Вальтер Скотт. Уэверли, или шестьдесят лет назад Вальтер Скотт. Собрание сочинений в 8 томах. Том 1

Вид материалаДокументы

Содержание


Глава 59. Стычка
Подобный материал:
1   ...   26   27   28   29   30   31   32   33   ...   38
Глава 58. Смятение в лагере царя Аграманта


У Уэверли вошло в привычку иной раз отъезжать в сторону от колонны,

чтобы обозреть какой-либо любопытный предмет, встретившийся на пути. Теперь,

когда они проходили Ланкашир, Эдуард, заинтересовавшись одним укрепленным

замком, на полчаса покинул эскадрон, желая поближе посмотреть его и сделать

с него беглый набросок. Когда он возвращался верхом по аллее, ведущей к

замку, он повстречался с прапорщиком Мак-Комбихом. Этот человек как-то

привязался к Эдуарду еще тогда, когда он впервые познакомился с ним в

Тулли-Веолане и провожал его потом в горы. Но когда Уэверли поравнялся с

ним, он только подошел к его стремени, произнес единственное слово:

"Берегитесь!" - а затем быстро зашагал вперед, не желая вступать в

дальнейшие объяснения.

Эдуард, несколько озадаченный этим предостережением, проводил его

взглядом, пока он не скрылся за деревьями. Слуга Уэверли Алик Полуорт,

ехавший за ним следом, также поглядел на удаляющегося горца, а подъехав к

своему хозяину, воскликнул:

- Я не я, если эти мошенники не замышляют чего-нибудь против вас!

- С чего ты это взял? - спросил Уэверли.

- Мак-Иворы, сэр, вбили себе в башку, что вы обидели сестру их вождя,

мисс Флору; и я от многих слышал, что они недорого бы взяли, чтобы

подстрелить вас, как тетерева. Вы же знаете, какой это народ: достаточно

вождю мигнуть - и они пустят пулю в кого угодно, хоть в самого принца, а

может, и этого им не надо, и так сделают, лишь бы знать, что они ему угодят.

Уэверли, хоть и был уверен в том, что Мак-Ивор неспособен на такую

низость, далеко не был убежден в выдержке его сторонников. Он знал, что там,

где, по их мнению, дело шло о чести вождя или его семьи, тот, кто смог бы

отомстить за обиду первым, почитал бы себя счастливейшим человеком. Он часто

слышал от них поговорку: "Тем лучше месть, чем она скорее и вернее". Связав

все это с намеком Эвана, он почел за благо пришпорить коня и поскакать к

своему эскадрону. Но не успел он выехать из длинной аллеи, как мимо него

просвистела пуля и он услышал пистолетный выстрел.

- Это чертов сын Каллюм Бег! - воскликнул Алик. - Я видел, как он

прошмыгнул в кусты.

Взбешенный, как и следовало ожидать, этим предательским покушением,

Эдуард галопом бросился из аллеи и в некотором отдалении увидел батальон

Мак-Иворов, двигавшийся по выгону, на который она выходила. Он также увидел

какого-то человека, который изо всех сил старался догнать отряд. Он решил,

что это должен быть не кто иной, как стрелявший. Действительно, ему стоило

только перемахнуть через изгородь, и, срезав угол, он мог гораздо скорее

добраться до колонны, чем можно было за это время проскакать на лошади не в

силах сдержать себя, Уэверли приказал Алику немедленно отправиться к барону

Брэдуордину, ехавшему во главе своего полка примерно в полумиле расстояния,

и поставить его в известность о случившемся. Сам он бросился в полк к

Фергюсу. Как раз в этот момент предводитель подъезжал к своим людям: он

только что вернулся от принца. Увидев, что Эдуард едет к нему, он пустил

коня к нему навстречу.

- Полковник Мак-Ивор, - начал Уэверли без всяких приветствий, - должен

вам сообщить, что один из ваших людей сию минуту стрелял в меня из засады.

- Поскольку это как раз то удовольствие, которое я - разумеется, не из

засады - собирался себе доставить, я не прочь был бы узнать, кто из членов

моего клана осмелился предвосхитить мои намерения.

- Я, конечно, к вашим услугам, когда вам угодно; а джентльмен, взявший

на себя вашу роль, не кто иной, как Каллюм Бег.

- Выходи из рядов, Каллюм! Стрелял ты в мистера Уэверли?

- Нет, - отвечал, не краснея, Каллюм.

- Врешь! - воскликнул Алик Полуорт, уже успевший вернуться. (По пути

ему попался кавалерист, которому он наказал уведомить барона о том, что

происходило во главе колонны, а сам прискакал к своему хозяину, не жалея ни

шпор, ни боков своей лошади.) - Врешь, стрелял. Я видел тебя так же ясно,

как старую кирку в Кудингаме.

