В. С. Библер москва "Мысль" 1991 введение для начала скажу немного о смысле и замысле этого Введения. Перед читателем философская книга

Вид материала

Книга

Содержание 4. Развернутый схематизм идей разума Категорическое умозаключение и "логический субъект вне предикатов". Гипотетическое умозаключение и его особое место в схематизме идей.

Подобный материал:

• Структура сочинения-рассуждения егэ имеет следующий вид, 13.03kb.
• Этот рассказ родился как-то майским днем 2003 года. Мысль создать его, меня немного, 645.52kb.
• Нераспечатанные тайны толтеков, 2407.5kb.
• Статья И. С. Нарского. М.: «Мысль», 6790.38kb.
• Начала библейского богословия, 858.06kb.
• Орден Ассасинов (Order Assasinov), 4250.79kb.
• П. А. Водолазное дело России. М., Мысль, 2005 Кчитателю. Перед вами, пожалуй, лучшая, 2935.52kb.
• Николае Константиновиче Михайловском Перед тем как рассмотреть работу о «Героях и толпе», 351.92kb.
• Рождественская феерия, 217.37kb.
• Курс философии и философии Науки ХХI века для студентов физического факультета мгу, 241.09kb.

^

4. Развернутый схематизм идей разума

Продумаем — в ритме замедленной съемки — весь хитроумный и очень нагруженный реальным теоретическим подтекстом "схематизм идей разума" — "схематизм целостной системы умозаключений". Речь здесь пойдет не только о схематизме кантовской "Критики...", но и о схематизме целостного теоретического мышления Нового времени.

(1). ^ Категорическое умозаключение и "логический субъект вне предикатов". Категорическое умозаключение, развертывающее отношение "присущности или самостоятельного существования", в полном объеме своего развития порождает идею "субъекта, который уже не есть предиката, идею полностью осуществленного субъекта (vollstandigen Subjekt). Психологическую идею.

Это — первая конкретизация идеи "безусловного".

Кант рассуждает следующим образом:

"Давно уже заметили, что во всех субстанциях нам неизвестен подлинный субъект, а именно то, что остается после устранения всех акциденций (как предикатов), стало быть, неизвестно само субстанциальное (курсив Канта. — В.Б.), и не раз жаловались на такую ограниченность нашего понимания. Но здесь нужно отметить, что человеческий рассудок следует порицать не за то, что он не знает субстанциального в вещах, т.е. не может для самого себя определить его, а, скорее, за то, что он требует такого определенного познания его, как познание данного предмета, тогда как это есть только идея. Чистый разум требует, чтобы мы искали для каждого предиката вещи принадлежащий ему субъект, а для этого субъекта, который в свою очередь необходимо есть только предикат, — его субъект и так далее до бесконечности (или в пределах нашей досягаемости). Но отсюда следует, что мы не должны считать то, что нами достигнуто, субъектом в последней инстанции и что наш рассудок не может мыслить себе само субстанциальное, как бы глубоко он ни проникал и хотя бы ему была раскрыта вся природа, потому что особая природа нашего рассудка состоит в том, что он мыслит все дискурсивно, т.е. посредством понятий, стало быть, одних лишь предикатов, для чего, следовательно, абсолютный субъект всегда должен отсутствовать. Поэтому все реальные свойства, по которым мы познаем тела, суть только акциденции, даже непроницаемость, которую необходимо представлять себе только как действие\силы неизвестного нам субъекта" (4(1), 154 — 155. Курсив мой. — В.Д.)\


1 "...Трансцендентальные идеи суть... категории, расширенные до безусловного..." (3,392).


Это — в "Пролегоменах", где Кант специально продумывает трудности, обнаруженные в "Критике чистого разума" при обсуждении этих проблем, здесь с особой резкостью выступает логическая основа кантовских "метафизических", "онтологических" выводов. Становится ясным, что в "Критике чистого разума" Кант обнаруживает границы классической логики, обнаруживает ее историзм (= ее практическую, "трансцендентальную" закраину). Это значимо прежде всего в отношении категорических умозаключений, "большая посылка которых как принцип выражает отношение ("присущность". — В.Б.) предиката к субъекту" (3, 390).

