Концепт “снег” в русской и японской поэзии серебряного века ключевые слова

Вид материалаДокументы

Содержание


Основная часть.
Небе вьются звездовидные снежинки
Подобный материал:




Анастасія Мазурик

Одеський національний університет ім. І. І. Мечникова

(науковий напрям: Філологія та журналістика)


КОНЦЕПТ “СНЕГ” В РУССКОЙ И ЯПОНСКОЙ ПОЭЗИИ СЕРЕБРЯНОГО ВЕКА


Ключевые слова: концепт, компаративный анализ, диалог культур.


Введение. Наличие концепта “снег” в русской и японской языковой картине мира открывает перспективы для проведения компаративного анализа, тем более актуального для эпохи Серебряного века, когда наблюдалось активное взаимопроникновение культур. В этой работе нас будет интересовать проблема реализации концепта “снег” в русской и японской поэзии Серебряного века1.

В литературоведении осуществлялись неоднократные попытки осмыслить специфику западной и восточной культур и, таким образом, способствовать их диалогу. Проблемам взаимодействия японской и русской литератур посвящены труды таких ученых, как Н.И.Конрад, Нобори Сёму, Ёкемура, Хагивара Сакутаро, А.Долин Т.Григорьева М.Федоришин, К.Азадовский, Е.Дьяконова и других. М.Эпштейн посвятил несколько работ изучению наиболее характерных для русской лирики пейзажных образов, в том числе и образа снега. Концепт “метель” в творчестве А.Пушкина проанализировала в своей статье Н.Бардина. Новизна же данной работы заключается в том, что в ней осуществляется попытка компаративного анализа русских и японских поэтических текстов локальной эпохи - Серебряного века, - реализующих концепт “снег”.

Вопрос об определении концепта является дискуссионным. Свои трактовки этого понятия предлагали Г.Фреге, С.Аскольдов, Д.Лихачев и др. Под концептом мы будем понимать “как бы сгусток культуры в сознании человека, то, в виде чего культура входит в ментальный мир человека” [20,43] (дефиниция Ю.Степанова).

В качестве доминирующих нами были использованы компаративный и герменевтический методы, обращение к которым было продиктовано спецификой данной темы.

^ Основная часть. Снег, как в русской, так и в японской литературе, является образом-символом, олицетворяющим зиму. Так, в России праздник Покрова (1/14 октября) по народному календарю считался началом зимы. В этот день снег, в соответствии с народными приметами, окончательно покрывал землю. (Между тем, по мнению М.Эпштейна, начало традиции по использованию этого образа в новой русской литературе положила элегия П.Вяземского “Первый снег” (1817). До этого, по наблюдениям ученого, в русской литературе встречались лишь отдельные строки о снеге). В японской поэзии традиция обращения к образу снега составляет не менее 12 столетий. К Х веку сложился поэтический канон, который предусматривал обязательное наличие в стихотворении определенных образов при обращении к той или иной теме. Необходимым элементом лирики природы считались “сезонные слова” (киго), которые были призваны создавать у читателя в момент восприятия текста особый эмоциональный настрой, вызывать собственные ассоциации, воскрешать в памяти забытое. Так, слова “снег” (юки), “белый снег” (сираюки) в составе самых различных образных вариантов зафиксированы в классической поэтике как “сезонные слова” зимы.

Со времен Мацуо Басё в японской поэзии считается традиционным создание “сезонных циклов” хайку, в которых систематизация трёхстиший соответствовала естественным календарным циклам, а “сезонное слово” выполняло организующую роль. Традиция создания “сезонных циклов” хайку была продолжена в творчестве поэтов нового времени (Масаока Сики, Кавахигаси Хэкигодо, Такахама Кёси и др.). Чрезвычайно интересным с точки зрения взаимодействия классических норм с новаторскими тенденциями в поэзии является стихотворение Накахара Тюя “Песнь возмужания”, в котором этапы человеческой жизни определяются восприятием снега.

В целом, в концепте “снег” можно обозначить два противоположных семантических компонента: первый связан с активным началом, которое реализуется в образе падающего снега. В нем воплощена идея бесконечного движения, повторяемости, цикличности развития природы, свойственная мифологической картине мира: “Как ни посмотрю – / всё падает, падает снег2 (Танэда Сантока [25,205]); “Падает снег, / Мутный и белый и долгий, / Падает снег, /Заметая дороги, Засыпая могилы, / Падает снег…”3 (И.Анненский [2,148]). Отсутствие повтора сигнализирует о нарушении гармонии во Вселенной (З.Гиппиус “Снег”). Одной из составляющих этого компонента является элемент хаотичности, деструктивности (снег+ветер: метель, вихрь, буран), причем образ бушующей стихии, как правило, проявляется ночью, с приходом темноты: “Ночью снега намел – / и к луне поспешно умчался /Студеный вихрь…” (Иида Дакоцу [25,183]); “Ночью вьюга снежная / Заметала след.” (А.Блок [7,23]).