- Сам ты врешь, - ответил Каллюм с обычным своими невозмутимым

упорством. Поединок между рыцарями, несомненно, начался бы с ратоборства

оруженосцев, как водилось в старину (ведь Алик был бравым мерсийцем и боялся

стрел Купидона гораздо больше, чем кинжала или палаша гайлэндца), если бы

Фергюс обычным повелительным тоном не потребовал у Каллюма его пистолета.

Курок оказался спущенным, полка и дуло почернели от дыма. Ясно было, что из

него только что стреляли.

- На тебе! - воскликнул Фергюс и со всей силы ударил мальчишку тяжелой

рукояткой по голове. - Вот тебе за то, что действовал без приказания и

пытался прикрыться ложью. - Каллюм не стал уклоняться от удара и упал

замертво.

- Смирно! Не сметь выходить из рядов! - крикнул Фергюс остальным. -

Размозжу голову первому, кто встанет между мной и мистером Уэверли! - Все

стояли как вкопанные; Эван Дху один выказывал признаки досады и

беспокойства. Каллюм истекал кровью на земле, но никто не осмеливался

оказать ему помощь. Казалось, удар сразил его насмерть.

- А теперь рассчитаемся с вами, мистер Уэверли; потрудитесь отъехать со

мною двадцать ярдов на выгон.

Уэверли повиновался. Когда они оказались на некотором расстоянии от

колонны, Фергюс повернулся к нему и с притворным хладнокровием начал:

- Я никак не мог понять, сэр, изменчивости вашего вкуса, о которой вам

не так давно угодно было мне сообщить. Но, как вы справедливо заметили, даже

ангел не мог бы вас пленить, если бы не имел целого царства в приданое.

Теперь я в состоянии дать прекрасный комментарий к этому не слишком ясному

тексту.

- Я даже отдаленно не представляю себе, куда вы клоните, полковник

Мак-Ивор. Мне ясно только то, что вы во что бы то ни стало ищете предлога

для ссоры.

- Не притворяйтесь непонимающим, сэр. Это вам не поможет. Принц, сам

принц раскрыл мне ваши маневры. Мне и в голову не приходило, что причиной

разрыва предполагаемого брака с моей сестрой является ваша помолвка с мисс

Брэдуордин. По-видимому, стоило только вам узнать, что барон решил передать

права наследства своей дочери, как вы сочли возможным пренебречь сестрой

вашего друга и отбить у него невесту!

- Как! Принц сказал вам, что я помолвлен с мисс Брэдуордин? Быть не

может!

- Именно так и сказал, - ответил Мак-Ивор. - Так вот, одно из двух:

либо обнажайте палаш и защищайтесь, либо отказывайтесь от всяких намерений

по отношению к этой девице!

- Да это сплошное безумие, - воскликнул Уэверли, - или какое-то

непонятное недоразумение!

- Не пытайтесь отлынивать! Обнажайте оружие! - закричал взбешенный

предводитель и выхватил свой палаш.

- Не хочу я драться с сумасшедшим!

- Ну, так откажитесь сейчас и навсегда от всяких притязаний на руку

мисс Брэдуордин.

- По какому праву, - воскликнул Уэверли, совершенно теряя

самообладание, - по какому праву вы или кто бы там ни было предписываете мне

такие условия? - И он тоже выхватил свой палаш.

В этот момент к ним подъехал барон Брэдуордин в сопровождении

нескольких кавалеристов. Одних привлекло сюда любопытство, других - желание

участвовать в ссоре, которая, по смутным слухам, возникла между их полком и

МакИворами. Видя их приближение, те двинулись на защиту своего вождя.

Началось всеобщее смятение, которое, весьма вероятно, закончилось бы

кровопролитием. Раздалась сразу сотня голосов. Барон отчитывал, предводитель

бушевал, горцы вопили по-гэльски, всадники ругались и сыпали проклятья по

нижне-шотландски. Наконец дошло до того, что барон поклялся пойти в атаку на

Мак-Иворов, если они не вернутся в свои ряды. Смуту тайно разжигал старый

Бэлленкейрох, не сомневавшийся, что час отмщения для него наконец настал.

Вдруг послышались крики: "Дорогу, посторонитесь! Place a Monseigneur! Place

a Monseigneur!" "Дорогу его высочеству! (франц.)". Эти возгласы были вызваны

приближением принца, который в самом деле через несколько мгновений

показался в сопровождении отряда фиц-джеймсовских иноземных драгун,

служивших ему личной охраной. Его появление навело какой-то порядок в этом

хаосе: гайлэндцы заняли свои ряды, кавалерия построилась эскадроном, барон и

предводитель умолкли.

