Вальтер Скотт. Уэверли, или шестьдесят лет назад Вальтер Скотт. Собрание сочинений в 8 томах. Том 1
| Вид материала | Документы |
- Скотт. Пуритане Вальтер Скотт. Собр соч в 8 томах. Том М.: Правда, Огонек, 1990 Перевод, 8045.34kb.
- Вальтер Скотт. Собр соч в 8 томах. Том, 8440.07kb.
- Дэвид Дайчес, 1633.42kb.
- Вальтер Скотт Айвенго, 6276.71kb.
- Вальтер Скотт «Айвенго», 119.51kb.
- Приключения Оливера Твиста. Домби и сын. Тяжелые времена / Большие надежды (1 из романов, 105.83kb.
- Вальтер Скотт Квентин Дорвард, 6199.12kb.
- Кристаллер, Вальтер, 25.83kb.
- Льва Николаевича Толстого. За шестьдесят лет неустанного творческого труда Толстой, 4896.9kb.
- Собрание сочинений в пяти томах том четвертый, 3549.32kb.
Когда они въехали в город, уже почти смеркалось. Отделавшись от своих
спутников, Эдуард нарочно прошел несколько улиц, чтобы не дать возможности
проследить за ним, а потом нанял карету и поехал к полковнику Толботу на
одну из главных площадей Уэст-энда. Этому джентльмену досталось после
женитьбы значительное наследство от каких-то родственников, он обладал
значительным политическим весом и жил, что называется, на широкую ногу.
Уэверли постучался в парадную дверь и обнаружил, что к нему не так-то
просто проникнуть. Наконец его провели в зал, где он застал полковника за
столом. Леди Эмили, еще бледная после недавней болезни, сидела напротив
мужа. Едва услышав голос Эдуарда, он вскочил со своего места и бросился его
обнимать:
- Фрэнк Стэнли, голубчик, как ты поживаешь? Дорогая, это молодой
Стэнли.
Кровь бросилась в лицо леди Эмили, когда она здоровалась с Уэверли. Во
всей манере ее чувствовались приветливость и доброта, но рука у нее дрожала
и голос то и дело прерывался - видно было, что она поражена и расстроена.
Уэверли тут же поставили прибор, и, пока он ел, полковник продолжал:
- Как это ты приехал сюда, Фрэнк? Доктора говорят, что лондонский
воздух очень вреден для твоей болезни. Не надо было идти на такой риск. Но я
очень рад тебя видеть, и Эмили тоже, только боюсь, что тебе у нас не
придется долго оставаться.
- Мне пришлось приехать по важному делу, - пробормотал Уэверли.
- Я так и думал. Но я не позволю тебе здесь задерживаться. Спонтун
(обращаясь к пожилому, военного вида слуге, не носившему ливреи), убери со
стола. Если я позвоню, приходи сам и смотри, чтобы другие слуги нас не
беспокоили. Нам с племянником нужно поговорить о делах.
- Боже мой, милый Уэверли, - продолжал он, когда слуги ушли, - что
принесло вас сюда? Ведь эта поездка может стоить вам жизни.
- Дорогой мистер Уэверли, - сказала леди Эмили, - я никогда не смогу
вас отблагодарить за все, что вы сделали, но как могли вы поступить так
опрометчиво?
- Отец... дядя... эта заметка... - Он протянул газету полковнику
Толботу.
- Как бы я хотел, чтобы этих мерзавцев, - воскликнул Толбот, - засунули
в их же печатные станки и давили их там, пока они не сдохнут! Говорят, у нас
в городе выходит сейчас не меньше дюжины газет, и нет ничего удивительного,
что им приходится выдумывать всякою чепуху, чтобы находить покупателей на
свой товар. В этом сообщении верно лишь то, милый Эдуард, что вы потеряли
своего отца. Но все, что они тут расписали, будто на его здоровье
подействовало неприятное положение, в котором он находился, - сущие враки.
Как ни жестоко говорить об этом именно сейчас, но, чтобы снять с вашей
совести тяжелую ответственность, я скажу вам правду: мистер Ричард Уэверли
во всем этом деле так же мало интересовался вашим положением, как и
положением вашего дяди; когда я видел его в последний раз, он сказал мне с
самым веселым видом, что, раз я настолько любезен, что беру на себя все
заботы о вас, он решил хлопотать исключительно о себе и примириться с
правительством, пользуясь связями, которые у него сохранились с прежних
времен.
