Geum.ru

В. Ф. Андреев  Источники наших знаний о древнем Новгороде     Прежде чем начать рассказ

Вид материалаРассказ
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6
«Северный страж Руси» Очерки истории средневекового Новгорода

Василий Федорович Андреев

Республика

 

 

Высшим   органом    власти    в республике являлось вече. О древнерусском вече написано немало и дореволюционными, и советскими историками. Однако ученые до сих пор не пришли к единому мнению по такому, например, важнейшему вопросу, как состав участников вечевых собраний. В сегодняшней науке существуют две основные точки зрения. Одни исследователи полагают, что в вече участвовали все свободные мужчины Новгорода независимо от их социального статуса. Другие считают новгородское вече собранием владельцев городских усадеб, которых, по мнению этих историков, было около пятисот.

По-видимому, ближе к истине первые. Новгородские грамоты, написанные от имени веча в последние десятилетия существования республиканского строя, перечисляют должностных лиц и основные категории участников веча, обычным местом собраний которого был Ярославов двор, у стен сохранившегося доныне Никольского собора.

Вот что, например, говорится в жалованной грамоте новгородского веча Соловецкому монастырю, написанной между 1459 и 1470 годами. Соловецкие монахи «били челом» «господину преосвященному архиепископу Великого Новагорода и Пьскова владыкы Ионы, господину посаднику Великого Новагорода степенному Ивану Лукиничу и старым посадникам, господину тысяцкому Великого Новагорода степенному Труфану Юрьевичу и старым тысяцким и боярам, и житьим людем и купцам и черным людем и всему Господину Государю Великому Новугороду, всим пяти концем на веце на Ярославле дворе».

Ценность этого и подобных документов в том, что здесь перед нами предстают все те, кто решал на вече важные вопросы и гордо именовал себя Господином Государем Великим Новгородом. Тут и бояре, и житьи, и купцы, и «черные» люди.

На вече решались самые существенные вопросы внешней и внутренней политики республики. Приглашение и изгнание князей, вопросы войны и мира, союза с другими государствами — все это входило в компетенцию веча. Вече занималось республиканским законодательством — на нем утверждена новгородская Судная грамота.

Вечевые собрания — одновременно высшая судебная инстанция Новгорода: изменников и лиц, совершивших другие государственные преступления, нередко судили и казнили на вече. Обычным видом казни преступников было низвержение виновного с Великого моста в Волхов.

Вече распоряжалось земельным фондом республики. Оно выдавало грамоты на владение землей различным церковным корпорациям, а также частным лицам. Видимо, в известной степени именно вечевым пожалованиям обязаны своими земельными богатствами новгородские бояре.

На вече происходили выборы республиканских должностных лиц: архиепископов, посадников, тысяцких.

Мы сравнительно мало знаем о том, как проходили вечевые собрания. Дело в том, что летописец отмечает, как правило, только такие вечевые сходки, которые собирались при обстоятельствах, с его точки зрения, важных или необычных. Руководил вечевым собранием, скорее всего, посадник. Ораторы обращались к участникам веча с так называемой вечевой степени. Вероятно, именно кирпичное основание вечевой степени удалось обнаружить в 1939 году экспедиции А. В. Арциховского неподалеку от южного входа в Никольский собор.

В основе решений веча лежал принцип единогласия. Для принятия решения требовалось согласие подавляющего большинства присутствующих. Однако достигнуть такого согласия удавалось далеко не всегда, во всяком случае не сразу. Нередко вече обсуждало какой-нибудь вопрос по нескольку дней. Политическая борьба подчас была очень острой и доходила до вооруженных столкновений.

Чтобы уяснить себе характер политической борьбы в Новгородской республике, необходимо отчетливо представлять, что Новгород был федерацией пяти самоуправляющихся городских районов — концов. Вероятно, на вечевой площади жители каждого конца собирались в определенном месте. Каждый   участник веча представлял не только самого себя, даже не столько самого себя, сколько свой конец. К трем первоначальным городским поселкам, существовавшим в X столетии,— Славенскому, Неревскому и Людину — в течение XII—XIII веков прибавились еще два: Плотницкий и Загородский. Таким образом, в XIII—XV веках в Новгороде было пять концов. Каждый из них имел собственное вече, своих старост, свою политическую организацию, церкви, монастыри, кончанскую землю, казну.

Кончанская администрация ведала, видимо, и управлением новгородскими пятинами. Пять концов — пять пятин. К сожалению, документы республиканского периода об этом молчат. Однако имеется очень интересное свидетельство иностранца, имперского посла Сигизмунда Герберштейна. Он побывал в Новгороде через четыре десятилетия после ликвидации его самостоятельности, когда были еще живы воспоминания о республиканских порядках. В отличие от многих иностранцев, писавших о России, Герберштейн знал русский язык, был тонким наблюдателем, старался давать объективные, полные и точные сведения.

В своих «Записках о московитских делах» Герберштейн писал: «Некогда, во время цветущего состояния этого города (Новгорода.— В. А.), когда он был независимым, обширнейшая область его делилась на пять частей; каждая из них не только докладывала все общественные и частные дела надлежащему и полномочному в своей области начальству, но могла, исключительно в своей части города, заключать какие угодно сделки и удобно вершить дела с другими своими гражданами,— и никому не было позволено в каком бы то ни было деле жаловаться какому-нибудь иному начальству того же города».

У нас нет оснований не доверять этому ценному для истории Новгородской республики рассказу

Новгородские концы состояли из улиц. Жители каждой улицы, а точнее, владельцы усадеб выбирали из своей среды двух старост, ведавших уличанскими делами.

