Анна Гавальда: «Просто вместе»
| Вид материала | Книга |
СодержаниеОн всем причинит неудобство. И лает слишком громко. Не хотели тебе мешать. Она со мной. Приходи, как только сможешь. |
- "Просто вместе": FreeFly; Москва, 4866.62kb.
- "Просто вместе": FreeFly; Москва, 4496.18kb.
- Анна Гавальда — Глоток свободы, 3784.39kb.
- Анна Гавальда: «Мне бы хотелось, чтоб меня кто нибудь где нибудь ждал», 1240.6kb.
- Анна Гавальда, 375.06kb.
- Когда Ленину было восемь лет, с ним случилась одна маленькая история, о которой впоследствии,, 253.04kb.
- Содержание: Вместе с Битлз, 4326.04kb.
- План мероприятия: Вступительное слово учителя и детей. Значение имен именинников, 137.44kb.
- В России, 1895.59kb.
- Пресс-служба фракции «Единая Россия» Госдума, 2264.04kb.
11
Она не спала всю ночь. Кружила по комнате, изводила себя, пугалась призраков, приняла ванну, встала поздно, поставила под душ Полетту, кое-как причесала ее, и они отправились на прогулку на улицу Гренель. Зашли в кафе позавтракать, но ей кусок не лез в горло.
– Ты сегодня нервная…
– У меня важное свидание.
– С кем?
– С собой.
– Ты идешь к доктору? – всполошилась старая дама.
После обеда Полетта, как обычно, задремала. Камилла забрала у нее вязанье, укрыла пледом и на цыпочках удалилась.
Она закрылась у себя, раз сто переставила табурет и придирчиво осмотрела кисти и краски. Ее тошнило.
Франк только что вернулся и отправился прямиком к стиральной машине. После истории с испорченным свитером он сам закладывал белье в машину, комментируя, как клуша-домохозяйка, изъяны сушки, растягивающей трикотаж и расслаивающей воротнички.
С ума сойти до чего увлекательно.
Дверь открыл Франк.
– Я к Камилле.
– В конце коридора…
Потом он закрылся у себя в комнате, и она была ему благодарна за проявленную в кои веки раз тактичность…
Оба они чувствовали себя неловко, но по разным причинам. Вранье. Причина была одна и та же: страх.
Ситуацию спас он:
– Ну что… Начнем? У тебя есть ширма? Хоть что-нибудь?
Она возблагодарила Небо.
– Видишь? Я натопила. Ты не замерзнешь…
– Потрясный камин!
– Черт, мне кажется, что я попал в кабинет врача, меня это нервирует. Я… Трусы тоже снимать?
– Если хочешь, можешь не снимать…
– Но, если сниму, будет лучше…
– Да. Но я в любом случае всегда начинаю со спины…
– Вот же непруха! Уверен, у меня там полно прыщей…
– Не беспокойся на этот счет; поработаешь голый по пояс на свежем воздухе, и они исчезнут – даже прежде, чем ты успеешь разгрузить первую машину навоза…
– Знаешь, из тебя бы вышел первоклассный косметолог.
– Может быть… Давай, выходи и садись вот сюда.
– Ты бы хоть у окна меня посадила, что ли… Все было бы развлечение…
– Не я решаю.
– А кто же ?
– Свет. И не жалуйся, потом тебе придется все время стоять…
– Долго?
– Пока не упадешь…
– Уверен, ты сдашься первой.
– Угу… – буркнула Камилла. Она хотела сказать: «Это вряд ли…»
Она начала с серии набросков, кружа вокруг него. Дурнота отступила, в руке появилась легкость.
А вот он чувствовал себя все скованнее.
Когда Камилла подходила слишком близко, закрывал глаза.
