Лекция I. Понятия «языковая ситуация»

Вид материалаЛекция

Содержание


Лекция II.
Лекция III.
Методические указания
6. Правила выполнения письменных работ (контрольных текстовых работ)
7. Комплект индивидуальных заданий (рефератов) по дисциплине, тематика курсовых работ (проектов).
5. Роль государства в становлении нормы кодифицированного литературного языка. 6
7. Нормы современного мексиканского национального варианта испанского языка. 8
9. Нормы современного боливийского национального варианта испанского языка. 10
Подобный материал:
  1   2

Лекция I.

Понятия «языковая ситуация» и «языковая политика». Типология языковых ситуаций

За последние годы в связи с активизацией социолингвистических исследований проблема языковой ситуации оказалась в центре внимания лингвистов. Характерной в этом отношении является точка зрения В.А. Аврорина, считавшего данную проблему еще в начале 70х годов прошлого столетия самой существенной и наи­более специфичной для социолингвистики и включавшего в понятие языковой ситуации всю функциональную сторону языка, т.е. скла­дывающийся под влиянием социальных условий характер функцио­нирования различных форм существования языка и их взаимо­действие с другими языками во всех сферах жизни конкретной этнической общности /Аврорин 1973, 126 – 130/.

Как известно, большой вклад в теоретическую разработку проблемы языковой ситуации внес Г.В. Степанов, предложивший понятийный аппарат, определяющий место указанной категории в кругу соотнесенных с ней категорий. Исходным понятием в его концепции выступает функциональная система языка, охватывающая все виды дифференциации (варьирования) языка, возникающие под воздействием внешних факторов (временных, пространственных, социальных) и имеющих ту или иную функцию в социуме. Общей основой организации функциональной системы языка являются языковое состояние и языковая ситуация. Под языковым состоянием Г.В. Степанов понимает «совокупность всех видов его вариативности, как функционально нагруженных, так и не имеющих ясно выраженной функциональной нагрузки». Языковое состояние рассматривается при этом как некий парадиг­матический набор элементов, образующих функциональную систему языка (диалекты, литературный язык, национальные варианты), взаимодействующих или не взаимодействующих друг с другом. Что же касается языковой ситуации, то под ней ученым понимается «отношение языка (или его части), характеризующегося данным состоянием, к другим языкам или к другой части того же языка, проявляющееся в различного рода пространственных и социальных взаимодействиях (синтагматический план)» /Степанов 1976, 30 – 31/.

Одним из существенных аспектов рассматриваемой проблемы служит типология языковых ситуаций. Данный вопрос нашел свое отражение, в частности, в работах Л.Б. Никольского, выделяющего экзоглоссные и эндоглоссные, сбалансированные и несбалансированные ситуации: им различаются языковые ситуации, при которых взаимодействуют друг с другом социально-коммуникативные системы разных языков (экзоглоссные ситуации), системы одного и того же языка (эндоглоссные ситуации), функционально равнозначные системы (сбалансированные ситуации) и системы, функционально дополняющие друг друга (несбалансированные ситуации) /Никольский 1976, 80 – 88/.

В частности, как отмечает Г.В. Степанов, языковую ситуацию в функциональном отношении можно рассматривать в двух аспек­тах: семасиологическом (изучение функций, которые выполняет та или иная языковая система или подсистема в разных социумах) и ономасиологическом (изучение того, какими системами выпол­няются разные функции в указанном социуме). Иными словами, социолингвистический анализ может осуществляться от языковой системы к социальной функции или, наоборот, от функции к системе. Число функциональных элементов может уменьшаться (дисфунк­ция), одни классы языковых систем (например, диалекты, варианты) превращаться в другие (например, в разные языки), а некоторые функции могут передаваться от одной системы другой (например, обиходно-разговорная функция может перейти от диалекта к устной форме литературного языка) /Степанов 1976, 142/.

Попытаемся перечислить те параметры, которые могли бы лечь в основу типологии языковых ситуаций на территории юго-запада США. Прежде всего сюда относится социальный статус английского и испанского языков в Северной Америке. При этом в изыскании разделяются официальный (юридический) и фактический статус английского и испанского языков. Первый определяется законодательно закреп­ленным положением этих языков, а второй – суммой признаков, позволяющих судить об их фактической роли в данном обществе (количество говорящих, социально-демографические характеристики последних, диапазон функционального использования, наличие билингвизма или диглоссии среди его носителей, степень факти­ческой реализации его официального статуса).

Не менее важен и учет объема и характера социальных функ­ций, выполняемых компонентами языковой ситуации. Здесь в работе определяются степень употребления английского и испанского языков в различных сферах человеческой деятельности (образование, наука, официальное делопроизводство, обиходно-бытовое общение и др.), а также их социально-коммуникативная роль, т.е. масштабы использования в рамках данного языкового коллектива или же за его пределами в качестве средства местного общения, региональной, внутригосударственной и, наконец, международной коммуникации.

При разборе нашего материала также учитываются социаль­ные функции языка. Среди них особое место занимают те, которые американский ученый Я. Гарвин относит к числу так называемых «символических функций» (symbolic functions): объединяющей (uni­fying), выделительной (separating) и престижной (prestigious) /Gar­vin 1964, 521 – 523/. Объединяющая функция служит для объединения носителей в единый коллектив. Выделительная функция заключается в выделении данного языкового коллектива среди других и противопоставлении его им. Престижная функция связана с социальным престижем, которым пользуется та или иная языковая система. При этом необходимо иметь в виду, что престиж языка или диалекта с точки зрения его носителя необязательно совпадает с его престижем с точки зрения носителя других языков и диалектов.

Наконец, при описании языковой ситуации на юго-запа­де США принимаются во внимание и некоторые специфические признаки самих сосуществующих языковых систем: 1) наличие у то­го или иного языка разработанной системы письменности; 2) при­сутствие диапазона функциональных стилей, присущих языку и отражающих набор выполняемых им социальных функций и его соци­ально-коммуникативную роль.

Другой существенной характеристикой языка в современном обществе является степень разработки и кодификации его норм. Для литературного языка большое значение имеет степень унификации норм на различных уровнях, поскольку от этого в значительной мере зависит выполнение литературным языком его эталонной функции. Так, языковая ситуация в Англии отличается от ситуации в Соединенных Штатах, в частности, тем, что «британский вариант литературного английского языка характеризуется относительно высокой степенью унификации нормы на всех уровнях, тогда как в американском варианте отмечается широкий диапазон “региональной вариативности нормы” прежде всего на фонетическом и лексическом уровнях» /Швейцер 1971, 41 – 51/.

Особо следует остановиться на языковой политике, которая является не только одним из важнейших факторов, формирующих языковую ситуацию, но и существенным аспектом последней.

Языковая политика представляет собой часть общей политики государства, общественной группировки, партии, класса, социального института, т.е. деятельности, проводимой ими в своих интересах, во имя поставленных перед собой политических целей. Языковая политика может носить как конструктивный, или поощрительный, так и деструктивный, ограничительный характер. В первом случае языковая политика направлена на расширение функций языков и сферы их применения, на повышение их социально-коммуника­тивной роли, а во втором – на сужение функций, ограничение сферы их применения, а порой – на полное вытеснение. На территории юго-западных штатов Америки языковая политика государства четко направлена на ограничение сферы применения испанского языка.