Принц подозвал к себе барона, полковника и Уэверли. Он осведомился, с

чего началась на этот раз ссора, и, узнав о подлом поступке Каллюма Бега,

приказал передать его в руки начальника военной полиции и немедленно

казнить, если только он переживет рану, нанесенную рукой вождя. Но тут

Фергюс обратился к принцу как человек, добивающийся своего законного права и

испрашивающий вместе с тем милость. Он выразил желание, чтобы преступник был

предоставлен лично ему, и обещал примерно наказать его. Отказ в такой

просьбе мог показаться посягательством на патриархальный авторитет вождей,

который последние весьма ревниво оберегали, а обижать их в такое время было

крайне нежелательно. Поэтому Каллюм был отдан на суд своего клана.

После этого принц пожелал узнать причину нового столкновения между

Мак-Ивором и Уэверли. Наступило молчание. Оба считали присутствие барона

Брэдуордина (к этому времени все трое приблизились к принцу по его

приказанию) непреодолимым препятствием и не решались вступать в объяснения,

в которых нельзя было не упомянуть имя его дочери. Поэтому они опустили

глаза со смешанным чувством неловкости, стыда и досады. Принц, воспитанный

среди недовольных и мятежных умов Сен-Жерменского двора, где свергнутому

монарху ежедневно приходилось разбирать распри всякого рода, с малых лет,

как выразился бы старый Фридрих Прусский, был обучен королевскому ремеслу.

Для него было ясно, что он должен прежде всего восстановить согласие среди

своих сторонников. Поэтому он тотчас принял меры:

- Monsieur de Beaujeu "Господин де Боже! (франц.)"!

- Monseigneur! "Ваше высочество! (франц.)" - отозвался весьма красивый

французский кавалерийский офицер из числа его телохранителей.

- Ayes la bonte d'aligner ces montagnards-la, ainsi que la cavalerie,

s'il vous plait, et de les remettre en marche. Vous parlez si bien l'anglais

que cela ne vous donnerait pas beaucoup de peine "Будьте так добры построить

этих горцев, равно как и кавалерию, пожалуйста, и прикажите им двинуться

вперед. Вы так хороню говорите по-английски, что это не составит для вас

особого затруднения (франц.).".

- Ah! pas du tout, Monseigneur, "О, нисколько, ваше высочество

(франц.)." - отвечал monsieur Ie comte de Beaujeu, "господин Граф де Боже

(франц.)." склонив голову до самой шеи своего изящно гарцующего, прекрасно

выдрессированного конька. Полный энергии и самоуверенности, он немедленно

понесся к первым рядам Фергюсова полка, хоть и не понимал ни звука

по-гэльски и весьма слабо по-английски.

- Messieurs les sauvages ecossais "Господа шотландские дикари

(франц.).", то ест, жантельмени дикари, будтэ добрй de vous arranger

"построиться (франц.).".

Клан, уловивший приказание больше по жестам, чем по команде, видя перед

собою принца, поспешил выстроиться.

- А, карашо, то ест fort bien "очень хорошо (франц.).", - сказал граф

де Боже. - Жантельмени дикари... Mais tres bien... "Прямо превосходно

(франц.)." Eh bien! Qu'est-ce que vous appeles visage, monsieur? "А как,

по-вашему, будет лицо, Сударь? (франц.)" - он обратился к подвернувшемуся

кавалеристу, - ah oui! лисо... Je vous remercie, monsieur... Gentilshommes

"Ну конечно!.. Благодарю вас, сударь... Господа дворяне (франц.).", имейтэ

любезност сделят de face "лицом (франц.)." направо par file "рядами

(франц.).", то ест радами. Марш! Mais tres bien... encore, messieurs; il

faut mettre en marche. Marches donс, au nom de Dieu, parce que j'ai oublie

Ie mot anglais... mais vous etes de braves gens et me comprenez tres bien

"Превосходно... еще, господа; вам надо идти вперед. Так марш вперед, черт

побери, так как Я забыл английское слово... но вы славные ребята и прекрасно

меня понимаете (франц.).".

Вслед за этим граф поспешил к коннице и стал приводить и ее в движение.

- Жантильмени кавалерья, ви должни осадит кони... Ah, par ma roi

"Клянусь честью (франц.).", я нэ командоваль падат с лошади. Боюс, маленьки

тольсти жантильман сильно ушибса. Ah, mon Dieu! c'est Ie commissaire qui

nous a apporte les premieres nouvelles de ce maudit fracas "Ах, господи, это

комиссар, который первый сообщил нам об этой проклятой свалке (франц.).". Я

ошен сожалею, monsieur!

