Художественное представление праведного и греховного начал в прозе веры галактионовой: образные и жанровые аспекты 10. 01. 01 Русская литература

Вид материала

Литература

Содержание Общая характеристика исследования Степень изученности Объект анализа – проза В. Галактионовой, рассматриваемая в контексте публицистики писателя. Предмет На защиту вынесены следующие основные положения Научная новизна Теоретическая значимость Практическую значимость Основное содержание исследования «художественные мотивы в целостном пространстве произведений в.г. галактионовой» Во второй главе «ЖАНРОВО-СТИЛИСТИЧЕСКОЕ СВОЕОБРАЗИЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ ПРАВЕДНОГО И ГРЕХОВНОГО НАЧАЛ В ТВОРЧЕСТВЕ В. ГАЛАКТИОНОВОЙ» Основное содержание работы отражено

Подобный материал:

• Русская литература XX в. (4 к., Жур фак) Русская литература 1920-30х, 33.88kb.
• Художественное решение нравственно-этических проблем в современной кабардинской прозе, 275.8kb.
• Преодоление «теории бесконфликтности» в новой отечественной литературе и художественное, 722.22kb.
• Т. В. Зуева (Москва) «город новый, златоглавый » (русская социальная утопия, 550.09kb.
• И. С. Тургенев автор цикла стихотворений в прозе. Он начал своё творчество со стихотворений, 11.95kb.
• Русская литература, 65.25kb.
• Диалог национальных культур в русской прозе 20-х годов ХХ века 10. 01. 01 русская литература, 1260.84kb.
• Вопросы к вступительному экзамену в аспирантуру по специальности 10. 01. 01 русская, 56.29kb.
• Крупные жанровые формы в русской поэзии второй половины 1980 2000-х годов 10. 01., 722.54kb.
• Университет на правах рукописи, 365.62kb.

На правах рукописи


ТЯПЧЕНКО Оксана Анатольевна


ХУДОЖЕСТВЕННОЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЕ

ПРАВЕДНОГО И ГРЕХОВНОГО

НАЧАЛ В ПРОЗЕ ВЕРЫ ГАЛАКТИОНОВОЙ:

ОБРАЗНЫЕ И ЖАНРОВЫЕ АСПЕКТЫ

10.01.01 – Русская литература


Автореферат

диссертации на соискание ученой степени

кандидата филологических наук


Краснодар 2010


Работа выполнена на кафедре литературы и методики ее преподавания ГОУ ВПО «Армавирский государственный педагогический университет».


Научный руководитель: доктор филологических наук, профессор

ПАВЛОВ Юрий Михайлович


Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор

ТАТАРИНОВ Алексей Викторович

кандидат филологических наук

САВЧЕНКО Татьяна Дмитриевна


Ведущая организация: Московский государственный гуманитарный

университет им. М.А. Шолохова


Защита состоится «24» декабря 2010 г. в «11» часов на заседании диссертационного совета Д. 212. 101. 04 при Кубанском государственном университете по адресу: 350018, г. Краснодар, ул. Сормовская, 7, ауд. 309.


С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Кубанского государственного университета (350040, г. Краснодар, ул. Ставропольская, 149).


Автореферат разослан «24» ноября 2010 г.


Учёный секретарь

диссертационного совета

кандидат филологических наук,

доцент М.А. Шахбазян




^ ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА ИССЛЕДОВАНИЯ

Актуальность избранной проблематики состоит в двух основных взаимосвязанных позициях. Во-первых, насущной задачей науки о русской литературе является осмысление единства ее развития (в соотнесенности с литературой русскоязычной). Расширительного понимания в данной связи заслуживает такое положение: «…Речь идет о постоянстве сердечных привязанностей, единой системе духовно-нравственных ценностей»¹. Новейшие произведения, включая прозу В. Галактионовой, в этом аспекте могут свидетельствовать о принципиальной преемственности. Вторая актуализирующая позиция – непрестанный поиск новых подтверждений целостности, характерный для науки о литературе и науки вообще. Общенаучный поиск может конкретизироваться определенным образом: «Так вот – о сердцевине, о центростремительных силах авторской мысли. Главная черта народной культуры – целостность. От нее и лад»². Столь изначальные сущности, как праведное и греховное (грех, грешное), в их художественном бытии могут значительно расширить представления о целостности. С учетом этого даются условные, рабочие толкования: художественное представление праведного и греховного начал – система репрезентации поступков, помыслов, соответственно согласных с православными канонами или же, наоборот, нарушающих их. Причем учитывается сложная связь между соответствующими началами, которая побуждает исследователей приводить неочевидные и глубоко верные обобщения – «А когда умножился грех, стала преобладать благодать» (Рим.5,20) и выявлять принципиальные для филологии тенденции: «Все творцы русской литературы мучились этими же, и подобными им, вопросами, сопрягая их с думой о судьбе России»³.

Оговорим также понимание жанровых и образных аспектов, в которых раскрывается «поэтика как система рабочих принципов какого-либо автора…»¹ в ее связи со стилем. Жанр определяется как исторически закономерное обобщение устойчивой эстетической формы и системы литературных приемов, которой в условии «размывания границ»² свойственна определенная динамика³. В понимании литературного образа акцентируем ту взаимосвязь между индивидуализацией и обобщением, которую наиболее емко раскрывает динамичная концепция В. Кожинова. Это мотивировано как онтологией прозы, так и спецификой избранного объекта: «Как же создается образ… где же источник художественности, энергия, создающая образ? Суть дела заключается именно в индивидуализированности. Изображая что-либо, прозаик стремится как можно решительнее преодолеть обобщенность слова, заставить его выражать предельно узкое, особенное значение. Художественная проза как бы идет на штурм обобщенности…»⁴.

