Теодор Курентзис «Парус»

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
XXI век или XIX? Смотря где палочка дирижера


Необычное приношение Рихтеру сделал Теодор Курентзис


«Парус» Лермонтова — будто бы про дирижера Теодора Курентзиса. Чего вдруг 22-летнего грека, уже снискавшего успех на родине, в 90-е понесло в Петербург учиться у великого старика Мусина? Северная столица оказалась сурова — там и так уже два медведя в одной берлоге, Гергиев и Темирканов (оба ученики Мусина). Сбежал в Москву, приглянулся ей больше, и все же полетел дальше, аж в Сибирь. И нынче Теодор Иоаннович — главный дирижер Новосибирского театра оперы и балета, царь этого почти древнегреческого амфитеатра сталинского толка.


Но каждое его появление в Москве по-прежнему зудит провокацией, открытием, авантюрой — да и ладно, пусть чем угодно, лишь бы не рутиной! В этот раз в честь дня рождения Рихтера в Большом зале консерватории исполнялся Бетховен. Оркестр Musica Aeterna, созданный Курентзисом во глубине сибирских руд, играет в модном аутентичном стиле — в максимальном приближении (гипотетическом) ко временам автора. И то сказать — какой же ненормальный возьмется сейчас исполнять заигранную Пятую симфонию Бетховена, давно отошедшую в репертуар дневных детских концертов «по программе»!


Но снять стружку с убитого сочинения — любимое занятие амбициозного Теодора. Он же настоящий трудяга, жадный до подробной выделки и — разоблачений всего на свете, что было до него. Не слишком удачна была январская вивисекция Второго концерта Рахманинова, в борьбе с красивостью буквально порубленного на куски. А главный фокус нынешнего Бетховена — «старинные» жильные струны оркестра, приправляющие благозвучие будто бы неким изъянчиком, щекочущим ухо: мол, да, вот это — первозданное!


В скрипичном концерте солистка Изабель Фауст героически принесла в жертву весь романтический налет, наработанный до нее сотнями великих эгоистов. Суховатость искупалась тонкостью ансамбля с оркестром. Но попробуй насладись голым остовом там, где раньше благоухали райские кущи.


И все же такое исполнение не назовешь экономичным! Ведь даже трудно себе представить, чего стоило Курентзису перепахать до костей Пятую симфонию, вернув многим темам сердечную простоту и даже жалостливость. Иногда в музыке вдруг проступала вполне уместная театральность. С непривычки слушаешь все это не без усилий — как речь Курентзиса, говорящего по-русски умно и страстно, но взахлеб, сплошь не соблюдающего падежей.


На бис оркестр исполняет Пярта — великого авангардиста, впавшего в «новую простоту». Многократный повтор мелодии обладает языческой магией. Оркестр то и дело замолкает, физически замирает — и Теодор (только что нагромыхав Пятой симфонией) скромным отточенным жестом дирижирует гробовой тишиной.


Тут вдруг причуды оборачиваются чудом. Звук начала XXI века абсолютно равновелик звуку начала века XIX. И мы в этот вечер — и там, и там.


А странный грек на вопрос: «Ну что вы тут у нас, в России, нашли?» — неизменно отвечает: «Россия — единственная страна, которая еще сопротивляется…». Дальше ему трудно сообразить, в каком падеже употребить крепкие слова мужского, женского и, главное, среднего рода.


Наталья Зимянина