Определяя каждый раз предмет при помощи его характерных признаков, мы все время отодвигаем в дурную бесконечность, откладываем до бесконечности определение этого предмета как носителя, источника своих признаков. Но в "идее разума" уже ничто нельзя откладывать. Сама логика умозаключения приводит к выводу, что в логическом основании "предмета, определяемого через предикаты" лежит нечто радикально неизвестное — "предмет, определяемый вне предикатов", определяемый только по отношению к самому себе.

Но — сказать, что предмет определяется только по отношению к самому себе, — это означает — в логике Нового времени — сказать нечто абсолютно тавтологичное ("предмет есть предмет"), это значит замкнуть предмет "на себя", отомкнуть его от нашего процесса познания, это означает наотрез отказаться от определения предмета. Получается, что в логическом основании дискурсивного (через предикаты) определения предметов лежит... определение этих предметов как... абсолютно неопределяемых. Позвольте, но ведь это уже и есть некое, пусть очень странное, определение. Чисто негативное. "Логический субъект" определяется (и отличается от "предикатов") как то, что неопределимо в предикатах, то, что непостижимо классическим теоретическим разумом Нового времени.

Это — нечто непостижимое в той логике, в основе которой лежит дискурсия, то есть целенаправленный процесс выталкивания "логического субъекта" за пределы собственно логического движения. Тогда (если исключить систему предикатов) "логический субъект" определяется как внелогический субъект, как то, о чем мы говорим, о чем мы рассуждаем, но что в речи и рассуждении невыразимо, просто-напросто отсутствует. Вот единственно возможная — для логики Нового времени — форма логического воспроизведения предмета в его бытии вне познания, вне логики. В этом случае, если рассуждать строго в пределах формальной логики, должно (в идеале, хотя и недостижимом) возникнуть такое понятие, которое нельзя развернуть в суждении и умозаключении, поскольку для предмета этого понятия "род" и "специфические признаки" отождествляются, "большая Посылка" неотличима от "малой"; возникает такое понятие, которое нельзя помыслить в терминах формальной логики, разве лишь одним путем — указанием на то, куда движется логика формального категорического умозаключения и куда она не может дойти. Возникает идея о понятии, которое не может быть реализовано. Это — "только идея"...

В результате "категорическое умозаключение" сжимается (в смысле "вектора", направления "вверх") до понятия, которое существует, пока к нему движется умозаключение, и которое не существует, если представить эту "цель" достигнутой. Субъект вне предикатов, субъект как сам-себе-предикат — это истина "подведения субъекта под предикаты", но эта "истина" хорошо работает, пока она впереди, и она превращается в уничтожение всего смысла "движения умозаключений", если представить ее достигнутой (а на это толкает разум), если мысленно отождествить "присущность" {быть признаком того-то) и "самостоятельное существование" (быть\).

Так возникает первая идея разума, первый краеугольный камень системы "трансцендентальных идей" — идей, выводящих теоретический разум Нового времени (разум эксперимента!) за его собственные пределы и тем самым впервые обосновывающих этот "чистый разум". Предмет, определяемый через самого себя, — это предмет, не могущий быть определенным теоретически (сейчас мы вправе добавить — в теории Нового времени), и это — предмет теоретического воспроизведения для теорий Нового времени.

Но это — "предмет воспроизведения" в очень специфическом смысле". В смысле: предмет, который необходимо — практически! — вытолкнуть из всех теоретических определений (а это сложный, целенаправленный и активно-экспериментальный процесс), чтобы получить предмет "возможного опыта" ("механического опыта"), воспроизводимый в теории.

Не забудем, впрочем, что само понятие о "предмете, не существующем для теории" получено строго теоретическим путем, даже формально-логическим путем, — восхождением "вверх" по лестнице категорических умозаключений.

Собственно, сейчас, в движении "категорических умозаключений", представлен весь (всеобщий) смысл логического трансцензуса, но в определенной проекции — в выходе на "предмет (познания)" как предмет практической деятельности.

Итак, снятие "категорического умозаключения" в идее "субъекта без предикатов" (то есть в понятии, которое не может быть эксплицировано ни в суждениях, ни в умозаключениях) — это единственно возможное обоснование... всего движения категорических умозаключений. Но все дело в том, что это утверждение обратимо. И тогда... Выше я сказал, что единственным логическим определением "субъекта вне предикатов" оказывается его определение как "вне-логического субъекта" (вещь в себе). Но это неточно. Это так, если попробовать взглянуть "выше вершины".