Действительно, в общей сутолоке всадников, стремившихся не ударить в

грязь лицом перед принцем и поскорее построиться, беднягу Мак-Уибла, который

теперь в качестве комиссара состоял при огромном палаше и кокарде величиной

с оладью, сбили с ног, прежде чем он успел добраться до своей верной

лошадки, и теперь, весь красный от смущения, он постарался скрыться в задних

рядах под дружный хохот присутствующих.

- Eh bien, messieurs, направо кругом... А, прекрасно... Eh, monsieur de

Bradwardine, ayez la bonte de vous mettre a la tete de votre regiment, car,

par Dieu, je n'en puis plus "Так вот, господа... Эй, господин Брэдуордин,

будьте любезны встать во главе вашего полка, так как, ей-богу, я выбился из

сил (франц.).".

Барон был вынужден устремиться на выручку мосье де Боже, так как

последний исчерпал почти весь свой запас английских командных слов. Таким

образом, принц достиг уже одной из своих целей. Другая цель заключалась в

том, чтобы отвлечь внимание солдат на попытки как-нибудь разобраться в столь

неясно отдаваемых в его августейшем присутствии приказаниях и устремить их

мысли в безопасное русло.

Как только Карл Эдуард оказался наедине с Мак-Ивором и Уэверли, так как

его свита отошла в этот момент в сторону, он сказал:

- Если бы я был менее обязан вашей бескорыстной дружбе, господа, я не

на шутку рассердился бы на вас за эту непонятную и беспричинную ссору, и

притом ссору в такой момент, когда долг ваш по отношению к моему отцу

требует от вас полнейшего единодушия. Но самое худшее в моем положении - это

то, что мои лучшие друзья считают себя вправе губить как себя, так и дело,

которому служат, по самому вздорному поводу.

Оба молодых человека с горячностью стали уверять принца, что они готовы

представить все свои разногласия на его третейский суд.

- Собственно говоря, - сказал Эдуард, - я даже не вполне уяснил себе, в

чем меня обвиняют. Я подъехал к полковнику Мак-Ивору исключительно с целью

доложить, что меня чуть не застрелил его непосредственный подчиненный. Я

отлично знал, что он не мог разрешить такой гнусной мести. Но почему он

хочет навязать мне ссору, я совершенно не могу понять, если только он

действительно не думает, и абсолютно неосновательно, будто я добился

расположения одной молодой особы в ущерб его интересам.

- Если произошла ошибка, - сказал предводитель, - то только потому, что

сегодня утром я беседовал по этому поводу лично с его королевским

высочеством.

- Со мной? - воскликнул принц. - Как мог полковник Мак-Ивор так

превратно истолковать мои речи?

Он отвел Фергюса в сторону и после пятиминутного разговора пришпорил

свою лошадь и подъехал к Эдуарду.

- Возможно ли... Нет, подъезжайте к нам, полковник, я не желаю никаких

секретов... Возможно ли, мистер Уэверли, что я ошибся, считая вас

помолвленным с мисс Брэдуордин - обстоятельство, в котором я, правда, не с

ваших слов, был так твердо уверен, что даже сослался на него нынче утром Вих

Иан Вору как на причину, почему без всякой обиды для него вы не можете

дольше добиваться союза, столь привлекательного, что от надежд на него не

так-то легко отказаться, даже несмотря на полученный отказ?

- Ваше королевское высочество оказали мне большую честь, полагая меня

помолвленным с мисс Брэдуордин, - сказал Уэверли, - но, вероятно, основывали

свое мнение на совершенно неизвестных мне обстоятельствах. Я вполне сознаю,

какое почетное отличие заключено в подобном предположении, но не имею на

него никаких прав. Кроме того, мое мнение о своих собственных достоинствах,

по справедливости, настолько невысоко, что я не допускаю и мысли об успехе у

кого-либо, после того как мои притязания оказались столь решительно

отвергнутыми.

Принц некоторое время молча вглядывался в обоих, а затем промолвил:

- Честное слово, мистер Уэверли, я имел основания считать вас более

счастливым человеком, чем вы оказываетесь на самом деле... Ну, а теперь,

джентльмены, позвольте я рассужу вас не как принц-регент, а как Карл Стюарт,

ваш собрат по оружию в этом славном деле. Забудьте о том, что вы обязаны мне

повиноваться, и посудите сами, совместимо ли с честью, разумом и приличием

давать нашим врагам повод торжествовать, а нашим друзьям - стыдиться, что и

в наших скромных рядах существуют раздоры. И простите меня, если я добавлю

еще одно: имена упомянутых вами дам требуют от нас такого уважения, что

вмешивать их в наши ссоры совершенно недопустимо.