Улица одновременно являлась церковным приходом. Поэтому важной заботой уличанской общины было строительство и поддержание в порядке здания церкви, выборы священников и всего церковного причта. Берестяная грамота № 276, относящаяся ко второй половине XIV века, свидетельствует, что улицы имели свой собственный суд, состоявший из двух уличанских старост и священников приходской церкви. Суд разбирал, скорее всего, внутриуличанские конфликты.

Каждая уличанская община владела строго ограниченной и веками неизменной территорией. Охрана территории и контроль над внутриуличанскими земельными сделками были важнейшими функциями уличанских старост. Только с их ведома и разрешения можно было покупать и продавать дворы. Старосты зорко следили за всеми нарушениями границ территории, принадлежавшей улице.

Известен случай, когда в 1439 году немецкие купцы, жившие на Готском дворе, поставили новые ворота и при этом стесали на ширину ладони плахи мостовой соседней Михайловой улицы. Однако даже столь незначительное нарушение владельческих прав уличанской общины привело к чрезвычайно острому конфликту. Жители Михайловой улицы во главе со своими старостами потребовали переставить злополучные ворота туда, где стояли прежние. В конфликт оказались вовлеченными вече, владыка, посадник, тысяцкий. Немцы были вынуждены отступить. Конфликт продемонстрировал силу уличанской общины, сплоченность жителей улицы и их решимость защищать от посягательств каждую пядь своей земли.

Во главе концов стояли боярские группировки, являвшиеся традиционными политическими руководителями массы кончанского населения.

Политическая борьба на вече представляла собой борьбу концов, а значит, борьбу различных боярских группировок. Нередко один конец выступал против остальных или два конца заключали союз против трех других. Когда мнения на вече разделялись, то и само вече распадалось на две части: одни переходили на Софийскую сторону (чаще всего к Софийскому собору), другие оставались на Ярославовом дворе. Такое положение приводило к вооруженным конфликтам, ареной которых становился Великий мост. Завершались конфликты переговорами и заключением соглашений — стороны приходили к компромиссу.

Главной действующей силой в политической борьбе являлись простые новгородцы, народ. Существование любого классового общества с антагонистическими классами обязательно связано с классовой борьбой обездоленных, угнетенных против угнетателей и эксплуататоров. Такая борьба, разумеется, имела место и в феодальном обществе, в том числе и в Новгородской республике. Однако формы классовой борьбы были чрезвычайно специфичными. Они сильно отличались от тех форм, которые приняла классовая борьба в XIX—XX столетиях.

Многие историки 1930—1950-х годов упрощенно понимали классовую борьбу в республиканском Новгороде. Они рассматривали многочисленные новгородские восстания, зафиксированные летописью в XII— XV веках, как борьбу всех низших слоев населения города против всех феодалов. По представлениям современных исследователей, картина политической борьбы в Новгороде выглядит гораздо более сложной.

Для победы в классовой борьбе совершенно необходимо,   чтобы   угнетенные   отчетливо   представляли противоположность своих классовых интересов интересам угнетателей, нужно также иметь ясную политическую цель и обязательно свою собственную организацию.

Перечисленных условий в средневековом Новгороде еще не было. Прошли многие столетия, прежде чем уровень классового сознания городских низов мог подняться до понимания ими своих задач. Этот уровень даже в XV веке не достигал той высоты, при которой борьба против злоупотреблений и насилий феодальной верхушки перерастала бы в борьбу против феодального строя и боярской власти. В сознании городских низов республиканского периода и не мелькала мысль о создании своей собственной, небоярской власти. Активно участвуя в политической борьбе, народ оказывался способным на расправы с отдельными боярами, но не на свержение боярской власти в республике.

Не имея своей политической организации, «черные» люди Новгорода входили вместе со своими соседями-боярами в состав территориальных кончанских организаций, которыми бояре руководили. Поэтому классовые, антифеодальные по существу выступления городских низов, особенно в голодные годы, выливались в форму борьбы против «чужих» бояр из другого конца в союзе и во главе со «своими» кончанскими боярами. Приводили же они, и то не всегда, лишь к смене боярских группировок у власти в государстве.

Бояре умело использовали недовольство народа в своей политической игре. Они настраивали «черных» людей против находившихся у власти своих политических противников, доказывая, что только те виноваты в бедствиях, вызвавших недовольство народа. Бояре вынуждены были постоянно считаться с настроениями городских низов.

Таким образом, на протяжении всей истории Новгородской республики между боярскими кончанскими группировками шла бесконечная борьба за власть, причудливо переплетавшаяся с антибоярской борьбой «черных» людей. Борьба эта то обострялась, то затихала в те периоды, когда усиливалась внешняя опасность.

Бояре соперничали за обладание должностью главы новгородского правительства — посадника. Посадники постепенно сосредоточили в своих руках основные рычаги государственного управления. В. Л. Янин, много сделавший для изучения истории новгородского посадничества, установил, что оно прошло в своем развитии несколько этапов. Сначала, вплоть до ПО' следних лет XIII века, посадников избирали на неограниченный срок. С конца XIII века устанавливается годичный срок для нахождения в должности. Впрочем, один и тот же боярин мог быть избран несколько раз. Создается коллегия из трех человек (два от Софийской стороны и один — от Торговой), из которых и выбирают раз в год, в феврале, нового посадника (год по тогдашнему календарю начинался 1 марта). С реформы 1354 года, по мнению В. Л. Янина, избираются уже не один, а шесть посадников: два от Плотницкого конца и по одному от остальных четырех. Из них один каждый год избирался в главные, «степенные» (от слова «степень») посадники. Наконец, в 1410-х годах проводится еще одна реформа, увеличившая число посадников до нескольких десятков во главе со степенным посадником, выбиравшимся на полгода.

