Geum.ru

* Владимир Набоков

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   40   41   42   43   44   45   46   47   ...   50

28



Я опять находился в пути, опять сидел за рулем старого синего седана,

опять был один. Когда я читал письмо, когда боролся с исполинской мукой,

которую оно во мне возбуждало, Рита еще спала мертвым сном. Я взглянул на

нее: она улыбалась во сне. Поцеловал ее в мокрый лоб и навсегда покинул: на

днях бедняжка хотела меня навестить тут, но я не принимаю выходцев с того

(для вас "этого") света. Нежную прощальную записку я прилепил пластырем к ее

пупочку - иначе она, пожалуй, не нашла бы ее.

Я написал "один"? Нет, не совсем. При мне состоял черный дружок, и, как

только я нашел уединенное место, я без трепета отрепетировал насильственную

смерть мистера Ричарда Ф. Скиллера. В багажном отделении автомобиля -

неиссякаемом в смысле сокровищ - я нашел свой самый старый и самый грязный

свитер, и его-то я повесил на сук, в безответной роще, куда меня привела

лесная дорога, отделившаяся от шоссе. Выполнение приговора было подпорчено

каким-то затором в действии гашетки. Мало мне понятный предмет у меня в

руке, вероятно, нуждался в смазке, но я не хотел терять время. Обратно в

автомобиль пошел серый мертвый свитер с добавочными дырками в разных местах;

и, снова зарядив теплого еще дружка, я продолжал путешествие.

Письмо было от сентября 18, 1952 года, и адрес, который она давала, был

"До востребования, Коулмонт" (не в Виргинии, и не в Пенсильвании, и не в

Теннесси - и вообще не "Коулмонт" - я все замаскировал, моя любовь).

Выяснилось, что это торговый городишко в восьмистах милях на юг от

Нью-Йорка. Я решил было ехать без остановки, но не дотянул и на заре заехал

отдохнуть в мотель недалеко от Коулмонта. Я был уверен почему-то, что этот

Скиллер в свое время торговал подержанными автомобилями и, может быть, тогда

познакомился с моей Лолитой, когда подвез ее в окрестностях Бердслея - в тот

день, например, когда у нее лопнула шина по дороге на урок музыки;

впоследствии он, видимо, попал в какую-то беду. Труп казненного свитера,

лежавший на заднем сидении, все норовил - как бы я ни располагал его складки

- обнаружить разные очертания, относившиеся к Траппу Скиллеру, к

вульгарности и похабной добротности его тела, и, с целью нейтрализовать его

грубый и порочный вкус, я решил привести себя в особенно изящный вид -

проснулся с этой мыслью и успел придавить стерженек будильника, не дав ему

взорваться в наставленный час. Затем со строгой и романтической

тщательностью человека, собирающегося на дуэль, я проверил, в порядке ли

бумаги, выкупался, надушился, побрил лицо и грудь, выбрал шелковую рубашку и

чистые подштанники, натянул прозрачно-темные носки и поздравил себя с тем,

что захватил в сундуке кое-какие весьма щегольские вещи - например, замшевый

жилет с перламутровыми пуговицами и бледный кашемировый галстук.

Мне не удалось, увы, удержать в себе завтрак, но я отнесся хладнокровно

к этой пустяковой беде, вытер рот батистовым платочком, вынутым из рукава,

по английской моде, и с глыбой синего льда вместо сердца, таблеткой на языке

и увесистой смертью в заднем кармане ловко вступил в телефонную будку в

Коулмонте (Ах-ах-ах, произнесла складная дверца) и набрал номер

единственного Скиллера в потрепанной книжке: Скиллер, Поль, Мебель. Хриплый

Поль ответил, что Ричард существует, что это его племянник, а живет он -

сейчас посмотрю - Улица Киллера, номер десять (все это, конечно, первые

попавшиеся псевдонимы). Ах-ах-ах, проговорила дверца.

Номер десять по Киллеровской улице оказался запущенным многоквартирным

домом. Я проинтервьюировал нескольких унылых стариков и двух длинноволосых,

розово-русых, невероятно грязных нимфеточек. (Признаюсь, что поглядывал,

довольно рассеянно, просто так, - намечая легко одетую девочку, которую бы

мог прижать к себе на минуту, когда покончу с убийством и все станет все

равно, и никаких запретов уже не будет). Да, действительно, Дик Скиллер жил

тут одно время, но съехал, когда женился. Никто не мог дать мне его новый

адрес. "Может, в лавке знают", - сказал низкий голос из дыры в панели

(что-то там чинили) около того места, где я случайно остановился,

разговаривая с двумя туманными старухами и скользя взглядом по тонким голым

рукам их босоногих внучек. Я попал не в ту лавку, и осторожный седой негр

покачал отрицательно головой, даже до того, как я спросил что-либо. Перейдя

улицу, я вошел в мизерный лабаз, и там вызванный по моей просьбе покупателем

дух женщины громко ответил из подвальной бездны (повторившей тему мужского

духа в панельной дыре): "Улица Гунтера, последний дом".

Улица Гунтера находилась очень далеко, на совсем уже безнадежной

окраине, в мире высоких мусорных куч и глубоких канав, червивых огородиков и

кривых лачуг, серой мороси и красной глины, да каких-то фабричных труб,

дымившихся в отдалении. Я остановился у "последнего дома" - сколоченной из

досок лачуги, за которой, в стороне от дороги, виднелось еще две-три таких

же хижины и широкий пустырь, весь в поблеклых сорняках. Из-за домишки

доносился стук молотка, и несколько минут я сидел в своей старой машине, сам

старый и непрочный, в конце своего долгого пути, у серой цели, finis,

друзья, finis, злодеи. Было около двух часов дня. Пульс был то сорок, то

сто. Мелкий дождь шелестел об капот Икара. Пистолет переместился в правый

карман штанов. Лохматая дворняга с мокрой от грязи шерстью, висящей с брюха,

вышла из-за дома, остановилась в недоумении и затем принялась благодушно

гуф-гуфкать на меня, жмурясь и дергая вверх нос; перестала, погуляла кругом

да около, да разок опять гуфнула.