Языковая ситуация может складываться как из межъязыковых, так и из внутриязыковых отношений, т.е. из отношений между данным языком и другими языками, сосуществующими с ним в определенном ареале, и из отношений между подсистемами того или иного языка, например, между литературным языком и диалектами. Как указывалось выше, в первом случае речь идет об экзоглоссных, а во втором – об эндоглоссных отношениях. Языковая ситуация на юго-западе США характеризуется сочетанием как экзоглоссных, так и эндоглоссных отношений между формирующими эту ситуацию языковыми системами и подсистемами.

Рассмотрим сначала языковую ситуацию на территории юго-западных штатов Америки в ракурсе экзоглоссных отношений. Прежде всего следует отметить, что названную ситуацию можно причислить к разряду явно несбалансированных, поскольку сосу­ществующие в ее рамках языковые системы никак нельзя считать функционально равнозначными. В большинстве коммуникативных сфер доминирует английский язык или, точнее, его американский национальный вариант (American English – АЕ )1, язык господствующей в стране культуры.

Тенденции, характеризующие нынешнюю экзоглоссную ситу­ацию в рассматриваемом ареале, уходят своими корнями в самый ранний период колонизации американского континента и форми­рования американской нации. Подобно языку испанских и порту­гальских колонизаторов, английский язык завоевывал доминиру­ющее положение в процессе колониальной экспансии. «Торжество английского, испанского и португальского языков в странах Нового Света, – писал американский социолог Дж. Фишман, – это торжество физической силы, экономического контроля и идеологического заси­лья» /Fishman 1972, 136/.

Первая английская колония на территории Северной Америки была основана в 1609 г. С тех пор вся история колоний характеризо­валась истребительными войнами против индейцев – коренного населения американского континента. О жестокости этих войн крас­норечиво свидетельствуют следующие цифры: индейское населе­ние Америки, насчитывавшее ко времени европейской колонизации от 800 тыс. до 1 млн. человек, к концу XIX века сократилось до 200 тыс. /Золотаревская 1973, 96 – 99/. Присущий колонизаторам взгляд на коренных обитателей Америки как на существа низшего порядка распространялся и на их культуру, в том числе, и на язык, который с течением времени был низведен до языка бытового об­щения в пределах индейских резерваций.

Расширение территории английских колоний, а впоследствии и нового государства – США за счет земель, принадлежавших ранее Франции, Голландии, Испании и Мексике, сопровождалось дальнейшей экспансией английского языка, укреплением его господствующей роли в американском обществе. Так, поселение Новый Амстердам, стоявшее в XVI веке на месте нынешнего Нью-Йорка, представляло собой, по свидетельству Ч. Лэрда, «настоящий Вавилон», где, помимо речи хозяев колонии – голландцев, звучала речь валлонов, французских гугенотов, немцев из Пфальца, португальцев и др. Для ведения официальной корреспонденции губернатор колонии Иохан Принтц был вынужден выписать секретаря, владевшего латынью, которая порой выполняла функции lingua franca. Ситуация в корне изменилась с приходом англичан, язык которых вытеснил голландский и иные языки с этой территории /Laird 1970, 107/.

Сходная судьба постигла и другие языки соперничавших с Англией на североамериканском континенте европейских держав. На территории юго-запада Соединенных Штатов сохранились лишь отдельные испаноязычные общины, состоящие в подавляющем большинстве из новой иммиграции, и немногочисленные языковые островки наподобие «кейдженов» (Cajuns – диалектизм от Acadians) в Луизиане – потомков бежавших из Акадии (нынешней Новой Шотландии) французов после захвата этой колонии англичанами. Неслучайно в своей книге «Язык в Америке» Ч. Лэрд назвал анг­лийский язык языком, «вторгшимся» (invading language) на северо­американский континент /Laird 1970, 108/.

Как известно, на протяжении всей истории США население этой страны непрерывно пополнялось иммигрантами – сперва глав­ным образом выходцами из стран Западной и Центральной Евро­пы – Германии, Ирландии, Англии и др., а к концу XIX века – вы­ходцами из Южной и Юго-Восточной Европы: Италии, Австро-Венгрии, царской России. С этим основным потоком иммиграции смешивались пришельцы из Турции, Китая, Японии и других стран. Вливаясь в американское общество, все указанные группы в той или иной степени попадали под влияние общеамериканской среды. В ходе их адаптации значительную роль играло усвоение ценностей уже сформировавшейся доминирующей культуры, овладение анг­лийским языком как важнейшим элементом процесса «аккульту­рации». Знание английского языка давало вполне осязаемые преиму­щества и рассматривалось как непременное условие интеграции группы или индивида в рамках американского общества.

Подчиненное положение «иммигрантских» языков в структуре сложившейся в США языковой ситуации сказывалось и в значительной интерференции, которую испытывали эти языки со стороны английского, в особенности на фонетическом и лексическом уровнях.

В Соединенных Штатах (в том числе, и юго-запада США), как один из существенных аспектов языковой ситуации, в наши дни имеет место общая тенденция к вытеснению языков национальных меньшинств английским языком. Эта тенденция подтверждается данными сопоставительного анализа результатов переписи 1940, 1960, 1970, 1980 и 1990 годов. В целом в указанный период (1940 – 1990) наблюдалось значительное снижение количества опрошенных, указавших в качестве родного языка какой-либо «неанглийский» язык. В 1940 году среди носителей «неанглийских» языков ведущее место занимали носители немецкого, итальянского, польского, испанского, идиш и французского. К 1960 году ведущее место сохранилось за той же «большой шестеркой», но в несколько ином порядке: итальянский, испанский, немецкий, польский, французский и идиш; в 1990 году на первом месте был испанский язык, за ним – итальянский, немецкий, польский, французский и китайский.

В изученной нами специальной литературе (Hernández 1997, 1 – 3; U.S. Bureau of the Census. Census of Population. Characteristics of the Population 1970, 1980; U.S. Bureau of the Census. Census Pro­file 1990) приводятся цифровые показатели по испаноязычному населению юго-западных штатов Америки, для которых испанский язык является родным.

Необходимо отметить, что доминирующий статус английского языка в США находит свое отражение не только в объективном, но и в субъективном аспекте языковой ситуации. Характерно, что высокий социальный престиж английского языка среди англоязычного населения, как правило, подразумевает более низкий престижный ранг других языков. На самой низкой ступени престижной иерархии находятся «гибридные» языки иммигрантов, испытывающие интер­ферирующее воздействие английского языка. На вершине иерар­хической лестницы с самого начала находилась «референтная груп­па» – так называемые WASP (White Anglo-Saxon Protestants — белые протестанты англосаксонского происхождения). Именно эта группа и ее национализм служили воплощением тех ценностей, на которые ориентировались другие группы в процессе «американизации». Культура данной группы, ее вкусы, социальные нормы и язык становились эталоном для подражания. Интересно, что подражание распространилось и на имена собственные. Так, Кравец превращался в Тейлора, Ковальчик в Смита, Циммерман в Карпентера, Пфунд в Паунда, Подлесник в Андервуда, Ионеску в Джоунза и т.д. Как повествует Г. Менкен, президент Гувер был потомком немецкого поселенца Хубера, губернатор Пенсильвании Пеннибэкер – потомком голландца Паннебакера /Mencken 1957, 474 – 554/.