Смысл изменений заключался в том, чтобы снизить остроту борьбы между разными боярскими группировками, увеличив количество бояр, непосредственно участвовавших в управлении. Однако полностью прекратить столкновения бояр не удалось. Они вплоть до конца новгородской самостоятельности ослабляли республику.

Посадников, тысяцких и, по всей видимости, других должностных лиц республики новгородцы избирали по жребию из определенного круга кандидатов. Как мы увидим далее, архиепископа также избирали по жребию из трех кандидатов. В одном из немецких ганзейских документов XV века прямо сказано, что посадников выбирают наугад, гаданием. Гильбер де Ланнуа пишет, что бояр избирали на должности «по очереди». Избрание по жребию —одна из важных особенностей новгородской политической системы.

Посадник, позднее степенный посадник, председательствовал на вече, возглавлял наряду с князем новгородское войско. Он участвовал в посольствах в другие государства. Имя посадника стоит в международных договорах Новгорода вслед за именем архиепископа, раньше имен других руководителей республики.

Вместе с князем или его наместниками посадник осуществлял суд, вместе с князем назначал и сменял тех должностных лиц государства, которые не избирались на вече (вече избирало лишь высших магистратов).

Вторым по значению после посадника был избиравшийся на вече тысяцкий. Так же как и посадники, тысяцкие первоначально назначались князьями. Тысяцкие известны в Киеве, Чернигове, других древнерусских городах. Должность выборных тысяцких появляется в Новгороде в конце XII века. Она тесно связана с делением Новгорода и Новгородской земли на сотни. Вопрос о сотнях и их месте в территориально-административной системе древнего Новгорода не может в настоящее время считаться окончательно решенным.

Некоторые историки высказывали предположение, что Новгород, состоявший в начале своего существования из трех боярских поселков, стал постепенно увеличиваться за счет пришлого населения, селившегося на свободных участках и не входившего в складывавшиеся тогда кончанские организации во главе с боярами.

Эта часть городских жителей и образовала сотни, возглавлявшиеся сотскими и подчинявшиеся князю. Князь для управления сотнями назначал тысяцкого. С конца XII века, когда вече впервые избрало тысяцким Миронега, сотни стали подчиняться вечу. В документах XII—XIII веков новгородский тысяцкий фигурирует в качестве представителя от «черных» людей, то есть от населения сотен, низшего, непривилегированного слоя жителей Новгорода. Постепенное уменьшение роли князя в управлении государством, активное наступление кончанского боярства на прерогативы княжеской власти привели к подчинению сотен общегородскому вечу и вхождению их в состав концов.

Первые выборные новгородские тысяцкие не были боярами. Это видно из того, что ни один из тысяцких XIII — начала XIV столетия не был избран позднее на высшую, посадническую должность, которая была привилегией представителей боярской аристократии. Но во второй четверти XIV века в тысяцкие начинают избирать бояр, которые таким образом захватывают второй из ключевых постов в управлении. Боярин Остафья Дворянинец, сначала исполнявший обязанности тысяцкого, в 30-х годах XIV века стал новгородским посадником. С тех пор должность тысяцкого для многих деятелей республики стала ступенью перед избранием в посадники.

Новгородские тысяцкие неоднократно участвовали в переговорах с иностранными государствами и в посольствах к русским князьям, участвовали в составлении от   имени   Новгорода   грамот. Важное место в системе новгородского судопроизводства занимал суд тысяцкого, разбиравший тяжбы по торговым делам, а также все споры русских с иностранцами в Новгороде. Наряду с изменениями в количественном составе посадников в конце XIV — начале XV века вместо одного избирают уже нескольких тысяцких, один из которых называется степенным, главным.

Наряду с вечем и высшими магистратами в период расцвета республиканских порядков в Новгороде существовал совет господ. Сведения о нем содержатся лишь в документах Ганзы и Ливонского ордена первой половины XIV века.

Совет господ собирался на Владычном дворе и состоял из архиепископа, который, судя по тому, что совет заседал в его резиденции, был председателем, а также посадника, тысяцкого, пяти кончанских старост и «старых» (то есть тех, которые раньше были степенными) посадников и тысяцких. Таким образом, совет по своему составу напоминал древнеримский сенат, где также заседали бывшие консулы, преторы, эдилы и другие высшие должностные лица.

Совет состоял полностью из бояр — представителей  сословия  земледельческой  аристократии.

По-видимому, главной функцией новгородского мсената» было предварительное рассмотрение важных Государственных вопросов, выносившихся затем на Рвече.

Будучи органом боярской олигархии, совет стоял во главе веча, и его решения имели первостепенное значение для внутренней и внешней политики Новгородского государства. Не случайно в грамотах, исходивших от веча, сначала перечислялись архиепископ, степенные посадник и тысяцкий, «старые» посадники и тысяцкие, то есть члены совета господ, и лишь после них — все остальные новгородцы.

Заключая рассказ о социально-политическом устройстве средневекового Новгорода, можно сделать вывод о том, что он представлял собой аристократическую республику, во главе которой стояли бояре

 

 

«Северный страж Руси» Очерки истории средневекового Новгорода

Василий Федорович Андреев

 

Церковь

 

 

В   наше   время,   когда большинство людей далеки от религии, а церковная организация   стала   анахронизмом, непросто понять ту эпоху, когда господствовало религиозное мировоззрение. Между тем без ясного представления о том, какую роль играла церковь в политике, экономике, искусстве, быту средневековых новгородцев, невозможно разобраться в сложных проблемах истории древнего Новгорода.

