Основные идейные и сюжетно-образные мотивы в литературе новой англии XVII xviii веков. Становление традиций в литературе США

Вид материалаАвтореферат

Содержание


В разделе 2.1. «Духовный облик «Нового Адама». Лейтмотивы дневниковых записей Уильяма Брэдфорда»
В разделе 2.2. «Возникновение гражданского идеала. Мотивы произведений Джона Уинтропа, Роджера Уильямса и Сэмюэля Сьюолла»
Града на Холме
В разделе 3.1. «Джонатан Эдвардс – наследник европейского пуританизма»
В разделе 3.3. «У истоков нравственного идеала. Диссертация Джонатана Эдвардса «Сущность истинной добродетели
The Nature of True Virtue
Подобный материал:
1   2   3   4
Глава II диссертации «Основные мотивы произведений американской литературы XVII века» посвящена изучению истоков базисных мотивов, их первичной интерпретации на американской земле. Здесь же показано, каким образом традиционные их трактовки начинают изменяться, уточняются причины этих трансформаций.

^ В разделе 2.1. «Духовный облик «Нового Адама». Лейтмотивы дневниковых записей Уильяма Брэдфорда» анализируется его произведение «История поселения в Плимуте», которое можно рассматривать в качестве образца колониальной литературы XVII века. Оно во многом определило становление и дальнейшее развитие некоторых национальных традиций. По существу, это ретроспективные наблюдения автора, а сама работа может быть определена как некий синтез различных жанровых элементов. Это, с одной стороны, дневниковые записи и мемуары, по сути, воспоминания автора о том, что происходило. С другой стороны, это введение строго документальных материалов в дневниковое повествование и, кроме того, в сочинение Брэдфорда заложены элементы автобиографизма.

Для формирующейся на североамериканском континенте нации XVII столетие явилось тем временным срезом, который, прежде всего, характеризовался неповторимостью и уникальностью «религиозного» освоения Нового Света. С этой точки зрения, перенесенное через океан пуританско-философское мировоззрение, в основе которого лежало учение Кальвина и вытекающие из него религиозные догматы, стало движущей силой для переселенцев в осмыслении окружающей их действительности. Необходимость обретения свободы и, в первую очередь, свободы вероисповедания, которую члены общин получали на новых землях, давала им возможность распространять христианскую религию, основываясь на промыслительности и выработанном ими убеждении в своем достоинстве, исключительности и избранности, а потому своей негреховности. Проводимая переселенцами борьба со Злом на диких просторах параллельно с тяжким трудом в желании построить Град на Холме и заложить основы равенства в создаваемом ими обществе – вот содержательные элементы, которые прослеживаются в первых работах пуританских авторов на их новой родине и через выделенные идейные и сюжетно-образные мотивы отражаются в литературных произведениях той эпохи, в частности в анализируемом произведении Брэдфорда.

Именно важность этих идей для переселенцев при освоении новых территорий объясняет, почему данные мотивы проходят красной нитью через большинство сочинений американской словесности указанного периода, и почему им суждено было стать частью зарождающегося менталитета будущей нации. Переселенцам очень важно было проверить свои догматы жизнью. Но они полагали существенным и обратный процесс – как бы приблизить жизнь и окружающую их действительность к своим религиозным верованиям.

Для американской литературы одной из ключевых фигур является образ «Нового Адама», чье появление обычно связывают с творчеством писателей-трасценденталистов, но который, безусловно, формировался в предыдущих столетиях. «Новый Адам» (иной термин «Американский Адам») используется литературоведами-американистами для наречения жителя Нового Света, человека, который действует согласно новым принципам, имеет новые идеи, формирует новые мнения и выступает своеобразным контрастом европейцу, ибо последнему в XVII веке, с их точки зрения, были в бóльшей степени присущи такие качества, как преклонение перед богатством и знатностью, праздность и отход от истинной религии. Зарождение данного образа в американской словесности XVII века непосредственно связано с появлением на страницах колониальных произведений семи основополагающих мотивов, выделенных для анализа.

«Новый Адам» воспринимается современной критикой в виде некоего мифического образа, которому многие ученые отводят центральное место среди иных мифов американской литературы. Его основы лежат в мировоззрении тех английских колонистов-пуритан, для кого Новый Свет выступал не только в виде Рая, но и реальных заокеанских территорий, где они могли бы обрести и, в конечном счете, обрели спасение от религиозных преследований. Тем не менее, в их осмыслении новые земли – это, прежде всего, метафорический Сад, в котором колонистам как бы предлагается второй шанс на спасение. Именно здесь они имеют возможность начать богоугодные деяния заново, освободиться от тех ошибок, которые возникли в результате первородного греха, когда пал Библейский Адам. «Нового Адама», по их мнению, в «Сад независимости и равенства» приводит Провидение. Он сам руководствуется промыслительностью, верой в свое избранничество и добродетелью. Эти характеристики легли в основу мифа о новом «Американском Адаме», человеке, который строит свою жизнь во многом полагаясь на себя, и образ которого позднее будет совершенствоваться и углубляться в литературе XIX века у Торо, Эмерсона, Уитмена и других американских писателей.

