Фольклор как художественный и духовно-философский феномен в эстетических исканиях поэтов английского романтизма 10. 01. 09 фольклористика 10. 01. 03 Литература народов стран зарубежья (Европы, Америки, Австралии)
| Вид материала | Литература |
- Поэзия дальнего запада второй половины XIX века и проблема регионализма в литературе, 876.5kb.
- Литература народов Российской Федерации (с указанием конкретной литературы), 3951.9kb.
- Примерные вопросы и программа для подготовки к вступительному экзамену в аспирантуру, 66.07kb.
- Лексические категории и их стилистические особенности в творчестве лоика шерали 10., 447.33kb.
- Литература народов стран зарубежья (Европы, Америки, Австралии), 27.3kb.
- Ганс Сакс и литература немецкой Реформации: генезис, типология и истоки творчества, 325.51kb.
- Литература английского декаданса: истоки, становление, саморефлексия, 636.47kb.
- А. Д. Шалабодов 2010 г. Программа-минимум, 214.7kb.
- «Структурно-семантические типы словосочетаний в хантыйском языке» по специальности, 302.93kb.
- Программа кандидатского экзамена по специальности 10. 01. 03 Литература народов стран, 215.33kb.
Презрение к «суетному свету» и воссоздание «идеала природы» были присущи большинству романтиков, но у Вордсворта эти тенденции проступали в своем наиболее «чистом», а вместе с тем и абстрактном виде. Особо следует отметить пейзажную лирику Вордсворта. Он открыл, как говорят критики, природу англичанам, и его справедливо считают лучшим мастером пейзажа. Он умел передать краски, движения, запахи, звуки природы, умел вдохнуть в нее жизнь, заставить переживать, думать, говорить вместе с человеком, делить его горе и страдания. Всё, что Вордсворт изображал, дано на фоне природы: нищий сидит на отдалённой скале, кошка играет увядшими листьями, глухой крестьянин лежит под сосной и т. д.
«Строки, написанные близ Тинтернского аббатства», «Кукушка», «Как тучи одинокой тень», «Сердце мое ликует», «Тисовое дерево», – это стихи, в которых навсегда запечатлены и прославлены прекраснейшие виды Озерного края. Время автор измеряет цветущими вёснами, страдным летом, обильной плодами осенью, холодными долгими зимами. Никто из поэтов, как Вордсворт, так глубоко не чувствовал природу, полную величия, красоты и нравственного совершенства. Вордсворт, как и другие «озерники», мечтал уподобить свой поэтический дар безмятежной озерной глади, чей покой и благодатность – залог творческой гармонии. «Мягкая» пастораль реализуется через созерцание и медитацию лирического героя, который существует у Вордсворта вне пасторального пространства. Он скорее свободный одинокий странник, мечтатель, созерцающий природу как источник нравственной гармонии. Примером может служить баллада «Строки, написанные на расстоянии нескольких миль от Тинтернского аббатства при повторном путешествии на берега реки Уай», завершавшее сборник «Лирических баллад».
Лирическая эмоциональность «Тинтернского аббатства» достигается противопоставлением природы, еще не искаженной и не разрушенной вторжением цивилизации, тревожному настроению автора, глубоко взволнованного сознанием несправедливости и бесчеловечия, царящих в современной ему английской жизни. Подобные опыты созвучны скорее сентиментальной элегии XVIII века, развивая намеченные в ней мотивы, и не включают в себя собственно пасторальных топосов и персонажей. Более того, сам Вордсворт над такой позицией мог иронизировать, о чем свидетельствует весьма любопытный зачин баллады «Братья», которая начинается со слов деревенского священника, наблюдающего за появившимся на сельском кладбище Леонардом.
Любовь к природе и своеобразное настроение, вызванное ее созерцанием, отражаются уже в его первых произведениях, к примеру, «Evening Wolk» («Вечерняя прогулка») (ссылка скрыта). Согласно Вордсворту, ощущение свободы, дикости природы позволяет человеку чувствовать себя свободным, несмотря на то, что в обществе он живет под властью тирании.
Поэтизация природы, любовное погружение в ее таинственную жизнь ведет к метафорическому одушевлению, очеловечиванию изображаемого. «Хижины, поля и дети» предстают у него как «человеческая природа, какой она была и всегда будет», – «вечная природа». Влияние «органического» воззрения на природу распространяется на все романтическое искусство. Самое широкое проявление этого взгляда заключается в антропоморфизации явлений природы, в том, что природе в целом – и как космосу, и как пейзажу, и как единичной детали пейзажа – приписываются чувства, характерные для человеческой души. Сквозь эту «вечную природу» Вордсворт старается приобщить читателя к прозрению религиозного «абсолюта», что вполне объяснимо, так как одной из основных особенностей романтического метода и направления является именно максимализм, стремление к высоте, абсолюту, к утверждению неограниченных возможностей человеческого духа.
Вообще «пасторальная практика» Вордсворта не ограничивается названными произведениями. Так, В 1800 г. Вордсворт выпустил в свет второе, расширенное издание «Лирических баллад», во второй том которого вошла поэма «Майкл». В пасторальной поэме «Майкл» (1800) Вордсворт в идиллически-грустных тонах повествует о распаде и гибели патриархальной семьи земледельца Майкла, жившей в живописной местности, знакомой романтикам.
Сам поэт определил жанр произведения как пастораль: возможно, его интересовали в то время пасторальная традиция и ее способы идеализации сельской жизни, так как еще несколько стихотворений, относящихся к этому времени, имеют тот же подзаголовок: «пастораль». Одно из них, «Ленивые пастушки» («The Idle Shepherd-Boys»), изящно развенчает ренессансную пасторальную идею пастушеской жизни как прекрасного досуга на лоне природы: пока мальчишки, пасущие стадо, играют на свирели и забавляются, бегая друг за другом, ягненок падает в горный поток, а спасает его не кто иной, как поэт, лирический герой стихотворения, которому приходится брать на себя чужой труд.