Представители иммигрантских меньшинств всегда занимали маргинальное положение в американской культуре, и, в сравнении с занимающим центральное место в американской жизни англий­ским языком, их языки всегда были маргинальными языками.

Среди факторов, формирующих языковую ситуацию на юго-западе Соединенных Штатов, следует, в первую очередь, выде­лить языковую политику американского «истэблишмента». Полити­ка «американизации» национальных меньшинств, традиционной ориентации на англосаксонскую культуру, дискриминации и сегре­гации меньшинств в сфере образования, экономики и др. – все это нашло свое отражение в языковой политике, направленной на сохра­нение доминирующей роли английского языка во всех сферах соци­альной жизни.

В системе государственных школ США в целом и юго-запа­да США, в частности, в течение многих лет безраздельно господ­ствовал английский язык. Лишь сравнительно недавно (1968), в свя­зи с усилением борьбы национальных меньшинств за свои права, конгресс США принял так называемый «Закон о двуязычном обу­чении» (Bilingual Educational Act), допускающий использование в учеб­ном процессе некоторых языков, которые раньше не употреблялись в государственных школах; подготовку (на «неанглий­ских» языках) соответствующих учебных материалов и (в отдельных случаях) разработку письменности.

Сужение коммуникативной сферы «неанглийских» языков в Северной Америке яв­ляется результатом комбинированного воздействия множества социальных факторов – школы, религии, средств массовой коммуника­ции. Роль последних едва ли можно переоценить: печать, радио и телевидение значительно расширяют сферу контактов неанглоязычного населения страны с английской речью, способствуя ее внедрению в повседневный домашний быт, где дольше сохранились позиции родного языка.

Подводя итоги сказанному, можно подчеркнуть тот несомненный факт, что структура экзоглоссных отношений, будучи одним из аспектов языковой ситуации на юго-западе США, является по су­ществу одним из элементов структуры социальной дифференциации языка. В самом деле, взаимодействующие друг с другом компоненты экзоглоссной ситуации – английский язык, «неанглийские» языки национальных меньшинств и бытующие среди последних «гибрид­ные» языки – обладают достаточно четкой социальной маркиро­ванностью. При этом эта маркированность в известной мере отра­жает социальную структуру общества.


^ Лекция II.

Внешняя вариативность языка в территориальном и социальном пространствах. Понятие «диалект». Классификация диалектов в отечественном и зарубежном языкознании

С проблемой языковой ситуации тесно связан вопрос внешней вариативности языка в территориальном и социальном пространствах, особенно к изучению процессов, происходящих в языке на национальном уровне. Огромный вклад в разработку языковой вариативности как в аспекте социолингвистики, так и лингвистики (на материале испанского языка) внес академик Г.В. Степанов, создавший, в частности, концепцию «национального варианта», под которым им понимаются «такие формы национальной речи, которые не обнаруживают резких структурных расхождений, но вместе с тем приобретают автономию, поддерживаемую и осознаваемую в пределах каждой национальной общности» /Степанов 1976, 100/2.

Выход испанского языка за пределы первоначального распространения создал условия для формирования его отдельных разновидностей3.

Недостаточная разработка сложной проблемы форм существования испанского языка приводит к большой путанице в терминологии в отношении социолингвистических статусов отдельных разновидностей испанского языка за пределами Испании. Среди испанских и латиноамериканских лингвистов и социолингвистов до сих пор не выработаны дифференциальные признаки их классификации. Наиболее часто здесь применяются такие термины, как idioma nacional, nuestra lengua, el idioma de + название жителей страны, el idioma nacional de + название жителей страны, idioma patrio, idioma nativo, castellano, el español en + название страны, lengua + определение, образованное от названия страны /Oroz 1966; Borges, Clemente 1953; Prodretti de Bolón 1983/.

В испанистике США по отношению к разновидностям испанского языка в Северной Америке употребляется термин dia­lect /Peñalosa 1980; Sánchez 1994; Lozano 1974, 147 – 151; Hidal­go 1993, 25 – 49/.

В отечественной научной литературе при указании статуса испанского языка в различных странах Латинской Америки очень час-то можно встретить смешение понятий «национальный вариант литературного языка» и «диалект». Так, в историко-этнографическом справочнике «Народы мира» (1998) и энциклопедии «Народы и религии мира» (1998) в плане ранга испанского языка в ряде латиноамериканских государств находим такие его определения: «аргентинский диалект испанского языка», «гватемальский диалект испанского языка», «колумбийский диалект испанского языка», «местный диалект испанского языка» (о языке никарагуанцев) и т.д. Встречаются также такие дефиниции, как «латиноамериканский вариант испанского языка» (о языке венесуэльцев), «местный вариант испанского языка» (о языке боливийцев).

Подобная погрешность в определении статуса испанского языка в отдельных латиноамериканских странах имеется и в этнодемографическом справочнике С.И. Брука «Население мира». Например, «мексиканский диалект» (о языке мексиканцев), «особый диалект испанского языка» (об испанском языке в Никарагуа) и т.д. Думается, что использование данных терминов по меньшей мере неточно. Оно не отвечает сущности явления: авторами не учитываются основные различия между статусами «национальный вариант» и «диалект», которые вытекают как из социально-политического фактора и полноты выполняемых языком общественных функций, так и из соответствия / несоответствия литературной на­циональной норме. Решающим моментом для определения формы существования языка является та общественная функция, которую он выполняет. Любой национальный язык, так же, как и его нацио­нальный вариант, обслуживает нацию, тогда как диалект – только часть национальной общности, при этом в ограниченной сфере коммуникации.

Под термином диалект (греч. διαλεκτος от глагола διαλεγο-μαι ‛говорить, изъясняться’) нами понимается «разновидность того или иного языка, употребляемая в качестве средства общения лицами, связанными тесной территориальной, социальной или профессиональной общностью» /Лингвистический энциклопедический словарь 1990, 132/. Диалект входит в состав более обширного языкового образования (общенародный язык), противопоставлен другим частям этого целого, другим диалектам и имеет с ними общие черты. Данное противопоставление существует в течение всей жизни языка, но на разных этапах меняется соотношение этих понятий: на ранних этапах превалирует диалект, в наши дни – литературный язык4. Как и общенародный язык, диалект имеет письменную и устную формы, однако, в отличие от общенародного языка, письменное проявление здесь далеко не обязательно. К примеру, из современных диалектов французского языка наиболее последовательно письменная форма имеет место в валлонском диалекте, для которого еще Ж. Феллером в начале XX века была разработана своя система написания5. «Письменность остальных современных диалектов французского языка заключается, в основном, в записях фольклорных текстов, иногда – в нормализованной орфографии, чаще – в транскрипции» /Бородина 1958, 77/.