Однако основополагающие черты этой знаковой фигуры в литературе США были заложены уже в произведениях колониальной словесности XVII века, в частности, в «Истории поселения в Плимуте». Образ «Нового Адама», и это явно прослеживается у Брэдфорда, характеризуется особым синтезом идеи и ее художественного воплощения. В нем аккумулируются черты того общества, в котором жил Брэдфорд (например, через жизнеописание первого губернатора колонии Уильяма Брюстера), причем при изображении последнего автором используются элементы художественности. Они представляют из себя философские обобщения, многочисленные сравнения, а также такие стилистические приемы как аллюзии, в том числе и библейские, контраст, гипербола. Не менее значимо в этом отношении обращение рассказчика к мельчайшим деталям повествования, дидактизм его зарисовок, а также страницы, посвященные описаниям явлений природы, например, картины бури, где эмоциональный накал и драматизм событий, происходящих с колонистами, достигают своего апогея. Данный эпизод воспринимается как короткий рассказ со своим зачином, кульминацией, развязкой. Он также может служить примером мозаичного сюжета, из череды которых и складывается все произведение.

С точки зрения анализа изучаемых мотивов, «История поселения в Плимуте» рассматривается впервые. Естественно, что приоритетность мотива ПРЕДОПРЕДЕЛЕНИЕ на заре становления культурного самосознания колонистов неоспорима. Именно поэтому указанный лейтмотив в конкретных дневниковых записях выступает, как краеугольный камень, положенный в фундамент ранней американской словесности, как базисная характеристика духовного облика «Нового Адама». В качестве первостепенно-значимого компонента он переходит в литературу последующих столетий, являясь, например, основополагающим в сочинениях Джонатана Эдвардса.

С этой чертой непосредственно связано понимание колонистами своей роли в создании нового общества. Причисление себя к людям, избранным Всевышним, людям, которым Он доверил просветительскую деятельность по распространению основ христианства и воссозданию истинно правильной церкви, а также борьбу с Сатаной и его служителями на неизведанных землях, определило специфику использования понятия достоинства и избранности в качестве второго значимого лейтмотива в дневниковых заметках Брэдфорда. И хотя автор специально не делает акцент на этой характеристике «Нового Адама», избранность как необходимая составляющая его облика, оказывается у Брэдфорда обязательной.

Привезя с собой все основные представления о мире, включая и образ «пустыни», колонисты воспринимают дикие просторы не только как символ. На новой родине заросшие лесные чащи становятся объективной реальностью. Это непроходимые дебри, с которыми нужно бороться для выживания. Не чувствуя гармонии с окружавшими их зарослями, переселенцы начинают воспринимать лес как средоточие Зла. Это понимание прочно укореняется в умах пуритан Новой Англии, и они считают необходимым для себя разрушать эти силы. Таким образом, восприятие понятия диких просторов колонистами, основываясь на реальных географических пространствах, переосмыслялось и интерпретировалось аллегорически, а лейтмотив ДИКИЕ ПРОСТОРЫ отчетливо начинает проявляться у Брэдфорда.

Лейтмотив ТРУДОЛЮБИЕ также оказывается весьма значимым в «Истории поселения в Плимуте». Труд, даже самый тяжелый и изнурительный, воспринимается «Новым Адамом» как повеление Господа, которое надлежит безропотно исполнять. Именно так и поступают колонисты. Лейтмотив ТРУДОЛЮБИЕ выступает в качестве базисного в этом произведении еще и потому, что данное явление важно для выживания переселенцев и существенно как в жизни, так и в отражающей ее литературе. Труд поселенцев явился реальным фундаментом основания первых колоний, что проявляется в сочинении Брэдфорда, причем автор видит необходимость общего труда, способного обеспечить сносное существование всех членов общины.

Провозглашенная Брэдфордом многоплановая программа выживания помимо трудолюбия выдвигала на первый план также негреховность, свободу и равенство. Естественно, что «Новый Адам» должен был быть незапятнанным во всех отношениях человеком. Чистота помыслов, недопущение прегрешений воспринимались как неотъемлемые составляющие идеологии и мировоззрения сподвижников Брэдфорда. Формирование духовного облика «Нового Адама» в его сочинении закрепляется лейтмотивом НЕГРЕХОВНОСТЬ.