Зачастую Вордсворт глубоко проникает в психологию крестьянина, показывая, как собственнический инстинкт пересиливает в нем даже самые нежные привязанности. Герой баллады «Последняя из стада» («The Last of the Flock») с ужасом признается самому себе, что, продавая одну за другой своих овец, чтобы накормить голодную семью, он чувствует, что с каждым днем все меньше любит своих детей, тогда как каждая овца, каждый ягненок, с которым он расстается, дороги ему, словно кровь, по каплям льющаяся из сердца. Таким образом, пастораль в творческом преломлении Вордсворта разнообразна и многолика. На протяжении XVIII в. она все более стремилась к изображению реального сельского жителя, а не условного поселянина, и Вордсворт хотел, чтобы поэма «Майкл» воспринималась на фоне пасторальной традиции, возможно, как развитие голдсмитовской темы разрушенной пасторали.
В цветущую пору своего творчества Вордсворт оказывается в независимом положении, мирно живущим в затишье семейного счастья, на берегу живописных озер, окруженным избранным кругом друзей и близких. Среди глубокого мира, который царит в нем и вокруг него, углубленный в созерцание окружающего, поэт прислушивается к собственным мыслям и замечает неуловимую для обыденного наблюдателя внутреннюю жизнь природы, что и органично воплощается в его творчестве. К примеру, в «Терне» и в ряде других баллад Вордсворт достигает особой художественной выразительности, сочетая точные, граничащие с тривиальной прозой мелкие детали с глубоко трагическим пафосом. Отчаяние беспомощной дряхлой старухи, тоскливое одиночество обезумевшей матери, блуждающей в горах, где схоронен ее ребенок, – эти темы практикуются Вордсвортом не только без всяких риторических амплификаций и перифраз, но как бы «заземляются» и оттеняются более рельефно благодаря самому тону, ритму и характеру повествования.
Субъективное начало оказывается ведущим моментом в создании художественного образа. Это обращение к внутреннему миру героя создает мощную струю лиризма в произведениях Вордсворта. При этом одновременно стремясь навсегда отучить поэтов от распространенного приема персонификации (в поэзии XVIII века) абстрактных идей, он воссоздает обыденные, реальные ситуации и картины, старается избегать обилия метафор и сравнений.
Поэзия Вордсворта – целая эпоха в развитии не только английской, но и мировой поэзии. Вордсворт произвел подлинный переворот в английской поэзии начала XIX века, введя в нее совершенно новую тематику и проблематику, прежде презиравшуюся и отвергавшуюся как низменную, не эстетическую: он провозгласил главным предметом поэзии чувства, мысли и судьбу крестьянина, ибо крестьяне представляют с точки зрения Вордсворта наибольшую социальную и моральную ценность в обществе. Он был первым крупным поэтом-романтиком, показавшим трагедию целого класса, уничтоженного промышленным переворотом. Исключительная ясность поэтической формы, глубокий лиризм, тонкое чувство природы, введение диалога – вот что характеризует баллады Вордсворта. Подлинная потрясающая трагедия обезземеленного английского крестьянства угадывается за этими незатейливыми «пасторальными поэмами» или «пасторальными балладами» (как названы многие из них в подзаголовке). Их сюжеты построены крайне просто, безыскусно.
Романтизм Вордсворта выражается в непонимании необрати-мости процесса размывания и исчезновения мелкособственнического уклада под воздействием аграрно-промышленной революции, в непонимании невозможности и бесполезности попыток воздействия на совесть и благоразумие промышленных магнатов и правительства, не согласившихся на его настойчивые письменные и устные просьбы отказаться от проведения железной дороги, от строительства новых фабрик в «озерном крае». Эта общественно-историческая трагедия придавала значительность и драматическую силу лучшим из лирических баллад Вордсворта. Часто поэт восхищается детской житейской мудростью своих героев, их достоинством, жизненной стойкостью перед лицом многих невзгод, утратой близких и любимых. Часто его умиляет мудрость, заключенная в неиспорченном жизненным опытом детском сознании («Слабоумный мальчик», «Нас семеро»).
Детская тема имеет место быть и в более поздних произведениях Вордсворта. Так, в откликах современников Вордсворта и в позднейших оценках «Ода: Откровения бессмертия...» (1802 – 1804) представляется произведением загадочным и темным, подчас – необъяснимым. «Темный сюжет, темно истолкованный», – так отозвался о нем друг автора, поэт-романтик Роберт Саути [Дарбишаер Х.]. Рецензируя двухтомное собрание Вордсворта 1807 года, влиятельный критик Ф. Джеффри замечает по поводу «Откровений бессмертия» следующее: «...Наиболее неразборчивая и непонятная вещь из всего опубликованного» [Блейк У.], формулируя тем самым связанные с выходом в свет произведения недоумения и недомолвки. Причем сомнения и вопросы продолжают возникать и в дальнейшем – вплоть до сегодняшних дней.
Общая тональность лирических стихотворений Вордсворта – минорная, элегическая. Причины своей элегической скорби Вордсворт раскрывает с проникновенной глубиной в поэтическом цикле «Люси», состоящем из трех небольших поэм: «Страстная любовь» (1799), «Она скрывалась в лесах» (1799), «Я на чужбине долго был» (1799). Высокие художественные достоинства этого произведения английского художника слова с замечательным мастерством передал на русском языке С. Я. Маршак. Перевод С.Я. Маршака тонко отражает очарование этого стихотворения, проникнутого глубоким чувством любви к родному краю, к людям, которые живут и трудятся в нем. Поэтичной английской строфе соответствует при этом поэтичная русская строфа.