Были ли у него прыщи? Камилла не заметила. Она видела напряженные мышцы, усталые плечи, шейные позвонки, выступавшие под кожей, когда он наклонял голову, позвоночник, напоминающий изъязвленный временем горный кряж, его нервозность, выступающие челюсти и скулы. Синяки под глазами, форму черепа, впалую грудь, худые руки с темными точками – следами уколов. Прозрачная кожа, синие прожилки вен, следы, оставленные жизнью на его теле. Да. Именно это она подмечала в первую очередь: печать бездны, следы гусениц огромного невидимого танка и невозможную, немыслимую застенчивость.
Примерно через час он спросил, можно ли ему почитать.
– Да. Пока я тебя приручаю…
– А ты… ты разве еще не начала?
– Нет.
– Ладно. Ты ничего не имеешь против чтения вслух?
– Давай…
Он раскрыл книгу.
Я чувствую, что отец и мать реагируют на меня на уровне инстинкта (не разума!). Они не уверены, что хотят видеть меня у себя, – так человек сомневается, стоит ли пускать в дом собаку. Лапы вечно грязные, да и кудлат ужасно.
^ Он всем причинит неудобство. И лает слишком громко.
Одним словом, грязное животное.
Так-то оно так, но ведь у зверя человеческая история, у пса – пусть он всего лишь пес – человеческая душа. Тонкая душа, чувствующая, что думают о ней окружающие, тогда как обычная собака на это не способна.
Да ведь этот пес – сын нашего отца, но его так часто выпускали на улицу что он, сам того не желая, стал очень злым. Ну так что же! Отец давно забыл эту деталь, так зачем о ней говорить…
Он откашлялся.
Ес … Ох, извини… Естественно, пес сожалеет, что притащился сюда; на пустыре его одиночество было менее тяжким, чем в этом доме, несмотря на все их любезности. Животное явилось с визитом, дав слабину. Надеюсь, мне простят этот ложный шаг, я же, со своей стороны, постараюсь…
– Стоп,–скомандовала Камилла. – Довольно. Остановись, пожалуйста. Хватит.
– Тебе мешает?
– Да.
– Прости.
– Все. Теперь я тебя знаю…
Камилла захлопнула блокнот, и к горлу снова подступила тошнота. Она задрала подбородок и запрокинула голову назад.
– Все в порядке?
– …
– Так… Ты повернешься ко мне лицом, сядешь на стул, расставишь ноги и положишь руки вот так…
– Уверена, что мне стоит раздвигать ноги?
– Да. А руку… ты… Согни ее в запястье, а пальцы держи расслабленными… Подожди… Не шевелись…
Она порылась в своих вещах и показала ему репродукцию картины Энгра66.
– Вот так…
– Кто этот толстяк?
– Луи-Франсуа Бертен.
– Кто он?
– Будда буржуазии – сытый, богатый, торжествующий… Это не моя характеристика – так написал о нем Мане… Изумительно точно, согласен?
– Хочешь, чтобы я принял такую же позу?
– Да.
– Ну… Ладно… Расставить так расставить…
– Эй… Оставь в покое своюпиписку… Вот так… Меня твой прибор не интересует… – успокоила его Камилла, листая свои наброски. – На, посмотри. Вот он какой…
– Ох!
Одним коротким словечком он выразил разочарование и растроганную нежность….
Камилла села, положила планшетку на колени, встала, подошла к мольберту… Ничего не получается… Она занервничала, обругала себя последними словами, прекрасно сознавая, что просто пытается оттолкнуть от себя пустоту, сделать шаг назад от края пропасти.
В конце концов она поставила лист вертикально и решила сесть на одном уровне со своим натурщиком.
Наконец решилась, набрала в грудь воздуху и тут же разочарованно крякнула: сангины в коробе не было. Графит, перо, сепия,
А модель ясно дала понять – только сангина.
Она оторвала локоть от стола. Рука повисла в пустоте. Пальцы дрожали.
– Главное – не двигайся. Сейчас вернусь.
Она кинулась на кухню, нашла бутылку джина и утопила свой страх. Постояла с закрытыми глазами, держась за край раковины. Так… Еще глоток… На дорожку…
Когда она вернулась, он поднял на нее глаза и улыбнулся.
