Geum.ru

Теодор Курентзис: "Самая правильная артикуляция, на мой взгляд – у Иосифа Бродского"

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
Теодор Курентзис: "Самая правильная артикуляция, на мой взгляд – у Иосифа Бродского".

Текст: Сергей Самойленко 

С.С.: Я вас встретил как-то в книжном магазине у стеллажа с поэзией. Вы спрашивали тогда, если не ошибаюсь, стихи Бодлера на французском. Вам удалось найти в Новосибирске Бодлера в оригинале?

Т.К.:Я составляю библиотеку, специально для того, чтобы мои музыканты читали. Это очень важно для развития музыкантов, чтобы они развивались как личности. Без правильного потребления искусства невозможно развиваться. Сегодня самые большие проблемы человечества заключаются в том, что люди продуцируют искусство механическое и «заводное». Нет больше народной мудрости в этом. Не стало «ручной работы» А ручная работа - это когда мы не просто делаем искусство, а сознаем внутреннюю механику процесса, понимаем сам организм искусства. А чтобы этот организм искусства уловить и осознать, человек должен пройти по пути развития одухотворенности.  Пройти через Бодлера, и через Малларме, и через Лотреамона. Это все очень важно.

Проблема в том, что люди должны уйти от стереотипов, которые им предлагает жизнь (и город Новосибирск в том числе). Людям нужно включиться в другие пространства, позволяющие другие виды полета – которые не позволяет пространство этого города. Мы хотим, чтобы наше искусство стало не искусством этой комнаты и этого зала – а искусством для людей. К сожалению, мы привыкли делать искусство для зала, а не для людей. Это значит - предлагать им духовную пищу. К сожалению, люди привыкли к пище из плохих продуктов. 

С.С.: Фаст-фуд… 

Т.К.:Вот именно, фаст-фуд. Что делать! У них от этого язва, но они все равно этим питаются! Поэтому мы должны, чтобы вылечить их, давать пищу из хороших продуктов. 

С.С.:Но люди не привыкли к высокой кухне? 

Т.К.:Мы тоже поначалу так думали. Но оказалось, что в последнее время очень даже потянулись к хорошей пище. Публика все-таки не дура – она любит качество и идет на это качество. Я удивлен – в последнее время все наши концерты проходят с аншлагом. А это концерты с миссионерской идеологией, идеологией, которая называется Musica Aeterna, - это миссионерская идеология не только для Новосибирска, но и для Москвы, это проект, который объединяет многих людей и показывает, каким должно быть искусство. Так вот, на этих концертах в зале нет мест. А там где выступает какая-нибудь «раскрученная» «звезда» – там большие проблемы. Нужно делать огромную рекламу – но люди все равно не идут, устали.

Допустим, пивные компании тоже вынуждены проводить большие рекламные компании на телевидении – потому что люди уже не хотят пить пиво. Они хотят хорошего домашнего вина. Биологический продукт, как сейчас это называется. Не из оранжереи, без генной инженерии. Вот такой продукт мы и делаем. Потому он и готовится дольше, а не за два дня, как на заводе. И конечно, есть все минусы и плюсы в приготовлении такого продукта – он получается дорогим, и работа по его приготовлению долгосрочная.

 

С.С.: Лучшие стихи получаются, когда ты чувствуешь, что ты пишешь не сам, а тебе кто-то помогает. Есть что-то вроде сотворчества – с небом, что ли. Когда ты этой связи и помощи не чувствуешь, все получается мертвым, правильным, но мертвым. А в музыке?

Т.К.: Абсолютно так же. Я называю это – «находиться в трансляции». Тебе «транслируют» музыку. Стравинский тоже говорил, что музыку ему диктуют. Это великая сила, и она тебе помогает победить в войне с белой бумагой. Помогает найти тебе тот прием, то движение – которым ты нарушаешь молчание белой бумаги. Когда ты начинаешь писать – и ничего не идет, не получается, а потом вдруг – начинаешь писать. Прорыв. Так бывает в поэзии. То же самое происходит и в музыке.

С.С.: В поэзии за неимением лучшего слова это состояние называют вдохновением…

Т.К.: В музыке важно не только твое личное состояние, но и общий процесс – важно, поют ангелы или нет. Так я называю это состояние. 

С.С.: В стихах ты один отвечаешь за все, за конечный результат. А музыка создается коллективом – как дирижеру передать музыкантам то, что чувствуешь сам? 