- Ну, а дядя... мой милый дядя?
- Никакая опасность ему не угрожает. Правда (взглянув, от какого числа
газета), недавно по городу ходили нелепые слухи вроде того, что здесь
напечатано, но они совершенно не соответствуют действительности. Сэр Эверард
отправился в Уэверли-Онор, и беспокоиться ему нечего, разве что о вас, а вот
вы действительно в опасности: ваше имя упоминается в каждой прокламации,
ордера на арест разосланы во все концы. Как и когда вы прибыли сюда?
Эдуард рассказал все свои приключения, умолчав только о своей ссоре с
Фергюсом, так как питал слабость к гайлэндцам и не хотел давать полковнику
возможность лишний раз высказать свои национальные предубеждения.
- Вы уверены, что видели труп пажа вашего друга Глена на Клифтонском
поле?
- Совершенно уверен.
- Ну, тогда этому бесенку удалось увернуться от виселицы, так как на
лбу у него было написано: головорез, хотя (обращаясь к леди Эмили) он был
очень хорош собой. Но что касается вас, то неплохо было бы вам отправиться
обратно в Камберленд, а еще лучше, если бы вы оттуда и не выезжали: все
порты закрыты, сторонников претендента разыскивают самым тщательным образом,
а язык этой проклятой бабы будет молоть без устали, пока она так или иначе
не дознается, что "капитан Батлер" был самозванцем.
- Вы что-нибудь знаете о моей спутнице?
- Ее муж шесть лет служил у меня сержант-майором. Это была бойкая
миловидная вдовушка, за которой водились коекакие деньжата, и он женился на
ней. Парень он был упорный, ну и выдвинулся, как исправный служака. Надо
будет послать Спонтуна разведать, что она там делает. У него в полку
осталось много старых знакомых, и он ее непременно разыщет. Завтра вы должны
прикинуться больным и не выходить из своей комнаты. Лечить вас будет леди
Эмили, а мы со Спонтуном будем вам прислуживать. Я дал вам имя близкого
родственника, которого никто из теперешних моих слуг, кроме Спонтуна, не
видел, так что непосредственная опасность вам не угрожает. Постарайтесь,
чтобы у вас поскорее заболела голова и стали слипаться глаза, мы вас объявим
больным. Эмили, распорядись, чтобы Фрэнку Стэнли приготовили комнату и чтобы
больной ни в чем не нуждался.
Утром полковник навестил своего гостя.
- Сегодня я принес вам приятные известия, - сказал он, - ваше доброе
имя джентльмена и офицера совершенно восстановлено в отношении двух
обвинений неисполнения служебного долга и подстрекательства к бунту солдат
полка Гардинера. Я вел по этому поводу переписку с одним из ваших усердных
друзей, этим шотландским пастором Мортоном. Первое свое письмо он отправил
на имя сэра Эверарда, но я избавил добрейшего баронета от труда отвечать
ему. Надо вам сказать, что ваш приятель-разбойник и пещерный житель Доналд
наконец попался в руки филистимлян. Он угонял скот некоего помещика по имени
Киллан, в общем, что-то в этом духе.
- Килланкьюрейт?
- Он самый. Так вот, этот джентльмен, оказывается, великий хозяин и
развел у себя какую-то особо ценную породу скота. А так как он к тому же еще
и трусоват, то держал в своем имении отряд солдат для защиты своей
собственности. И вот Доналд, ничего не подозревая, сунул свою голову прямо в
пасть ко льву: его разбили и взяли в плен. Когда его приговорили к смертной
казни, на него стал с одной стороны наседать католический священник, а с
другой - ваш друг Мортон. Католического священника он отверг главным образом
потому, что расходился с ним во взглядах на значение предсмертного помазания
елеем - этот обряд сей экономный джентльмен, видимо, считал бесполезной
тратой масла. Так что вывести его из состояния нераскаянности выпало на долю
мистера Мортона, который, должен сказать, блестяще справился со своими
обязанностями, хоть я и полагаю, что из Доналда получился довольно
сомнительный христианин. Как бы то ни было, он показал в присутствии
следователя, некоего майора Мелвила, человека, по-видимому, добросовестного
и доброжелательного, что всю интригу с Хотоном вел именно он, и подробно
объяснил, как в точности все это делалось, так что полностью обелил вас от
малейших подозрений в подстрекательстве. Он также говорил, что спас вас из
рук офицера волонтеров и отправил по приказу прет... виноват, шевалье, в
качестве пленника в замок Дун, откуда, насколько ему известно, вас под
конвоем перевели в Эдинбург. Все эти обстоятельства не могут не говорить в
вашу пользу. Он также намекнул на то, что и спас вас, и укрыл от
преследований по поручению одного лица и получил за это вознаграждение, но
сообщить, кто это лицо, он не имеет права. Он добавил, что хоть он и
согласился бы удовлетворить любопытство мистера Мортона, которому он так
обязан за его духовные наставления, нарушив обычную клятву, однако в данном
случае он поклялся хранить молчание на лезвии своего кинжала, что, по его
мнению, сделало его клятву нерушимой.