В более поздней поэме, «Прелюдия, или Эволюция поэтического сознания» (The Prelude, or Growth of the Poet's Mind, 1799 – 1805, напечатана в 1850 г.), Вордсворт довольно подробно останавливается на своих впечатлениях от пребывания в революционной Франции. Всю жизнь Вордсворт готовил ее к печати. Однако «Прелюдия» увидела свет лишь после смерти автора (в 1850 г.). «Прелюдия» Вордсворта, существовавшая в рукописях и претерпевшая множество изменений с 1805 по 1850 г., когда после смерти поэта была полностью опубликована его женой, – имеет подзаголовок «или Эволюция поэтического сознания», – автобиографическая поэма. Таким образом, можно говорить о том, что этой автобиографической поэме присуща воинствующе-религиозная тенденция.
В 1814 г. Вордсворт издает поэму «Прогулка» (The Excursion), повторявшую и развивавшую уже высказанные им ранее идеи религиозного смирения и стоицизма. В «Прогулке», описательной поэме, написанной в форме беседы четырех героев – поэта, странника, отшельника и пастора, встретившихся в сельской местности, Вордсворт хотел подвести итог своим долгим и мучительным поискам путей обновления поэзии, сущности художественного познания, специфики романтической образности.
Отвергая рационализм классицистических поэтик, в своих произведениях Вордсворт утверждает превосходство воображения над просветительским разумом, доказывает, что фантазия и интуиция помогают неизмеримо глубже постигнуть суть вещей и характеров, чем это может сделать метафизическая наука, обобщающая сухие и разрозненные факты. Вместе с тем он сохраняет рациональное зерно сенсуалистической эстетики XVIII века, соглашаясь с просветителями в том, что Красота может родиться только на основе Добра и Истины.
^ В пятой главе «Художественное своеобразие творчества Сэмюеля Кольриджа и характер освоения им эстетики фольклора» излагается идея о том, что творчество С. Кольриджа неразрывно связано с историей английского романтизма. Он считается одним из талантливейших в той группе поэтов, которая основала в Англии новое поэтическое направление под названием «Озерная школа». Своеобразие последовавшего позже английского романтизма обусловлено тем, что он развивался на почве традиционного сенсуалистического эмпиризма, характерного для английской философии.
Раннее творчество С. Кольриджа отличает интерес к социальным вопросам, осуждение правящих классов Британии. Он увлекся политикой и, в частности, идеями французской революции, под влиянием которых пишет свободолюбивое стихотворение «Взятие Бастилии» («Destruction of the Bastile», 1789, опубл. 1834), однако, разочаровавшись во Французской революции, уже в 1794 совместно с Робертом Саути Кольридж создает антиякобинскую драму «Падение Робеспьера» («The fall of Robespierre»), в которой осуждается революционный террор. К ранней лирике С. Кольриджа можно отнести следующие стихотворения: «Сонет: осенней луне» (1788), «Женевьева» (1790), «Сонет к реке Оттер» (1793), «Пантисократия» (1795), «Соловью» (1795), «Эолова арфа» (1795), «Соловей» (1798) и другие произведения, разнообразные и выразительные. Так, к примеру, в «Сонете к реке Оттер» преобладают радостные и одновременно грустные настроения при прощании с детством, в «Женевьеве» отчетливо видны шекспировские черты портрета смуглой дамы и сочная палитра чувственной неги будущих «Еврейских мелодий» Байрона.
Одной из основных черт, характерных для ранней лирики Кольриджа, является то, что тема природы выступает в неразрывном единстве с темами радости, любви, дружбы, красоты. Лирический герой стихотворений и сам автор – это одно лицо, чувствующее и воспринимающее красоту природы. Природа для поэта – это счастье, она всегда безмятежна, спокойна и прекрасна. Природа находится в гармонии с миром человека. Здесь прослеживается связь эстетики С. Кольриджа с его творчеством: концепция природы у поэта тесно связана с концепциями красоты и искусства. В искусстве поэт видит сокращенную формулу природы, которая всегда прекрасна.
Трагическая смятенность начинает господствовать в поэзии и сознании С. Кольриджа. Эта смятенность определяет патетический колорит «Оды к уходящему году» (1796): в ней еще ощутимы революционные, тираноборческие настроения, свойственные ранней его поэзии, но они сильно потеснены размышлениями о суетности земной славы и призрачности мирского процветания. Разочаровавшись в возможности политического переустройства общества, он решил, что воздействовать на него можно, изменяя внутренний мир человека.
Для произведений написанных в период перелома во взглядах С. Кольриджа, когда он разочаровался в возможности политического переустройства общества и пришел ко мнению, что только через искусство можно изменить человека, вновь характерно дуалистическое видение природы. К данной группе можно отнести произведения: «Ворон» (1798), «Огонь, Голод и Резня» (1798) поэмы «Сказание о старом мореходе» (1798), «Кристабель» (1798-99), «Кубла-Хан» (1798).
Чувство личной причастности к несчастьям людей у романтического поэта-пророка, к коим, несомненно, относится С. Кольридж, оттеняется желанием сосредоточиться на самом себе, сконцентрировать свою волю и энергию сильной личности для преодоления суеты мирской жизни. Однако жизнь, полная тревог и переживаний, вторгается в светлый, радужный мир поэта-фантазера и мечтателя. Идеал и действительность, мечта и реальность – эта вечная антитеза приобретает у романтиков особенную остроту в силу того, что с самого начала они пытались не только насытить поэзию жизнью, но и поднять жизнь до высот поэзии. Но чем дороже была для них свобода, тем горестнее было осознавать власть необходимости, чем больше были притязания, тем больнее было принимать реальность, далекую от возможности эти притязания реализовать. Жестокая действительность откровенно игнорировала душевные метания романтиков, лишь усугубляя их все новыми и новыми историческими событиями.