Второй компонент – пассивное начало, это состояние природы после снегопада, когда она пребывает в тишине, спокойствии, пришедших на смену буре: “Тишина кругом. Над снегами / Разливается закатное сиянье” (Мики Рофу “После снегопада” [25,283]); “После угомонившейся вьюги / Наступает в округе покой.” (Б.Пастернак “После вьюги” [19,421]).

С концептом “снег” в русской лирике тесно связаны мотивы смерти, сна, иномирия, грезы, которые часто переплетаются. Для мифологического типа мышления зима - время года, ассоциирующееся со смертью, природа в этот период “умирает”, “засыпает” (“Белый снег ложится, вьется над волной, / Воздух заполняя мертвой белизной. / Вьются хлопья, вьются, точно стая птиц, / Царству белой смерти нет нигде границ”, К.Бальмонт [4,113]). Сон в данном случае приравнивается к смерти. Умершие, согласно мифологическим представлениям, уходят в Иной мир, откуда возвращаются с приходом Весны – нового цикла. Снег, таким образом, является вестником Иного мира: он приносит в мир сон (“Мешается, сливается / Действительность и сон…”, З.Гиппиус [10,83]; “Это – область чьей-то грезы, / Это – призраки и сны!”, В.Брюсов [9,78]). Однако все, происходящее во сне, спящий часто воспринимает как чары, волшебство, которое закончится вместе с пробуждением. Поэтому выпавший снег воспринимается как свершившееся волшебство (“Скрипят полозья. Светел мертвый снег. / Волшебно лес торжественный заснежен”, В.Иванов [16,382]), кроме того, он сравнивается с серебром: этот металл, как в европейской, так и в русской традиции, считается более всех наделенным магическими свойствами: “Воплощение мечтаний,/ Жизни с грезою – игра,/ Этот мир очарований,/ Этот мир из серебра!” (“Первый снег”, В.Брюсов [9,78]).

В японской поэзии мотив смерти с концептом “снег” не связывается, несмотря на то, что в национальной мифологии одно из центральных мест среди злых духов занимает Юки-Онна, Снежная Госпожа, олицетворяющая смерть. Она странствует в небесах среди снежной метели, а на землю спускается за своей очередной жертвой.

Еще один пласт содержания концепта “снег” в японской лирике – мотив грусти, тоски, реализующий одну из основных категорий классической поэтики моно-но аварэ, которая заключается в том, что каждая вещь, предмет или явление (моно), кроме внешней, явленной формы, таит в себе особое, неповторимое очарование, связанное с состояниями грусти и печали: “Блеск искристых снегов /созерцаю завороженно, /серебристую даль – /и не знаю, о чем тоскует / беспокойное мое сердце...”(Сайто Мокити [25, 95]). Отметим, что грусть и печаль в японской поэзии, как правило, являются светлыми чувствами, которые овладевают человеком при постижении скрытой сути вещей (югэн).

В русской поэзии с образом снега также связывается мотив печали, грусти, тоски, однако он репрезентует чувство одиночества: “Люблю деревню, вечер ранний, / И грусть серебряной зимы.” (“Зима”, А.Белый [6,161]). Причиной этого является то, что человек с западным типом мышления противопоставляет себя миру, в отличие от человека с восточным менталитетом, который, наоборот, стремится к слиянию со Вселенной.

Со снегом также связан мотив быстротечности жизни (К.Бальмонт “Снежинки”). В японской поэзии его воплощает категория мудзё.

Для японской поэзии характерно метафорическое отождествление падающего снега и цветов, которое воплощает идею преемственности времен года, круговорота в природе и во времени: столкновение же “сезонных слов”, олицетворяющих зиму и весну, создает дополнительный эффект вовлеченности в этот круговорот: “Снег, осыпавший меня, / был сродни лепесткам облетевшим.” (“Песнь возмужания”, Накахара Тюя [25,382]).

Преломление мотива отождествления снега и цветов можно увидеть в творчестве К.Бальмонта. Так, его стихотворение “Снежинка” вполне можно рассматривать с точки зрения категорий классической японской поэтики: моно-но аварэ (чувство взволнованной завороженности красотой с оттенком беспричинной грусти), югэн (скрытая красота), мудзё (эфемерность, быстротечность бытия), ваби-саби (просветленная печаль): “Светло-пушистая / Снежинка белая, / Какая чистая, /Какая смелая! // Дорогой бурною / Легко проносится, / Не в высь лазурную – /На землю просится” [4,154].