- А какова была его судьба?
- О, его повесили в Стерлинге, после того как мятежники сняли осаду,
вместе с его помощником и еще четырьмя молодцами из его шайки, только ему
оказали особую честь и сделали виселицу несколько выше.
- Что ж, у меня нет оснований ни печалиться, ни радоваться по поводу
его смерти, хоть он мне сделал одновременно и очень много добра и очень
много зла.
- Во всяком случае, его признания окажут вам существенную помощь,
поскольку они смывают с вашего имени все подозрения, которые придавали
обвинениям против вас совершенно другую окраску, если сравнить их с
обвинениями, вполне справедливо предъявленными стольким несчастным
джентльменам, поднявшим оружие против правительства. Их измена - надо же
вещи называть своими именами, хотя и вы в этом провинились, - произошла от
ложно понятого долга и поэтому не может считаться позорной, хотя и является
в высшей степени преступной. Там, где столько виновных, милосердие должно
распространиться на большинство из них. И я не сомневаюсь, что добьюсь для
вас помилования, если только нам удастся уберечь вас от когтей правосудия,
пока оно не наметило своих жертв и не насытилось их кровью; ведь и в этом
случае, как и в других, все идет по поговорке: "Кто первый сел, тот первый и
съел". Кроме того, правительство желает сейчас навести особенный страх на
английских якобитов, а среди них ему удастся найти лишь очень немного жертв.
Это - мстительное и трусливое чувство, но оно скоро выдохнется, так как из
всех народов мира англичане наименее кровожадны по своей природе. Но в
настоящее время оно существует, и нужно сделать все возможное, чтобы
упрятать вас подальше.
В эту минуту в комнату с озабоченным видом вошел Спонтун. Через своих
полковых знакомых он разыскал миссис Ноузбэг. Она вся кипела от гнева,
узнав, что ехала в Лондон с самозванцем, принявшим имя Батлера, капитана
драгунского полка Гардинера. Она собиралась донести об этом в полицию и
требовать поимки этого агента претендента; но Спонтун - опытный служака, -
делая вид, что одобряет ее решение, добился того, что она отсрочила его
исполнение. Однако нельзя было терять ни минуты; эта почтенная дама могла
описать мнимого капитана Батлера в таких подробностях, что нетрудно было бы
установить его тождество с нашим героем. А это было чревато опасностью не
только для Эдуарда, но и для его дяди и даже, возможно, для полковника
Толбота. Теперь весь вопрос заключался в том, куда направиться Эдуарду.
- В Шотландию, - сказал Уэверли.
- В Шотландию! - воскликнул полковник. - Зачем? Надеюсь, не для того,
чтобы опять примкнуть к мятежникам?
- Нет, я счел свое участие в этом деле оконченным с того момента, как,
несмотря на все мои усилия, не смог их нагнать; а теперь, судя по всем
сообщениям, они затевают зимнюю кампанию в горах, где такие сторонники, как
я, окажутся для них скорее обузой, нежели помощниками. Насколько я понимаю,
они продолжают войну исключительно для того, чтобы не подвергать опасности
особу принца и выговорить приемлемые условия для себя. Обременять их собой
значило бы только затруднить их: выдать меня они ни за что не захотят, а
защищать меня не смогут. Именно потому, как мне кажется, они и оставили
своих английских сторонников в Карленлском гарнизоне; а потом, полковник, по
правде говоря, хоть это и может уронить меня в ваших глазах, мне вообще
надоело воевать, и, как флетчеровский Веселый лейтенант ""Веселый лейтенант"
- комедия английского драматурга Джона Флетчера (1579-1625).", "я битвами
пресыщен".