^ Степень изученности избранной проблематики определяется направленностью литературоведческих поисков на три основных аспекта художественной системы: на аспект тождеств-различий, прежде всего в представлении идентичности; на аспект жанровых трансформаций, особенно в значимой для материала традиции Ф. Достоевского⁵ (и на аспект связи между мотивами), а также их отношений с концептами, благодаря которым художественное познание обладает особыми возможностями, недоступными другим когнитивным познаниям⁶. Примечательно, что именно в прозе вышеотмеченный «штурм обобщенности» благоприятствует органическим взаимосвязям «вымышленно-художественного» (М. Бахтин) и документально-достоверного начал. Названные органические взаимосвязи, хорошо изученные на различном материале (от «Истории села Горюхина» А. Пушкина, «Войны и мира» Л. Толстого, «Тихого Дона» М. Шолохова вплоть до недавних повестей Б. Екимова, А. Варламова, Н. Ключаревой, З. Прилепина), способствуют и более полному раскрытию исследуемого взаимодействия.

Цель исследования – выявить систему художественного представления праведного и греховного начал в произведениях В. Галактионовой.

Целью определены основные задачи работы:

1. Конкретизировать указанное представление в соотносительных художественных мотивах праведности, греха, а также их взаимообусловленность.

2. Охарактеризовать связь праведности, греха с иными мотивами (борьбы, самоубийства, христианской любви и др.).

3. Установить жанровую специфику представления исследуемых начал, прежде всего в плане притчевых элементов.

4. Определить художественно-стилевое своеобразие в реализации рассматриваемых мотивов.

^ Объект анализа – проза В. Галактионовой, рассматриваемая в контексте публицистики писателя.

Предмет исследования – элементы и система художественного представления праведного и греховного начал в избранном объектно-проблемном пространстве.

Выбор материала, обусловленный требованиями новизны и системности, конкретизирован привлечением следующих произведений: романа «Спящие от печали» (2010 г.), а также более ранних романов «На острове Буяне», «5/4 накануне тишины», повести «Со всеми последующими остановками» и прозы «малых форм», прежде всего сказов. (В иллюстративных фрагментах при необходимости выделяются контексты, представляющие исследуемые начала).

^ На защиту вынесены следующие основные положения:

1. Для представления праведного и греховного начал в прозе В.Г. Галактионовой значим более широкий контекст внутриличностных конфликтов. Представление этих начал определяется категориями христоцентризма, национальной духовности (национального культурного пространства в особом смысле этого наименования) и с жанрово-образной мотивацией в системе художественного целого. Для исследуемых начал принципиален авторский подход к многогранности, мотивирующий недостаточность разума и необходимость промысла Божия, а также стремления прозреть его.

2. Для рассмотренных произведений значима специфика образной мотивации исследуемых начал. Ему служит развертывание объяснения по трем основным аспектам: индивидуально-личностному и обобщающе-размышляющему в процессе изложения конкретного содержания явления (познавательный аспект), его оценки близкими и со стороны, автором и читателем (аксиологический аспект) и эстетически-творческому (постепенное рождение множественных аспектов смысла и выдвижение на первый план внутреннего). Для сущности произведений В.Г. Галактионовой оказывается значимо то творческое усилие по преодолению хаоса, которое составляет его основу и природу. Так подтверждается положение теории автора о нем как субъекте художественной деятельности, которая является одним из высших проявлений предметной деятельности человека.

3. Анализ жанрово-образных систем в прозе В.Г. Галактионовой позволяет отметить определенное своеобразие их связи с праведным и греховным началами. В жанровом аспекте принципиальны, во-первых, эссеизация и, во-вторых, притча и ее элементы, которые представлены в большинстве привлеченных произведений.

Борьба созидания и деструкции, явленная столкновением праведного и греховного начал в жанровом пространстве, с неизбежностью определяется и в образах. Особенно характерны в этом плане определенные мотивы – прежде всего мотив самоубийства в показательных текстах различных жанров. Это объяснимо в традиции «православно-литературной» интерпретации творчества Галактионовой. Наиболее обобщенно самоубийство как грех раскрывается в романе «На острове Буяне». Явленность мотива представляет его особую, упреждающую роль через фабулу и сюжет. Вечная истина о греховной сущности самоубийства упреждает его в реальности, как бы ни был страшен крестный путь героя, сколь бы ни был силен искус уйти от мучений вопреки православному канону, вспять нравственной максиме.

4. Диалогичность, исключительно характерная для художественного мышления В.Г. Галактионовой, раскрывает глубоко специфичную многомерную связь между неизбежностью греха и необходимостью покаяния, искупления, что пластично явлено в диалогах. В такой диалогичности обобщаются как беседы между персонажами, так и обращенность автора к читателю. Сложную связь между неизбежностью греха и необходимостью покаяния дополняет своеобычное раскрытие этой сложности. А именно – соотнесенность самоубийства с общей греховностью человека, которая спасительно преодолевается через искупление и покаяние, тем самым намечая путь от греха к праведности.