В отличие от современных диалектов, которые французские диалектологи обычно называют «патуа» («patois»), большинство средневековых диалектов имело свою письменность («scripta»), а также свою литературу, которая различалась по темам и характеру в зависимости от культурно-исторических условий существования данной феодальной территории /Borodina 1961, 286 – 289/.

Традиционно различают территориальные и социальные диалекты. Для определения территориального диалекта как части целого (языка) существенны понятия диалектного различия и изоглоссы. Примерами диалектных различий могут быть в русском языке явления оканья, аканья, различения звуков [ц] и [ч] и их неразличение (цоканье), наличие звука [г] взрывного образования и звука [γ] фрикативного образования формы родительного падежа единственного числа, например: у жене, у сестре и у жены, у сестры и т.д. Изоглоссы разных явлений могут сближаться, образуя пучки. С помощью пучков изоглосс выделяются территории, характеризующиеся относительной общностью языковой системы, т.е. выделяются территориальные диалекты /Русский язык. Энциклопедия 1979, 70/6.

Под социальными диалектами в отечественной и зарубежной диалектологии подразумевается язык определенных социальных групп. Таковы отличающиеся от общенародного языка только лексикой профессиональные языки охотников, рыболовов и др.; групповые или корпоративные жаргоны или сленги учащихся, студентов, спортсменов, солдат и пр. главным образом молодежных коллективов; тайные языки, арго деклассированных элементов, торговцев и т.п. Таковы также варианты общенародного языка, характерные для определенных экономических, кастовых, религиозных групп населения /Лингвистический энциклопедический словарь 1990, 133/.

Между территориальными и социальными диалектами имеются существенные различия: во-первых, в пространственном отношении понятие социального диалекта значительно шире, чем понятие территориального диалекта; во-вторых, особенности территориального диалекта касаются всего строя языка, поэтому они являются частью более общего языкового образования, особенности же социального диалекта охватывают, как правило, лишь факты лексики и фразеологии /Рус­ский язык. Энциклопедия 1979, 70/.

Как известно, имеются различные принципы выделения диалекта. Одним из первых и наиболее распространенных является описание диалекта с точки зрения лингвистической географии; имеет место также ареальный метод исследования диалекта и некоторые другие. Кратко остановимся на их характеристике.

Лингвогеографический подход к вычленению диалекта неизбежно связан с выявлением и разграничением его контуров. Речь может идти об очень расплывчатых контурах, в которых с трудом определяется ядро диалекта, в других же случаях указанные контуры очерчивают диалект более определенно. Как правило, контуры диалекта определяются по разным аспектам языка – фонетическим (и фонологическим), лексическим, грамматическим (чаще мор­фологическим). Наиболее «расплывчатыми» пучками выступают лексические изоглоссы7, наиболее «компактными» – фонетические. «Компактность» последних определяется тем, что фонетические особенности обычно встречаются в определенном количестве слов, а также тем, что «закономерные» сдвиги артикуляции нередко одновременно охватывают целую серию однородных в артикуляционном отношении звуков.

Ареальный метод исследования диалектов вскрывает не только границы диалекта, но и внутридиалектные дробления на поддиалекты или на говоры. К примеру, «в лотарингском диалекте выделяется говор Boгeз» /Бородина 1966, 14/.

Современные диалекты – результат многовекового развития. Если подойти к диалекту с позиций исторического развития, учитывая при этом и его лингвогеографическую структуру, то представляется удачной по данному вопросу точка зрения В.М. Жирмунского: «Диалект представляет единство не исконно данное, а сложившееся исторически, в процессе общественно обусловленного взаимодействия с другими диалектами общенародного языка, как результат не только дифференциации, но и интеграции: единство развивающееся, динамическое, как о том свидетельствует характер изоглосс языковой карты, наглядно отражающей связь истории языка с историей народа» /Жирмунский 1954, 23/. На протяжении истории, в связи с изменением территориальных объединений, происходит дробление, объединение, перегруппировка диалектов. Границы современных диалектов могут отражать существовавшие в прошлом границы между разными территориальными объединениями: государствами, феодальными землями, племенами. Так, например, после развала Римской империи и фрагментации разговорной латыни возникли романские диалекты, которые первоначально имели равные шансы развития в полифункциональные, нормированные языки. Но в силу действия причин политико-экономического характера одни письменные традиции смогли сохраниться и развиться в национальные языки, имеющие общегосударственный или региональный статус (каталанский, галисийский, баскский), другие же многочисленные письменные традиции (такие, как андалузская, арагонская, астурийско-леонская, эстремадурская в Испании; гасконская, провансальская и многие другие во Франции) «замерли» в Новое Время по причине отсутствия политико-экономической самостоятельности соответствующих регионов. Устные же формы диалектной речи продолжали существовать в течение веков, постепенно контаминируясь с литературным языком. Особенно сильно позиции диалектов стали ослабевать, начиная с 60х годов нашего века, по причине ускорения процессов индустриализации, урбанизации, миграции населения и интенсивного развития средств массовой информации. Однако реакция на эти процессы не замедлила сказаться. Движение за автономию исторических регионов, достигшее своей кульминации в Испании, знаменует собой начало перехода «от Европы государств к Европе регионов», в которой каждому региону предоставляется известная самостоятельность в разрешении проблем социально-экономичес­ко­го и культурного характера. В борьбе за сохранение национальной самобытности языку отводится важнейшее место в силу его огромной символической и культурной значимости /Нарумов 1993, 15 – 16/.

Следует напомнить, что в истории диалектологии существовали различные точки зрения на принципы выделения диалекта. Спор о существовании диалектов восходит ко временам Г.И. Асколи и П. Мейера. Известный итальянский романист Г.И. Асколи на основании фонетических признаков впервые выделил на территории распространения романских языков самостоятельную группу говоров, которые он назвал франко-провансальскими (север Дофине, часть района Лиона, юг Бургундии, Франш-Конте, часть Вогез, Савойи и Романской Швейцарии). В 1875 году Г.И. Асколи опубликовал свое исследование «Франко-провансальские этюды» в основанном им же журнале («Archivio glottologico italiano»)8. Работа названного ученого вызвала возражения со стороны крупного французского филолога П. Мейера9. Последний отрицал возможность установления границ диалектов, тем самым он опровергал существование диалектов вообще: «Le dialecte… n’est lui-même qu’une conception assez arbitraire de notre esprit (‘Диалект… является всего лишь довольно произвольной концепцией нашего ума’)» /Meyer 1875, 294/. Можно определить, писал П. Мейер, на каком пространстве распространен тот или иной языковой факт, но не диалект, потому что вряд ли можно найти даже два факта, границы распространения которых совпадали бы. Распределение отдельных признаков произвольно. Например, в пикардском диалекте граница начального несмягченного с (camp) четко проводится, по мнению П. Мейера, на юге; на востоке же этой границы нет, потому что в валлонском диалекте наблюдается аналогичное явление. На западе указанный феномен (отсутствие палатализации начального с) также иногда имеет место. Окончание имперфекта на – ое (лат. cantabam > диал. chantoe) наблюдается в нормандском и в пикардском диалектах, но это же явление встречается в Анжу и в Пуату. Особенно трудно определить границы франко-провансальских говоров, потому что для ряда названных говоров нет даже средневековых текстов, и Г.И Асколи пришлось основываться на данных современных диалектов, сведения о которых он часто брал, по свидетельству П. Мейера, из «вторых рук». Если бы, подчеркивал П. Мейер, Г.И. Асколи «выбрал не те особенности, которыми он оперировал, а другие черты, то и диалектное деление Франции было бы совсем другим» /Meyer 1875, 294 – 295/.