- Битвами? Пустяки! Что вы видели, кроме одной-двух стычек? Вот если бы
вам довелось увидеть войну в большом масштабе - по шестьдесят, а то и по сто
тысяч человек с каждой стороны!
- Это меня не интересует, полковник. У нас есть старая пословица:
"Сытого не кормят". Перья на шлемах и большие сражения восхищали меня в
поэзии, но ночные переходы, ночевки под зимним небом - все эти прелести
военного ремесла мне вовсе не по нутру, а что до ударов, то я их получил
досыта под Клифтоном, где я с полдюжины раз был на волоске от смерти, как,
впрочем, и вы... - Он осекся.
- Получили их порядком под Престоном? Вы это хотите сказать? - отвечал
со смехом полковник. - Но "таково мое призванье, Галь" "Но "таково мое
призвание, Галь" - цитата из хроники Шекспира "Генрих IV", ч. I (акт I, сц.
2).".
- Но не мое, - сказал Уэверли, - и, благополучно отделавшись от меча,
который я обнажил только в качестве добровольца, я вполне удовлетворен своим
военным опытом и не спешу снова взяться за это дело.
- Я очень рад, что вы держитесь такого взгляда; но в таком случае, что
вы собираетесь делать на севере?
- Во-первых, на восточном берегу Шотландии несколько морских портов все
еще находятся в руках друзей шевалье; если бы я добрался до одного из них, я
легко мог бы переправиться на континент.
- Так. А во-вторых?
- Если говорить всю правду, в Шотландии есть сейчас одна особа, от
которой, как я теперь понял, счастье моей жизни зависит в несравненно
большей мере, чем я когда-либо мог подумать. Я очень беспокоюсь о ней.
- Так, значит, Эмили была права и во всем этом замешана любовь? А
которая же из двух хорошеньких шотландок, которыми вы все хотели заставить
меня восхищаться, избранница вашего сердца? Не мисс Глен... надеюсь?
- Нет.
- Ну, это еще полбеды. Простодушие еще можно исправить, но гордость и
самомнение - никогда. Впрочем, я не собираюсь вас расхолаживать. Думаю, что
ваш выбор придется по вкусу сэру Эверарду, судя по тому, что я от него
слышал, когда раз шутил с ним на эту тему. Я только надеюсь, что этот
невыносимый папаша с его невозможным шотландским акцентом, нюхательным
табаком, латынью и мучительно длинными рассказами о герцоге Берикском
признает необходимым поселиться в чужих краях. Что же касается его дочери,
то, хотя я считаю, что в Англии вы могли бы найти партию не хуже, но раз уж
ваше сердце действительно пленилось этим шотландским розовым бутоном, бог с
вами, женитесь. Баронет очень высокого мнения о ее отце и обо всем семействе
и будет весьма рад видеть вас женатым и остепенившимся как ради вас самого,
так и ради трех горностаев passant "идущих (франц.; геральдический
термин).", с которыми иначе может приключиться пренеприятный казус. Но все,
что он думает по этому поводу, вы узнаете через меня, так как вам писать к
нему сейчас нельзя, а в Шотландию я намерен выехать вслед за вами.
- Вот как? Что же могло навести вас на мысль вернуться в этот край?
Боюсь, что ваше отношение к ее горам и водам не изменилось.
- Ничуть, клянусь честью. Но здоровье Эмили теперь, слава богу,
поправилось, а я, по правде сказать, мало надеюсь успешно закончить то дело,
которое теперь ближе всего моему сердцу, пока не добьюсь личного свидания с
его королевским высочеством главнокомандующим; ибо, как говорит Флюэллен:
"Герцог меня любит, и я благодарю небо, что я в известной мере заслужил его
любовь". Сейчас я уйду часа на два, чтобы все приготовить для вашего
отъезда. Вам разрешается выходить не дальше следующей комнаты. Это гостиная
леди Эмили: вы можете навестить ее там, если почувствуете желание
помузицировать, почитать или поговорить с ней. Мы приняли меры, чтобы сюда
не заходил никто из слуг, кроме Спонтуна, на которого можно положиться как
на каменную стену.