Он опять отвел Фергюса в сторону и проговорил с ним минуты три, а

потом, вернувшись к Уэверли, сказал:

- Полагаю, что я убедил полковника Мак-Ивора в том, что его гнев был

вызван недоразумением, виной которого был я сам; надеюсь, мистер Уэверли

слишком великодушен, чтобы хранить в себе какую-либо горечь по поводу

происшедшего. Заверяю его, что все было именно так, как я ему говорю... Вы

должны разъяснить все это вашему клану, Вих Иан Вор, чтобы предупредить

повторение подобных покушений. - Фергюс поклонился. - А теперь, джентльмены,

доставьте мне удовольствие и пожмите друг другу руки.

Холодно, размеренным шагом подошли они друг к другу: никто не желал

идти первым на уступки. Однако руки они все же пожали и расстались,

почтительно склонившись перед принцем.

Покончив с этим делом, Карл Эдуард подъехал к первым рядам Мак-Иворов,

соскочил с коня, попросил у старого Бэлленкейроха напиться из его фляжки и

прошел вместе с ними с полмили, расспрашивая их об истории Слиохда нан

Ивора, об их родне и связях, ловко вставляя немногие известные ему гэльские

слова и выражая горячее желание более углубленно изучить их родной язык.

Затем он опять вскочил на коня, догнал конницу Брэдуордина, шедшую в

авангарде, остановил ее, осмотрел снаряжение и проверил, хорошо ли она

обучена; обратил свое благосклонное внимание на всех старших офицеров и не

пропустил даже младших; осведомился о здоровье их супруг, похвалил коней,

проехал более часа в обществе барона и выдержал три нескончаемые истории о

фельдмаршале герцоге Берикском.

- Ah, Beaujeu, mon cher ami, - сказал он, возвращаясь на свое обычное

место в колонне, - que mon metier de prince errant est ennuyeux parfois.

Mais courage! C'est Ie grand jeu, apres tout "Ах, Боже, мой дорогой друг...

как мое ремесло странствующего принца бывает порою скучно. Но надо

крепиться! В конце концов мы ведем большую игру! (франц.)"!


^ Глава 59. Стычка


Едва ли нужно напоминать читателю, что после военного совета,

собранного 5 декабря в Дарби, гайлэндцы, к великому неудовольствию их

молодого и отважного вождя, отказались от своей отчаянной попытки проникнуть

глубже в Англию и решили возвращаться на север. Отступать они начали сразу и

благодаря своей исключительной подвижности превзошли скоростью даже герцога

Камберлендского, который преследовал их с огромным отрядом кавалерии.

Это отступление было фактическим отказом от блестящих планов

повстанцев. Среди них никто не лелеял столь пылких надежд, как Фергюс, а

потому никто не был столь жестоко разочарован такой переменой тактики. На

военном совете он спорил или, скорее, протестовал с необычайным жаром, а

когда его мнение было отвергнуто, расплакался от горя и возмущения. С этого

момента все его поведение настолько изменилось, что в нем с трудом можно

было узнать прежний восторженный и пламенный дух, для которого еще неделю

назад весь мир казался тесен. Отступление продолжалось уже несколько дней,

когда утром 12 декабря в небольшой деревушке на полпути от Шэпа к Пенриту на

квартиру к Эдуарду неожиданно заявился предводитель.

Поскольку Эдуард не разговаривал с ним со дня их ссоры, он с некоторой

тревогой ожидал от Мак-Ивора объяснения этого непредвиденного посещения. Его

удивила и даже болезненно поразила перемена в наружности Фергюса. Глаза его

значительно потускнели, щеки впали, голос звучал вяло; даже походка - и та

стала менее твердой и упругой; а одежда, на которую он обращал особое

внимание, была наброшена как-то небрежно. Он предложил Эдуарду пройтись с

ним вдоль небольшой речки, протекавшей поблизости, и грустно улыбнулся,

когда заметил, что Уэверли снимает со стены палаш и застегивает свой поясной

ремень.

