Артур Таболов. Водяра
| Вид материала | Документы |
- Екатерина Ткачева, 265.04kb.
- Артур Конан Дойл. Собака Баскервилей, 2272.32kb.
- Прощай, Артур – гроза Востока! Драма Предисловие, 529.53kb.
- Авалон Артур – Змеиная сила Перевод А. Ригина, 3086.89kb.
- Джером Клапка Джером. Трое на четырех колесах Артур Конан Дойл. Собака Баскервилей, 1265.76kb.
- Вконце XIX века Артур Уэйт писал, что все, что касается происхождения "Магии Арбателя",, 423.89kb.
- Артур Шопенгауэр. Размышления о государстве, политике и праве (фрагменты Сочинений), 509.28kb.
- Оганесян Артур Мартунович Новочерк 904-508-7668 18. 01. 61 Пушилов Алексей Юрьевич, 70.13kb.
- Де Гобино, Жозеф Артур, 4751.19kb.
- Артур Шопенгауэр. Афоризмы житейской мудрости, 2893.06kb.
II
Алихан не понимал, что заставило его купить "Портрет подруги
художника". Решение пришло вдруг, неожиданно для него самого, от растущего
раздражения, с каким он наблюдал, как словно бы тянутся к картине жадные
руки участников аукциона, жадные и скаредные, набавляющие по пятьсот
долларов, чтобы случайно не переплатить. Картину привезли в Рузу, она долго
лежала нераспакованной в гостиной. Сначала были важные и срочные дела с
грузинами, потом неотложные дела кончились, но Алихан медлил. Все время было
ощущение, что есть у него что-то греющее сердце, как припрятанное яблоко в
норильском детстве. Но он будто бы боялся, что яблоко окажется червивым,
опасение возможного разочарования мешало ему снять с холста оберточную
бумагу.
Однажды декабрьским вечером Алихан ждал Гошу, чтобы ехать в Большой зал
консерватории на концерт Спивакова. Рано стемнело. Снежная крупка шуршала по
черным стеклам. В камине догорали угли. Гоша опаздывал. Алихан хотел
позвонить, но вместо этого подошел к картине, разрезал шпагат и выпростал
холст из упаковки. И снова, как в выставочном зале на Варшавке, опалило
зеленым свечением глаз, бесстыдной обнаженностью натуры, сжалось сердце от
необъяснимой тоски.
Лариса Ржевская. Самая загадочная женщина Москвы.
Когда приехал Гоша, Алихан сидел в кресле, а на стуле перед ним, среди
обрывков шпагата и оберточной бумаги, будто очищенный от шелухи, стоял
"Портрет подруги художника". Как всегда бывает с вещами, принесенными из
магазина, картина казалась больше, чем в выставочном зале, краски ярче,
нежнее.
- Любуетесь приобретением? - поинтересовался Гоша. - Хорошая картинка.
Через десять лет она будет стоить тысяч сто. Шеф, нам пора ехать.
- Сегодня мы никуда не едем. Раздевайтесь, садитесь. Можете налить себе
коньяка. Налейте и мне.
- Это мне нравится, - оживился Гоша. - Вечерок, посвященный искусству.
С учетом того, что самое полное представление об искусстве можно получить
только после стакана водки. Или коньяка, без разницы.
- Помолчите, - попросил Алихан.
Через некоторое время он спросил:
- Кто она?
- Да какая вам разница?
- Я спросил.
- Шеф, вы делаете ошибку, - предупредил Гоша. - Натуру нельзя путать с
образом. Это разные вещи. Вас колышет, кто позировал Леонардо да Винчи для
"Моны Лизы"?
- Я видел "Мону Лизу" в Лувре.
- Сплющило? То есть, произвела она на вас впечатление?
- Почему-то нет. Честно пытался понять, почему это шедевр. Не понял.
- А я о чем? Образ - это натура плюс художник. Плюс искра Божья,
которая упала в душу художника. По отдельности они мало интересны. Никогда
не заглядывайте за кулисы искусства. Ничего хорошего не увидите.
- Я хочу знать о ней все. Кто она. Чем живет. О чем мечтает. Все, -
повторил Алихан.
Гоша пожал плечами:
- Как скажете. Но я вас предупредил.
III
Мастерская художника Федора Сухова находилась в старом четырехэтажном
доме на Неглинке, поставленном на капитальный ремонт. Всех жильцов давно
выселили, но ремонт почему-то не начинали, дом разрушался, двор и лестницы
заваливались невесть откуда взявшимся хламом - досками, картонными
коробками, вспоротыми тюфяками. На трубах теплоцентрали в подвале пригрелись
бомжи, в многокомнатных квартирах верхнего этажа, бывших коммуналках,
поселились художники - и знаменитые "Новые реалисты", считавшиеся здесь
старожилами, и народ попроще, прослышавший, что есть место, где можно на
время перекантоваться. Большинство же квартир стояли пустые, с распахнутыми
дверями, с выбитыми окнами.