К зрелому периоду можно отнести следующие произведения поэта: «Ворон» (1798), поэмы «Сказание о старом мореходе» (1798), «Кристабель» (1798 – 1799), «Кубла-Хан» (1798), «В беседке» (1797), «Полуночный мороз» (1798), «Уныние: ода» (1802), «Песня из Заполья» (1815), «Могила Рыцаря» (1817), «Труд без надежды» (1825) и другие.
Но наивысший творческий подъем С. Кольридж пережил в канун издания «Лирических баллад» (1798). Эта, по выражению биографов, «пора чудес» (1797 – 1798) длилась менее года, в период, когда достигает пика его творческое содружество с Вордсвортом, – содружество, апогеем которого стало издание тома их общего поэтического сборника «Лирические баллады». Кольридж вспоминает, что в этих балладах он изображал сверхъестественные лица и события, а Вордсворт должен был «придать прелесть новизны повседневному». Написанное ими совместно предисловие ко второму изданию сборника (1800), сыгравшее в английской литературе столь значительную роль, что его обычно так и называют «Предисловие», стало и манифестом романтизма, и своеобразным «вступлением» к новой поэтической эпохе. «Мы хотели представить вещи обычные в необычном освещении» – пояснял впоследствии замысел их совместного сборника Кольридж.
После поездки в Германию Кольридж становится романтиком, уйдя с головой в первобытные времена и средневековье. Так, считается, что традиции народных баллад Кольридж развивает в балладах, опубликованных в сборнике «Кристабель и другие поэмы» («Christabel and Other Poems», 1816). Одной из ведущих тем в фольклорно-философской сюжетике Кольриджа является тема возмездия за содеянное зло, к которой Кольридж обращается в целом ряде произведений, правда, в фольклорно-символических образах сказки (рождественская сказка «Ворон» имеет подзаголовок «Сказка, рассказанная школьником его братьям и сестрам»).
В лучшем произведении Кольриджа «Поэма о старом моряке» («The rhyme of the ancient mariner», 1797) переплетаются фантастика и действительность. Записные книжки Кольриджа показывают, что в то время он собирал материал для двух произведений – гимнов солнцу, луне и стихиям, а также для эпопеи в духе Мильтона о происхождении зла. Оба эти замысла соединились в «Старом Мореходе» в единое целое, как бы составив два пласта повествования – «географический», рассказывающий о плавании Старого Морехода, и символико-фантастический, описывающий месть потусторонних сил за убийство Альбатроса. Поэма написана размером английских народных баллад, с приемами балладной формы – повторениями (одни и те же глаголы, прилагательные) – тоже в народном духе. Эта поэма занимает центральное место в наследии Кольриджа.
Поэтический талант С. Кольриджа давал себя знать и в «Кристабели». Здесь отчетливо ощущается интерес поэта к фольклору и, прежде всего, к народной балладе. В поэме ему также удается временами достичь слияния музыкального, зрительного и словесного начал е поэзии, о котором мечтали многие романтики. Выразительный и звучный стих поэмы, построенный на использовании балладной метрики, произвел впечатление на Байрона, который, желая помочь бедствовавшему тогда С. Кольриджу, содействовал опубликованию «Кристабели», несмотря на свое резкое осуждение программы «Озерной школы».
Двоемирие – не только свойство индивидуально-творческого художественного сознания. Оно культивирует образ героя – исключительную личность, заглянувшую в бездну собственного сознания. Возможно, стихотворение «В беседке» одно из самых интересных, написанных С. Кольриджем. По словам Майкла Шмидта это «одно из его лучших стихотворений, стихотворение разделенной радости поэта, непродолжительного оптимизма, искреннего великодушия» [Хилл Дж. С.].
И еще не однажды в своем творчестве С. Кольридж будет обращаться к природе. Так, стихотворение «Природе», написанное в поздний период творчества поэта, которое можно рассматривать как эстетический манифест Кольриджа, является программным в развитии темы природы в творчестве поэта. В нем Кольридж, не без доли самоиронии, воспринимает свое творчество как службу в храме Бога и Природы, главная задача которого – прославление всех проявлений Природы. Кольридж искал общий принцип, по которому развиваются и природа и человек. Таким принципом для него стал принцип органического единства духа и природы. Этот принцип предопределяет общность черт объективного мира природы и субъективного мира человека.
Можно сказать, что в целом поэзия Кольриджа духовна в своей основе, так как она объединяет музыкальные, словесные и живописные возможности передачи чувств, настроения, состояния души человека. При этом она материальна в самом широком смысле этого слова, так как она способствует пробуждению ощущений, эмоций, приводит в движение душу человека, вызывая реальные, действительные изменения и модификации в окружающем человека пространстве.
^ В шестой главе «Художественное своеобразие творчества Роберта Саути и фольклор» описывается то, что сблизившись с У. Вордсвортом и С. Кольриджем, Р. Саути знакомится с основными положениями эстетической программы лейкистов, изложенной в предисловии к сборнику баллад, и практически полностью их принимает. Вообще Р. Саути определяют как самого типичного представителя «Озерной школы», в то время как С.Кольриджа называют самым ярким и У. Вордсворта – самым глубоким. Из ряда лозунгов, провозглашенных «Озерной школой», автор основное внимание обращал на правду – историческую и бытовую. И потому, прежде всего, следует обратить внимание на баллады Р. Саути, в центре которых находятся какие-либо значительные исторические события.