Лейтмотив СВОБОДА реализуется в дневниковых записях Брэдфорда как многоаспектное явление, существенными элементами которого, безусловно, являются физическая и религиозная свобода. Для него свобода совести означала возможность свободного вероисповедания. Борьба с инакомыслием, хотя и возникала на страницах его мемуаров (особенно по отношению к вере индейцев), все же отступала на второй план. Но подобное понимание свободы было присуще далеко не всем поселенцам.

Еще одним важным лейтмотивом, который встречается на страницах хроник Брэдфорда, является лейтмотив РАВЕНСТВО. Отмечая его неоднозначное толкование у губернатора и иных колонистов, подчеркнем, что для членов общины Брэдфорда было важно установить для всех поселенцев справедливые и равные права, о чем он постоянно упоминает на страницах своего произведения, и что заметно отличает его трактовку данного феномена от воззрений на эту категорию жителей Англии, а также некоторых представителей иных американских колоний (Дж. Уинтроп).

Интересно отметить, что, анализируя жизнь Брэдфорда в своей книге «Великие деяния Христа в Америке» (Magnalia Christi Americana или The Ecclesiastical History of New England from Its First Planting), известный проповедник конца XVII века Коттон Мэзер неоднократно выделяет исключительные качества губернатора, указывая, что последний, безусловно, представлял собою незаурядную личность. Богослов характеризует Брэдфорда как достойного колониста, достопочтенного отца-пилигрима, труд которого необходимо оценить по достоинству. И хотя священнослужитель прямо не говорит об этом, из всех его восхвалений в адрес Брэдфорда вытекает мысль о том, что Коттон Мэзер воспринимает личность самого губернатора как образ «Нового Адама».

«История поселения в Плимуте» является тем произведением раннеамериканской словесности, в котором прослеживаются все семь изучаемых нами мотивов. И это – не случайно. Каждый из них несет на себе существенную для той эпохи смысловую нагрузку и способствует формированию религиозного идеала.

^ В разделе 2.2. «Возникновение гражданского идеала. Мотивы произведений Джона Уинтропа, Роджера Уильямса и Сэмюэля Сьюолла» рассматривается становление гражданского идеала, который воплотился в произведениях вышеназванных авторов, причем происходило это в большой степени через интерпретацию таких анализируемых в нашем исследовании мотивов как ПРЕДОПРЕДЕЛЕНИЕ, ИЗБРАННОСТЬ И ДОСТОИНСТВО, ТРУДОЛЮБИЕ, СВОБОДА и РАВЕНСТВО, что нашло свое яркое отражение в жанре, поэтике, стиле и структуре сочинений этих литераторов.

В силу религиозно-пуританских взглядов раннеколониальных литераторов понимание провиденциальности для них было практически однозначным, но свобода интерпретировалась ими по-разному. Видение того общества, которое надлежало построить колонистам-пуританам на североамериканском континенте, не было идентичным для всех членов общин, хотя бóльшая часть населения Новой Англии преследовала единую цель – создание христианского общества, способного отстоять истинную в их понимании религию и распространить ее на территории, никогда не знавшей учения Христа. Казалось бы, понимание стоявших перед ними задач, а также реальные тяготы, характерные для освоения новых земель, должны были бы не просто сплотить ряды переселенцев, но создать все предпосылки для единой трактовки изучаемого феномена. В действительности этого не произошло. Строя идеальное, с их точки зрения, общество, все переселенцы-пуритане не хотели иметь никого над собой, кроме Всевышнего. Их заветным желанием был новый мир, свободный и справедливый, но предлагаемые пути подобного созидания идеологами американского пуританизма варьировались.

Так, Джон Уинтроп, полагая, что все в мире совершается промыслительно, считал, что Создатель остановил свой выбор именно на английских переселенцах, дабы данные избранные Господом люди пропагандировали Его учение. По мнению этого сочинителя, колонистам следовало не просто осознать свою исключительность, но и жить в соответствии со своим предназначением, заключив ковенант с Богом, полагаясь на решения авторитарной власти и во всем следуя воле магистратов. На этом Уинтроп настаивает, подкрепляя свою позицию многочисленными символическими примерами, которые в трактовке автора приобретают силу Провидения. Именно с точки зрения промыслительности он объясняет все происходящее в мире.