Часа через два полковник Толбот вернулся и застал своего молодого друга
за беседой с хозяйкой дома. Она была очарована его манерами и познаниями, а
он в восторге, что возвратился, хотя бы на миг, в общество людей своего
круга, которого он в последнее время был лишен.
- А теперь, - сказал полковник, - выслушайте мой план действий, время
нам терять нечего. Сей юноша, Эдуард Уэверли, он же Уильямс, он же капитан
Батлер, должен пока держаться своего четвертого "он же", то есть изображать
моего племянника Фрэнсиса Стэнли: завтра он отправится на север и в моей
карете проедет первые две станции. Дальше его будет сопровождать Спонтун, и
они на почтовых доедут до Хантингдона; присутствие Спонтуна, которого все
знают как моего слугу, устранит всякие расспросы. В Хантингдоне вы встретите
настоящего Фрэнка Стэнли. Он учится в Кэмбриджском университете, но недавно,
сомневаясь в том, что здоровье Эмили позволит мне самому проехать на север,
я выправил ему пропуск в канцелярии государственного секретаря, с тем чтобы
он ехал вместо меня. Так как его поездка имела целью главным образом
разыскать вас, она теперь отпала. Фрэнк все про вас знает; вы вместе
пообедаете в Хантингдоне и, возможно, если как следует подумаете, и
выдумаете какой-нибудь способ уменьшить, если не совсем устранить риск
такого путешествия. А теперь, - сказал полковник, извлекая обитую сафьяном
шкатулку, - разрешите снабдить вас средствами на эту кампанию.
- Дорогой полковник, мне, право, неловко...
- Простите, - сказал полковник Толбот, - вы могли бы черпать в любое
время из моего кошелька, но эти деньги принадлежат вам. Ваш отец, предвидя
возможность судебного преследования против вас, предоставил мне право
распоряжаться его имуществом в ваших интересах. Теперь у вас больше
пятнадцати тысяч фунтов стерлингов, не считая Брирвудлоджа, - уверяю вас,
это весьма порядочное состояние. Здесь банковых билетов на двести фунтов;
более крупную сумму вы можете в любое время или получить на руки, или
перевести за границу, в зависимости от обстоятельств.
Получив эти деньги, Уэверли первым долгом позаботился послать подарок
честному фермеру Джобсону. Он просил его принять серебряный жбан на память
от своего друга Уильямса, не забывшего ночь на 18 декабря. Он просил его
также сохранить его гайлэндский костюм и снаряжение, в особенности оружие,
любопытное само по себе, но особенно ценное для него как память о тех, кем
оно было подарено. Леди Эмили также позаботилась о том, чтобы найти подарок,
который пришелся бы по вкусу миссис Уильямс, а полковник, занимавшийся,
кроме всего прочего, и сельским хозяйством, обещал послать аллзуотерскому
патриарху великолепную пару лошадей, пригодную как для упряжки, так и для
полевых работ.
В Лондоне Уэверли провел один очень счастливый день. На другое утро он
уже отправился в путь, следуя плану полковника, и в Хантингдоне встретился с
Фрэнком Стэнли. Молодые люди мгновенно подружились.
- Мне нетрудно разгадать намерения дяди, - сказал Стэнли, - старый
солдат осторожен: он даже не намекнул мне, чтобы я передал вам этот пропуск,
который мне не нужен. Но если бы даже впоследствии выяснилось, что вы
получили пропуск от взбалмошного студента, cela ne tire a rien "это не имело
бы последствий (франц.).". Итак, превратитесь во Фрэнсиса Стэнли и
пользуйтесь им на здоровье.
Это предложение значительно облегчило трудности, с которыми Эдуарду
пришлось бы иначе сталкиваться на каждом шагу, и он не постеснялся
воспользоваться им, тем более что не собирался преследовать во время
путешествия какие-либо политические цели и его никак нельзя было обвинить в
том, что под прикрытием документа, выданного государственным секретарем, он
учиняет действия, направленные против правительства.
День прошел весело. Молодой студент расспрашивал Уэверли о походах, о
нравах и обычаях горцев, и Эдуарду пришлось, чтобы удовлетворить его
любопытство, насвистать мелодию пиброха, проплясать стратспей и пропеть
гэльскую песню. На следующее утро Стэнли проводил своего нового друга до
ближайшей станции и расстался с ним весьма неохотно, и то лишь по настоянию
Споктуна, который, привыкнув подчиняться дисциплине, требовал этого и от
других.