Как только они вышли на уединенную тропинку у речки, предводитель

заговорил:

- Все наше славное предприятие пошло теперь прахом, Уэверли, и я хотел

бы знать, что вы намерены делать. Да не смотрите же на меня так. Я вчера

получил письмо от сестры, и если бы я раньше знал его содержание, не было бы

этой ссоры, о которой я не могу теперь вспомнить без стыда и досады. В

письме, которое я ей послал после нашей размолвки, я объяснил, из-за чего

она произошла. Теперь сестра пишет, что никогда не поощряла вас и не

собиралась этого делать; так что, выходит, я действительно вел себя тогда

как сумасшедший. Бедная Флора! Она еще полна бодрости; как убьет ее известие

об этом несчастном отступлении!

Уэверли, искренне тронутый глубокой печалью, звучавшей в голосе его

друга, от всей души просил его забыть все прошлые разногласия, и они еще раз

пожали друг другу руки, но теперь с несравненно большей сердечностью. Фергюс

снова осведомился о намерениях Уэверли:

- Не лучше ли тебе бросить эту несчастную армию и раньше нас добраться

до Шотландии, чтобы оттуда переправиться на континент через какой-нибудь

порт, который еще остался у нас в руках? Когда ты будешь за пределами

Англии, твои друзья без труда исхлопочут тебе прощение; и, по правде говоря,

я очень хотел бы, чтобы ты увез отсюда Розу Брэдуордин в качестве своей

жены, а Флору взял бы под свое с женой покровительство в тоже захватил с

собой. - Эдуард посмотрел на него в изумлении. - Она тебя любит, и ты ее

любишь, хоть, быть может, и не отдаешь себе в этом отчета, так как ты вообще

не славишься способностью разбираться в своих чувствах. - Последние слова он

произнес со слабым подобием улыбки.

- Как! - ответил Эдуард. - Неужели ты советуешь мне бросить

предприятие, в которое мы все пустились?

- Пустились? - сказал Фергюс. - Корабль наш течет по всем швам и идет

ко дну. И всем, кто может, пора спускаться в шлюпки и отваливать.

- А что будут делать другие джентльмены? - спросил Уэверли. - И почему

ваши гайлэндские вожди пошли на это отступление, если оно так гибельно?

- О, они думают, - ответил Мак-Ивор, - что, как бывало раньше, вешать,

обезглавливать и лишать имущества будут в основном пограничных помещиков, а

их бедность и крепости послужат им достаточной защитой. Они хотят отсидеться

в своих горах и, по поговорке, "слушать свист ветра, пока не спадут воды".

Но они жестоко ошибаются. Уж слишком часто они донимали своих соседей, чтобы

им спустили и на этот раз; нынче Джон Буль слишком перетрусил, чтобы к нему

так скоро вернулось его благодушие. Ганноверские министры всегда заслуживали

того, чтобы их вздернули на виселицу за их пакости; но сейчас, когда они

заберут власть б свои руки, что рано или поздно должно случиться, так как

Англия не восстает, а Франция не шлет подкреплений, если они дадут

возможность хоть одному клану опять беспокоить правительство, их следовало

бы повесить за глупость. Ручаюсь, что они не только обрубят ветви, но

примутся и за корни.

- Ты советуешь мне бежать? Скорее умру, чем соглашусь, - сказал Эдуард.

- А ты-то сам что думаешь делать?

- О, - ответил Фергюс уныло, - моя судьба уже решена. Еще сегодня я

буду или убит, или взят в плен.

- С чего ты это взял? - сказал Эдуард. - Противник отстал от нас на

целый дневной переход, а если он и подойдет к нам, то сил, чтобы дать ему

отпор, у нас хватит. Вспомни Глэдсмюр.

- А все же то, что я тебе говорю, - правда, во всяком случае, в том,

что касается меня.

- И на чем ты основываешь такие мрачные предсказания? - спросил

Уэверли.

- На том, что никогда не обманывало никого в нашем роду. Я видел, -

произнес он, понизив голос, - Бодах Глас.

- Бодах Глас?

- Да. Неужели ты столько времени прожил в Гленнакуойхе и никогда не

слышал о Сером призраке? Хотя, правда, у нас об этом не очень любят

говорить.

- Нет, никогда.

- Да, эту историю тебе лучше было бы выслушать от бедной Флоры.

Конечно, если бы эта вершина звалась Бенмор, а то длинное голубое озеро, что

доходит до гор, - Лох Тэй или было бы хотя бы моим собственным Лох ан Ри,

местность более гармонировала бы с моим рассказом. Ну что же, присядем на

этот бугор, даже Сэдлбэк и Аллзуотер более подходят к тому, что я собираюсь

тебе сообщить, нежели английские стриженые изгороди, заборы и фермы. Так

вот, слушай. Когда один из моих предков разорил Нортумберленд, в этом набеге

он объединился со своего рода вожаком - или предводителем - банды,

составленной из южан пограничной области, по имени Хэлберт-холл. На обратном

пути через Чевиотские горы они поссорились по поводу дележа огромной добычи,

которую захватили, и от слов перешли к драке. Южане были перебиты все до

единого, последним пал их вожак, весь израненный мечом моего предка. С этих

пор его призрак всегда является старшему в роде Вих Иан Вора, когда тому

угрожает какое-нибудь великое несчастье, но особенно перед смертью. Мой отец

видел его дважды: раз перед тем, как попал в плен при Шериф-мюре; другой -

утром того дня, когда умер.