На раннем этапе творчества Р. Саути, в стихотворении «Бленхэймский бой» (1798) речь идет о подлинном историческом событии 1704 года. Здесь автор заявляет о тщете земной славы и осуждает политические перипетии, проводимые европейскими монархами ради собственной выгоды. В этом произведении звучат весьма ощутимые критические интонации, направленные против войн, – событий, всю тяжесть которых несет простой народ. Композиция баллады Р. Саути «Бленхэймский бой» строится на неодносложной оценке событий, на различии в точках зрения.
Реакционно-идеалистическая концепция истории и критической оценки действительности легла также в основу поэмы Р. Саути «Жанна д'Арк» (Joan of Ark, 1790). Наряду с мистическими эпизодами, заимствованными из средневековой легенды, в этой поэме вновь нашлось место для острого социального обличения придворной знати.
Целый пласт первых работ Р. Саути пронизан авторским сочувствием к беднякам и нищим бродягам. В ряде произведений – «Жена солдата», «Жалобы бедняков», «Похороны нищего» – поэт выступает против бесправия и угнетения народа. Острый разлад между идеалами и гнетущей реальностью вызывал в сознании поэта характерное для всего романтизма болезненно-фаталистическое или проникнутое негодованием чувство двоемирия, горькую насмешку над несоответствием мечты и действительности, обозначенную в литературе и искусстве как принцип «романтической иронии».
Герои произведений Р. Саути в соответствии с представлением Фихте о цели человека, порой устремлены к обретению абсолютного знания. И на этом пути они проходят все этапы, указанные немецким философом – от идеи души к идее космоса, а затем Бога, то есть от внутреннего к надличностному. Сама Идея понимается Фихте как цель, к которой стремится познающий. И в этом процессе ведущая роль отведена абсолютному «Я», наделенному творческой силой. «Я» – это разум и воля, оно свободно и деятельно. Отпущенное на волю воображение позволяет строить себя, расширять и превышать себя. Таким образом, в деятельности этого абсолютного «Я» и происходит становление мира. Человек словно вновь открывает бездны мира, но уже как производное бездны собственной души. В возможности жить полноценной и многообразной внутренней жизнью романтики видели условие возвращения человеку ощущения подлинности его бытия, возвышение его достоинства. Отсюда проистекает и романтическая идея вечного обновления, понимание мира как вечного движения становления, соотносимого с бесконечностью мира свободы.
В лирической поэзии Р. Саути много страстности: он пламенно ненавидел Наполеона, написал, среди других официальных «стихотворений на случай», нежную поэму «На смерть принцессы Шарлотты» и много других маленьких стихотворений, идиллических и отчасти добродушно юмористических. Под влиянием деятельности Наполеона, которого Р. Саути считал врагом свободы, он начал ценить английские порядки и скоро сделался ярым приверженцем церкви и государства, что вызвало резкую вражду к нему со стороны Байрона.
С падением Республики и приходом к власти Наполеона окончательно рушится романтический миф о неком идеальном обществе. У Р. Саути происходит переосмысление ценностей, но он не перестает быть республиканцем. Мечты об индустриальной общине с культурными традициями Европейского общества уходят в прошлое. Но вместе с крахом утопических идей приходит осознание того, что с захватом власти Наполеоном во Франции сменилась не только одна политическая форма правления другой, но и республиканизм, в той форме, в которой он существовал во Франции, был потерян безвозвратно. Саути сам говорил в этой связи, что ему оставалось лишь «циничное рычание».
Начав как радикал (драма «Уот Тайлер», 1794, опубл. 1817), с конца 90-х гг. Р. Саути перешёл на реакционные позиции; в его творчестве всё большую роль играют мистика, теологическая дидактика. Именно к этой тематике обратился Р. Саути в своих балладах конца XVIII – начала XIX вв., разрабатывая в них мотивы, тесно связанные с церковной средневековой литературой или с историей церкви. Он пропагандировал «возвышение» искусства над жизнью, выдвигал на место разума и логики религиозную мистику. Так, средневековую мистическую поэтику Р. Саути широко использовал еще в своей ранней поэме «Жанна д'Арк». Дальнейшую эволюцию в направлении обогащения фольклорными мотивами отчетливо отразили такие произведения Р. Саути, как «Талаба-разрушитель» (1801), «Мэдок» (1805), «Проклятие Кехамы» (1810), «Родерик, последний из готов» (1814), «Видение суда» (1821). В балладе «О том, как старушка ехала на черном коне вдвоем и кто сидел впереди» Р. Саути повествует о суевериях, глубоко укоренившихся в патриархальном крестьянском сознании, однако пытается увлечь читателя искусственным нагнетанием драматизма. Как и всегда в романтическом произведении главным здесь является не воспроизведение жизни, а отношение автора к изображаемому. Используя фольклорный сказочный мотив борьбы дьявола за душу умершей, поэт трактует это в мистическом плане, рисуя натуралистические подробности торжества дьявольской затеи.
Мир для Р. Саути, как и для всех романтиков – тайна, загадка, познать которую может только откровение искусства. Объективная действительность сплошь состоит из масок, она обманчива, имеет второй и третий план и по этой причине не может выступать для искусства питательной почвой, а напротив, отрицательно воздействует на художественное воображение. Мир романтики познают всеми органами чувств, через игру, смотрят на него сквозь призму сердца, сквозь призму субъективных эмоций личности, причем это воспринимающее сознание равновелико всему остальному внешнему миру. Причем неизбежное при такой эстетической программе разрушение прежних устойчивых способов формообразования нередко сопровождается некоторой абсолютизацией субъективности.
Разделяя эстетические воззрения С. Кольриджа и У. Вордсворта и обратившись к народному творчеству, Р. Саути продолжил реформу стиха, сделав его более гибким и простым, внеся некоторые изменения в литературный стиль своей эпохи. Например, в произведениях «Талаба-разрушитель» и «Проклятие Кехамы» использован ямб в сочетании с другими размерами, а также с различными по длине рифмующимися строками.