Однако нашему "логическому субъекту вне предикатов" все же возможно дать и другое, логическое, даже строго логическое определение. Это понятие есть... категорическое умозаключение, но взятое в полном ^\oбъeмe своего движения (а это возможно?). Кстати, взятое в каком движении — вверх (через просиллогизмы) или "вниз" — ко все более частным видам и подвидам? Сохраним здесь знак вопроса и вернемся к утверждению, что отношение "присущности или самостоятельного существования" сжимается в понятие "субъекта как не предиката", если представить полный объем движения "категорических умозаключении". Больше о логическом статуте этой первой идеи разума, этой первой конкретизации идеи "безусловного" сказать нечего¹. Даже выходя за пределы классической логики, это понятие

остается ее рабом, ее предельным понятием.

Но коль скорее так, то содержательное свое наполнение идея "субъекта без предикатов" получает вне логики, в нравственно-религиозной метафизике (сфере практического разума). И в этом есть своя логика. Быть "предметом определения" (логическим субъектом) означает быть тем, что определяется, т.е. тем, чему приписываются — извне — некие определения (предикаты). Быть субъектом определения ("субъектом логики") означает быть тем, кто определяет, кто приписывает предикаты. Быть "субъектом, который определяется (определяет себя) вне предикативной системы" означает — логически — быть одновременно и логическим субъектом, и субъектом логики — и предметом и субъектом определения.

Но для "логики эксперимента", в которой предмет "объективен",

только если он вытолкнут из теоретических структур, если он взят вне отношений само-действия, для такой логики принципиально невозможно признать совпадение, отождествление "логического субъекта" и "субъекта логики". За единственным исключением. Да, предмет определения ("логический субъект") не может быть одновременно субъектом логики. Тогда он не будет предметом определения. Но субъект логики (тот, кто определяет) может быть "логическим субъектом", предметом определения, он определяет самого себя именно как "субъекта", но определяет как-то необычно — не в "совокупности предикатов, ему присущих", но в бесконечной возможности быть источником предикатов для... иных (определяемых) предметов. Этот логический субъект также определяется через предикаты, но не "наличные", "присущие", а, во-первых, через возможные, а во-вторых, через возможные для другого.

Далее. Поскольку сам "субъект логики" взят Кантом (этого требовала логика Нового времени, изобретенная — два века назад — в качестве извечно существующей) как чисто гносеологический субъект, как "теоретический разум", то и выход за его пределы был ограниченным, в одну сторону направленным выходом. Субъект логики оказывался — за своими пределами — некоей анонимной "силой мышления", а сама логика вырождалась в психологию².

1 Второй раз я утверждаю, что "больше о логическом статуте этой идеи сказать нечего...". Как бы ни пришлось что-то говорить и в третий раз...

2 См. кантовский анализ "психологических идей", в особенности проблемы "я мыслю, следовательно, существую", во второй книге "Трансцендентальной диалектики". Сейчас я не могу говорить об этом очень важном моменте детальнее.

В определении "Я — мыслю" мыслящее "Я" имеет — если его не отождествлять с самим процессом мышления — лишь психологический смысл — смысл "неопределяемой душа", которая мыслит. Тогда и овцы будут целы и волки сыты. В качестве неопределяемой дули сохраняет существеннейшее качество "идеи разума" — выражать нечто подлежащее определению, но неопределенное. В качестве "источника определений" "душа" сохраняет основное определение /"субъекта, не нуждающегося в предикатах", определение, позволяющее строго логически обосновать — за счет снятия — движение категорических умозаключений, этой первой логической формы "познания разумом". Конечно, тут получается, что классическая логика выполняет все свои требования... вырождаясь в психологию и доказывая свое чисто психологическое (а не логическое) происхождение. Ну/что ж, ничего не поделаешь, тем хуже для логики. /

Подытожим. В "первой идее разума", в этой, как ее определяет Кант, "психологической идее", "идее души", логика обосновывает себя, скрываясь в туманах психологии, причем — скажем прямо — психологии средневековой. Но к счастью, все не совсем так. Все спасает беспощадный формализм Канта. Душа, как радикальное разрешение трудностей разума, должна — по Канту — оставаться чисто регулятивным понятием, радикально неопределенным, пустым, потенцией любых возможных определений, отсутствием любых актуальных определений, понятием о "ничто" и, только в этом смысле, безусловным понятием, понятием "безусловного". Рациональный смысл понятия "душа" один и чисто формальный — это субъект, не имеющий предикатов, необходимый только как снятие и завершение логики категорических умозаключений. Поэтому "психология" здесь не совсем все же средневековая. Все обратимо. Смысл этой психологии — быть одним из предельных понятий классической, формальной, дискурсивной логики. Вот и всё. В контексте "Критики чистого разума" "душа" не имеет никакого другого смысла, если только не допускать запрещенной подмены "логического истолкования мышления — метафизическим определением объекта" (см. 3, 375).