Православная религия была идеологической и морально-нравственной  основой   жизни   средневекового общества. Религиозная мораль пронизывала все стороны жизни в эпоху средневековья. От рождения и до смерти человек находился под неослабным вниманием церкви. Будучи государственной   религией, православная   церковь,   с   ее   построенной   по   жесткому иерархическому принципу организацией, сильно влияла на политику. Особенно  отчетливо это видно на примере Новгородской республики, где государственная машина срослась   с церковной   организацией. В древнем Новгороде общество имело немалый вес в решении сугубо церковных   вопросов.   В   то же время церковь подчас ведала светскими функциями, например управлением некоторыми районами Новгородской

земли.

Во главе новгородской церкви стоял архиепископ (до 1165 года — епископ). Уже сан новгородских архиереев говорил об их высоком положении: другие русские епархии управлялись   епископами,   Владыка возглавлял не только церковь, но являлся и главой новгородского государства. Поскольку республиканские должностные лица были выборными, выборным

«л и пост архиепископа. Если во времена Киевской Руси архиереев в Новгород присылал митрополит, то уже в 1156 году новгородцы избрали своим духовным пастырем Аркадия. С тех пор вплоть до ликвидации Новгородской республики после смерти или отречения от кафедры очередного архиепископа на вече происходили выборы владык. Этим Новгород отличался от всех других епархий русской православной церкви, куда архиереи назначались митрополитом.

Избрание архиепископа — важный государственный акт — проводилось в два приема. Сначала на обычном месте вечевых собраний, на Ярославовом дворе, новгородцы называли трех кандидатов на пост архиепископа. Их имена записывались на листах пергамена («жребиях») и запечатывались посадником. Затем новгородцы переходили на противоположный берег Волхова, и начиналось второе действие. Участники веча собирались у стен Софийского собора, в котором служилась литургия.

«Жребии» во время службы находились на престоле собора, а после ее окончания слепец или ребенок наугад брал один из жребиев с престола, и имя, написанное на нем, немедленно оглашалось собравшимся. Так избирался новый архиепископ.

В XIV веке порядок избрания был несколько изменен. Стали считать, что более угоден богу тот из кандидатов, жребий которого остался на престоле. Теперь уже протопоп Софийского собора брал с престола сначала один жребий, потом другой и зачитывал записанные в них имена. А вслед за этим оглашали имя нового владыки, которого тут же с большим почетом возводили «на сени» святой Софии. Через некоторое время вновь избранный отправлялся с пышной свитой на официальное посвящение в сан архиепископа (хиротонию) к митрополиту (в XII—XIII веках в Киев, а позднее — в Москву).

Кандидатами в архиепископы чаще всего были наиболее авторитетные лица из настоятелей монастырей, а   иногда   и   из   представителей   приходского   (белого) духовенства:  например, архиепископ Василий Калика (1331—1352 годы) был до своего избрания священником церкви   Козьмы и   Демьяна на   Холопьей улице Неревского конца. Бывали   случаи, когда   избранный в архиепископы не имел даже сана священника. В 1359 году архиепископом был провозглашен Алексей — ключник   собора   святой   Софии.   Прежде чем отправиться к митрополиту на архиепископскую хиротонию, он ездил в Тверь, где местный епископ посвятил  его  сначала в сан дьякона,  а  затем священника.

Авторитет архиепископов среди новгородцев был чрезвычайно высок. С середины XIV века все договоры Новгорода с русскими князьями и иностранными государствами заключались исключительно «по благословению владыки», имя которого помещалось в грамотах первым, раньше имен посадника и тысяцкого.

Не раз кровопролитные столкновения политических группировок прекращались только после вмешательства архиепископа. Так, в 1359 году отказавшийся от кафедры и доживавший остаток своих дней в монастырском уединении владыка Моисей вместе с недавно избранным, но еще не посвященным в сан Алексеем появились на Великом мосту перед вооруженными противоборствующими лагерями, готовыми начать сражение. Благословляя обе стороны и уговаривая их не проливать крови своих сограждан, Моисей и Алексей добились своего: столкновение было предотвращено, противники помирились

В другой раз, в 1418 году, во время известного восстания Степанки, архиепископ Симеон, облачившись в святительские одежды, во главе крестного хода также вышел на мост и, благословляя противников, заставил их разойтись по домам.

Архиепископы пользовались авторитетом не только у новгородцев, но и в других княжествах. Их влияние использовалось и в политических целях. В 1172 году архиепископ Илья ездил во Владимир к князю Андрею Боголюбскому и заключил с ним выгодный для Новгорода мир. После поражения новгородского войска на Шелони в 1471 году переговоры с Иваном III вел владыка Феофил, сумевший добиться некоторого уменьшения контрибуции, наложенной великим князем на Новгород.

Высокий религиозно-нравственный авторитет и большое общественное значение новгородских владык усиливались весьма существенным обстоятельством — они распоряжались крупными материальными средствами. В первые после принятия христианства столетия в пользу епископской кафедры поступала десятая часть доходов новгородских князей.

Позднее основу материального благополучия новгородской церкви составляли громадные земельные пожалования республики и частных лиц. В XIV— XV веках архиепископ был крупнейшим землевладельцем Новгородской земли. Современный исследователь истории новгородской церкви Александр Степанович Хорошев по данным писцовых книг конца XV — начала XVI века подсчитал, что архиепископу принадлежали 106 владений во всех новгородских пятинах. В них насчитывалось 7108 крестьянских дворов, исключая те деревни, которыми архиепископы владели совместно с другими земельными собственниками (а таких деревень очень много). Следует учитывать также, что не все писцовые книги дошли до нас. Мы не располагаем описаниями ряда погостов и Двинской земли, где также существовали владения Софийского дома.