Если для Уинтропа структура Массачусетских поселений, безусловно, связана с построением ^ Града на Холме, создателями которого являются лишь избранные, Богу угодные индивидуумы, если он имеет всесторонне продуманную концепцию задуманного им действа во славу Господа и полагает, что знает, каким образом достичь стоящей перед колонистами цели, о чем и сообщает своим сподвижникам в проповеди «Образец христианского милосердия» (A Model of Christian Charity), а затем и в своем «Дневнике» (Journal), то Уильямс высказывает прямо противоположные взгляды на интерпретацию мотивов ИЗБРАННОСТЬ и ДОСТОИНСТВО, РАВЕНСТВО и СВОБОДА, полностью отвергая идею о том, что только избранным уготована особая роль в достижении гражданского идеала. Мотивы СВОБОДА и РАВЕНСТВО получают в его произведениях более демократичное толкование по сравнению с теми идеями, которые высказывает Уинтроп.

Для Уильямса вопрос о равенстве людей, также как и об их свободе, решается однозначно. Он не просто провозглашает эти лозунги, утверждая, что все жители земли равны и должны быть свободны, но проводит декларируемые им тезисы в жизнь, закладывая принципы равенства, физической свободы и свободы вероисповедания в поселении Род-Айленд. В осознании толкования свободы мысли Уильямса звучат в унисон с пониманием этого мотива Сьюоллом. Однако оба колониальных автора акцентируют внимание читателя на различных ипостасях анализируемого мотива. Уильямс рассматривает свободу, прежде всего, как свободу совести, в то время как Сьюолл сосредоточивает свое внимание на физической свободе и активно выступает против института рабства.

Подчеркнем, что провозглашение неравенства живущих на земле единственно возможной и правильной моделью справедливого гражданского общества у Уинтропа не было абсолютным. С одной стороны, он недвусмысленно узаконивает классовое расслоение общества, как на страницах проповеди, так и на страницах своего «Дневника». С другой стороны, в его сочинениях можно отметить места, где автор как бы противоречит своей собственной позиции относительно продекларированной им классовой иерархии. Так, например, заявление Уинтропа о том, что по рождению ни один человек не может быть признан более достойным или более богатым, нежели другой, в определенной степени, «перечеркивает» собственные выводы этого сочинителя. Таким образом, правомерным является вывод о возможной эволюции взглядов Уинтропа или, скорее, о его непоследовательности в понимании и объяснении некоторых аспектов жизнеустройства колоний. Фактически провозглашение им гражданского и религиозного неравенства сталкиваются с высказанной в его проповеди идеей о равенстве, присущем всем людям от рождения.

С течением времени (с 1630 по 1640 годы) на страницах «Дневника» губернатора Массачусетской колонии все чаще начинают встречаться полемические рассуждения, в которых автор из бесстрастного наблюдателя превращается в заинтересованного рассказчика, весьма детально и аргументировано отстаивающего свое видение гражданского идеала. Страницы его «Дневника» свидетельствуют, что повествование Уинтропа представляет из себя синтез дневниковых записей и автобиографических вкраплений. Можно предположить, что здесь закладываются некоторые традиции специфики «авторского» присутствия, характерные для литературы США последующих столетий. Понимание сущности гражданского идеала у Уинтропа эволюционирует. Так, если в тридцатые годы XVII века он полагает одной из центральных составляющих фундамента создаваемого идеального общества идею всеобщего братства и любви, то позднее этот постулат значительно трансформируется, и весь пафос переносится им на противостояние добра и зла, которые наличествуют в пуританском сообществе. Позиция Уинтропа в этом вопросе во многом находится в оппозиции не только по отношению к мнению Уильямса, известного бунтаря и вольнодумца. По сути дела, в высказываемых Уинтропом идеях относительно равенства и свободы, можно также усмотреть определенное мировоззренческое противостояние Брэдфорду.

Несмотря на неоднозначность трактовок изучаемых мотивов, все они отмечаются в проанализированных произведениях вышеуказанных литераторов. Показательно, что для большей части колонистов идеи, высказанные Уильямсом по поводу избранности, свободы, равенства, воспринимались как инородные. Меньшая часть переселенцев не одобряла подобные воззрения соотечественников, и лишь единицы активно боролись с религиозной нетерпимостью, отстаивая идеи равноправия и свободы для всех. Большинство жителей Новой Англии придерживались строгих пуританских канонов.

Важным элементом рассматриваемых дневников является наличие в них некоторых художественных приемов, при помощи которых авторы усиливают эмоциональное воздействие на читателя и помогают сделать изложение более понятным и доходчивым. Это сравнения, повторы, встречающиеся на страницах их работ, метафорические описания, параллельные конструкции, контрастные зарисовки. В дневнике у Сьюолла, например, были отмечены элементы юмора и иронии, а также определенная связь с фольклорными традициями, восходящими к «Истории поселения в Плимуте» Брэдфорда. Очевидно, целенаправленное использование подобных приемов (привлечь внимание аудитории, склонить читателей на свою сторону, объяснить им свою позицию, убедить в правоте высказываемых мыслей), отмеченное в дневниках, являет собой значимую черту в колониальной словесности. В жанровом отношении рассмотренные дневники представляют собой некий синтез исторических записок и автобиографизма.