Лампочек на лестнице не было, свет проникал только через грязные стекла
эркеров на межэтажных площадках. Гоша весь изматерился, пока сквозь завалы
хлама добрался до квартиры на четвертом этаже, где, как ему сказали, обитал
Сухов. На двери красовались семь звонков, под каждым бумажки с полустертыми
фамилиями, прочитать их не было никакой возможности. Да не было и нужды -
старые жильцы, в комнаты которых были проведены звонки, давно уже
переселились в спальные районы и вряд ли с умилением вспоминали свое
коммунальное бытие. Семь звонков - семь комнат. В каждой комнате, как
минимум, по два-три человека. Вот были очереди по утрам в туалет!
Гоша нажал верхнюю кнопку, прислушался. В глубине квартиры вроде бы
что-то звякнуло. Он нажал еще раз, подержал подольше. Да, звонок работал, но
никто на него не отозвался. Нажал вторую кнопку. И этот звонок работал. Все
звонки работали, и все безответно. Гоша по очереди нажимал кнопки, а сам
напряженно соображал, где же ему искать Сухова, если этот адрес окажется
неверным.
Всю прошлую недели он вызванивал и объезжал знакомых, которые могли
хоть что-нибудь знать о Ларисе Ржевской. И чем больше слышал, тем в большее
недоумение приходил. Она появилась в Москве вдруг, ниоткуда и сразу стала
ведущей моделью у знаменитого кутюрье Поля Войцеховского, который по
популярности соперничал с Вячеславом Зайцевым. Посмотреть на нее съезжалась
вся Москва. Она была ни на кого не похожа. Среди вышколенных, надменных, как
дорогие проститутки, манекенщиц она выглядела неумелой невинной школьницей,
но с такой скрытой сексуальностью, что самые известные модели по сравнению с
ней казались надувными куклами из секс-шопа. Когда Поля спрашивали, где он
нашел это чудо, он только растерянно пожимал плечами: "Позвонили, попросили
посмотреть. Я посмотрел". Два сезона она демонстрировала лучшие коллекции
знаменитого кутюрье, а потом исчезла так же внезапно, как и появилась.
Говорили, вышла замуж за французского дипломата и уехала с ним в Париж.
Мастер впал в депрессию и долго лечился у психоаналитиков.
Снова в Москве Лариса возникла года через три в роли невесты бешено
популярного рок-певца. Но свадьба не состоялась. Певец, и до этого не
гнушавшийся наркотиками, неожиданно умер от передоза. Потом она была
любовницей крупного банкира, ездила в белом "линкольне" с водителем,
появлялась в ночных клубах в бриллиантах. Банкир плохо кончил, его банк
разорился, а самого банкира нашли в канализационном коллекторе с
проломленным черепом. Видимо, какие-то деньги от него остались, она не
нуждалась, снимала дорогую квартиру на Тверской. Одно время была натурщицей
у Шилова, позировала Глазунову, но картин с ее изображением никто так и не
увидел. И наконец сошлась с Суховым, чем поразила всю Москву, потому что
трудно было представить более неподходящую ей пару, чем Сухов: мужиковатый,
пьяница и матершинник, угрюмый затворник, когда работал. И главное - нищий,
что она в нем нашла?
Все, с кем Гоша разговаривал, отмечали одну странность: с годами Лариса
не изменилась, какой была в девятнадцать лет, когда впервые появилась в
Москве, такой и осталась. Ни морщинки на шее, ни тени под глазами. Прямо
портрет Дориана Грея!
Гоша потратил три дня, чтобы отловить Войцеховского. Мэтр охотно с ним
встретился, так как с прессой всегда дружил, а Гоша был не последней фигурой
в редакциях московских таблоидов. Подробно расспросив о новой коллекции
мастера, Гоша перевел разговор на манекенщиц Поля и как бы кстати спросил о
Ларисе Ржевской:
- Чудо как хороша была. Почему она развелась с французом, не слышали?
Войцеховского как подменили.
- Он застрелился, - буркнул кутюрье и попросил, поднимая на журналиста
страдающие глаза: - Не надо о ней. Не могу, больно. До сих пор больно...
"Неплохой послужной список, - отметил Гоша, по очереди нажимая кнопки
звонков и вслушиваясь в коммунальную симфонию. - Француз застрелился, певец
схватил передоз, банкира убили. А Поль до сих пор не может отойти от шока.
Что же за чары в этом невинном цветке?"
"Чары - вычурно, - по профессиональной журналистской привычке
поправился он. - Лучше - дьявольщина. Да, лучше..."
Он уже хотел бросить терзать звонки, но тут в квартире что-то грохнуло,
как если бы упал шкаф, грубый голос выматерился, с яростью прорычал:
- Ну, какого, какого трезвонишь?! Открыто!