Хотя Французская революция потерпела неудачу, необходимо было продолжать борьбу со сложившейся действительностью. И потому цели главных героев Р. Саути всегда величественны и прекрасны. Таков арабский витязь Талаба, поборник справедливости, выступающий против злых волшебников, символизирующих мировое зло; таков кельтский князь Мэдок, отправляющийся в Мексику создавать новое государство ацтеков; таков Ладурлад, побеждающий Кехаму, или Родерик, искупающий свою вину перед вассалами отречением от королевской власти. Свое высшее предназначение герои Р. Саути видят в осуществлении идеала. Однако далеко не всегда героям романтических произведений удается достичь великих целей. Здесь впервые звучит мысль о невозможности осуществления мечты. Любое действие, направленное на ее осуществление, оказывается губительным, ибо для романтика-идеалиста мечта всегда предпочтительнее реальности. Трагический финал предвещает и убежденность романтика в том, что удел избранной личности – гибель. Идеалистические воззрения Р. Саути, формировавшиеся под влиянием романтизма, определились уже на раннем этапе его творчества: вторичность реального по отношению к идеальному, действительности – по отношению к мечте, исключительное положение субъекта, творящего мир силой своего слова и воображения.
Таким образом, стихотворения Р. Саути – это целый мир творческой фантазии, мир предчувствий, страхов, загадок, о которых лирический поэт говорит с тревогой, и в которых эпический находит своеобразную западную логику, только некоторыми частями соприкасающуюся с отечественной. На основе произведений Р. Саути возникает романтическая поэзия мысли, легко переходившая, образно выражаясь, в критику чистого сердца, апофеоз постижения не только умом, но и сердцем сложных отношений человеческого сознания с объективной действительностью. Никаких моральных истин, кроме, возможно, самых наивных, взятых как материал, невозможно вывести из этого творчества, но оно бесконечно обогащает мир ощущений читателя и, преображая таким образом его душу, выполняет назначение истинной поэзии.
^ В седьмой главе «Европейский романтизм и его влияние на русскую литературу начала XIX века» анализируется романтизм, который открыл в искусстве новый мир чувств и страстей, сферу порыва к идеалу, творческого воображения. Романтический художественный метод оказал многими своими сторонами огромное и зачастую плодотворное влияние на дальнейшее развитие искусства. Лучшие традиции прогрессивного романтизма питало творчество большинства крупных мировых художников первой половины XIX в., в том числе и русских авторов. Так, влияние на произведения русских романтиков, прежде всего, оказали рассказы Э.Т.А. Гофмана и Э.А.По, романы И.В. Гете, С.Сервантеса и О. Уайльда, поэзия С.Т. Кольриджа, У. Вордсворта, П.Б. Шелли и В. Шекспира. К примеру, в ранней молодости А.С. Пушкин, как он пишет друзьям, «сходил с ума по Байрону», позже увлекся другими поэтами (У. Вордсворт, С. Кольридж, Саути, Мур), творчеством Вальтера Скотта, драматургией Шекспира. Творческая встреча А.С. Пушкина с Байроном произошла в элегии «Погасло дневное светило...». Одинокий странник бежит с родины, печально .пересматривает пройденный жизненный путь; разочарованный в возможности счастья, он, плывя на корабле под послушным парусом, призывает бурю, потому что один бурный океан близок его душе. А.С. Пушкин широко использовал прощальную песнь Чайльд-Гарольда и окружающие ее строфы из поэмы Байрона и напечатал элегию с пометой «Подражание Байрону».
Романтизм в России имеет многовековые и даже тысячелетние корни. Можно сказать, что фольклорные легенды и мифы, родившиеся две-три тысячи лет назад, вновь ожили с классиками русской литературы – А.С. Пушкиным, М.Ю. Лермонтовым, Н.В. Гоголем, составили базу и материальную основу русского романтизма. В соответствии с этим особо выделяется фантастическая романтическая повесть с фольклорной окраской, в которой оживает народная демонология – черти, ведьмы, духи, а чудесные явления (сплав языческой и христианской мифологий) предстают зримыми воплощениями легенд, поверий, преданий.
Социально-историческими предпосылками зарождения романтизма в России можно считать обострение кризиса крепостнической системы, общенациональный подъём 1812 г., формирование дворянской революционности. Разочарование в окружающей действительности, столь характерное для европейского романтизма, лежит и в основе всех разновидностей русского романтизма. Романтические идеи, настроения, художественные формы явственно обозначились в русской литературе на исходе 1800-х гг. Известно, что различные формы влияния западного романтизма на русскую литературу, как и различные формы переосмысления творчества европейских романтиков, являются традиционными. В этой связи важно представить русский романтизм в широкой концепции большого общеевропейского романтизма, в поступательном развитии всей мировой литературы.
Однако уже на первых стадиях развития русского романтизма в нем проявились некие особые мотивы, которые в дальнейшем формировались уже вне рамок романтического движения как своеобразные черты русского самосознания и русской культуры. Ранний русский романтизм отразил ранний этап социально-исторического перелома, начавшегося в России. В эту пору тревога перед неясным будущим вызывала особенно волнующие колебания и противоречия, борьбу прогрессивных и консервативных тенденций – на тот момент еще не было смелого и решительного разрыва с уходящим, а будущее представлялось неясным и опасным. В первую очередь это порожденное разочарованием во Французской революции сомнение в мудрости Запада, в идущей с Запада идее прогресса и, в более общем плане, – сомнение в ценности самих основ европейской жизни.
Западноевропейский романтизм первой трети XIX века то смыкался с церковной и монархической реакцией, то выступал как революционный, протестующий. Но самый характер этого протеста определялся все же атмосферой послереволюционной реакции. Хотя русское романтическое направление также в известной мере является откликом на события на Западе, но вместе с тем оно предшествует вооруженному восстанию первых русских революционеров, декабристов против самодержавия и крепостничества.