В разделе 2.3. «Духовное освоение пустыни. Лейтмотивы ПРЕДОПРЕДЕЛЕНИЕ и ДИКИЕ ПРОСТОРЫ в произведении Мэри Роландсон «Повествование о пленении и избавлении миссис Мэри Роландсон» основное внимание уделяется анализу указанного сочинения. Оба лейтмотива, переплетаясь и влияя друг на друга, оказываются знаковыми для ее работы. Все повествование ведется рассказчицей на фоне изображения заросших лесных массивов. Данное произведение принадлежит к специфически колониальному жанру американской словесности XVII века – так называемой литературе пленений (captivity literature). Это самое популярное сочинение подобного типа того времени. По существу, в повествовании Мэри Роландсон изложен личный опыт самопознания и определенного совершенствования духовного мира автора. Тяготы пребывания в плену, знания и умения, полученные ею от непосредственного общения с аборигенами, предстают в виде искреннего служения Создателю, образца достойного поведения христианки, которой удалось вырваться из плена и спастись благодаря мудрому Провидению. Анализируемое сочинение обнаруживает параметры, типичные для дневниковых записей и хроник тех лет.

Путешествие миссис Роландсон можно рассматривать и как реальное перемещение в пространстве, и как блуждание по кругам ада, во время которого она постигает себя и Божественный промысел. Набожная пуританка предстает перед нами совершенно другим человеком в конце этого пути. Она как бы поделила свою жизнь на два периода – до и после плена. Скитаясь по лесам вместе с индейцами, рассказчица все время сравнивает свои прежние чувства, поступки, мысли, с тем, что ей приходится переживать в неволе. Героиня полностью вверяет свою судьбу Всевышнему и ищет указаний от него в библейских текстах. Она не предпринимает самостоятельных действий и отказывается от побега, к которому склоняет ее другая пленница. Вместо этого, соответствующим образом интерпретируя Священное Писание, Мэри Роландсон приходит к выводу, что ей необходимо смириться с происходящим и уповать на волю Господа. Приобретенный опыт помогает автору более глубоко понимать Библию, к которой она постоянно обращается в тяжкие минуты жизни.

Композиционно это небольшое произведение имеет весьма простую структуру. Оно открывается детальным описанием нападения индейского племени на английский гарнизон и истребления или пленения 37 его жителей, за которыми следуют двадцать эпизодов-переходов, воссоздающих скитания пленницы по обширным лесным массивам североамериканского континента вместе с захватившими ее аборигенами.

Здесь интерпретация мотива ПРЕДОПРЕДЕЛЕНИЕ практически ничем не отличается от его трактовок у иных авторов колониального периода XVII века и находится в русле общего пуританского понимания. Однако в анализируемом сочинении промыслительность всего происходящего, полное смирения осознание своей участи и покорность, с которой автор ее принимает, находятся на грани исступления. Безоговорочное следование указаниям Библии, символическое толкование любых, даже незначительных деталей жизни  все реально у Роландсон и одновременно метафорично.

В рассмотренном произведении наиболее детально и полно интерпретируется лейтмотив ДИКИЕ ПРОСТОРЫ. В трактовке рассказчицы – это, прежде всего, аллегорическое переосмысление Библейской пустыни, что реализуется через ее духовное освоение, включая в себя и восприятие пустыни как святилища, своеобразного убежища от порочности и греховности развращенного мира, и одновременно понимание этой территории как вместилища сил Зла, где проживают слуги Дьявола. Несмотря на то, что многие описания дебрей полны мрачных деталей, эти зарисовки со всеми приведенными в тексте произведения эпитетами не оставляют впечатления безысходности. Фактически Мэри Роландсон, в роли пленницы, движется по своеобразному кругу.

Будучи оторванной от цивилизации, она вынуждена переместиться на пространство диких просторов (аллегорическая трактовка пустыни), а затем вернуться обратно. Покинув обжитые земли, свой родной дом, совершая переходы из одной части леса в другую, Роландсон проводит непрестанное осмысление происходящего и, по существу, метафорически выполняет движение от Христианского Дома – через мучения и преодоление – назад к нему. Иными словами, это путь из прежней жизни, через хаос и невежество, к гармонии смирения и знания. Наблюдая за собой, она вводит в повествование настоящий психологический анализ своего поведения в разных ситуациях. Впервые в раннеколониальной литературе так отчетливо проявляется тенденция к я-центризму. Таким образом, можно сделать вывод о приобретении ею духовного опыта в неволе. Это поиск спасения в пустыне.

