Николай Гаврилович Чернышевский. Что делать?
| Вид материала | Документы |
- Н. Г. Чернышевский Николай Гаврилович Чернышевский родился 12 (24) июля 1828 года, 47.6kb.
- Алюминий, 23.86kb.
- Н. Г. Чернышевского План реферат, 212.9kb.
- Реферат по философии Философия Н. Г. Чернышевского Общепризнанным лидером шестидесятников, 114.55kb.
- План реферата Введение. Жизнь и деятельность Н. Г. Чернышевского. Педагогические идеи, 262.52kb.
- Николай Гаврилович Чернышевский, 179.55kb.
- Уроку литературы. 10 кл. Тема: «Н. Г. Чернышевский. Роман «Что делать?», 37.64kb.
- Список обязательной литературы 10 класс, вторая половина XIX века, 23.09kb.
- Н. Г. Чернышевский первым в русской литературе создал образ революционера-практика,, 28.48kb.
- Леди Макбет Мценского уезда» Чернышевский Н. Г. «Что делать?» Толстой Л. Н. «Севастопольские, 24.73kb.
VIII
После этой истории Катерина Васильевна долго была грустна; но грусть
ее, развившаяся по этому случаю, относилась уже не к этому частному случаю.
Есть такие характеры, для которых частный факт сам по себе мало интересен,
служит только возбуждением к общим мыслям, которые действуют на них гораздо
сильнее. Если у таких людей ум замечательно силен, они становятся
преобразователями общих идей, а в старину делались великими философами:
Кант, Фихте, Гегель {155} не разработали никакого частного вопроса, им было
это скучно. Это, конечно, только о мужчинах: у женщин ведь и не бывает
сильного ума, по-нынешнему, - им, видите ли, природа отказала в этом, как
отказала кузнецам в нежном цвете лица, портным - в стройности стана,
сапожникам - в тонком обонянии, - это все природа. Потому и между женщинами
не бывает людей великого ума. Люди очень слабого ума с таким направлением
характера бывают флегматичны до бесчувственности. Люди обыкновенного ума
бывают расположены к задумчивости, к тихой жизни и вообще наклонны мечтать.
Это еще не значит, что они фантазеры: у многих воображение слабо, и они люди
очень положительные, они просто любят тихую задумчивость.
Катерина Васильевна влюбилась в Соловцова за его письма; она умирала от
любви, основывавшейся только на ее мечтах. Уж из этого видно, что она была
тогда настроена очень романически. А шумная жизнь пошлого общества,
наполнявшего дом Полозовых, вовсе не располагала к экзальтированной
идеальности. Значит, эта черта происходила из собственной ее натуры. Ее
давно тяготил шум; она любила читать и мечтать. Теперь ее стало тяготить и
самое богатство, не только шум его. Не нужно считать ее за это чувство
необыкновенною натурою: оно знакомо всем богатым женщинам скромного и тихого
характера. В ней оно только развилось раньше обыкновенного, потому что рано
получила она сильный урок.
"Кому я могу верить? чему я могу верить?" - спрашивала она себя после
истории с Соловцовым и видела: никому, ничему. Богатство ее отца притягивало
из всего города жадность к деньгам, хитрость, обман. Она была окружена
корыстолюбцами, лжецами, льстецами; каждое слово, которое говорилось ей,
было рассчитано по миллионам ее отца.
Ее мысли становились все серьезнее. Ее стали занимать общие вопросы о
богатстве, которое так мешало ей, о бедности, которая так мучит других. Отец
давал ей довольно много денег на булавки, она, как и всякая добрая женщина,
помогала бедным. Но она читала и думала, и стала замечать, что такая помощь,
которую оказывает она, приносит гораздо меньше пользы, чем следовало бы. Она
стала видеть, что слишком много ее обманывают притворные или дрянные
бедняки: что и людям, достойным помощи, умеющим пользоваться данными
деньгами, эти деньги почти никогда не приносят прочной пользы: на время
выведут их из беды, а через полгода, через год эти люди опять в такой же
беде. Она стала думать: "зачем это богатство, которое так портит людей? и
отчего эта неотступность бедности от бедных? и отчего видит она так много
бедных, которые так же безрассудны и дурны, как богатые?"
Она была мечтательница, но мечты ее были тихи, как ее характер, и в них
было так же мало блеска, как в ней самой. Ее любимым поэтом был Жорж-Занд;
но она не воображала себя ни Лелиею, ни Индианою, ни Кавальканти, ни даже
Консуэло, она в своих мечтах была Жанною, но чаще всего Женевьевою {156}.
Женевьева была ее любимая героиня. Вот она ходит по полю и собирает цветы,
которые будут служить образцами для ее работы, вот она встречает Андре, -
такие тихие свидания! Вот они замечают, что любят друг друга; это были ее
мечты, о которых она сама знала, что они только мечты. Но она любила мечтать
о том, как завидна судьба мисс Найтингель {157}, этой тихой, скромной
девушки, о которой никто не знает ничего, о которой нечего знать, кроме
того, за что она любимица всей Англии: молода ли она? богата ли она, или
бедна? счастлива ли она сама, или несчастна? об этом никто не говорит, этом
никто не думает, все только благословляют девушку, которая была
ангелом-утешителем в английских гошпиталях Крыма и Скутари {158}, и по
окончании войны, вернувшись на родину с сотнями спасенных ею, продолжает
заботиться о больных... Это были мечты, исполнения которых желала бы
Катерина Васильевна. Дальше мыслей о Женевьеве и мисс Найтингель не уносила
ее фантазия. Можно ли сказать, что умней была фантазия? и можно ли назвать
ее мечтательницею?
Женевьева в шумном, пошлом обществе пройдох и плохих фатов, мисс
Найтингель в праздной роскоши, могла ли она не скучать и не грустить? Потому
Катерина Васильевна была едва ли не больше обрадована, чем огорчена, когда
отец ее разорился. Ей было жалко видеть его, ставшего стариком из крепкого,
еще не старого человека; было жалко и того, что средства ее помогать другим
слишком уменьшились; было на первый раз обидно увидеть пренебрежение толпы,
извивавшейся и изгибавшейся перед ее отцом и ею. Но было и отрадно, что
пошлая, скучная, гадкая толпа покинула их, перестала стеснять ее жизнь,
возмущать ее своею фальшивостью и низостью; ей стало так свободно теперь.
Явилась и надежда на счастье: "теперь если в ком я найду привязанность, то
будет привязанность ко мне, а не к миллионам моего отца".