- Как ты можешь, дорогой Фергюс, рассказывать с серьезным видом такой

вздор?

- Верить я тебя не прошу, но я говорю тебе правду, проверенную по

крайней мере за триста лет; а прошлой ночью я видел этот призрак

собственными глазами.

- Расскажи, ради бога, со всеми подробностями! - воскликнул Уэверли.

- Хорошо, но при условии, что ты не будешь шутить над этими вещами. Так

вот, с того времени, как началось это несчастное отступление, мне почти не

давали спать мысли о моем клане, о падении моего рода и об этом несчастном

принце, которого они тащат за собой, как собачку на привязи, не обращая

внимания на то, хочет он идти или нет. Прошлую ночь я чувствовал такое

возбуждение, что решил выйти прогуляться, в надежде, что свежий морозный

воздух укрепит мои нервы... если бы ты знал, как неприятно мне рассказывать

тебе все это, сознавая, что ты вряд ли поверишь моим словам... Но, как бы то

ни было, я перешел по дощечке через соседний ручей и стал прохаживаться взад

и вперед, как вдруг в ярком свете луны с удивлением заметил высокую фигуру в

сером пледе, который обычно носят пастухи на юге Шотландии. Я пробовал идти

то быстрее, то медленнее, но фигура держалась передо мной точно в четырех

шагах.

- Тебе, вероятно, попался камберлендский крестьянин в своей обычной

одежде.

- Нет. Сначала я так и подумал и изумился, что этот человек имел

наглость ко мне привязаться. Я его окликнул, но ответа не последовало. Я

почувствовал, что сердце у меня начинает тревожно биться, и, чего я так

боялся, я остановился и стал поворачиваться на все четыре стороны, и,

господи, в какую бы сторону я ни смотрел, фигура немедленно оказывалась у

меня перед глазами в точности на том же расстоянии! Тогда я убедился, что

это Бодах Глас. Волосы у меня стали дыбом и колени затряслись. Однако я

собрал все свое мужество и решил вернуться в лагерь. Мой зловещий спутник

скользил передо мной (так как нельзя сказать, что он шел), пока мы не

добрались до мостика. Тут он остановился и обратился ко мне лицом. Я должен

был либо идти вперед, либо пройти мимо него так же близко, как я теперь от

тебя. Я знал, что смерть моя все равно близка, и это придало мне отчаянную

смелость: я выбрал мостик. Я перекрестился, выхватил палаш и произнес:

"Заклинаю тебя именем божьим, злой дух, уступи дорогу!" "Вих Иан Вор, -

ответил призрак голосом, от которого у меня кровь застыла в жилах, -

берегись завтрашнего дня!" В этот момент мне казалось, что он стоит не

дальше как на шаг от конца моего меча; но не успел он произнести этих слов,

как мгновенно растаял, и ничто больше не преграждало мне пути. Я вернулся

домой, бросился на кровать и провел несколько часов в мучительном состоянии.

Нынче утром, поскольку о близости противника никто не слышал, я сел па коня

и поехал к тебе, чтобы загладить свою вину. Мне не хотелось бы умереть, не

помирившись с другом, которого я обидел.

Эдуард ничуть не сомневался, что призрак был плодом физического

истощения и моральной подавленности Мак-Ивора в сочетании с суеверием,

свойственным решительно всем гайлэндцам. Это не мешало ему искренне жалеть

его. Теперь, когда на Фергюса посыпались несчастья, все прежние чувства

снова нахлынули на него. Чтобы отвлечь друга от мрачных мыслей, он предложил

ему, с разрешения барона (который, он был уверен, не откажет ему в его

просьбе), не уходить от него, пока отряд Фергюса не доберется до их деревни,

а потом идти вместе, как прежде. Мак-Ивор был, по-видимому, очень доволен,

но не мог решиться принять это предложение.

- Мы ведь, как ты знаешь, в арьергарде, а при отступлении это самое

опасное место.

- А следовательно, и самое почетное.

- Хорошо, - ответил предводитель, - пусть Алик держит твою лошадь

наготове, на случай, если нас пересилят, а я буду бесконечно рад снова

оказаться в твоем обществе.