Как субъект и предмет деятельности "практической* ("практического разума") душа будет лишь чисто формальным, нормативным контуром человеческого поведения, абсолютно вне- и над-предметным, абсолютно вне- и над-содержательным.

(2). ^ Гипотетическое умозаключение и его особое место в схематизме идей. Гипотетическое умозаключение (развертывающее отношение причины и действия) в полном объеме своего развития порождает идею "предпосылки, которая сама уже не нуждается в другой" "абсолютно безусловного в ряду данных условий". Иными словами, идею гипотетически предположенного мира (идею космологическую).

Космологическая идея занимает центральное место во всей системе "трансцендентальных идей". И содержательно, и формально идея "безусловной предпосылки" имеет — для мышления Нового времени и для кантовской рефлексии этого мышления — определяющее значение — и по отношению к "субъекту без предикатов", и по отношению к понятию "сущности всех сущностей", "системы, не требующей подразделений" (этому завершению "разделительных умозаключений").

Идея гипотетического умозаключения имеет определяющее значение — в плане формы (всеобщей) логического вывода, так же как до этого "категорическое умозаключение" было определяющим для транс-цензуса к предмету (вне-теоретическому) теоретической деятельности.

Это будет комментарием к словам Канта:

"...Трансцендентальные идеи суть, во-первых, не что иное, как категории, расширенные до безусловного... Но во-вторых... для этого годятся не все категории, а только те, в которых синтез образует ряд, и притом ряд подчиненных друг другу (а не координированных), условий для обусловленного" (3, 392).

Но ведь это означает, что в ранг трансцендентальных идей могут быть произведены, категории, расширяемые только на путях гипотетического умозаключения. Это означает, что трансцендентальными идеями могут быть только... космологические идеи (?!).

Разберемся в этом утверждении детальнее.

Прежде всего откровенно признаюсь в одной трудности написания этого раздела — о восходящей ветви гипотетических умозаключений. В первоначальном замысле все было четко. Сначала я покажу, как в восходящей ветви умозаключений — категорических, гипотетических, разделительных — формируются коренные "идеи разума" во всем их фундаментальном своеобразии. Затем я намеревался показать, что весь смысл "эксперимента чистого разума" состоит в обращении этого движения, в перегибании логики "назад" — от трансцендентальных идей к нисходящим (выводным) умозаключениям.

Если удастся жестко расщепить работу разума на две эти ветви — восходящую и нисходящую, то удастся, вслед за Кантом, дать двойное, расчлененное определение самих "идей разума". Определение, противоречащее себе только в разных отношениях и в разное время. — А это, как известно, не страшно.

Сперва — в восходящей ветви — эти идеи будут определены как идеи, разрешающие тот или иной вид умозаключений в некоем неделимом понятии о предмете, вне-положном познанию и пониманию. Это будут идеи недостижимого, невозможного понятия, весь логический смысл которого в том, что это "понятие" (предполагаемое умозаключением) не может быть эксплицировано в суждениях и умозаключениях, то есть не может быть определено в границах теоретического разума. В "онтологическом" плане этот смысл может быть определен так: идеи разума дают возможность мыслить (не познавать) "вещи в себе" как предметы практического отношения.

Затем — в нисходящей ветви — эти же идеи будут даны (эксплицированы, изложены) как определения бесконечного выводного движения, движения к обусловленному. В таком определении — как идеи "бесконечного вывода", вывода, не могущего завершиться — даже в идеале! — никаким понятием, — "идеи разума" будут обладать чисто теоретической ценностью. В этом движении "вещь в себе" предстанет (?) как "предмет возможного опыта". Но что это значит — "предстанет"? Ведь "вещь в себе" не может предстать "предметом возможного опыта", предметом теоретического разумения?! Здесь невозможен ни-, какой логический переход. Здесь господствует абсолютный трансцензус. И все же эксперимент чистого разума дает "вещь в себе"/(мыслимое) и "предмет возможного опыта" (познаваемое) в одном акте разума — в трансцендентальной идее.