Спор Г.И. Асколи и П. Мейера положил начало существованию двух направлений в изучении диалектов. Романисты разделились на сторонников и противников существования диалектов как географически обособленных местных говоров, характеризующихся сочетанием определенных признаков. Через несколько лет после выступления П. Мейера его идеи были четко сформулированы и развиты известным французским филологом Г. Парисом. Основные идеи данного ученого сводятся к следующим положениям: нет двух мест во Франции, где говорили бы на одинаковом языке. Каждый департамент, город, коммуна имеют свои особенности. Тем не менее все население не только Франции, но и дальше, включая соседние страны, представляет собой «сплошную цепь» людей, в которой каждый понимает своего соседа «справа и слева». Отсюда Г. Парис делает вывод, что «в действительности диалектов не существует, имеется лишь разное географическое распределение тех или иных языковых фактов. Можно найти границу каждого из этих фактов, но невозможно установить границу диалектов» /Paris 1909, 432 – 448/. Г. Парис развивает идеи П. Мейера: он отрицает границы не только между диалектами одного языка, но и между родственными, в данном случае, романскими, языками. Здесь можно привести слова Г. Шухардта: «Что касается той земли, по которой мы сейчас путешествуем, то следует с уверенностью сказать, что она никогдa не знала ни испанского, ни французского или итальянского языков, ни верхнеитальянского, ломбардского или вельтлинского диалектов. Это – не более, как географические собирательные обозначения» /Шухардт 1950, 27/.

Теория Г. Париса была воспринята критически рядом ученых (Ш. Туртулон, Л. Дюран ле Гро, А. Хорнинг, Ж. Пасси, В. Ферстер, М. Симон; Л. Гоша, А.Л. Терраше, Е. Тапполе и др.). Указанные ученые пытались установить четкие границы диалектов. Большинство из них – практики, посвятившие свою жизнь рассмотрению особенностей говоров тех или иных районов Франции и Швейцарии. Они являются представителями так называемой «Швейцарской школы», поскольку именно в швейцарских говорах, сохранившихся лучше, чем говоры Франции, был найден наибольший материал для определения границ отдельных патуа. Наиболее последовательное изложение принципов «Швейцарской школы» мы находим у Л. Гоша в статье «Существуют ли диалектные границы?»10. Л. Гоша оперирует большим фактическим материалом. Он утверждает, что «в синтаксических особенностях диалекты мало оригинальны, в то время, как распространение слов в большей степени зависит от случайности, чем распространения звука» /Gauchat 1903, 377/. Небезынтересно, что, хотя названный диалектолог не изучал специально лексику, он подчеркивал, что именно через лексику история языка связана с историей народа, страны. «Фонетические законы и образования по аналогии означают лишь одну, можно сказать, идеальную сторону жизни языка; вторая, реальная сторона жизни языка, коренится в истории, в истории отдельных местностей и в истории государства» /Gauchat 1903, 398 – 399/.

Только в самом конце XIX века начинается подлинно научное изучение диалектов Франции, Швейцарии, Германии и ряда других стран, в связи с созданием первых лингвистических атласов, а также в результате тех достижений, которые наблюдались в развитии общей фонетики: была разработана научная классификация звуков речи, уточнены фонетические понятия, создана более совершенная фонетическая транскрипция.

Отечественная диалектология, опираясь на традиции русской диалектологии и лингвистической географии, признает диалекты как реально существующую разновидность языка и разработала принципы их описания. Особое внимание при этом уделяется принципам отбора типичных изоглосс, наиболее существенных для диалектного членения языков. В зависимости от того, каким из них придается решающее значение при выделении диалектов, существуют две точки зрения на диалекты (в первую очередь, русского языка). Одна из них заключается в том, что диалекты ограничиваются областями, очерченными тем или иным пучком изоглосс. Данный пучок составляют явления, относящиеся ко всем уровням языка. С этой точки зрения диалекты являются единицами лингвогеографического членения языка (К.Ф. Захарова, В.Г. Орлова).

Однако, как совершенно справедливо отмечает Р.И. Аванесов, при выделении диалектов необходимо учитывать не только языковые характеристики последних, но и элементы материальной и духовной культуры, историко-культурные традиции, этническое самосознание. При этом Г.А. Хабургаев определяет территориальный диалект как средство общения населения исторически сложившейся области со специфическими этнографическими особенностями, как единицу лингвоэтнографического членения, обрисовывающуюся на карте совокупностью языковых и этнографических границ. Комплексное рассмотрение изоглосс и изопрагм (изолиний соответствующих реалий) доминирует также в изучении Н.И. Толстым белорусско-украинско-русского Полесья.

В отечественной лингвистике в разработке диалектологии как науки первостепенная роль принадлежит В.М. Жирмунскому, который изучал диалекты (в первую очередь, социальные) на мате­риале немецкого языка.

В своей книге «Немецкая диалектология» В.М. Жирмунский проанализировал диалекты немецкого языка и констатировал, что для областей немецкого языка характерны значительные различия историко-географического характера во взаимоотношениях между общенациональной нормой и диалектами в их социальных разновид­ностях. Как подчеркивает ученый, диалекты сохранились наиболее прочно на юге, в особен­ности там, где этому содействовало раннее государственное обособление от германской империи: в Швейцарии, где так называемый «швейцарско-немецкий язык» (Schweizer Deutsch) в его местных городских разновидностях является разговорным языком всех классов общества, включая «образованных»; в Эльзасе, где местный немецкий народный диалект противостоит французскому языку как государственному; в Австрии, где городской полудиалект Вены в течение длительного времени являлся нормой, воздейство­вавшей на местные крестьянские диалекты как объединяющая сила; в значительной степени в Баварии и Вюртемберге, сохранявших до первой мировой войны значительную культурную автономию в рамках бисмарковской империи /Жир-мунский 1956, 563 – 573/. Такое положение, согласно мнению В.М. Жирмунского, подсказывает с методической точки зрения необходимость при описании диалекта постоянно учитывать его социальное расслоение и наличие конкурирующих дублетных форм с различным социальным и функцио­нальным приурочением. «Только подобное описание будет соответствовать языковой действительности в ее реальных социально-лингвистических предпосылках» /Жирмунский 1976, 394/.

Дальнейшая разработка регионального подхода в отечественной германистике (М.М. Гухман, Н.Н. Семенюк, Н.И. Филичева и др.) связана с длительной дискуссией о территориальной основе немецкого литературного языка и изучением его территориального варьирования. Оно проявляется как важнейшее онтологическое свой­ство на раннем этапе формирования общенемецкого литературного языка (конец XV века) в наличии конкурировавших и взаимодействовавших территориальных вариантов литературного языка: восточно-средненемецкого, юго-восточного, юго-западного, нижненемецкого. Анализу юго-западного территориального варианта немецкого литературного языка посвящено, в частности, диссертационное исследование С.И. Дубинина /Дубинин 2002/.