Методологией исследования служит системный подход, нацеленный на связь между художественной целостностью и духовными началами; при этом учитывается религиозная парадигма в литературоведении, принципиальная как для филологии последнего десятилетия, так и для науковедения¹. Она позволяет раскрыть взаимодополнимые грани религиозных и светских начал, как происходит, например, в работах протоиерея А. Шаргунова¹, в частности, в его размышлениях о любви и толерантности.

Основной метод работы – анализ художественных мотивов. При этом, в связи с методологией, определяется целостность мотивов в тексте с учетом их языковой явленности, тем более что внимание к языку мотивировано современными духовными, общефилологическими и общенаучными доминантами².

^ Научная новизна работы определяется двумя основными результатами. Во-первых, выявлена система художественного представления значимых начал в прозе автора, включая ее новый роман «Спящие от печали». Во-вторых, показана релевантная для истории отечественной прозы связь между представлением этих начал и традициями Ф. Достоевского.

^ Теоретическая значимость результатов – это дополнение представлений о роли мотива и образа в пространстве художественного целого, о способах художественного представления существенных начал бытия: праведности и греха. Определенное подкрепление при этом получает теория образа, разработанная В. Кожиновым: она распространима на образ-событие, образ-персонаж, образ-переживание.

^ Практическую значимость результатов определяет возможность их применения для разработки и освоения филологических дисциплин в различных условиях обучения, преимущественно в вузовских базовых и специальных курсах современной отечественной литературы.

Апробация материалов и положений исследования заключается в представлении докладов на научные конференции и семинары, в том числе на Международную научно-практическую конференцию «Наследие В.В. Кожинова в контексте научной мысли рубежа ХХ-ХХ1 веков» (АГПУ, 2008, 2010).

Структурно работа состоит из Введения, двух глав, Заключения, Библиографического списка и Списка источников эмпирического материала.


^ ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ

Во Введении характеризуются квалификационные параметры исследования, обосновывается его актуальность, методология и методы работы, формулируются положения, выносимые на защиту, определяется практическая востребованность результатов.

В первой главе –^ «ХУДОЖЕСТВЕННЫЕ МОТИВЫ В ЦЕЛОСТНОМ ПРОСТРАНСТВЕ ПРОИЗВЕДЕНИЙ В.Г. ГАЛАКТИОНОВОЙ» выявляются отношения между художественным целым и его подсистемами. Первый раздел «Конкретизация праведного и греховного начал в соотносительных художественных мотивах» нацелен на систематику мотивов. В исследуемом объектном пространстве праведное и греховное начала, как художественные феномены, конкретизируются в связи с такими категориями, как образ, мотив, жанр, стиль. Более того, они определяются в обусловленности с синкретичными (совмещенными) явлениями, например, сном, который соединяет признаки мотива и традиционного жанра. Это побуждает последовательно охарактеризовать отмеченную конкретизацию. Наиболее существенным считаем уточнение рассматриваемых начал соотносительными художественными мотивами.

При этом исследуемый объект, как и всё творчество рассматриваемого автора, отличается всесторонней индивидуализацией. Отметим две основные разновидности. Во-первых, индивидуализация в представлении праведного и греховного начал относительно проста. Усиление, начинающееся уже в первом высказывании репрезентативного фрагмента из романа «На острове Буяне», – это усиление в представлении традиционной христианской истины «без греха не проживешь», проявляющееся в единстве междометия, частицы, временного конкретизатора (обстоятельства времени) и контактоустанавливающего средства-обращения.

Относительно простая конкретизация, развертываемая на пространстве контекста, создает условия для выявления и характеристики других явлений той же сущности. Так, во-вторых, индивидуализация в представлении праведного и греховного начал (а именно мотивов праведности и/или греха) может носить более сложный характер. Праведность в соотнесении с грехом – «пересматривается», внешне «снижается» – но при этом внутренне оказывается не отрицаемой, а, наоборот, более значимой. Так, например, происходит в сказе со знаковым заглавием «Планида», в котором увязываются в определенную целостность два различных эпизода. В первом герой, Федор, выходец из села, ставший горожанином, предался прелюбодейству, пустился во все тяжкие и однажды чудом уцелел. В его беседе с отцом ситуация грехопадения представлена как неизбежность, как проявление естества человеческой личности, ибо «везде один грех».

Второй эпизод с высокой художественной убедительностью представляет неотвратимость наказания. В светлое Христово Воскресение один из персонажей богохульствует, матерится. И судьба посылает ему кару в виде пули, срезавшей язык «как бритвой».

Связь между эпизодами заостряет внимание на разнице между прежним и современным безбожием, о чем говорится вполне определенно: «Да и Бог раньше – какой ведь строгай был! А теперь и не больно наказыват. Уж отступилси…». «Отступление» Бога представлено в сказовой, отчасти благодушной манере – отчего становится еще более художественно значимым. Искаженность современного миропонимания передается через парадоксализацию художественного представления праведного и грешного начал, парадоксализацию, обладающую несколькими векторами.

