слова.

· Любовь и уважение к родителям без всякого сомнения есть чувство святое.

· Воспитание — великое дело: им решается участь человека.

ИНФОРМ-БЛОК

Выпуск посвящается 200-й годовщине

со дня рождения В.Г. Белинского,

русского литературного критика, публициста

Составление, переводы В.Г. Крикуненко

С дополнениями, предложениями, замечаниями обращайтесь, пожалуйста:

vitkrik@yandex.ru, тел. 631-34-17, 831-40-95

БИБЛИОТЕКА УКРАИНСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

Москва

9 июня 2011 г.

Blog

Содержание