В самом повествовании наблюдается элементы эволюционной трактовки анализируемого лейтмотива. За время пребывания в плену у Мэри Роландсон, по-видимому, неосознанно происходит изменение ее отношения к индейцам, т.е. и здесь можно говорить об определенной позитивной эволюции в их восприятии автором. Ее повествование, созданное в русле ранних произведений колониальной словесности, отличается от них бóльшим эмоциональным накалом и усилением использования художественных приемов. Противопоставления, многочисленные образные сравнения, красочные эпитеты, метафоры, тщательный подбор лексики, использование антитезы и гиперболы – вот те художественные плоды, которые появляются на фоне субъективно-объективного изложения событий ее дневниковых записей. Здесь также можно говорить о реализации мозаичного сюжета в построении повествования.

В главе III диссертации «Опыт духовного пробуждения: творчество Джонатана Эдвардса» с литературоведческих позиций изучаются работы одного из выдающихся мыслителей XVIII столетия, которого как в американской, так и в отечественной науке, прежде всего, воспринимают как философа. В главе отмечается та эволюция Эдвардса-художника, которая присутствует уже в самом начале его литературной деятельности. Здесь анализируется, каким образом этот автор рассматривает процесс духовного совершенствования, перенося акцент с возвеличивания Всевышнего на изучение духовного мира человека.

^ В разделе 3.1. «Джонатан Эдвардс – наследник европейского пуританизма» показано, что религиозно-философкое наследие наложило ярко выраженный отпечаток на его сочинения. Будучи величайшим пуританским богословом, глубоким мыслителем и философом, в своих многочисленных работах теолог попытался повернуть сознание верующих к возрождению первоначальных религиозных обязательств, с которыми отцы-пилигримы вступили на земли североамериканского континента. Выдвигая идею возвращения к заветам первых колонистов, он своим творчеством объективно способствовал началу эволюции пуританизма на североамериканском континенте. Новым в интерпретации догматической канонической религии является взгляд Эдвардса, обращенный как бы «назад», «в прошлое», чтобы восстановить подорванное могущество пуританского вероучения. Уже в своих первых сочинениях «Бог славен тем, что человек ему подвластен» (God Glorified in Man’s Dependence), «Описание удивительных обращений» (Narrative of Surprising Conversions), «Божественный сверхъестественный свет» (A Divine and Supernatural Light) Эдвардс очерчивает контуры собственного понимания религиозного идеала. Через выделенные в диссертации мотивы можно проследить эволюцию взглядов самого автора. Выступая, с одной стороны, наследником европейских традиций, а с другой – несколько удаляясь от них в трактовках изучаемых нами мотивов, Эдвардс акцентирует внимание именно на духовном самосовершенствовании. Работая преимущественно в рамках однотипного жанра (религиозные трактаты, проповеди), он выступает в них как настоящий художник слова. Используемые им выразительные средства языка, разнообразные стилистические приемы, специфический подбор лексики превращают многие из его сочинений в замечательные образцы литературного творчества. При этом Эдвардс-литератор на страницах своих произведений выступает как тонкий стилист, удивительно бережно и точно обращающийся со словом.

Его сочинения включают в себя блистательные описания, нежные и проникновенные, возвышенные и торжественные, устрашающие и яростные, являющиеся проявлением глубоких переживаний автора. Они затрагивают душу и чувства его слушателей и читателей и являются настоящими образцами художественности. Яркая образность и эмоциональная выразительность повествования достигается во многом благодаря повсеместным обращениям Эдвардса к изображению природы. Наиболее рельефно эти характеристики проявляются в духовной биографии писателя «Личное повествование» (Personal Narrative). Представляется возможным сравнить его с известным произведением Мэри Роландсон, в котором повествуется о личных переживаниях рассказчицы. Воссозданные ею конкретные сцены реально могли произойти с любым колонистом, но получили личную трактовку именно у нее, причем интерпретация произошедших с автором дневника событий представляла собой то осмысление эпохи, которое было присуще большинству ее современников.

