* Владимир Набоков
| Вид материала | Документы |
- Набоков В. В. Биография, 81.88kb.
- Владимир Набоков. Весна в Фиальте, 855.81kb.
- Н. В. Крылова "молчанье любви", или Владимир Набоков как зеркало русской революции, 304.07kb.
- Опубликовано в журнале, 183.29kb.
- Владимир набоков, 228.52kb.
- Джеймс Джойс "Улисс", 1146.77kb.
- Владимир Набоков. Приглашение на казнь, 2157.4kb.
- Владимир Набоков. Соглядатай, 811.87kb.
- Владимир Набоков Трагедия господина Морна акт I сцена, 1847.54kb.
- Владимир дмитриевич набоков: «Исполнительная власть да покорится власти законодательной, 714.27kb.
19
Хочу написать еще несколько слов о г-же Гумберт, покуда пишется (скоро
предстоит тяжкая катастрофа). Я всегда отдавал себе отчет в том, что в ее
характере есть некоторая доля властности, но я никак не думал, что она может
оказаться столь дико ревнивой ко всему, что в моей жизни не относилось к
ней. У нее разыгралось ярое, ненасытное любопытство к моему прошлому. Она
требовала, чтобы я воскресил всех женщин, которых в жизни любил, дабы
заставить меня высмеять их, растоптать их и отречься от них, отступнически и
до конца, тем самым уничтожив мое прошлое. Она вынудила у меня отчет о моем
браке с Валерией, которая, конечно, была чрезвычайно смешна; но сверх того
мне пришлось выдумать, или бессовестно разукрасить длинный ряд любовниц,
чтобы Шарлотта могла злорадно на них любоваться. В угоду ей мне пришлось ей
представить целый иллюстрированный каталог, снабдив этих дам тонкими
отличиями, согласно традиции американских объявлений, которые, используя для
своих целей группу школьников, распределяют их по правилам изощренной
расовой пропорции, а именно всегда помещают среди белолицых ребят одного - и
только одного - но зато совершенного душку - круглоглазого, шоколадного
цвета малыша, почти, но не совсем по самой середине первого ряда парт.
Представляя ей моих дам, я заставлял их улыбаться и покачиваться, и все они
- томная блондинка, темпераментная негритянка, рыжеволосая развратница -
были выстроены, как на параде в веселом доме. Чем очевиднее и вульгарнее они
у меня получались, тем больше нравился г-же Гумберт мой водевиль.
Никогда в жизни я не делал и не выслушивал такого множества признаний.
Искренность и безыскусственность, с которыми она обсуждала то, что называла
своей "любовной жизнью", начиная с первых затяжных поцелуев и кончая
супружеской вольной борьбой, представляли в моральном смысле резкий контраст
моему безпардонному вранью; но в техническом смысле, обе серии были
однородны, ибо на обе влиял тот же материал (радиомелодрамы, психоанализ,
дешевые романчики), из которого я извлекал своих действующих лиц, а она -
свой язык и стиль. Меня немало позабавили некоторые необыкновенные половые
причуды, свойственные почтенному Гарольду Гейзу, по словам Шарлотты, которая
сочла гогот мой неприличным; вообще же говоря, ее раскрытие души оказалось
столь же мало интересно, как было бы вскрытие ее тела. Никогда не видал я
более здоровой женщины - несмотря на диетические голодовки.
О моей Лолите она говорила редко - реже, например, чем о том ребенке
мужского пола, светловолосом, со смазанными чертами, фотография которого
была единственным украшением нашей суровой спальни. Предаваясь бесвкусному
мечтанию, она изволила предвидеть, что душа умершего младенца возвратится на
землю в ообразе дитяти, которое она родит в теперешнем своем браке. И хотя я
не испытывал особого позыва к тому, чтобы пополнить родословню Гумберта
слепком с плода Гарольда (Лолиту, не без сладкого чувства кровосмешения, я
привык считать своим ребенком), мне пришло в голову, что продолжительные
роды, с основательным кесаревым сечением и разными другими осложнениями, в
укромном родильном приюте, этак будущей весной, дадут мне возможность побыть
наедине с моей Лолитой несколько недель сряду - и закармливать размаянную
нимфетку снотворными порошками.
Ах, как она ненавидела дочь! Особенно злостным мне казалось то, что она
совершенно зря, но с громадным прилежанием, ответила на дурацкие вопросы в
имевшейся у нее книге ("Знай своего ребенка"), изданной в Чикаго. Этот вздор
был растянут на несколько лет: мамаше полагалось делать нечто вроде
инвентаря по прохождении каждогo года в жизни ребенка. В день двенадцатой
годовщины рождения Лолиты, 1-го января 1947 года, Шарлотта Гейз, до
замужества Беккер, подчеркнула следующие эпитеты, десять из сорока, (в
рубрике "характер ребенка"): агрессивный, буйный, вялый, негативистический
(подчеркнуто дважды!), недоверчивый, нетерпеливый, привередливый,
пронырливый, раздражительный, угрюмый. Она не обратила никакого внимания на
остальные тридцать прилагательных, среди которых были такие, как "веселый",
"покладистый", "энергичный" и прочее. Это было просто невыносимо! Со
свирепостью, которую в иное время я никогда не примечал в мягкой натуре моей
любящей жены, она атаковала и обращала в бегство всякие маленькие
принадлежности Лолиты, которые забирались в разные углы дома и там замирали,
как загипнотизированные зайчики. Моей благоверной не могло и присниться, что
однажды, воскресным утром, когда расстройство желудка (случившееся
вследствие моих попыток улучшить ее соусы) помешало мне пойти с нею в
церковь, я изменил ей с одним из Лолитиных белых носочков. А что за скверное
отношение к письмам моего ландыша, моей душки!
"Дорогие Мамочка и Гумочка!
Надеюсь, вы здоровы. Большое спасибо за конфеты. Я (вычеркнуто и
написано опять) я потеряла мой новый свитер в лесу. Последнее время погода
была свежая. Мне очень тут.
Любящая вас Долли"
"Вот ведь безмозглая", сказала г-жа Гумберт, "пропустила слово после
"очень(TM)". Этот свитер был из чистой шерсти. И я, знаешь, просила бы тебя
советоваться со мной, прежде чем посылать ей конфеты".