Обратимся к принципу представления исследуемых начал. Важен подход к многогранности, мотивирующий недостаточность разума для разрешения конфликтов духа и бытия. Многие кажущиеся противоречия являются следствием многогранности истины, а также объясняются тем, что в особых случаях целесообразно высвечивать только одну ее грань. Одно из мнимых противоречий является следствием того, что авторам зачастую приходится использовать одни и те же слова из нашего ограниченного словаря для передачи множественных значений. Многогранность истины смущала апостолов и сеяла рознь среди сторонников Иисуса. Мы допускаем это и потому не испытываем потрясения, когда читаем: «Прах ты, и в прах возвратишься». (Так, эффективность метода смещения вкладываемого в слова смысла раскрывается в комментарии Иисуса относительно того, как нужно понимать «царство небесное». Он использовал одно и то же выражение для обозначения пяти различных фаз царства). Как упоминает в связи с филологической проблематикой М. Голованивская, апостолам было сказано, что они «посланы спасать людей, а не судить их»; после чего им сразу же велели «выказывать справедливое суждение... не предлагать псам ничего святого и не бросать жемчуга свиньям»¹.

Православное мировидение в исследуемом материале проявляется в определенном плане канонически – и при этом крайне своеобразно. Важная черта своеобразия – системность, конституирующая роль этого проявления: образ, заповеди Христа, прецеденты Его Бытия выступают как точка отсчета в сюжетной и образной системе. Определяют степень значимости, «очерёдность» уровней отношений, с чем связан мотив «череда».

Таковы два контекста в романе «На острове Буяне», во втором из которых мотив греха представлен явно, между тем как в первом – имплицитно. В работе мы рассматриваем их поочередно. В первом эпизоде «черёд» в беседе Брониславы и ее разумной, христолюбивой гостьи служит объяснению отношений к «народу антихриста»:

– Так, Армагеддон, он будет? Или нет? – никак не понимала Бронислава.

И снова мирно журчал наливаемый ею чай.

– А как же не будет? Будет, Бронь. Будет, дочка. Если они, отступники, не опомнятся – биты будут! Вот это есть Армагеддон!

Конкретное представление греха во втором эпизоде, завершаемом естественной, но крайне оригинальной художественной концептуализацией греха: «черёд» менять – грех: «Съездий, съездий. Чтоб больше не тянуло. Что ж теперь... Так надо, Кеш. И черёд теперь – такой... Черёд-то менять, оказывается, гре-е-ех!..».

Более того, и в целом для произведений В. Галактионовой соблюдение «череда» является условием праведности и даже святости (как в разговоре стариков в романе «Спящие от печали»). Образ Христа оказывается кольцевым: он и исходная точка отсчета, и вершина, к которой приходят герои в размышлениях о земных заботах.

Итак, православное мировидение в прозе Галактионовой проявляется в сложных единствах. Концептуален оригинальный контраст между православной сутью и её непоказным внешним проявлением, сдержанностью. Этот контраст приближает к проблеме национального характера и национального духовного пространства.

Для произведений В. Галактионовой в этом плане показательно такое свойство, как сложное единство первично-авторского и персонажного голосов, закрепляемое определенными средствами. Например, в романе «Спящие от печали» повествователь, мировоззренчески созвучный автору, выражает и позицию ряда персонажей. Это проявляется уже в зачине и находит развитие в кульминационных эпизодах романа.

Грех, как качество нелюдей из «гнезда», определяется единством авторского и персонажных голосов, что усиливает образную и мотивную системность. Так «хозяева жизни», «одетые в чужую беду», авторским голосом определяются в социальном контексте: «капитализм на нас накинулся…». Причем авторское слово созвучно голосам персонажей, внешне принадлежащих городской субкультуре, являющих, как супруги Нюрочка и Иван, ее связь с исконно русским, сельским миром и хранящих вечные, истинные ценности.

Отмеченные явления – одна из предпосылок обособления и взаимодействия различных исследовательских подходов к феноменам автора и текста: собственно-литературоведческому, культурологическому, общенаучному, причем каждый из них неоднороден. Соответствующая вариативность толкований текста, с одной стороны, лишает исследователей возможности его однопланового восприятия, а с другой – ставит перед ними задачу системного рассмотрения феномена на новом уровне – в рамках некоего комплексного подхода, объединяющего без противоречий важнейшие из отмеченных особенностей на основе христоцентрической доминанты: в силу как ее самоценности, так и сообразности исследуемому объекту. Эта особенность наглядно проявляется уже в зачине романа В. Галактионовой: «И небо оставило землю без пригляда – ни единой наблюдательной звезды нет в толще тьмы наверху…. В подвальном темном цехе приткнулись чьи-то дети. Играют их сонными душами бесьи голоса… Плотное небо вынужденного греха висит над Столбцами...».

Мотив этого вынужденного, невольного греха – сквозной и для последнего произведения Галактионовой. Вот как, например, этот мотив представлен и в одном из кульминационных эпизодов в связи с упреками труженицы-героини в безделье, упреками, которыми осыпает ее бездельник свекор: «Но Нюрочкина душа привыкла сгибаться под тяжестью… небо вынужденного греха нависло над всеми в равной мере…».

В работе доказывается значимость мотива (и концепта) «сон». Вне пространства сна, в иной форме (бодрствовании) столь насыщенная образность неестественна. Здесь же мотивы оказываются представлены с предельной внутренней и внешней законосообразностью, закономерностью. Отчасти этому служат метафорические и символические значения, особая пластика в представлении мотива сна.