В поэзии К.Бальмонта наблюдается двоякость образа снежинки: в небе они – звезды (“Миг за мигом в ^ Небе вьются звездовидные снежинки” [4,152]), а на земле – цветы (“Но снежинки сон лелеют, то – цветочные пушинки” [4,152]). Но при этом, когда снежинка-звезда касается Земли, она становится посланницей Неба, носительницей его свойств (чистоты, сакральности и т.п.): “Но вот кончается / Дорога дальняя, / Земли касается / Звезда кристальная. // Лежит пушистая / Снежинка смелая, / Какая чистая, /Какая белая!” [4,154]. Цветы – то, что рождено Землей, но в то же время, все, что рождается Землей, посылается Небом. Таким образом, снежинки-цветы – свидетельство наличия небесного в земном. Итак, К.Д.Бальмонт, будучи носителем западной культуры, предпринимает попытку преодолеть дуалистическое восприятие действительности, характерное для Запада, и охватить мир в его целостности.

Чрезвычайно интересным представляется сопоставление стихотворений Б.Пастернака “Снег идет” и Д.Хоригути “Снег”, написанных в постсимволистский период. Эти тексты описывают одну и ту же ситуацию снегопада, однако при внешнем сходстве описания и наличии идентичных мотивов, они выражают национальную специфику, проявляющуюся через разницу в мировидении.

В стихотворении Б.Пастернака снег вносит элемент хаотичности, вокруг господствует “смятенье”: “Снег идет, и все в смятеньи: /Убеленный пешеход, / Удивленные растенья, /Перекрестка поворот” [19,420]. И люди, и природа оказываются в едином движении, которое сравнивается с ходом времени. Из хаоса, как известно, рождается космос, то есть возникает ассоциация с мифом о творении. Креативность характеризует западный менталитет, представленный в стихотворении Б.Пастернака.

Восточный образ мышления характеризует ориентация на созерцание и медитативность, которые реализованы в стихотворении Д.Хоригути. Автор включает читателя в созерцание падания снега. Этот процесс порождает множество ассоциаций, отражающих национальную специфику.

Снег в поэтическом тексте Д.Хоригути тоже находится в движении, но хаоса не вносит. Он описан как феерия, “карнавал”, “праздник зимы”, на который собрались и боги, и люди. То есть снег соединяет небо и землю, как объединяет их обитателей. Кроме того, появляется мотив сна, который усиливает ощущение ирреальности: Час за часом все падает, падает снег, / Колыбельную шепчет в дремотном саду” [25,290].

В стихотворении Б.Пастернака присутствует и мотив быстротечности жизни: “Может быть, за годом год / Следует, как снег идет, / Или как слова в поэме?” [19,420].

В обоих произведениях русского и японского поэтов обнаруживаются общие мотивы: идея бесконечного движения, повторяемости, цикличности развития мира, выраженная с помощью рефрена (“Снег идет!”); метафорическое отождествление снега с опадающими лепестками цветов у Д.Хоригути: “Снег, белейший, чистейший, искристый снег / Будто кружат опавших цветов лепестки” [25,290] и сравнение цветов, звезд и снежинок у Б.Пастернака: “К белым звездочкам в буране / Тянутся цветы герани за оконный переплет” [19,420]. Снежинки метафорично названы “белыми звездочками”, а цветы “тянутся” к ним, так как чувствуют своё глубинное родство.

Выводы. Преодоление культурной и политической изоляции в эпоху Мэйдзи позволило японской литературе органично войти в мировой литературный процесс. В области поэзии этому способствовало сходство эстетических принципов западного символизма и японской классической поэтики, обнаруженное японскими литературоведами.

В рассмотренных нами текстах русской и японской лирики Серебряного века снег предстает в двух ипостасях: активной и пассивной. Причем первая также имеет двойственную структуру: с одной стороны, падающий снег является неким небесным знаком, указывающим на гармонию внутри Вселенной, в которой всё пребывает в бесконечном движении. С другой стороны, метель, снежная буря несет в себе разрушительную силу, привносит в мир хаос.

В концепте “снег” мы выделили следующие смысловые пласты, отмеченные национальным своеобразием: мотив цикличности развития природы; мотив быстротечности жизни; мотив бесконечности движения; мотив смерти, сна, иномирия; мотив тоски, печали; мотив метафорического отождествления снежинок, цветов и звезд.

Обращение к природным мотивам и образам указывает на значительную роль традиционного мироощущения в обеих литературах. Созерцание природы представляет собой попытку познать ее суть “изнутри”.