Т.К.: В поэзии ты тоже не один. Самое большое разочарование поэта в том, что ты был не один, когда писал, а когда читал другим  людям написанное – остался один. Поэт – это тот, кто имеет лучший слух. Он тоньше и детальнее слышит пульсацию времени и передает ее. Его цель – заставить других опомниться. Заставить их услышать эту пульсацию. Но часто люди, даже услышав стихи, ничего не могут услышать, ничего не могут вспомнить из своего настоящего, подлинного бытия. А в музыке… Мы рождаем музыку вместе, но иногда люди в зале слушают музыку со стеклянными глазами, ничего не ощущая. Даже если правильно играть. Стихи тоже можно правильно читать – и ничего не произойдет. А бывает, происходит что-то такое, и ты включаешься в эту «трансляцию» - и тогда все меняется.

С.С.: Даниил Хармс писал про стихотворение, которое можно бросить в окно – и стекло разобьется.

Т.К.: В музыке происходит примерно то же самое. Что касается Хармса – это один из основных писателей для наших музыкантов, он очень нас волнует. Хармс и Хлебников.

С.С.: А для вас лично кто важен в поэзии – в русской и мировой?

Т.К.: Я негативно отношусь к русской поэзии серебряного века, я считаю, что это настоящая катастрофа. Я думаю, что русскую поэзию надо искать в поэзии народной, она – настоящий некошенный луг. В народной поэзии можно отыскать первоначальные истоки русского искусства, которые больше нигде найти уже невозможно. А серебряный век – абсолютная имитация поэзии французской.

 

С.С.: Абсолютно мертвые стихи…

 

Т.К.: Вот именно - мертвые. Серебрянный век – это то, что можно назвать poesi charmes. Точку в этой поэзии поставили Цветаева и Ахматова.  Мне кажется, что эта поэзия слаба. Конечно, есть исключения - Александр Блок, Мандельштам, Хлебников, Маяковский. Но самая правильная артикуляция, на мой взгляд – у Иосифа Бродского. Это сейчас самый нужный и полезный поэт для русского народа. Он лучше всех слышал пульсацию времени. Можно сказать, что он похож на Эзру Паунда или на Элиота – это не важно. Бродский – новая эра в русской поэзии. Прощание с французским стихом.  С русской поэзией вот еще какая беда – она слишком ограничена своими ритмами. К сожалению, мало кто способен принять другой, свободный стих.

 

С.С.: Многие молодые поэты сегодня как раз уходят из силаботоники, понимая, что поэзии там не осталось, осталась голая механика. Поэтому они и обращаются к традиции верлибра, считая, что именно там поэзия и живет сейчас. А где сегодня живет музыка, в каких формах?

 

Т.К.: Настоящая музыка живет только в монастырях.  Я был на Афоне – и ощутил там, что такое настоящая музыка. Вся музыка, которая меня интересует – только та, что способна передать сакральные чувства. Это может быть западная музыка, может быть восточная – не столь важно. Важно, чтобы в ней был псалом, было песнопение. Музыка начинается оттуда. Там – ядро музыки, ее ДНК. А опера и симфоническая музыка развились уже из этой клетки. Поэтому я учу всех своих певцов – даже не манере, а способу правильно реагировать на материал. Правильно пользоваться материалом. Учу морализму в пении. В пении и музыке есть своя мораль, и она – в правильном использовании материала.

 

С.С.: Для вас музыка – служение?

 

Т.К.: Служение, мучение и утешение.  У человека, который делает музыку, нет полноценной жизни. У меня  нет семьи и детей. Нет машин, нет выходных. У меня – только музыка. Почему поздние мажорные произведения Моцарта так грустны? – а они ужасно грустны, они грустнее, чем симфонии Малера. Счастье и солнце - самый великий яд. Для детей они не грустны. А для тех, кто уже помечтал и увидел, что мир, в котором мы живем, не похож на эти мечты - они ужасно грустны. Грустны для человека, который узнал, что такое жизнь. Мир, в котором мы живем - несовершенен.  Понимаешь каждый день, насколько он несовершенен! И когда все это понимаешь и видишь, насколько чиста музыка - ты чувствуешь себя грязным. Грубым. И в то же время - понимаешь, каким красивым ты был когда-то. Красивым, молодым.

 

С.С.: Почему все-таки музыка – одна и та же – звучит по-разному? Иногда просто хорошо и правильно, а иногда - чувствуешь присутствие ангелов? Звезды так становятся?

 

Т.К.: Мы об этом думаем все время и постоянно обсуждаем. Я понял, что это не от нас зависит. Я не знаю точно, но бывает, что ты играешь очень качественно концерт – и все равно, что-то не проходит. А на другой день играешь, может, не так качественно, с накладками - а все идет!  Наверное, все зависит от состояния души. От воли Бога. От нас зависит – сделать максимум того, что мы можем.  Но музыка - она не наша, она нам не принадлежит. Мы просто ее передаем.