Этот эксперимент перегибает, переламывает восходящее движение в движение нисходящее, радикально переопределяя (Это особый тип умозаключения?) все "идеи разума". Если идею разума представить как возможный (в идеале, в идее), но недостижимый итог восхождения, то... Если эту же идею изложить как "интеграл" нисхождения, обусловливания, то... Антиномии возникают лишь тогда, когда мы отождествляем два эти несовместимые движения мысли, когда мы отождествляем понятия и выводы, возникшие на восходящем и на нисходящем разумении. Так я предполагал построить свое изложение.

И действовать надо было чисто — так, чтобы, анализируя "восходящее движение", было возможно даже и не заикаться о движении нисходящем, чтобы восходящее определение "идей разума" было полным и самодовлеющим. А потом "неожиданно", в особом пункте, проследив, как порождает идеи разума восходящее движение "категорических", "гипотетических" и, наконец, "разделительных" умозаключений, раскрыть секрет экспериментального переламывания и расщепления "трансцендентальной логики". И Кант как будто подпирал меня в этом плане, подкреплял мои композиционные наметки. Он твердо подчеркивал особую, самостоятельную функцию "восхождения". "Чистый разум имеет своей целью не что иное, как абсолютную целокупность синтеза на стороне условий (будет ли это присущность, или зависимость, или схождение), и... ему нет дела до абсолютной полноты со стороны обусловленного... раз уже налицо полностью (и безусловно) данное условие, то для продолжения ряда (вниз. — В.Б.) нет более нужды в понятии разума, так как рассудок делает каждый шаг вниз от условия к обусловленному самостоятельно" (3, 364 — 365).

Или: "...трансцендентальные идеи служат только для восхождения в ряду условий к безусловному, т.е. к принципам. Что же касается нисхождения к обусловленному, то здесь имеет место широкое применение нашим разумом правил рассудка..." (J, 365).

И наконец (я хотел привести эти слова Канта лишь в следующем разделе плана, где должен был перейти непосредственно к параллелизму восходящего и нисходящего ряда, но теперь уж ничего не поделаешь, приходится раскрывать карты):

"...Всякий ряд, показатель которого (показатель категорического или гипотетического суждения) дан, может быть продолжен; стало быть, это же самое действие разума ведет к ratiocinatio polysyllogistica, т.е. к ряду умозаключений, который может быть продолжен в бесконечные дали или на стороне условий (per prosyllogismos), или на стороне обусловленного (per episyllogismos).

Не трудно заметить, однако, что... восходящий ряд умозаключений должен иначе относиться к способности разума, чем нисходящий ряд, т.е. продвижение разума на стороне обусловленного через эписиллогизмы. В самом деле, в первом случае познание (conclusio) дано только как обусловленное; поэтому к нему можно прийти посредством разума не иначе как при допущении, что все члены ряда на стороне условий даны (целокупность в ряду посылок), так как только при этом допущении выводимое суждение возможно a priori; на стороне же обусловленного, или следствий, мыслится только возникающий, а не допущенный уже целиком или данный ряд, стало быть, [мыслится] только потенциальное продвижение. Поэтому если знание рассматривается как обусловленное, то разум вынужден рассматривать весь ряд условий по восходящей линии как завершенный и данный во всей своей целокупности. Но если то же самое знание рассматривается и как условие других знаний, составляющих некоторый ряд следствий по нисходящей линии, то разуму может быть совершенно безразлично, как далеко заходит это продвижение a parte posteriori и вообще возможна ли целокупность этого ряда: для предлежащего вывода он в этом ряде не нуждается, так как вывод уже в достаточной степени определен и удостоверен своими основаниями a parte priori" (J, 361 — 362).

Так вот, когда я от категорических умозаключений перешел к гипотетическим и стал, вместе с Кантом, гипотетически восходить к "космологическим идеям", к идеям "предпосылки без предпосылок", я сразу же уткнулся в тупик. Здесь ничего не получалось без одновременного обращения к "нисхождению", здесь все получалось