Богатейшая казна новгородских владык, именовавшаяся Софийской (она хранилась на хорах Софийского собора), не раз использовалась для общегосударственных нужд. Например, владыка Василий, правивший в 1331-—1352 годах, на деньги софийской казны построил первые каменные стены новгородского кремля, сооружал каменные укрепления Торговой стороны, построил новый мост через Волхов. Деньги из казны шли на строительство церквей, выплату контрибуций, выкуп взятых в плен новгородцев, на содержание архиепископского двора.

Владычный двор занимал северо-западную часть кремля и состоял из множества построек, соединенных друг с другом переходами. Двор был как бы крепостью в крепости. Помимо архиепископского дворца здесь имелись различные жилые и хозяйственные постройки, несколько церквей. В 1434 году было сооружено великолепное каменное здание Владычной (Грановитой) палаты, в создании которого принимали участие немецкие и русские мастера,

Штат архиепископского двора называли «софиянами». Кроме причта Софийского собора в него входили владычные стольники, чашники, ключник. По-видимому, владыка располагал своими собственными ремесленниками, ювелирами, живописцами, переписчиками книг.

В 1471 году упоминается также конный владычный полк. Владычные наместники в разное время управляли Двинской землей и городами Ладогой и Торжком. Управление также приносило доходы.

Обязательным было скрепление разных поземельных актов печатью владычного наместника, за что собиралась пошлина в три белки с каждого удостоверенного таким образом акта.

Немалые доходы приносил владычный суд, который разбирал преступления против морали и нравственности, любые проступки, совершенные духовенством, а также все преступления против церкви. Кроме всевозможных видов церковного покаяния на виновных нередко налагались крупные денежные штрафы, шедшие в пользу архиепископа.

Возглавляемое владыкой и подлежавшее его суду новгородское духовенство делилось на черное, монастырское (давшее обет монашества) и белое, приходское (имевшее право жениться). Во главе черного духовенства стоял новгородский архимандрит — второй по значению деятель церкви после владыки. Должность архимандрита, так же как и архиепископа, была выборной. Избирались они на вече. Резиденцией новгородского архимандрита был один из наиболее древних и самый богатый Юрьев монастырь. Остальные настоятели новгородских монастырей носили более скромное звание игуменов.

В XII—XIII веках в Новгороде и его окрестностях было основано 17 мужских и женских монастырей, количество которых в дальнейшем быстро возрастало. К концу новгородской самостоятельности их стало 55. Одни монастыри, особенно на раннем этапе новгородской истории, основывали князья (Юрьев, Нередицкий), другие — бояре. Например, в 1192 году боярин Олекса Михалевиц основал Спасо-Хутынский монастырь и был его игуменом под именем Варла-ама. Впоследствии Варлаам Хутынский стал одним из наиболее почитаемых святых русской церкви.

Знаменитый боярский род Мишиничей-Онцифоровичей выстроил Колмов монастырь. Были монашеские обители, основанные архиепископами, среди которых особенно   отличался   Моисей,   основавший    Десятинный, Радоковицкий, Богословский на Витке, Лисицкий монастыри. Известны также уличанские и кончанские монастыри (Петропавловский на Синичьей горе, Варварин, Аркажский, Саввино-Вишерский).

Недавно появилось суждение, что монастыри, основанные жителями одного конца, подчинялись главному кончанскому монастырю, а кончанской печатью нередко являлась печать главного кончанского монастыря.

Исследователи высказывали мнение о том, что новгородское боярство, создавая монастыри, в дальнейшем объединило их по концам и в масштабе всего города во главе с архимандритом, создав тем самым обособленную организацию, не подчинявшуюся архиепископу. Сделано это было для того, чтобы ограничить власть владыки, уменьшить его могущество.

Если гипотеза о кончанских и общегородской организациях черного духовенства в целом соответствует известным фактам (хотя для превращения этой гипотезы в теорию предстоит еще многое узнать и проверить), то тезис о неподчиненности монастырей владыке, думается, недостоверен. Прежде всего, хорошо известны теснейшие связи между архиепископом и правившим сословием — боярством. Они были союзниками, вместе составлявшими новгородскую государственную машину. Именно боярству во многом были обязаны своим могуществом владыки. Многие земельные владения, особенно мелкие и те, что находились в совместном владении архиепископа и других собственников, были подарены собору святой Софии не государством, а, скорее всего, представителями боярских кланов. К тому же маловероятно противопоставление владыки (который, кстати, тоже был монахом) остальному черному духовенству, Наоборот, боярство должно   было стремиться к возможно   более прочной церковной организации.

Согласно всем канонам и традициям православия, епархиальный архиерей (в данном случае новгородский архиепископ) являлся полновластным господином всех священнослужителей своей епархии. Их он посвящал в сан, лишал его за проступки, был обязан строго наблюдать за нравственностью, имел право назначать им самые суровые наказания. Конечно, в Новгороде, где существовали особые отношения между церковью и обществом, возможно было вмешательство общества в решение внутрицерковных вопросов, но даже здесь оно имело свои пределы.

Бояре, устраивая монастыри, несомненно, считали себя их хозяевами. Об этом прямо говорится в грамоте конца XIV века главы русской церкви митрополита Киприана новгородскому архиепископу Иоанну. Подчеркивая, что все внутрицерковные дела подведомственны исключительно владыке, митрополит писал: «...никто же не смеет ни един крестьянин (в смысле христианин.— В. А.), ни мал, ни велик, вступаться в тая дела. Аще ли который от тех игумен, или поп, или чернец имет отиматися мирскими властелины от святителя, такового божественные правила извергают и отлучают». При этом особо отмечалось, что «елико есть монастырев, и игумены да будут у него (архиепископа.— В. А.) в покорении и в песлушании, и весь чин иноческий».