Арьергард запоздал, так как был задержан в пути разными

обстоятельствами и плохим состоянием дорог. Наконец он вошел в деревню.

Когда Уэверли вернулся к Мак-Иворам под руку с их вождем, вся неприязнь,

которою они испытывали к нему, мигом исчезла. Эван Дху приветливо

осклабился, и даже Каллюм, который шнырял повсюду с прежним проворством,

побледневший, правда, и с большой заплатой на голове, видимо, очень

обрадовался, увидав его.

- Череп у этого висельника, должно быть, тверже мрамора, - сказал

Фергюс. - Ты знаешь, что я сломал об него замок пистолета?

- Как мог ты так сильно ударить его, ведь он совсем еще юнец! - сказал

Уэверли не без некоторого участия.

- Эх, если их иной раз крепко не стукнуть, эти мошенники стали бы

забываться.

Теперь они снова быстро двигались вперед. Все мери предосторожности

против неожиданного нападения были приняты. Люди Фергюса и прекрасный полк

горцев из Бэденоха под командой Клюни Мак-Ферсона составляли арьергард. Они

прошли большое открытое торфяное болото, поросшее вереском, и стали входить

в огороженные участки, окружавшие деревню Клифтон. Зимнее солнце зашло, и

Эдуард начал подшучивать над ложными предсказаниями Серого призрака. "Иды

марта еще не прошли" ""Иды марта еще не прошли..." - цитата из трагедии

Шекспира "Юлий Цезарь" (акт III, сц. 1). Прорицатель предупредил Цезаря, что

роковым днем для него явятся "иды марта", в древнеримском календаре

соответствовавшие 15 марта. Утром этого дня Цезарь напомнил прорицателю о

его предсказании и услышал в ответ: "Иды марта еще не прошли". В тот же день

Цезарь был убит.", - промолвил Мак-Ивор с улыбкой. В этот момент он случайно

взглянул назад, на болото, и увидел, что на его темной, бурой поверхности

неотчетливо движется большой отряд кавалерии. Потребовалось не много

времени, чтобы расставить людей вдоль загородок, обращенных в сторону болота

и дороги, на которую должен был выйти противник. Пока все это выполнялось,

на землю опустилась темная и мрачная ночь, хотя в это время и было

полнолуние. Иногда, впрочем, неверный свет прорывался сквозь тучи и падал на

место действия.

Гайлэндцам не пришлось долго занимать свою оборонительную позицию. Под

покровом ночи значительное количество спешившихся драгун попыталось

прорваться сквозь загородки, между тем как другая партия, столь же

многочисленная, стремилась войти в деревню с дороги. Но обе они были

встречены таким жестоким огнем, что смешались и остановились в

нерешительности. Не довольствуясь достигнутым успехом, Фергюс, пламенный дух

которого в опасности обрел всю свою утраченную предприимчивость, выхватил

палаш и с криком: "Клеймор!" - вырвался со своими людьми из-за загородок и

ринулся на противника. Драгуны бросили своих коней, но гайлэндцы смешались с

ними и заставили их под угрозой мечей искать спасения в открытом болоте, где

многих изрубили в куски. Но луна, внезапно выглянув из-за туч, показала

англичанам, как мало было нападавших и что все они в пылу победы рассеялись

в разные стороны. В этот момент на помощь им бросились два эскадрона

кавалерии; гайлэндцы стали отступать к своим прикрытиям. Но несколько из

них, в том числе их отважный вождь, были отрезаны и окружены, прежде чем

успели осуществить свое намерение. Уэверли жадно искал глазами Фергюса; в

темноте и смятении он был оттеснен как от него, так и от своего отступающего

отряда. Он видел, как Фергюс вместе с Эваном Дху и Каллюмом отчаянно

отбиваются от дюжины всадников, которые рубили их громадными палашами. В это

время луну снова плотно накрыли тучи, и Эдуард в темноте оказался не в

состоянии ни помочь своим друзьям, ни определить, куда ему бежать, чтобы

пристать к своему арьергарду. Раза два он натыкался на отряды конницы и

чудом избег смерти или плена. Наконец он добрался до какой-то загородки и

перелез через нее. Он уже считал себя в безопасности и надеялся скоро

нагнать гайлэндцев, волынки которых слышал в отдалении. Что касается

Фергюса, то уж тут надеяться было не на что, разве на то, что он попал в

плен. Полный горя и тревоги за его судьбу, Уэверли внезапно вспомнил о Сером

призраке и с изумлением подумал: "Неужто дьявол может говорить правду?"