 

С.С.: Многие люди искусства (и музыканты особенно) о современной эпохе отзываются очень скептически, считая, что мир переживает деградацию культуры, упадок.

 

Т.К.: Вы видите сегодня какие-то проявления высокого духа в культуре? Или массовая культура поглотила все?

Падение, конечно, падение! И тот аутентизм, который мы исповедуем - это попытка дать людям немного лекарства. Понимаете, раньше лекарство называлось «аквамарина» - а сегодня называется «ксидоксилин».  Чувствуете, какая большая разница? Как раньше одевались! Какие были здания! Даже в деревнях все было другое – утварь, одежда. Самовары! Была другая еда. Люди жили настоящей жизнью! Музыкальные инструменты были настоящими,  по-настоящему звучали! Ты чувствовал в них звук дерева, чувствовал голос деревьев, идущий от земли. И музыка была настоящей, состоящей из земли и деревьев. А сейчас в ней звучит бетон и асфальт. Звучит пластик. Было настоящее вино - а стало бутылками в супермаркете. Какие раньше были девушки! А сейчас?.. Все разрушается. Разрушается любовь. Все то, что мы называем цивилизацией – очень убого.

 

С.С.: В какую эпоху вы хотели бы жить?

 

Т.К.: Для наслаждения - в пятом веке до нашей эры, когда жили Платон, Эсхил, Эврипид. А для спасения - в «нулевом» времени, во времена господа нашего Иисуса Христа. Я хочу сказать вот что: наш мир, чем плох – тем, что производит деградированных людей.  Выйдите вечером прогуляться около «Аркады», послушайте, как и на каком языке разговаривает молодежь!..

 

С.С.: Музыка способна спасти этот мир? Или хотя бы улучшить его?

 

Т.К.: Было бы утопией верить в это. Разве музыка может спасти мир, когда телевизор показывает только картины насилия?  Это некрофилия, настоящая некрофилия. Чтобы мир стал лучше, надо начинать с элементарных вещей - хотя бы с того, чтобы родители заботились о своих детях. Чтобы не выбрасывали детей на улицу. И из детей вырастают духовные инвалиды, которые мечтают только об одном - отомстить этому миру.  Я думаю, в семнадцатом веке не было таких проблем. Говорите что хотите, но я думаю, что в Советском Союзе шестидесятых годов прошлого века не было таких проблем. Не было такого, чтобы женщина упала на улице - а ей не помогли. Люди, к сожалению, оказались не готовы к свободе. И то, что мы делаем - попытка вернуть людям хоть что-то настоящее.

 

С.С.: В Новосибирске есть постоянная ваша аудитория, не пропускающая ни одного концерта. И все с тревогой спрашивают: не уедет ли Теодор через какое-то время отсюда?

 

Т.К.: У меня очень много предложений, не только в России, но и за границей. И условия предлагают гораздо лучше, чем те, в которых я работаю здесь. Но мое искусство - это не профессиональный контракт. Я здесь не из-за зарплаты. Я согласился только потому, что моя работа здесь - это проект. Это сумасшедший проект. Никто не верил в то, что нам удастся этот проект осуществить. Люди, с которыми я здесь работаю - это моя семья. Я их полюбил. А семьей не бросаются. У меня с этими людьми такие отношения, что даже если я буду делать какую-то работу параллельно, я никогда их не брошу. В последний год, наоборот, я здесь, в театре,  нахожусь большую часть времени - примерно три четверти.

 

С.С.: Вы за это время привыкли к самому городу - или вся ваша жизнь проходит в стенах театра?

 

Т.К.: В стенах театра. Вообще, город Новосибирск, если честно сказать… Мы работаем для людей, которые здесь живут, и стараемся, чтобы город был хоть немного похож на Оперный театр. Посмотрите на архитектуру города - и на зал Оперного театра: контраст разительный. Напротив Оперного театра  не собор Василия Блаженного, а «Аркада». Согласитесь, между собором Василия Блаженного и «Аркадой» есть некоторая архитектурная разница.  Поэтому мы и добиваемся, чтобы город знал, какой в нашем театре стиль жизни. Wave of life. Чтобы город хоть немного усвоил ту эстетику, которую развивает театр. И, может, это немного изменит сам Новосибирск. Может, изменятся сами люди. Мы даем им толчок, чтобы они шли вперед.

City Energy