Существуют и другие доказательства подчиненности монастырей новгородскому владыке. Сохранились, например, три грамоты разных новгородских владык Спасскому Верендовскому монастырю, в которых устанавливалась привилегия для монахов этого монастыря, а также для монастырских крестьян по всем спорным делам быть судимыми лично архиепископом. Если владыка мог запретить светским властям вызывать на суд не только монахов, но и монастырских крестьян, то уж его компетенция в вопросах внутрицерковных не подлежит сомнению.

Монастыри обеспечивались основателями земельными владениями, доход с которых шел на содержание обители. Мы уже знаем, что особые жалованные грамоты были выданы князьями в первой половине XII века Юрьеву и Пантелеймонову монастырям. Грамоты, подтверждавшие права Антониева и Хутын-ского монастырей на землю в XII столетии, были составлены их основателями Антонием Римлянином и Варлаамом Хутынским.

Саввино-Вишерский монастырь в начале XV века был «пожалован» землей Славенским концом из своего кончанского фонда. В середине XV века новгородское вече выдало знаменитому Соловецкому монастырю жалованную грамоту, согласно которой во владение монастыря передавались Соловецкие острова.

Земельные богатства новгородских монастырей с течением времени увеличивались. Сохранилось немало купчих — особых актов, которые фиксировали покупку земли монастырями. Но наиболее важным способом увеличения земельных владений были вклады (дарения). Одним из видов вкладов являлся так называемый вклад «по душе». Таким дарением обеспечивались молитвы монастырских монахов «по душе» умершего вкладчика и его родственников. Забота «о спасении души», то есть о том, чтобы после смерти душа попала в рай, была одной из важных, причем практических, забот средневекового человека. Овладевала она им чаще всего на склоне лет. В одном из вариантов былины о Василии Буслаеве имеются весьма знаменательные строки:

Смолода бита, много граблена — Под старость надо душа спасти.

По образному выражению выдающегося дореволюционного историка Василия Осиповича Ключевского, «древнерусскому человеку вообразить себя на том свете без заказного поминовения было так же страшно, как ребенку остаться без матери в незнакомом, пустынном месте».

Привилегированными мастерскими заупокойной молитвы считались монастыри. Чтобы отмолить свои грехи чужой молитвой, кающемуся новгородцу необходимы были материальные средства. Он делал земельный или денежный вклад в один, а иногда и в несколько монастырей. Существовала даже особая такса. За крупный вклад можно было удостоиться ежедневного поминания и ежегодного поминального обеда. За вклад поменьше поминали только по праздникам.

Другим видом вклада был вклад «для пострижения». Многие новгородцы в старости уходили в монастыри. В Древней Руси считалось богоугодным делом отречься от мира (постричься в монахи) даже за несколько минут до смерти. Широкое распространение этого обычая в Новгороде способствовало созданию многочисленных монашеских обителей. В 1220 году в Аркажском монастыре принял схиму (самый строгий монашеский обет) посадник Твердислав Михалкович. Многие другие новгородские посадники, дату смерти которых сообщает летопись, умерли «в монашеском чине».

Вклад «для пострижения» представлял собой плату за содержание новгородца в монастыре и тоже мог быть и земельным, и денежным.

В завещании одного новгородца середины XIII века есть такие слова: «А жена моя пострижется во чернице, есть ей чим ся пострицы». Мол, жене есть на какие средства постричься в монастырь. Далее в этом документе содержится просьба к монахам Юрьева монастыря, которому завещатель передавал два села: «А про се кланяюся игумену и всей братье: а жена моя пострижеться во чернице, то выдайте ей четверть, от не будеть голодна». Последняя фраза ясно указывает на то, что не все новгородские монастыри существовали согласно общежитейскому уставу, когда монахи жили в общем келейном корпусе, питались вместе в трапезной, вместе творили молитву, когда их жизнь была строго регламентирована множеством правил. Общежитейских монастырей в Новгороде существовало очень мало, это были обычно крупные обители.

Уставы большинства новгородских монастырей республиканского времени не отличались строгостью. Основным их требованием было постоянное пребывание монаха на территории обители и посещение им общей молитвы в монастырской церкви.

Только через полвека после падения новгородской самостоятельности, в 1528 году, архиепископ Мака-рий перевел все монастыри на общежитейский устав. Летописец так описывал состояние новгородских монастырей до реформы Макария: «А прежде до сего токмо велиции монастыри во общины быша и по чину; а прочие монастыри, иже окрест города, особо живущи, и койждо себе в кельях ядяху; и всякими житейскими печалми одержимы бяху; а в лутших монастырех шесть чернецов или седмь, а в прочих два или три». Указание на небольшое количество монахов, обитавших в новгородских монастырях, по-видимому, в известной степени связано с выводом из Новгорода боярства в первые годы после ликвидации республики. В период расцвета новгородского государства монастыри были, вероятно, покрупнее, однако вряд ли намного.

Боярские монастыри существовали благодаря постоянной материальной поддержке своих покровителей, которые строили церкви, заказывали церковную утварь и книги, делали земельные и денежные вклады. В собственных монастырях постригались перед смертью многие бояре, здесь они хоронили своих родственников. В монастыри они часто помещали свои богатства, чтобы уберечь их от частых пожаров и грабежей во время восстаний, поскольку обители в своем большинстве находились за городской чертой. Во время восстания 1418 года восставшие разграбили, например, Никольский на Поле монастырь, потому что там находились «житницы боярские».

В конце новгородской самостоятельности многие монастыри обладали значительными земельными богатствами. По подсчетам А. С. Хорошева, Юрьеву монастырю принадлежали земли с 1131 двором крестьян, Хутынскому — с 976 дворами, Аркажскому — с 632 дворами, Антониеву — с 297 дворами, Никольскому Неревского конца — с 336 дворами, Вяжищскому — с 408 дворами.