Второй раздел первой главы «Взаимосвязь праведности и греха с другими мотивами в романе «На острове Буяне», повести «Со всеми последующими остановками» и сказе «Большой крест»» посвящен соотнесённости основных и дополняющих мотивов. Как известно, одна из тенденций современной науки о литературе – поиск взаимосвязей между религиозным, прежде всего православным, мировидением и такими категориями, как образ, мотив, проблема. С данными взаимосвязями перекликается концептуализация художественного мира в целом. В русле этой тенденции вполне закономерна постановка задачи, решаемой в настоящем разделе, – охарактеризовать мотив самоубийства. Привлекаются три показательных текста основных для прозаика жанров: роман «На острове Буяне», повесть «Со всеми последующими остановками», сказ «Большой крест».

Мотив самоубийства в исследуемых произведениях связан с грехом, грешным началом непосредственно, а с праведным – опосредованно. Рассмотрим эти проявления последовательно.

Наиболее обобщенно самоубийство как грех раскрывается в самом концептуальном и пластически совершенном романе «На острове Буяне». Это раскрытие связано с Васей Зуем, персонажем, которому повествователь доверяет свое мировидение, особенно если подчеркивается его православная сущность. Василий Зуй, молодой беглый заключенный, сильный духом и телом, чуткий к поэзии, склонный к рефлексии, твердый в убеждениях, носитель истинно народного сознания, органично и бестрепетно в беседе с монахом заключает: «И руки на себя ему нельзя наложить, грех».

Эта сентенция представляет особую, упреждающую роль мотива через фабулу и сюжет. Вечная истина о греховной сущности самоубийства упреждает его в реальности, как бы ни был страшен крестный путь героя, сколь бы ни был силен искус уйти от мучений вопреки православному канону, вспять нравственной максиме. (Такая упреждающая роль данного мотива проявляется во всех исследуемых текстах, однако по-разному). «Упреждающей» ролью мотива самоубийства не исчерпываются его художественные возможности. В этом отношении наиболее показателен диалог Андроника и Василия, являющий цельную образную подсистему.

Диалогичность, исключительно характерная для художественного мышления В. Галактионовой, раскрывает глубоко специфичную для текста многомерную связь между неизбежностью греха и необходимостью покаяния, искупления, что пластично явлено в ответе Андроника Зую, в диалоге монаха «с самим собой», который оказывается заключительным, принимается собеседником как истина в последней инстанции, при всей страсти Василия к возражениям.

Цепь грехов может быть преодолена только силой праведного устремления. Считаем уместным указать на связь между отмеченной чертой образной системы и теми православными корнями русской духовности и словесности, которые представляет, например, выдающийся деятель конца XIII века епископ Серапион. «Опытный проповедник и учитель… Он не приказывает, не умоляет и как бы даже не просит, но передает слово Господу, а сам же в развитие этого слова ставит вопросы, которые должны заставить людей задуматься над происходящим и самим сделать свой выбор. И даже не заставить, а сделать так, чтобы они сами с помощью слова Господнего и сопровождающего его разъяснения п о н я л и зависимость между грехами своими и претерпеваемым бедствием, пережили это новое для них знание в той степени, когда пробуждается с о в е с т ь, и именно она становится главным императивом к принятию нужного практического решения»¹. Указанную общую черту – обращенность к сложным целым – дополняет своеобычное раскрытие этой сложности в рассматриваемом произведении. А именно – соотнесенность самоубийства с общей греховностью человека, которая спасительно преодолевается при помощи искупления и покаяния, и открывается возможность пройти путь от греха к праведности.

Образное представление мотива самоубийства неотделимо и от более широкого контекста, от тех эпизодов в прозе других художников, с которыми оно вступает в концептуальный диалог. Отметим два из них: «Доктор Живаго» Б. Пастернака и «Братья Карамазовы» Ф. Достоевского. Убийственный и самоубийственный искус железной дороги, в связи с образом пути, не раз отмечался исследователями. В рассматриваемом плане уместно соотнесение с тем неупреждением гибели отца, Андрея Живаго, в котором проявилась недостаточная религиозная укрепленность подростка-сына. Десятилетний Юрий откладывает молитву за отца, «однако именно в это время («пять с минутами») бросается «на всем ходу со скорого вниз головой на насыпь» его мучающийся отец, словно бы умоляющий о милости, но не получающий молитвенной помощи сына»¹.

В повести же Галактионовой сюжет, как средство реализации образной системы, обращен к упреждению греха. Причем косвенно это связано и с удивительно естественным образом ребенка, Никиты. Он ранее «умудрился» сам, в свои четыре года, незаметно для окружающих, спасти от смерти соседа-старика – тот был обречен на гибель чудовищно бесчеловечной женой, а Никита выбросил зелье, смертоносность которого он сумел определить и в таком возрасте. Спасительная активность ребенка подчеркивает православную всеобщность способности вершить волю Божию. Хотя в рассматриваемом «железнодорожном» эпизоде роль Никиты-наблюдателя иная, пассивная – но тем более полно и цельно раскрывается художественная органика упреждения греха.

Важным истоком упреждения служит христианское начало и в великом романе «Братья Карамазовы». Как отмечал С. Шараков, «особенности образного мира «Братьев Карамазовых» тесно связаны с идеей спасения – главной идеей христианства. …В свете идеи спасения история человеческой жизни становится историей спасения: творение, грехопадение, искупление, страшный суд»².

Искус железной дороги, в контексте образа и судьбы Коли Красоткина, также связан с упреждением греха самоубийства. Отсюда правомерен вывод об определенном созвучии трактовки темы греха в произведении В. Галактионовой и в классической православной традиции.