На материале французского языка Н.А. Катагощина проанализировала (в плане диахронии) процессы формирования французского письменно-литературного языка (на основе сопоставления старофранцузских диалектов XI и XII веков) и пришла к выводу, что в названный период существовали две основные диалектные группы: западная и северо-восточная11. Западная группа, согласно точке зрения Н.А. Катагощиной, объединяла нормандский, северо-западные, юго-западные и франсийский диалекты. Восточная группа включала валлонский, лотарингский и бургундский диалекты. Пикардский диалект занимал промежуточное положение, сочетая в себе западные и восточные черты. Более своеобразным было положение шампанского диалекта. Н.А. Катагощина отмечает, что «расхождения между старофранцузскими диалектами обнаруживались главным образом в области фонетики (своеобразие развития одних и тех же латинских звуков). Слабее были различия в области морфологии: они заключались в том или ином использовании вариантов общих форм. Ряд явлений мог совпадать даже в наиболее отличных друг от друга диалектах. Таким образом, различия между старофранцузскими диалектами XI – XII веков не носили характера глубоких расхождений в основных звеньях строя языка, – скорее это были лишь известные видоизменения одного общего целого (народной латыни Галлии)» /Катагощина 1956, 31/.

М.А. Бородиной (также в плане диахронии) был исследован лотарингский (территориальный) диалект французского языка в рамках лингвистической географии /Бородина 1962/. М.А. Бородина рассмотрела следующие фонетические признаки лотарингского диалекта: развитие согласного r (названным автором было обнаружено фонологическое противопоставление r-лотарингское (аналогичное – hh) – r литературное12: dur ‘печень’ – duhh ‘твердый’; mur ‘спелый’ – muhh ‘стена’; pur ‘чистый’ – puhh ‘колодец’; vahh ‘зеленый’ – vaf ‘вдовец’. Чаще всего данное противопоставление встречается в конце слова. В отдельных случаях оно обнаруживается также и в середине: poh- hon ‘рыба’ – pohon ‘яд’; развитие а + j > a: facere > far ‘сделал’ (в соседних диалектах и в литературном языке это сочетание переходит в е); оглушение звонких согласных на конце слова, в частности, ž > `ѕrou­ge ‘красный’, neige ‘снег’, fromage ‘сыр’ и др.); развитие вставного j в – éе < лат. – ath (лот. matinaj – лит. matinée ‘утро’); развитие [о] в [u] (например, в словах bossu ‘горбун’, fort ‘сильный’, corde ‘веревка’); назализация и употребление протетического е.

Из грамматических особенностей лотарингского диалекта М.А. Бородиной были проанализированы такие, как: приглагольное отрицание; особенности некоторых наречий (потенцированные, т.е. «усиленные» формы наречий ‘там’ и ici ‘здесь’ – toulà, tousi, а также bela вместо là-bas ‘там внизу’); стяженный и определенный артикли мужского рода единственного числа; личные местоимения и инфинитивы глаголов I группы.

Что касается лексических характеристик лотарингского диалекта французского языка, отметим, что в данном случае М.А. Бородиной было обнаружено более ста зон лексем: зоны «архаизмов», неологизмов, собственно лотарингизмов, диалектных географических вариантов, германизмов и т.д. К примеру, зоны «архаизмов» в большинстве случаев образованы из лексем, в прошлом общефранцузских, теперь же употребляемых только или преимущественно в Лотарингии. Так, слова braire, ersoir, coche, flairer, géline, jotte, chausse были общефранцузскими до XVI – XVII веков, в течение которых они выходят из общенародного использования и заменяются соответствующими синонимами – pleurer ‘плакать’, hier ‘вчера’ (и avant - hier ‘позавчера’), cochon ‘свинья’, puer ‘неприятно пахнуть чем-л’, poule ‘курица’, chou ‘капуста’, bas ‘низкий; невысокий’. Как указывалось выше, в некоторых случаях здесь речь идет об исконно-лотарингских диалектизмах, в том числе, о словах, связанных с особенностями реалий и местных обычаев. К исконно-лотарингским диалектизмам М.А. Бородина относит: kmot или pmot (лит. pomme ‘яблоко’), dépro­ter (лит. dévêtir ‘раздевать’), nunet – термин, связанный с местным обрядом при венчании – ‘особая застежка на подвенечном платье’, ba­vette (лит. moucheron ‘мошкора; разг. мальчишка’), hоje (лит. glis­ser ‘скользить’), sugnon – старолотарингский словообразовательный вариант к sureau ‘бузина’, jotte в значении ‘капуста’ (лит. chou), meš – ‘сад, огород (примыкающий к дому)’ и др.

И.И. Челышева исследовала территориальные диалекты Италии, «к которым относятся романские диалекты населения Италии и Сан-Марино, кроме тех областей Италии, наречия которых признаются отдельными языками (фриульский язык, ладинский язык, сардинский язык). На диалектах Италии говорят также в некоторых зонах сопредельных с Италией стран (Швейцария, Франция, Монако). Диалекты сохраняет в бытовом общении часть эмигрантов итальянского происхождения в США, Латинской Америке, Западной Европе». И далее: «наряду с территориальными диалектами в Италии существовали и территориально-конфессиональные варианты, – это еврейско-итальянские наречия, среди которых наибольшей гомоген-ностью обладали еврейско-венецианский и еврейско-римский» /Че-лышева 2001, 90 – 91/. При этом И.И. Челышева выделяет следующие три основные группы диалектов Италии на синхронном срезе:
  1. «Диалекты Северной Италии (галло-итальянские и венетский).
  2. Тосканский диалект.
  3. Южная диалектная группа (диалекты Срединной Италии, собственно южные диалекты, диалекты Крайнего Юга)» /Челышева 2001, 93/.

Глубокий анализ существующих в зарубежной и отечественной романистике классификаций романских языков и их диалектов проведен А.В. Широковой (см. «От латыни к романским языкам»). Об-общив все рассмотренные ею классификации и согласовав их с данными сравнительно-исторической фонологии, А.В. Широкова разработала свою собственную классификацию диалектов романских языков. В основе данной классификации находятся диалектные отношения народной латыни13, отраженные в романских языках. Ниже приводим эту классификацию:
  1. «Диалекты Центральной Романии:
    1. Южные (отраженные в южноитальянских диалектах Апулии, южной Кампаньи, Басиликаты, Калабрии, Сардинии; в кампиданских говорах на Сардинии; в галлурийском, сассарийском, южноолтремонтанском, североолтремонтанском диалектах на Корсике-Сардинии; в логудорском и нуорийском наречиях сардинского языка).
    2. Среднеиталийское наречие (отраженное в итальянских диалектах северной Кампаньи, Абруццо, Лацио, Умбрии, Марки; в тосканском наречии; в чисмонтанских говорах центральной и северной Корсики).
    3. Наречие Цизальпинской (Циспаданской и Транспаданской) Галлии (отраженное отчасти в пизанско-луккском говоре тосканского наречия, а в основном в североитальянских диалектах: Эмилии и Романьи, восточной и западной Ломбардии, Лигурии, Пьемонта (и Венеции), в североитальянских венецианских говорах и в фри-ульском наречии ретороманского языка).
    4. Ретийская латынь (отраженная в основных диалектах ретороманского языка: верхнесельвском, нижнесельвском, мюнстерском, верхнеэнгадинском, нижнеэнгадинском, триентинских).
    5. Далматинская латынь (отраженная в вымерших диалектах: староистророманском, вельотском, в исчезнувших романских гово-рах Фиуме-Риеки и Рагузы-Дубровника).
  2. Диалекты романской периферии, генетически примыкающие к южноиталийским диалектам:
    1. Архаический диалект Испании, частично отраженный в некоторых говорах на перевалах в западных Пиренеях и в заимствованиях в баскском языке.
    2. Африканская латынь (отраженная в латинских раннероманских заимствованиях в берберском).
    3. Дако-мизийская (балканская) латынь, отраженная в восточно-романских языках:

а) северная подгруппа: румынский, молдавский, истрорумынский14;

б) южная подгруппа: арумынский (с фаршеротским), меглено-романский.
  1. Диалекты романской периферии, генетически примыкающие к центральнороманским, цизальпинскому и ретийскому наречиям:
    1. Северогалльская латынь (отраженная во французском языке и франко-провансальском наречии).
    2. Западнолатинские диалекты, образовавшие две группы:

А. Нарбонско-пиренейская, отраженная: (а) окситанским языком, (б) каталанским языком.

Б. Испано-лузитанская, отраженная: (а) наречиями испанского языка, (б) португальским и галисийским языками» /Широкова 1995, 33 – 35/.

Важным для нас является утверждение А.В. Широковой о том, что «самой древней из колонизованных периферийных романских областей является Испания. Здесь народнолатинские диалектные различия отражены как в различиях между диалектами (например, характер дифтонгизации в арагонском и кастильском, архаические “южные” особенности изолированных пиренейских говоров), так и в различиях между целыми языками (отсутствие дифтонгизации в португальском, особый характер дифтонгов в галисийском и в каталанском и др.)» /Широкова 1995, 271/.

В отечественной и зарубежной англицистике достаточно широко рассмотрены различные национальные варианты английского языка, наиболее изученными из которых являются: британский (В.Н. Ярцева, А.И. Смирницкий, Г.П. Торсуев, Т.И. Шевченко, В.А. Васильев; Дж.А. Шахбагова; R. Brown; D. Crystal, D. Davy; M.A.K. Halliday; J.D. O’Connor и некоторые др.), американский (А.Д. Швейцер, Дж.А. Шахбагова, Е.Н. Филиппов, М.П. Тарасевич, М.Н. Лапшина. Т.К. Сидоренко, Т.Л. Караваева; A.M. Espino-sa; F. Peñalosa, R. Sánchez, C. Silva-Corvalán, J.D. O’Connor, L.J. Ger-stman, A.M. Lieberman, P.C. Delattre, F.S. Cooper; T. Gay; C.K. Thomas; G.L. Brook; J. Clifford H. Prator и др.), австралийский (Г.А. Ор-лов, Дж.А. Шахбагова, Л.Ф. Егорова), а также канад-ский (Дж.А. Шахбагова, Н.Н. Быховец, Л.Г. Попова, В.А. Филатов) и новозеландский (Л.В. Турченко) национальные варианты.

В отечественной англицистике изучение проблем диалектологии современного английского языка находится практически на начальной стадии. Хотелось бы отметить, в первую очередь, работу Дж.А. Шахбаговой «Фонетические особенности произносительных вариантов английского языка», в которой автор изучила особенности произношения в американском, австралийском и канадском вариантах английского языка в сопоставлении с британским по трем основным компонентам фонетического строя английского языка: звуковой состав, акцентная структура слов (словесное ударение) и интонация. Дж.А. Шахбагова в вышеуказанной работе выделяет также локальные (региональные) диалекты прежде всего в современном английском языке Великобритании, к которым она относит главным образом говоры самых необразованных (низших) слоев общества, однако при этом подчеркивает, что «диалекты могут быть “привязаны” и к определенным территориям» /Шахбагова 1982, 8 – 9/.

В рамках одной исследовательской работы невозможно охватить весь материал по отечественной и зарубежной диалектологии на материале различных языков. Поэтому в нашем исследовании мы ограничимся рассмотрением существующих изысканий по диалектам испанского языка, как одного из самых распространенных языков в мире, в отечественной и зарубежной испанистике.

^ Лекция III.

Особенности территориальных норм живой разговорной речи в Испании и странах Латинской Америки


В работах отечественных испанистов, вслед за Г.В. Степановым, социолингвистический статус испанского языка в латиноамериканских странах определяется как «национальный вариант» испанского языка (В.С. Виноградов, Н.М. Фирсова, Ю.Л. Оболенская, Т.В. Писанова, А.В. Синявский, О.С. Чеснокова, Н.Ф. Михеева и др.). Мы полностью присоединяемся к точке зрения Г.В. Степанова, который писал, что «методологически ошибочно, а поскольку ситуации складываются в пределах государств, то и политически неверно и бестактно комбинировать иерархические структуры путем сведения в одну стратификационную шкалу по историческим, чисто лингвистическим или иным соображениям территориальные варианты, участвующие в разных ситуациях, и квалифицировать португальский язык Бразилии как диалект языка Португалии, … французский Канады как диалект французского Франции, а аргентинский испанский как диалект европейского испанского или наоборот» /Степанов 1976, 59/. Национальные варианты испанского языка имеют свои диалекты.

В настоящее время в отечественной испанистике продолжается разработка идей Г.В. Степанова. Здесь приступили к детализации типологии разновидностей испанского языка, в первую очередь, его национальных вариантов /Фирсова 1989б, 7; 1991, 11-12; 2000а, 13 – 14; 2000б, 15-21; Виноградов 1994, 69 - 73/.

Н.М. Фирсовой приводится следующая классификация форм существования испанского языка:

I. Национальный вариант испанского языка, для которого характерны такие признаки, как: 1) испанский язык имеет ранг официального (государственного) языка; 2) наличие национальной литературной нормы; 3) испанский язык является родным для абсолютного числа жителей, либо доля испаноязычного населения составляет более 50% от общего числа населения страны; 4) испанский язык выполняет полный объем общественных функций; 5) язык обладает известной лингвокультурологической спецификой. Признаками национального варианта, кроме пиренейского, обладают все латиноамериканские варианты испанского языка.

II. Территориальный вариант испанского языка, которому присущи следующие признаки: 1) испанский язык имеет ранг официального (государственного); 2) отсутствие национальной литературной нормы; 3) испанский язык не является родным для абсолютного числа жителей, а доля испаноязычного населения составляет менее 50% от общего числа населения страны; 4) обладает известной лингвокультурологической спецификой. Данные признаки свойственны испанскому языку в Экваториальной Гвинее.