Тесную связь богатейших новгородских монастырей с правившей верхушкой республики хорошо понимал великий князь Иван III. После присоединения Новгорода к Москве он не только конфисковал земли ненавистных ему бояр, но и потребовал, чтобы ему передали половину монастырских владений, а также ряд волостей, принадлежавших архиепископу.

В Новгороде существовали и обители, основанные общинами. Их главным назначением было служить приютами для престарелых членов общины, не имевших подчас средств, чтобы заплатить необходимый «вклад на пострижение». Вполне возможно, что такими монастырями-богадельнями были главные кончанские монастыри. Имеются сведения о существовании подобных монастырей у сельских волостных общин Новгородской земли. Так, в одной из грамот XVI века передается рассказ волостных крестьян об основании и устройстве своего общинного монастыря: «...а поставили-де те церкви и монастырь строили (крестьяне.— В. А.) из тех волостей, а те-де деревни к тому монастырку подпущали и прикупали прадеды и деды и отцы их прочили-де себе и своим детям и внучатам на постриганье и на поминок; и монастырем-де церковного казною и теме деревнями (подаренными монастырю.— В. А.) владели они же, и казну монастырскую у себя в волости держали».

Так же как и монастыри, приходские церкви сооружались на деньги разных заказчиков. На раннем этапе новгородской истории это были главным образом князья, построившие Софийский, Георгиевский и Никольский соборы, церкви Благовещения на Городище, Ивана на Опоках, Успенья на Торгу, Спаса на Нередице. Немало церквей возвели архиепископы. Но больше всего устройством церквей в XIV—XV веках занимались бояре и общины жителей различных городских улиц во главе со своими боярами.

Страницы летописи пестрят такими сообщениями: в 1306 году посадник Семен Климович «поставил церковь каменну на воротах от Прусской улицы»; в 1360 году боярин Семен Андреевич «с боголюбивой матерью своею» построил церковь Федора Стратилата на Ручью; всемирно известный храм Спаса Преображения на Ильине улице был расписан знаменитым Феофаном Греком «повелением благородного и боголюбивого боярина Василия Даниловича со уличаны Ильины улицы».

Строительство церквей считалось особенно богоугодным делом. Однако не только мысли о спасении души побуждали новгородских бояр вкладывать немалые средства в строительство церковных зданий, в роспись их фресками, в снабжение храмов дорогостоящей церковной утварью и богослужебными книгами. Церковь была надежным средством объединения вокруг бояр их соседей — простых жителей улицы и конца. Проповеди послушных священников являлись для бояр мощным средством политического воздействия на умы прихожан. Эта важная для понимания социально-политического механизма Новгородской республики мысль высказана В. Л. Яниным, который обратил внимание на то, что посадничий род Мишиничеи-Онцяфоровичей был тесно связан не с одной, а, по меньшей мере, с тремя церквами, находившимися неподалеку от их усадеб в Неревском конце: Сорока мучеников, Козьмы и Демьяна на Козьмодемьянской улице и Спаса на Разваже улице.

Церковь была важным общественно-религиозным центром общины и даже, по-видимому, единственным: ведь другие уличанские общественные здания неизвестны. У церкви собиралось уличанское вече, там выбирали должностных лиц; в церкви, вероятно, хранилась уличанская казна и наиболее ценное имущество уличан. В летописи под 1340 годом имеется рассказ о пожаре, во время которого сгорела значительная часть города. Этим бедствием воспользовались «злые человеци», которые занимались грабежом, посягнув и на имущество, которое хранилось «в святых церквах».

Духовенство приходских церквей жило неподалеку от своих храмов, находясь в самой гуще уличан-ской жизни. В отличие от других русских городов белое духовенство в Новгороде было выборным. Священников и весь церковный причт выбирала община. Этот порядок оказался очень живучим. Даже через семь с лишним десятков лет после падения республики Стоглавый собор русской церкви 1551 года в своем приговоре записал: «В Великом Новгороде по всем церквам и по улицам старостам и уличанам избирати попов искусных и грамоте гораздых и житием непорочных, а денег у них на церковь и себе мзды не искати ничего; и приходят с ними (вновь избранные священники с представителями уличан.— В. А.) к архиепископу; и архиепископ, поучив и наказав, благословляет его, и не емлет у них ничего, разве благословенные гривны. А от диаконов и от проскурниц и от пономарей попом и уличаном прихожаном посулов не имати».

Всего в Новгороде, не считая десятков церквей пригородных монастырей, было к концу республиканского периода 82 большие церкви. Многие из них, кроме основного престола, посвященного святому, имя которого носил храм, имели приделы с особыми престолами. Таких приделов в новгородских церквах насчитывалось 79. При этом не всякая церковь располагала необходимым для совершения ежедневной службы штатом. Ежедневно служили только у 44 престолов.

Самый большой штат был у кафедрального Софийского собора. В него входили священники, дьяконы, причетники, пономари, проскурницы. Причт же самых бедных приходских церквей состоял только из священника, пономаря и проскурницы. Приходские церкви объединялись в семь соборных участков во главе с соборными церквами. На Софийской стороне во второй половине XV века было пять соборов — Софийский, Михаила Архангела на Прусской улице, Власия на Волосове улице, Сорока мучеников на Щер-ковой улице и святого Якова на Яковлевской улице. В то же время на Торговой стороне имелись два собора — Ивана Предтечи на Опоках и Успенья Богородицы на Ильине улице.