Однако наша современница изменила бы себе, если бы исчерпывалась традицией, пусть самой ценной. Исключительная художественная оригинальность, в том числе в связи с мотивом самоубийства, проявляется в одном из рассматриваемых произведений. Православно-светлый, но самый трагичный из сказов В. Галактионовой – «Большой крест» – единственное ее произведение, где не обошлось без свершившегося самоубийства. Вряд ли это случайно. Кончает с собой Клавка, гулящая активистка, – в ту лихую пору 1920-х, когда жители села Лунёва, одного из оплотов России и, шире, благого земного бытия, защищая себя, свои устои, веру, честь, скрываются от красных и белых палачей в потаенных «городках». Самоубийство Клавки не упреждается сюжетом, как реализацией образной системы, не осуждается, хотя и не оправдывается повествователем.

Клавдии не дано бросить вызов палачам (о котором судят герои другого произведения, ранее упоминавшегося романа «На острове Буяне»). И в то же время не органичным для нее оказывается бесчеловечный путь приятия палаческой судьбы, примирения с казнями (такой путь, например, был избран героями-нелюдьми литературы 20-30-х годов ХХ века). Остаться так жить для предельно органичной Клавдии – больший грех, нежели уйти из жизни. Для В. Галактионовой при этом художественно неприемлемы и другие сюжетные ходы – например, несчастный случай, поскольку они, со своей художественно недостоверной случайностью, не отвечают нравственной максиме, православной доминанте. Неосуждаемое самоубийство героини оказывается в образной системе исследуемого сказа закономерным способом осудить чудовищно бесчеловечный мир.

В творчестве Веры Галактионовой, при совершенно отчетливой, строгой литературно-православной доминанте, образные системы произведений могут быть разительно несхожи. Мотив самоубийства, будучи необходимым элементом художественного мира ряда произведений, играет специфичную роль – упреждения, преодоления греховности, и данному мотиву сопутствует устремление к праведному бытию. Эта роль рассмотренного мотива, вообще обладающего персонажной повторяемостью, в разных текстах проявляется неповторимо и в значительной мере определяется спецификой образной системы произведения.

^ Во второй главе «ЖАНРОВО-СТИЛИСТИЧЕСКОЕ СВОЕОБРАЗИЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ ПРАВЕДНОГО И ГРЕХОВНОГО НАЧАЛ В ТВОРЧЕСТВЕ В. ГАЛАКТИОНОВОЙ» характеризуются репрезентации исследуемых начал в плане общего и особенного. В разделе 2.1 характеризуется «Православная традиция и жанровые особенности прозы В. Галактионовой». Для православной традиции с жанровой и художественно-стилистической точек зрения особого внимания требуют фрагменты библейских повествований и религиозный (церковно-религиозный) стиль как носитель особого мировидения¹. Представление рассматриваемых начал тесно связано с оригинальным взаимодействием повествовательных планов, причем каждому из них и их сложному целому соположена специфическая адресация. Отсюда возникает своеобычный полилог, для которого существенна лучевая структура, то есть обращенность одной говорящей к разным собеседникам, а также перебивы.

Укажем на особенности, значимые в жанровом и стилистическом отношениях. Опорный повествовательный план в романе «На острове Буяне» явлен голосом властной, мудрой старухи, которая в сельском магазине «пересотворяет» внимательным продавщицам притчу об Ироде, увязывая ее с реальностью нового миллениума. В это взаимодействие подключаются со своими темами ее старый муж, а также случайный покупатель Кеша-Город, чужой в селе Буяне. Старуха безымянна, чем акцентируется обобщенность повествования. Стержневым же служит мотив греха и возмездия, наказания, что и иллюстрируется текстом произведения.

Важно подчеркнуть, что в романе чудовищный грех раскрыт в православной художественной системе – он наказан неотвратимо и впечатляюще, в картинной речи старухи – живописно. Воздействие на искренние души слушательниц пересекается с попытками двух других персонажей сменить тему. Эти попытки предпринимает муж рассказчицы, чтобы обратить на себя внимание, и чужак Кеша. И представление греха оказывается тем убедительнее, что взаимосвязано с бытовой его гранью. Таков безуспешный шестикратный перебив стариком рассказа своей жены.

В последней цепочке реплик красноречивой, христолюбивой старухи, воплощающей православную душу, «грех обыденного общения» определяется в его преодолении. Эта религиозная максима тем сильнее, что ей сопутствует нарастание напряжения от амплифицирующих, усиливающих повторов в репликах старика. Обратим внимание на то, что в отдельных эпизодах рассказчица упреждает невысказанное стариково «яканье»; это соотносится с упреждением греха, как важной чертой религиозного мировидения, и обогащает представление рассматриваемого начала в произведении.

И еще более представление исследуемого феномена усиливается благодаря противостоянию другому «голосу», помимо стариковского. Иная помеха, которая нацелена увести от животрепещущей темы, от трепетно-значимого мотива греха, – чужак Кеша. Первоначально реплики этого «люмпена» – словно многословное молчание, ибо в многолюдном магазине никто не отвечает даже на его приветствия и прямые вопросы.

Наибольшую объяснительную силу в рассмотренном объемном контексте как целом имеют две примечательные особенности. Во-первых, выбор средств пересказа являет яркую самобытность персонажа: для героини важно, например, именовать главного злодея, грешника не Иродом, а барином, то есть обобщенно, в перекличке с современностью. Во-вторых, эта старуха, чей образ вообще играет важную роль в художественной системе текста, успевает отметить собственный грех – гнев на мужа, влезающего в ее рассказ со своим «я». «Яканье» оказывается признаком, существенным для ряда образов, выявляющим их расчеловечивание и асоциальность.