Гоша вошел. На полу в коридоре лежал Сухов в обнимку с тумбочкой,
которую по пути сшиб, безуспешно пытался встать. Он был в той же черной
вязаной фуфайке на голое тело, как на вернисаже, без штанов, босой. Давно не
стриженая борода торчала клочьями. Одежду заменял ему черно-красный плед, в
котором он беспомощно путался. Каждое движение давалось ему с трудом, что
увеличивало его ярость. Но попытку Гоши помочь пресек злобным:
- Не лезь! Сам!
- Два слова, и сразу хочется закусить, - заметил Гоша. - Керосинишь,
маэстро?
Сухов не ответил. Наконец он поднялся, утвердился в вертикальном
положении и подозрительно посмотрел на гостя:
- Ты кто? А, Гошка! Потом приходи. Сегодня я не при делах.
Цепляясь за стены, прошел в комнату в торце коридора, рухнул на
продавленную кушетку, немного повозился, натягивая плед то на голову, то на
босые ноги, и затих.
Гоша осмотрелся. Комната, когда-то, при барах, гостиная, была большая,
светлая, с ободранными обоями, с остатками шкафов, которые в советские
времена разделяли площадь на жилые закутки. Посередине стоял мольберт,
валялись краски и кисти, листы ватмана с карандашными набросками, пустые
бутылки. На мольберте холст с незаконченным портретом, написанным маслом.
Лариса Ржевская. Но какая-то странная. Те же зеленые глаза, те же золотые
волосы, те же белые хрупкие плечи. Но за ними пустота, безжизненность,
скука. "Портрет подруги художника" был написан с восторгом перед тайной
женственности, этот неоконченный портрет - с тяжелым равнодушием, чтобы не
сказать - с ненавистью.
- Нравится?
Гоша оглянулся. В дверях стояла Лариса - в сером пушистом свитере, в
брюках, заправленных в меховые сапожки, в наброшенной на плечи легкой
дубленке. Уютная, домашняя, не похожая на свои портреты. Смотрела с легкой
насмешкой, ждала ответа.
- Не комплимент, - оценил Гоша.
- Ты к Федору? У нас творческий кризис.
- Давно?
- Второй месяц.
- Дает же Бог людям здоровья! - искренне позавидовал Гоша. - Я скорее к
тебе.
- Пойдем. Не раздевайся, у нас холодно. Топят, но плохо. Газ уже
отключили, свет еще нет.
Она провела гостя в соседнюю комнату, поменьше и немного уютнее, но
такую же неубранную, как и гостиная. В этом доме, похоже, не знали, что
такое веник и пылесос.
- Как ты можешь жить в таком бардаке? - не выдержал Гоша.
Она удивилась:
- А что? Ты живешь не в таком же бардаке?
- Пожалуй. Если подходить к жизни с философской точки зрения.
- А как еще можно подходить к жизни?.. Выпить хочешь?
- Всегда. Но сейчас не буду. Мой работодатель не любит, когда я
поддатый.
- Косячок?
- Это можно.
- Возьми, уже скручены... - Лариса поставила перед гостем шкатулку с
сигаретами, набитыми травкой. - А я, пожалуй...
Высыпала на осколок зеркала немного белого порошка, выстроила дорожку
кредитной картой "Виза", ловко втянула через трубочку от коктейлей.
Посидела, запрокинув голову, ожидая прихода, промурлыкала:
- Кайф... Ну, с чем пришел?
Марихуаной Гоша баловался редко, от первых затяжек он поплыл, в голове
стало безмятежно, и он даже не сразу вспомнил, что привело его в этот
странный дом.
- Встретил на днях Поля Войцеховского, - сказал он первое, что пришло в
голову. - Случайно заговорили о тебе. Он до сих пор не оклемался. Что между
вами произошло?
- Произошло? - удивилась она. - Ничего.
- Да ладно тебе, дело прошлое.
- В самом деле ничего. Знаешь такое выражение? "Даже самая красивая
женщина не может дать больше того, что она имеет". Если ты все же хочешь
получить больше, кто тебе виноват? Скучно все это. Давай о чем-нибудь
другом. Зачем ты пришел?
- Скажу. Почему бы и нет? Мой работодатель хочет знать о тебе все.
- Кто твой работодатель?
- Алихан Хаджаев. Тот, что купил твой портрет.
- Помню. А теперь он хочет купить меня?
- Возможно. Дальними планами он со мной не делился.
- Знаешь, Гоша, о чем я иногда мечтаю? - помолчав, спросила Лариса.
- Не знаю. Но хотел бы узнать. Мой работодатель тоже.
- Вот о чем. Оказаться на необитаемом острове, и чтобы вокруг не было
ни одного козла!
- О"кей. Так я ему и передам.
Выслушав рассказ Гоши, Алихан кивнул:
- Что ж, это можно устроить.