Содержание приходских церквей, подобно монастырям, нередко обеспечивалось земельными жалованиями. Правда, земельные владения церквей не шли ни в какое сравнение с монастырскими. В писцовых книгах    упомянуты только 36 церквей-землевладельцев, располагавшихся в самом Новгороде и в разных районах Новгородской земли. Все вместе они владели 831 крестьянским двором, то есть меньшим количеством земли, чем Юрьев или Хутынский монастырь.

Следует отметить, что монастырские и церковные земли, монастырское и церковное имущество в древнем Новгороде вовсе не были застрахованы от посягательства сильных мира сего. Как ни парадоксально, но бояре, не жалевшие денег на строительство собственных монастырей и церквей, без всякого почтения относились к богатствам «чужих» обителей, прежде всего тех из них, которые по каким-либо причинам не имели в данный момент сильного покровителя. Особенно отчетливо это видно из документов, относящихся к последним десятилетиям новгородской самостоятельности.

В 1463 году митрополит Феодосии в послании к новгородскому архиепископу Ионе обращался к правителям республики с такими словами:   «А вы, дети мои посадники, и тысяцкие и бояре Великого Новгорода, не вступалися [бы] в церковные пошлины, ни в земли, ни в воды, блюлися бы казни святых правил; а кто будет от вас вступался, а тот перестал [бы] от сего  часа».  Однако  увещевания  Феодосия,  очевидно, не возымели должного действия. Поэтому его преемник митрополит Филипп вынужден был обратиться к архиепископу Ионе и новгородцам с   более   грозным посланием. В нем так описываются проступки некоторых новгородцев:   «...в наше время некоторые мнят, что бессмертны, и хотят грубость чинити святей божией церкви и грабити святые церкви и монастыри, не думая о том, что церковные имения получены от тех, кто бедную свою душу хотяти искупити от вечного оного мучения, да отдал свое любострастное имение и села святым божиим церквам и монастырям, измоления ради от вечных мук и помяновения своея душа и своего роду». Митрополит пишет далее, что «некоторые новгородцы тех имения церковные и села данные хотят имати себе, а приказ и духовные их грамоты рудят (нарушают.— В. А.), а церкви божий грабячи, да сами тем хотят ся корыстовати (обогатиться. — В. .А.)», Митрополит Филипп потребовал от новгородского архиепископа, чтобы тот употребил всю свою власть и авторитет, дабы прекратить грабежи с при-* своением церковного имущества. Новгородцам же он угрожал прекращением божьей милости и своего митрополичьего благословения.

Возможно, увещевания и угрозы митрополитов подействовали. До нас дошло завещание одного из новгородских посадников, Ивана Лукинича, в котором он признавал, что силой владел землей Никольского Островского монастыря на реке Вишере. И не только признавал, но и, заботясь о спасении души, возвратил обители незаконно присвоенные земли, а во искупление своей вины дополнительно дал монастырю крупный участок своих владений.

Для древних новгородцев религия была близким и важным делом. Не случайно именно в Новгороде впервые на Руси в середине XIV века появилось еретическое движение, просуществовавшее около ста лет. Ересь — религиозное течение, отклоняющееся от вероучения господствующего, в данном случае православной церкви. Существовало немало еретических движений во всех крупных религиях. Но больше всего их было в истории христианства в западноевропейских странах и в Византии. Как правило, ереси представляли собой форму социального протеста низших, наиболее обездоленных слоев населения средневековья, облекавшуюся в религиозную оболочку, которая вообще была обычной для разных общественных движений того времени. Общим в ересях было то, что, будучи одним из религиозных направлений, еретики выступали не против религии, а против существовавшей в их время церковной организации. Тем самым стихийно, неосознанно они выступали и против феодального строя, идеологической основой которого была церковь.

В Новгороде еретики получили название стригольников. Происхождение этого названия не вполне ясно. Одни ученые полагают, что оно происходит от ремесленной профессии (стрижка сукна, цирюльничество), другие — от какого-то обряда посвящения в стригольники (постриг).

В середине XIV века новгородская церковь обладала огромными земельными и иными богатствами. В то же время нравственный уровень духовенства, по-видимому, упал. Реакцией на эти явления и была стригольническая ересь. Стригольники, как считает известная исследовательница данной ереси Наталья Александровна Казакова, «отрицали необходимость духовенства, отрицали церковную иерархию и тем самым выступали против организационных основ феодальной церкви».

Стригольники обличали пороки современного им духовенства. В своем поучении против еретиков видный деятель русской церкви Стефан Пермский привел такие слова стригольников: «Сии учители (духовенство.— В. А.) пьяницы суть, ядят и пьют с пьяницами и взимают от них злато и сребро и порты (одежду. — В. А.) от живых и от мертвых».

Особенно резко еретики выступали против жадности духовенства, стремившегося всевозможными способами увеличить богатства церкви. Бурно протестовали стригольники против укоренившегося в Новгороде обычая платить за «поставление» в сан дьякона или священника «мзду» архиепископу. В своем протесте против могущества церковной организации, в стремлении возвратиться к обычаям первых общин христиан    стригольники   сходны   с  представителями других еретических движений.

Стригольничество получило широкое распространение в Новгороде. Защищая господствовавшую церковь, церковные и светские власти прибегли к крутым мерам. В 1375 году впервые в новгородской истории еретиков казнили. В летописи сказано: «Тогда стригольников побита, дьякона Микиту, дьякона Карпа и третьее человека его, и свергоша их с мосту». Из этого сообщения нетрудно понять, что во главе ереси стояли представители низшего белого духовенства — дьяконы. Казнями и проповедями к концу XIV века удалось подавить стригольническое движение в Новгороде. Оно перекинулось в Псков, где в результате применения жестоких репрессий также было подавлено.