В исследуемом материале представлено поучение, в котором смысл существует вне образной формы, либо образность лишь проскальзывает в метафорах и сравнениях, и своеобразная загадка, где нужно под аллегорией обнаружить смысл – то содержание, которое имеет в виду автор. Этот способ обнаружения смысла принципиален в тексте «Спящие от печали» в исследуемом ракурсе. Чета добродетельных молодых героев, Нюрочка и Ваня, при первом знакомстве, еще подростками, ведут следующий диалог, в котором Нюрочка утверждает, что Бога нет – его убили. Но будущий муж отвечает и доказывает: есть. Так предотвращен искус, с которым постоянно борются в художественной системе В. Галактионовой: раз Бога нет – грешное и праведное смешиваются.

И то, как выдерживают невероятные повседневные испытания они, родители младенца Сани, олицетворяющего всё самое светлое, праведное, тоже отражает христолюбие: Ваню-ребенка в свое время бабка родителям не доверила – «не религиозные». Воспитала сама.

Так сюжетом, образами, мотивами представлены силы, дающие героям возможность отличать греховное и праведное. Эта особенность служит предпосылкой обращения к религиозным стилевым элементам. Их основной источник в исследуемом материале – Библия.

Во втором разделе «Религиозные стилевые элементы в представлении праведного и греховного начал» заостряется внимание на художественно-стилевой специфике религиозных элементов.

Для исследуемого материала показательны стилевые столкновения, в которых участвуют в сложнейшем единстве с религиозными элементами, разговорные и просторечные. Причем для достаточно завершенных фрагментов характерно нарастание этого стилевого столкновения, когда от реплики к реплике, от одного микродиалога к другому усиливается острота взаимодействия между разностилевыми элементами.

Показательно развитие сниженности: от разговорного к просторечному и к пошловато-жаргонному: помирай – продажная тварь – шмотки. Эта дифференциация соотносится и с неповторимостью каждого образа-персонажа, при их общей судьбе и жизненной цели. Данное явление подробно иллюстрируется в диссертационном исследовании.

Важной особенностью православного мировидения считают двоичность. Русский философ Н. Бердяев отмечал, что «религиозная жизнь антиномична (то есть двоична), она заключает в себе для разума несовместимые и противоречивые тезисы и таинственно снимает эти противоречия»¹. Данная особенность религии обусловлена двумя факторами: двоичным восприятием человеком действительности и задачами и функциями религии.

С праведностью, как следует из произведений Галактионовой, внутренне связана справедливость, представляющая истинные мирские блага, духовные и социальные ценности. В этом проявляется исключительно важная, редкая в литературе и принципиальная для Галактионовой особенность – необходимая производность мирского блага от истинного религиозного, как форма тесной связи меж ними.

Двоичность позволяет соединить в представлении греха и праведности ясность и глубинную многогранность. Такова, например, беседа в сказе «Золотые нумера». В исследуемом материале приведение к гармонии представлено в процессе преодоления персонажем греховных убеждений. Оно также раскрывается пластично и глубоко индивидуально – например, в многочисленных сценах молитв в романе «На острове Буяне». Приведём одну из них:

«И детский голос, переживая за кого-то, всё повторял и повторял невдалеке покорно, светло и настойчиво, и горевал, и молил:

– ...Прости его. Прости за всё, Господи, миленький мой.

– Прости её, – просила девочка, задирая голову к белёсому, безучастному небу. – Пожалей её. А то она померла давно. Тётенька эта... Она давно не молилася за себя. Мёртвая она теперь, Господи».

Сила молитвы и в том, что ею безотчетно привлечен чужак Кеша, далекий от православия. И с традиционным отчуждением тесно сплетена его мимовольная тяга разобраться, в чем-то приобщиться к святому, к истинным ценностям.

В романе «Накануне тишины» протагонист Андрей Цагилганов, весьма сильная житейски личность, подтверждает свою силу и в поиске праведности, при том, что грехов на нем множество. И вновь логика образа уводит от однозначности, что также поддерживается соответствующими стилевыми элементами. Андрей кощунственно, казуистически пытается утвердить взаимообратимость греха и праведности.

В целом его казуистика достойна многомерного внимания. Отметим семь ее главных и внутренне связанных аспектов. Во-первых, «обратимость» по-своему отражает сущую взаимосвязь между грехом и праведностью. Во-вторых, показывает принципиальную ее значимость не просто в общем сущем, но в «смысломире» данного героя. В-третьих, такая значимость показывает крайнюю степень деградации Цагилганова, выступает как «пик падения». В-четвертых, казуистический «перевертыш» явлен как опасная сила, как свойство многих современников. В-пятых, его опасность подчеркивается разнообразием стилевых средств, прямо-таки исключительным их богатством. Но, в-шестых, кощунственные утверждения нужны в образной системе для того, чтобы сильнее стало их отрицание. В этом проявляется характерная для Галактионовой предельность представления бытия, духа, событий. И, в-седьмых, такое усиление воплощено в сущности, в судьбе образа-персонажа. Уже если Андрей (явленный спором «двух себя»: внешнего и внутреннего)   после такой казуистики всё-таки находит нравственно верные оценки – значит, есть надежда на искупление его грехов. С этим последним аспектом взаимообусловлено раскрытие персонажа через отношение к другим и других к нему: ведь его любит, доверяет ему мудрая, всевидящая Любовь, да и жесткая дочь во многом с ним откровенна, более того – пытается спасти грешника-отца разными способами.