Он знал.
Эти люди всегда узнают друг друга. Даже самые униженные и смирившиеся.
Это как зонд…. Или радар.
Деликатное участие, отпущение грехов…
– Тебе лучше?
– Да.
– Тогда вперед! Пора начинать!
Он держался очень прямо и слегка отчужденно – совсем как она. Заставив себя успокоиться, посмотрел прямо в лицо той, что унижала его, сама того не понимая.
Его взгляд был печальным и просветленным.
Больным.
Доверчивым.
– Сколько ты весишь, Венсан?
– Около шестидесяти…
Шестьдесят кило вызова здравому смыслу.
(Зададим себе неприятный, но интересный вопрос: Камилла Фок протянула этому парню руку, чтобы помочь ему, как думает он сам, или для того, чтобы усадить его, голым и беззащитным, на красный пластиковый стул в кухне и препарировать?
Что это было? Сочувствие? Любовь к человечеству? Да неужели?
А может, она все просчитала заранее?
Его водворение наверх, собачий корм, доверие, гнев Пьера Кесслера, уход с работы, тупик…
Все художники – чудовища.
Нет. Невозможно. Это было бы слишком неприятно… Истолкуем сомнения в ее пользу и помолчим.
Эту девушку понять не так-то просто, но хватка у нее бульдожья. А что, если ее врожденное благородство именно сейчас и проявляется? В этот самый момент, когда зрачки у нее сузились и взгляд стал совершенно безжалостным…)
Они не заметили, как стемнело. Камилла машинальным движением зажгла свет. Оба – художница и натурщик – одинаково взмокли от пота.
– Остановимся. У меня судороги. Все тело болит.
– Нет! – закричала она.
Ее жесткий тон удивил обоих.
– Прости… Не… Не шевелись, умоляю тебя…
– В брюках… в переднем кармане… Транксен… Она принесла ему воды.
– Потерпи еще немножко… Очень тебя прошу… Можешь прислониться к стене, если хочешь… Я… Я не умею работать по памяти… Если ты сейчас уйдешь, мой рисунок можно будет отправить в помойку… Извини меня, я… Я почти закончила.
– Все. Можешь одеваться.
– Это серьезно, доктор?
– Надеюсь… – прошептала она.
Он потянулся, погладил собаку, прошептал ей на ухо несколько ласковых слов. Закурил.
– Хочешь взглянуть?
– Нет.
– Да.
Он выглядел потрясенным.
– Черт… Это… Это круто. И жестоко…
– Нет. Это нежно…
– Почему ты остановилась на лодыжках?
– Хочешь, чтобы я сказала правду или мне что-нибудь придумать?
– Правду.
– Я не умею рисовать ноги!
– А еще почему?
– Да потому… Тебя ведь мало что держит на этой земле, так?
– А мой пес?
– Вот он. Я только что его нарисовала – вид из-за твоего плеча…
– Господи! Какой же он красивый! Какой красивый, какой красивый, какой красивый…
Она вырвала листок из блокнота.
– Вот так и живем, – пробурчала Камилла, изображая обиду, – стараешься, расшибаешься в лепешку, даришь им бессмертие, а их если что и волнует, так только портрет дворняги… Нет, клянусь честью…
– Довольна собой?
– Да.
– Хочешь, чтобы я пришел еще раз?
– Да… Попрощаться со мной и оставить свой адрес… Выпьешь?
– Нет. Пойду лягу, мне что-то худо…
Провожая его по коридору, Камилла хлопнула себя по лбу.
– Полетта! Я о ней забыла! Комната была пуста. Черррт…
– Проблема?
– Я потеряла бабку своего соседа…
– Смотри… На столе записка…
^ Не хотели тебе мешать. Она со мной. Приходи, как только сможешь.
P.S.: Псина твоего парня наложила кучу у входа.