Романтизм в России возник на рубеже 1810 – 1840-х годов. На фоне западноевропейских литератур русский романтизм выглядел и как менее, и как более романтичный: он уступал им в богатстве, разветвленности, широте общей картины, но превосходил в определенности некоторых конечных результатов. Истоки русского романтизма можно найти в «Русских сказках» (1780) В.Левшина, в незаконченной драме «Русалка» (1832) А.С. Пушкина, в поэме «Демон» (1829–1838) М.Ю. Лермонтова, в балладе «Садко» (1872) А.К. Толстого и др. Но у романтизма каждого из авторов есть своя специфика. К примеру, у В.А. Жуковского-романтика еще много элементов сентиментализма, у декабристов – просветительского рационализма (на что указывает также в своих работах В.Г. Базанов).
В произведениях раннего романтизма личность рассматривалась абстрактно-психологически, вне ее зависимости от национальных, исторических и социальных условий. Подобному пониманию человека и его свободы отвечал характер романтического протеста у В.А. Жуковского и Батюшкова: они не приемлют окружающей действительности, но избирают путь ухода от нее, а не борьбы с ней. Отказ от деятельного переустройства действительности на рациональных началах привел к тому, что в среде дворянской интеллигенции наряду с подспудным протестом развилось стремление к уходу от этой действительности в характерную для романтизма «трансцендентность» или во внутренний мир самосовершенствования и самоанализа.
Для развивавшегося позднее русского романтизма в течение долгого времени характерно было взаимодействие не только с традициями «Бури и натиска» или «готического романа», но и Просвещения. Последнее особенно осложняло облик русского романтизма, ибо, как и романтизм западноевропейский, он культивировал идею автономного и самобытного творчества и выступал под знаком антипросветительства и антирационализма. На практике же он нередко перечеркивал или ограничивал свои исходные установки.
Постепенно специфика русского романтизма начинает предопределяться социальными особенностями (сосуществование самодержавия, буржуазии и помещиков), следовательно, с ходом времени обостряется традиционная для европейского романтизма сатирическая направленность.
Ведущим, а точнее наиболее массовым классом было крестьянство, следовательно, в основе литературы – проблемы народа. В отличие от немецких романтиков, для которых факт расслоения народа на сословия и классы не был особенно значимым, русская эстетика и художественная критика еще в 20-е годы отводит роль хранителя национальной идентичности прежде всего «простому народу». Россия еще не пережила буржуазных революций, и буржуазия не сформировалась здесь как прогрессивный класс.
Наиболее аутентично душа простого народа передается в песнях и сказках. В сказке – один мир – мир сказки. В рассматриваемый период фольклорная сказка прошла обработку романтизма, в призме которой стала несколько иной. При этом сказка утратила жанровую строгость, смыкаясь с мифом, символико-философской притчей и новеллой. Примером гармоничного синтеза русской народной сказки с психологией романтизма могут служить произведения В.А. Жуковского. Таинственная история в его балладе «Светлана» (1813) оказалась страшной сказкой, приснившейся героине во время гадания.
Характерным для раннего творчества В.А. Жуковского было сочетание традиций сентиментализма с индивидуальным восприятием жизни. Именно это индивидуальное и определяло сущность его поэзии. В произведениях В.А. Жуковского обнаружилось мастерство передачи внутреннего мира человека, его непосредственных чувств, поэтизация народной старины и фольклора; ему присуща музыкальность, позволяющая читателю за самыми на первый взгляд обычными вещами увидеть их глубину и ощутить скрытую связь с миром человеческих переживаний и настроений, с миром человеческой души. Сам поэт оказался способным подняться от меланхолической разочарованности до Шильонского узника Байрона, которого перевел на русский язык. Стихи В.А. Жуковского всегда окрашены его личным переживанием. Это придает особый лиризм всему его поэтическому творчеству. Однако консервативный характер романтизма В.А. Жуковского сказался на односторонности его поэзии, ограниченной миром личных переживаний, на идеализации прошлого, на созерцательных, религиозно-меланхолических настроениях. Из содержания литературы он брал в основном то, что отвечало его собственным, традиционным для романтизма идеально-мистическим стремлениям и мечтам.
Однако как традиционно романтическое в период 10 – 20-х гг. XIX в. рассматривается творчество другого русского поэта – А.С. Пушкина. Поэзия лицеиста А.С. Пушкина росла в литературном контексте эпохи предромантизма – романтизма (и Оссиан, и упоение жизнью в духе сентименталистов – «Пирующие студенты» и т.п., и робкие попытки своеобразно трактуемой народности). Запад насыщал русскую поэзию, музыку и живопись хмурыми и меланхолическими ритмами романтических баллад Гёте и Шиллера, Бюргера и Уланда, Вальтера Скотта и Саути. Так, баллада Ф. Шиллера «Рыцарь Тогенбург», воспевающая идеальную небесную любовь, переведенная В.А. Жуковским, оказала воздействие на пушкинскую балладу о рыцаре бедном. Либо лермонтовское увлечение балладным жанром возникло одновременно с пробудившимся в юные годы интересом к поэзии Ф. Шиллера.
Стихотворения А.С. Пушкина, носящие явно выраженный предромантический характер известны в период с 1813 г. Этот этап предромантической лирики длился вплоть до 1816 г. В 1817 г., еще на лицейской скамье, поэт начинает поэму «Руслан и Людмила», работает над ней три петербургских года и завершает в 1820 г. 1817 – 1820 гг. – второй этап творчества А.С. Пушкина, период предромантической лирики и предромантической поэмы. Шаг окончательного вступления русской литературы в романтизм был сделан А.С. Пушкиным в элегии «Погасло дневное светило...». Одновременно шла работа над первой романтической поэмой «Кавказский пленник», которая была завершена в следующем году. За нею последовали другие. По сути 1820 – 1822 гг. – период русской романтической лирики и романтических поэм.