Примечательна в данном контексте соотнесенность неправедности и неправды: современный, узкий смысл последней («ложь») заметно углубляется опорой на религиозно-стилевую сферу, где ложь оказывается производной от греха как такового.

Таким образом, многообразие представления праведного и греховного начал связано с тем, что в творчестве Веры Галактионовой, при совершенно отчетливой, строгой литературно-православной доминанте, образные системы произведений могут быть разительно несхожи.

В Заключении обобщается реализация положений, вынесенных на защиту.

1. Праведное и греховное начала, как характеристики, значимые для художественного мира прозы В. Галактионовой, определяются в более широком контексте внутриличностных конфликтов. Своеобразие исследуемого художественного мира связано с категориями христоцентризма, национальной духовности и с жанрово-образной мотивацией в системе художественного целого.

2. Борьба созидания и деструкции, явленная столкновением праведного и греховного начал в жанровом пространстве, с неизбежностью определяется и в образных «модусах». Особенно характерны в этом плане определенные мотивы. Таков мотив самоубийства в трех показательных текстах различных жанров (роман «На острове Буяне», повесть «Со всеми последующими остановками», сказ «Большой крест»). Он объясним в традиции «православно-литературной» интерпретации творчества Галактионовой. Наиболее обобщенно самоубийство как грех раскрывается в романе «На острове Буяне». Явленность мотива представляет его особую, упреждающую роль через фабулу и сюжет. Вечная истина о греховной сущности самоубийства упреждает его в реальности, как бы ни был страшен крестный путь героя, сколь бы ни был силен искус уйти от мучений вопреки православному канону, вспять нравственной максиме.

3. Диалогичность, исключительно характерная для художественного мышления В. Галактионовой, раскрывает глубоко специфичную многомерную связь между неизбежностью греха и необходимостью покаяния, искупления, что пластично явлено в диалогах. Общую черту – обращенность к сложным целым – дополняет своеобычное раскрытие этой сложности в рассматриваемом произведении.

4. Мотив самоубийства, будучи необходимым элементом художественного мира ряда произведений, играет специфичную роль – упреждения, преодоления греховности, и данному мотиву сопутствует устремление к праведному бытию. Эта роль рассмотренного мотива, вообще обладающего персонажной повторяемостью, в разных текстах проявляется неповторимо и в значительной мере определяется спецификой образной системы произведения.

^ ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ ОТРАЖЕНО

В СЛЕДУЮЩИХ ПУБЛИКАЦИЯХ АВТОРА


Статьи в изданиях, рекомендованных ВАК МО и науки РФ:

1. Тяпченко О.А. Мотив самоубийства и художественное представление праведного/греховного начал в образной системе прозы В.Г. Галактионовой // Культурная жизнь Юга России. 2009. – № 5. – С.98-100. – 0,4 п.л.
   

Научные статьи, материалы докладов и выступлений:

2. Тяпченко О.А. Эссеистическое начало и раскаяние грешника в системе образов (на материале романа Веры Галактионовой «5/4 накануне тишины») // Сборник научных статей. Нальчик; Армавир: Адыгская (Черкесская) Международная АН. – 2008. – Вып. 16. – С.19-24. – 0,5 п.л.
   
3. Тяпченко О.А. Защита праведного начала и взаимодействие образов в романе В. Галактионовой «На острове Буяне» // Синергетика образования. Приложение: Филология. М.; Ростов н/Д: Юж.отд. РАО. – 2009. – № 8. – С.57-62. – 0,5 п.л.
   
4. Тяпченко О.А. Специфика образа активной праведницы в прозе В.Г. Галактионовой и категориальные характеристики стиля // Вестник МГОУ. – 2009. – № 4 (37). – С.56-58. – 0,2 п.л.
   
5. Тяпченко О.А. Мотивные единства как проявление христоцентризма в романе В.Г. Галактионовой «Спящие от печали» // Социально-гуманитарные науки. – М.: МГОУ. – 2010. – Вып.23. –С.10-21. – 0,3 п.л.
   
6. Тяпченко О.А. Своеобразие многоголосия в представлении художественного мотива (на материале мотива греха в прозе В. Галактионовой) // Вестник МГОУ. – 2010. – № 3. – С.89-92. – 0,4 п.л.
   
7. Тяпченко О.А. Своеобразие художественной концептуализации греха в романе В. Галактионовой «5/4 накануне тишины» // Сб. материалов Восьмой Международной научно-практической конференции «Наследие В.В. Кожинова в контексте научной мысли рубежа ХХ-XXI веков». – Армавир: РИЦ АГПУ. – 2010. – С. 105-107. – 0,3 п.л.
   
8. Тяпченко О.А. Стилевые религиозные элементы в образной ткани раскрытия праведного и греховного начал (на примере прозы В. Галактионовой) // Сб. материалов Восьмой Международной научно-практической конференции «Наследие В.В. Кожинова в контексте научной мысли рубежа ХХ-XXI веков». – Армавир: РИЦ АГПУ. – 2010. – С. 107-110. – 0,4 п.л.