Стихотворение К.Бальмонта “Снежинка” реализует возможность рассмотрения русского символического текста с точки зрения категорий японской классической поэтики. При сопоставлении стихотворений Б.Пастернака и Д.Хоригути выявляется сходство в описании снегопада, однако каждый автор, реализуя концепт “снег”, отражает в стихотворениях этническую специфику.

Концепт “снег” в русской и японской лирике реализует оппозицию: созерцательность, медитативность восточного и креативность западного типов мышления.

Итак, межкультурный диалог Японии и России способствовал обогащению семантической структуры концепта “снег” как в русской, так и японской литературе.

Литература:
  1. Азадовский К.М., Дьяконова Е.М. Бальмонт и Япония. – М.: Наука, 1991.
  2. Анненский И. Избранное. – М.: Правда, 1987.
  3. Аскольдов С.А. Концепт и слово // Русская словесность: От теории словесности к структуре текста: Антология / Под ред. В.П.Нерознака. – М.: Academia, 1997. – С. 267-279.
  4. Бальмонт К.Д. Избранное. – М.: Художественная литература, 1983.
  5. Бардина Н.В. Концепт “МЕТЕЛЬ” в пушкинском дискурсе // О.С.Пушкін і світовий літературний процес: Зб. наук. статей за матеріалами ІІ Міжнародної наук. конференції, присвяченої пам’яті проф. А.О.Слюсаря / Відп. ред. Н.М.Раковська. – Одеса: Астропринт, 2002. – С.275-283.
  6. Белый А. Сочинения: В 2 т. – Т.1.– М.: Худож. лит., 1990.
  7. Блок А.Стихотворения. Поэмы. – М.: Худож. лит., 1978.
  8. Боронина И.А. Поэтика классического японского стиха (ХІІ-ХІІІ вв.). – М.,1972.
  9. Брюсов В.Я. Собрание сочинений: В 7 т. – Т.1. – М.: Худ. лит., 1973.
  10. Гиппиус З. Стихи, воспоминания, документальная проза. - М.: Наше наследие, 1991.
  11. Григорьева Т.П. Японская художественная традиция. – М., 1979.
  12. Долин А.А. Новая японская поэзия. – М.: Наука, 1990.
  13. Долин А.А. Серебряный век японской культуры и поэтическое возрождение // Японская лирика Серебряного века: Танка, хайку, киндайси. - СПб.: Азбука-классика, 2005. – С. 5-12.
  14. Дьяконова Е.М. Природа, люди, вещи и способы их отражения в поэзии трехстиший // Человек и мир в японской культуре: Сб. ст. – М., 1985. – С.196-208.
  15. Жирмунский В. Сравнительное литературоведение: Восток и Запад. – Л.: Наука, 1979.
  16. Иванов Вяч. Стихотворения и поэмы. – Л.: Сов. Писатель, 1978.
  17. Конрад Н.И. Нобори Сёму (К вопросу о взаимоотношениях японской и русской литератур) //Конрад Н.И.Запад и Восток. – М.: Наука, 1972. – C. 382-398.
  18. Лихачев Д.С. Концептосфера русского языка //Русская словесность: От теории словесности к структуре текста: Антология / Под ред. В.П.Нерознака. – М.: Academia, 1997. – С. 280-287.
  19. Пастернак Б. Стихотворения. Поэмы. Переводы. /Сост. Вступ.ст. и прим. Л.А.Озерова. – М.: Правда, 1990.
  20. Попова З.Д., Стернин И.А. Очерки по когнитивной лингвистике. – Воронеж, 2006.
  21. Степанов Ю.С. Константы: Словарь русской культуры. – М.: Акад. Проект, 2001.
  22. Федоришин М.С. Диалог мировоззрений // Человек и мир в японской культуре: Сб. ст. – М., 1985. – С. 247-257.
  23. Фреге Г. Смысл и денотат // Семиотика и информатика: Вып. 35. – М.,1997.
  24. Эпштейн М.Н. “Природа, мир, тайник вселенной…”: Система пейзажных образов в русской поэзии. – М.: Высш. шк., 1990.
  25. Японская лирика Серебряного века: Танка, хайку, киндайси / Пер. с яп. А.Долина. – СПб.: Азбука-классика, 2005.

1 А.Долин предложил называть эпоху японского культурного ренессанса, начавшуюся в конце ХІХ столетия, Серебряным веком, в качестве мотива выдвигая сходство с происходившими в России процессами .

2 Здесь и далее перевод с японского языка А.Долина.

3 Сохранена авторская пунктуация – прим.автора.