Свойственный сочинению Роландсон аллегоризм отсутствует в «Личном повествовании» Эдвардса. Свои личные переживания богослов оформляет в логично выстроенную концепцию. В чем-то его трактовка событий опережает типичное для первой половины XVIII века осмысление существовавшего тогда положения дел. Духовная автобиография писателя весьма психологична. Богослов, философ и литератор, Эдвардс полагал необходимым выстроить собственную систему мироздания, отстаивая в своих трудах первого периода абсолютную власть Бога над людьми. Именно такое понимание мотива ПРЕДОПРЕДЕЛЕНИЕ можно усмотреть в его вышеназванных произведениях. Следовательно, правомерно рассматривать творчество Эдвардса как связующее звено между традициями европейского пуританизма, которые явно проступают в его работах, и сочинениями американских романтиков, близость к которым, в передаче чувственной стороны бытия, характерна для трудов богослова.

В отличие от текстов колониальных авторов XVII века, творчество Эдвардса характеризуется отсутствием мозаичного сюжета. В его проповедях и трактатах оказывается невозможно вычленить смену эпизодов, из которых строится повествование. Отличительной чертой его трудов является наличие внутреннего сюжета, т.е. такого сюжета, действие которого разворачивается в сознании самого автора. Например, в «Личном повествовании» затруднительно выделить какие-либо значительные внешние действия, но внутренний мир рассказчика подвергается существенным изменениям, и это происходит в душе персонажа. Таким образом, можно высказать предположение о том, что Дж. Эдвардс, как и М. Роландсон, стояли у истоков психологической прозы XIX века (Н. Готорн, Г. Джеймс).

В разделе 3.2. «Джонатан Эдвардс как один из родоначальников американского пуританизма. Мотивы ИЗБРАННОСТЬ и ДОСТОИНСТВО, ПРЕДОПРЕДЕЛЕНИЕ в произведениях 40-50-х годов» показана дальнейшая эволюция писателя с точки зрения его понимания религиозного идеала. В своих ранних произведениях Эдвардс, следуя пуританской традиции, через мотив ПРЕДОПРЕДЕЛЕНИЕ утверждает, что Бог абсолютно всевластен, что от Него зависят поступки человека. Автор постоянно говорит о том, что люди всегда руководствуются Божьим Промыслом в мыслях и делах и, фактически поступают определенным образом потому, что так им велено Создателем. К концу своей жизни и творчества известный мыслитель, полагая, что человек и сам наделен возможностью решать, как поступить, и имеет на это право, в некоторой степени противоречит себе. Иными словами, писатель указывает на то, что люди могут больше доверять себе, своим суждениям. Акцентируя внимание на личности, теолог заявляет о возможности наличия свободы выбора у человека. Однако Эдвардс замечает, что свободой выбора человек может обладать, если он способен на это, а получить эту способность осуществлять свободное волеизъявление допустимо только через служение Господу.

Соответственно, по мнению Эдвардса, свобода человека при осуществлении выбора, все же ограничена способностью или неспособностью людей сделать этот выбор. Здесь через анализируемый нами мотив явственно проступает эволюция ранних идей богослова. Знаменитый теолог говорит о том, что человек, безусловно, должен быть морально достойным для осуществления подобного выбора, но он (человек) вправе сам осуществлять свой выбор. Все вышесказанное позволяет сделать вывод, что в своих исканиях Джонатан Эдвардс несколько меняет свою точку зрения на взаимосвязь Божественного промысла и деяний человека. Очевидно, именно здесь берет начало идея опоры на самого себя (self-reliance), которая станет одной из важных составляющих национального американского самосознания в произведениях последующих веков.

Сочинения Эдвардса, с литературной точки зрения, характеризуются логичностью и ясностью изложения, что является неоспоримым достоинством его работ, равно как и аргументированная доказательность выдвигаемых им положений. При этом в созданных им проповедях и трактатах Эдвардс существенно отклоняется от стиля первых колониальных произведений американской словесности не только в смысле использования художественных образов, стилистических приемов и эмоционального накала своих произведений. Он вносит поправки в канонические формы пуританского повествования. Используя в тексте выразительные, понятные житейские сравнения, автор опускает на земную почву глубокие философские построения, пытаясь донести до читателей основную доктрину. Именно поэтому его проповеди в определенных местах приобретают бытовой характер и становятся максимально понятными.

Данные положения сближают его творчество со знаменитым дневником Брэдфорда. Как и губернатор Плимутской колонии, Эдвардс стремится доходчиво объяснить читателям значимые, по его мнению, идеи. Так, рассматривая с различных точек зрения тот или иной важный религиозный или философский постулат, он пытается донести его до своих прихожан в максимально понятном виде. В качестве примера можно привести образ Солнца, вводимый автором в текст «Свободы воли» (Freedom of the Will) как символ благоденствия и образ Огня как его антипод, представляющий собой губительную, всеразрушающую силу. Сопоставление их по контрасту придает особую выразительность этим образам. Яркие сравнения, метафоры, приемы повтора и антитезы можно выделить как излюбленные автором элементы художественного оформления, которые Эдвардс мастерски вплетает в тексты своих сочинений.