Начиная с 20-х годов XIX в. влияние общемирового романтизма, развивавшегося как литературное направление в начале века, преломлялось так или иначе в творчестве А. Погорельского, Н. Полевого, В. Одоевского, а через такие произведения, как «Гробовщик» и «Пиковая дама» А.С. Пушкина, «Вечера на хуторе близ Диканьки», «Петербургские повести», «Портрет» Н.В. Гоголя, «Двойник» Ф.М. Достоевского, оказало и оказывает воздействие на многих последующих писателей.
Общемировое романтическое движение сформировало цельный образ боговдохновенного поэта-прозорливца. В таком ключе может быть услышан «Пророк» А.С. Пушкина – здесь равнозначно совместимы и проповедник слова Божия, и боговдохновенный поэт. Одновременно стихотворение включается в несобранный цикл, посвященный предназначению поэта. Именно во второй половине 1820-х – в 1830 гг. А.С. Пушкин создал многие наиболее убедительные произведения на эту тему. В стихотворениях «Поэт» («Пока не требует поэта...») и «Поэт и толпа» А.С. Пушкин вновь обращается к той же мысли о высшем и самодовлеющем значении поэзии. При этом стихотворение «Поэту» («Поэт! Не дорожи любовию народной...», 1830) находится в отдаленной связи с сонетом У.Вордсворта «There is a pleasure in poetic pains...» («Есть удовольствие в поэтических муках...», 1827), опосредованной также через перевод Сент-Бёва, послуживший А.С. Пушкину прямым творческим импульсом.
В период 1829 – 1830-х гг. интерес А.С. Пушкина к У. Вордсворту стимулировали переводы сонетов английского поэта в поэтических сборниках Ш.-О. Сент-Бёва, под этим впечатлением А.С. Пушкин создает в 1830 г. три стихотворения в данном ключе. Первое из них «Сонет» («Суровый Дант не презирал сонета...», 1830), в котором декларируется правомерность существования жанра и беглым обзором важнейших моментов его истории демонстрируются широкие жанровые возможности, является свободным переложением сонета У.Вордсворта «Scorn not the Sonnet...» («He презирай сонета...», 1827) со значительной опорой на французский перевод Сент-Бёва.
Романтическая поэзия строит собирательный образ личности, причем эта личность имеет несколько типовых вариантов. Русский романтизм второй половины 1820 – 1830-х годов выдвинул два основных собирательных образа. Это протестующая демоническая личность (проблема добра и зла) и это поэт-жрец философского романтизма молодых русских шеллингианцев (идея искусства – как высшей формы познания мира). Первое, революционное направление в трактовке личности проявилось в творчестве декабристов К.Ф. Рылеева (1795 – 1826), А.И. Одоевского (1802 – 1839), В.К. Кюхельбекера (1797 – 1846) и др., в раннем творчестве А.С. Пушкина (1799 – 1837). Почвой данной тенденции была дворянская революционность. Так, по мере роста революционного движения А.С. Пушкин все более и более отмежевывался от романтизма В.А. Жуковского – Батюшкова, в котором, наоборот, усиливались консервативные тенденции. Гражданские мотивы у поэтов-декабристов не были простым изложением просветительских тезисов. Эти мотивы окрашены в тона самопожертвования, нередко обреченности, явно почерпнутых из опыта современной им истории. Рылеевское стихотворение «Гражданин» целиком построено на живописном воспроизведении романтической позы героя, непонятого средой, преисполненного ощущения, что он живет в роковое время.
Вершиной периода революционно-романтической поэзии 30-х гг. стало творчество М.Ю. Лермонтова, у которого воплощение романтической темы вновь было связано с утверждением первого из выделяемого нами типа личности – свободолюбивой, мятежной, противостоящей обществу. На пороге периода коренных преобразований русской культуры творчество поэта стало предельным выражением русского романтизма. Проблематика М.Ю. Лермонтова прорастала не только из напряженной атмосферы 30-х годов, – в решении своих поэтических задач молодой М.Ю. Лермонтов выступает наследником русской и мировой романтической мысли.
Одна из центральных для русского романтизма 1830-х годов – тема личности поэта. Основные гражданские стихи М.Ю. Лермонтова 1838 – 1840 годов – это и есть стихи о поэте: «Поэт», «Не верь себе», «1-е января», «Журналист, читатель и писатель». Для романтизма тема поэта – это непременно и тема отношений поэта (избранной личности) с обществом, народом, «толпой», «чернью». Эти различные понятия отражают разнообразные соотношения, определяемые философской и общественной позицией автора. В юношеском творчестве М.Ю. Лермонтова антитеза личность – общество, поэт – толпа не выходит за пределы романтических представлений.
«Земное» и «небесное», личность и природа слиты и взаимообусловлены в произведениях русских романтиков. Причем использование в элегиях образов природы вновь восходит к народной песне. В фольклорной лирике эти образы служили и поэтическим зачином, и художественным фоном, помогавшим глубоко выразить настроение песни. Природа грустила вместе с героем, оплакивала его кончину. К таким изобразительным средствам охотно прибегали авторы элегических стихотворений в разные эпохи. Романтическими мотивами окрашена и пейзажная лирика В.А. Жуковского, занимающая в его поэзии значительное место. Причем в пейзажах, которые создавал В.А. Жуковский, всегда присутствует воспринимающий ее человек. Как и у других романтиков, пейзаж у него всегда связан с миром высокого и возвышенного. Более того – человек и природа даны у В.А. Жуковского в некотором единстве.