III. Территориальный диалект испанского языка. Его основные признаки: 1) распространение за пределами государств, в которых социолингвистический статус испанского языка определяется как вариант (национальный или территориальный); 2) не располагает собственной литературной нормой языка; 3) не имеет ранга официального (государственного) языка; 4) не является родным для абсолютного большинства населения страны; 5) обслуживает отдельные малочисленные группы населения; 6) используется в ограниченных сферах коммуникации; 7) язык обладает определенной местной спецификой.

Эти признаки, согласно точке зрения Н.М. Фирсовой, характерны для испанского языка в Марокко, Западной Сахаре, Андорре и на Филиппинах.

IV. Диалект испанского языка, который отличается от территориального диалекта по первому признаку, а именно: типично распространение внутри (не за пределами) стран, в которых социолингвистический статус испанского языка определяется как вари- ант (национальный или территориальный). Сферы использования диалекта лимитированы разговорно-бытовой и религиозной. В со­временной Испании обычно выделяют такие диалекты, как: анда­лузский (andaluz), арагонский (aragonés), астурийско-леонский (mur-ciano) и эстремадурский (extremeño) /Фирсова 2000б, 19-21/.

В.С. Виноградов отмечает, что «глобальной формой существо­вания испанского языка является межнациональная испанская фор­ма, затем идут национальные формы или варианты (например, мексиканский вариант испанского языка, кубинский, аргентинский, пиренейский и т.д.). Наконец, практически каждый из этих вариантов имеет свои диалекты и говоры. Причем в Латинской Америке однотипные диалектные зоны способны охватить части различных национальных территорий, т.е. один такой территориальный диалект может быть в двух и более смежных государствах» /Виногра­дов 1994, 70/15.

В отечественной испанистике специальное изучение отдельных диалектов только начинается. Так, А.Ю. Папченко проанализировала особенности андалузского диалекта в качестве особой подсистемы в составе пиренейского национального варианта испанского языка, определила его место, функциональную и социальную ценность в современной языковой ситуации Испании. По мнению ученого, сложившийся в процессе дифференциации кастильского в XIII – XV веках на отвоеванных христианскими войсками у арабов землях, андалузский диалект на современном этапе своего развития проявляет основные отличия от норм кодифицированного литературного языка главным образом в области фонетики и фонологии.

Как известно, рамки распространения прежде всего двух фонетических явлений: seseo / ceceo служат основой для проведения границ андалузского диалекта. А.Ю. Папченко сюда также относит изменение в системе вокализма в восточной части провинции, что дает основания противопоставлять восточную и западную разновидности андалузского диалекта. Их сущность, по мнению указанного исследователя, состоит в появлении различий тембровых характеристик (открытость / закрытость) гласных (в кодифицированном испанском языке не существует различия гласных по тембру), в функции различителей единственного и множественного числа путем оппозиции закрытость (показатель единственного числа) / открытость (показатель множественного числа) конечной гласной: [ká-pạ] capa ‘плащ, накидка’/ [kápą] capas ‘плащи, накидки’. К этим двум она относит еще одну собственно андалузскую черту – аспирацию согласных /p/, /t/, /k/ и особую (фрикативную) артикуляцию звука [tʃ] /Папченко 2002, 3 – 5/.

Названный лингвист в своем диссертационном исследовании также рассматривает влияние андалузского диалекта на функционирование испанского языка за пределами Андалузии.

Как известно, в конце XVI века в мире резко возросло влияние Андалузии, что было связано прежде всего с двумя событиями: Реконкистой Гранады, удвоившей территории Андалузии, и колонизацией Америки. Последнее превратило юг Испании в перевалочную базу для отправки тысяч иммигрантов в Новый Свет, большинство из которых были выходцами из Севильи /Boyd-Bowman 1973, 15/. Несомненно, именно таким путем языковые особенности Андалузии стали доминировать в испанском языке Нового Света, в первую очередь, на прибрежных территориях. Особенно четко это просматривается в Мексике, Перу, Колумбии, Эквадоре /Menéndez Pidal 1941/ 1942, 143, 149 – 151/. С другой стороны, жители внутренних районов латиноамериканского континента, где были заложены основные города и административные центры Испанской Короны в Новом Свете, говорят на испанском, который ближе к центральнокастильскому /Lope Blanch 1968, 125/.

Согласно Р. Менендесу Пидалю, основными чертами, отличающими андалузский (и большую часть латиноамериканского) испанский от кастильского, являются следующие: 1) аспирация или эллипсис конечной /s/; 2) нейтрализация /r/ и /l/ в конце слога; 3) реализация /x/ как /h/; 4) нейтрализация /λ/ и /у/; 5)  нейтрализация /θ/ и /s/; 6) эллипсис /d/ в позиции между гласными /Menéndez Pidal 1941/ 1942, 135 – 139/.

Проанализированный в нашей работе материал и личные наблюдения автора над формами существования испанского языка на территории юго-запада США показали, что имеющиеся в испанистике типологические классификации форм существования испанского языка можно расширить. Так, в отношении территориального диалекта можно сделать следующее добавление: данная форма существования испанского языка имеет место не только в Марокко, Западной Сахаре, Андорре, на Филиппинах, но и на юго-запа­де США. В то же время в каждом отдельном случае территориальный диалект испанского языка имеет свою специфику.

Если диалектологическим исследованиям испанского языка в зарубежной испанистике уделяется немалое внимание, то следует отметить, что диалектология в отечественной испанистике еще находится на начальной стадии разработки. Безусловно, специфика различных диалектов испанского языка (как в рамках национальных вариантов, так и за их пределами) наиболее четко проявляется при их сопоставлении. Поскольку национальным вариантам испанского языка присущи свои диалекты, думается, что следует поставить вопрос о необходимости разработки нового направления в испанкой диалектологии – межвариантной диалектологии испанского языка. Для реализации данной идеи важно знание особенностей употребления языковых средств в разных диалектах испанского языка, для чего в отечественной испанистике требуется проведение многочисленных конкретных исследований.

Сравнивая диалекты испанского языка в его различных национальных вариантах, отдельно подчеркнем, что различия между ними не столь существенны в сопоставлении с диалектами разных язы- ков (в этом случае речь идет о межъязыковой диалектологии), т.к. они, как правило, не затрагивают структуры языка. Однако функционирование испанского языка на юго-западе США, на наш взгляд, представляет собой один из случаев межвариантной диалектологии испанского языка, поскольку, в силу сложившейся исторической ситуации, употребление данного диалекта прослеживается за пределами границ одного из национальных вариантов испанского языка, а именно – его мексиканского национального варианта.

Как указывалось выше, в работе определяется форма существования испанского языка на территории юго-западных штатов Америки как мексиканский территориальный диалект испанского языка за пределами Мексики.

В США мексиканский территориальный диалект испанского языка обладает следующими отличительными чертами: он распространен за пределами Мексики; не является родным для абсолютного числа жителей; лимитирован сферами использования (прежде всего разговорно-бытовой и религиозной); отличается определенной локальной спецификой: с одной стороны, базой для его сущест­вования выступает мексиканский национальный вариант испанского языка, с другой, в реализации ЯЕ в нем явно прослеживается влияние американского национального варианта английского язы­ка.