Все колониальные авторы внесли свой вклад в создание образа «Нового Адама». Не составляет исключения и Эдвардс. Но в отличие от многих своих предшественников и современников, писатель-богослов тяготеет к созданию образа самого Творца и вдохновенно рисует портрет Создателя, что явно прослеживается через анализ интересующих нас мотивов. Он заостряет внимание на том, каким образом «Новый Адам» должен воспринимать Всевышнего, принимая Его во всех проявлениях, боготворя Его и растворяясь в Нем.

^ В разделе 3.3. «У истоков нравственного идеала. Диссертация Джонатана Эдвардса «Сущность истинной добродетели» рассматривается теория духовного самосовершенствования, созданная мыслителем. В этом сочинении Эдвардса через анализируемые в данной диссертации мотивы можно усмотреть его возросший интерес к проблеме личности и ее совершенствования.

В начале данного раздела на основе произведения автора «Правила поведения» (Resolutions), которое, в определенном смысле, можно рассматривать как базис в формировании будущего национального нравственного идеала, анализируется свод правил, неукоснительное следование которому способно привести человека к намеченной цели, улучшить и обогатить его внутренний мир. Особое внимание в содержательном аспекте представляет краткая преамбула, где Эдвардс, заявляя, что он полагается во всем на волю Господа, просит у Создателя сил для исполнения намеченного, при условии, что его деяния согласуются с решениями Творца. Выделенные пункты правил  это этапы пути, по которому необходимо пройти, чтобы достичь нравственного идеала. Иными словами, это в мельчайших подробностях разработанный образец самосовершенствования, в котором центральное положение занимает служение Господу, четко изложенная программа духовного роста американского пуританина. Фактически Эдвардс хотел путем постоянной внутренней работы над собой и ради прославления Всевышнего сформулировать модель, по которой в нравственном отношении человек может сотворить себя самого (self-made person). Подобное положение представляется нам крайне важным, ибо этот постулат также войдет в качестве значимой составляющей в самосознание формирующейся нации.

Своего апогея эта проблема достигает в диссертации богослова «Сущность истинной добродетели» (^ The Nature of True Virtue), где, затрагивая феномены красоты и добродетели, в терминах интересующего нас мотива ИЗБРАННОСТЬ и ДОСТОИНСТВО, Эдвардс утверждает, что и красота, и добродетель, и достоинство являются проявлениями добросердечности, или, иначе говоря, их вместилищем является сердце. Разделяя красоту на общую и особенную (a general and particular beauty), к последней автор относил то, что касалось личной сферы ограниченного характера, и она, на его взгляд, была присуща далеко не всем, а лишь тем избранным, кто придерживается нравственных устоев и является глубоко верующим человеком.

Из сказанного выше вытекает, что Эдвардс-литератор начального периода не равен Эдвардсу-писателю последних лет его жизни. В выявленных интерпретационных изменениях изучаемых мотивов можно усмотреть эволюционное развитие мыслителя и художника. Так, поставив Божественное начало в центр мироздания, он показывает, каким образом должна быть сформирована личность американца. Не выступая в качестве посредника между Богом и людьми, он проповедует необходимость самосовершенствования, преображения души, т.е. постоянной работы над собой. Без внутреннего очищения, провозглашает автор, невозможно вести жизнь, угодную Создателю, а потому именно духовная деятельность рассматривается им как базисная основа трудолюбия. При этом анализируемый мотив в его понимании – это непрекращающаяся работа по улучшению своего внутреннего «я».

Соответственно, в своей интерпретации мотива ТРУДОЛЮБИЕ Эдвардс весьма далеко отходит от канонической трактовки и закладывает основание для рождения «настоящей пуританской личности», показав, на какую высоту может подняться истинно верующая душа.

Не менее новаторски звучит в его работах и интерпретация мотива ДИКИЕ ПРОСТОРЫ. Данное понятие живо и по сей день и часто используется для обозначения чего-то пугающего. Эдвардс, раскрывая его, выделяет в нем особо ту сторону, которая показывает, каким образом можно преодолеть «духовную пустыню» отсутствия у человека веры. Не последнюю роль здесь играет его глубокая убежденность в том, что лишь через страдание можно приблизиться к Божественной Истине. С точки зрения Эдвардса, к избранным относятся только истинно верующие люди, прославляющие Господа и следующие Его заветам. Такова интерпретация мотива ИЗБРАННОСТЬ и ДОСТОИНСТВО в его произведениях.