И. А. Флиге Составители: О. Н. Ансберг, А. Д. Марголис Интервью: Т. Ф. Косинова, Т. Ю. Шманкевич, О. Н. Ансберг Научный редактор: Т. Б. Притыкина Под общей редакцией А. Д. Марголиса Общественно-политическая жизнь Ленинграда в годы «перестройки»
| Вид материала | Интервью |
СодержаниеИз воспоминаний Из интервью 2008 года Из воспоминаний Из интервью 2008 года Вы вышли из КПСС? Анекдоты времен перестройки |
- Общественно-политическая обстановка 20-30-х годов ХХ века Литературная жизнь страны, 22.76kb.
- Хомик под редакцией О. Ю. Артемовой Художник, 5123.02kb.
- Московский государственный университет технологии и упраления, 359.46kb.
- История музыкальной культуры народов сибири, 664.27kb.
- В. Э. Гордин, проректор по учебной работе, профессор, председатель Научно-методического, 647.48kb.
- В. Земских I Редактор Н. Дмитревская Художественный редактор в земских Верстка В. Зассеева, 3925.27kb.
- Программа курса для аспирантов и соискателей Составители, 442.16kb.
- Главный редактор Зав психологической редакцией Зам зав психологической редакцией Ведущий, 16568.8kb.
- Е. Строганова А. Зайцев И. Карпова А. Борин Е. Дандарова К. Радзевич Н. Устинова, 11037.38kb.
- Методические рекомендации к лабораторно-практическим занятиям по общей химии Федеральное, 1679.63kb.
Вячеслав Николаевич Щербаков
^ Из воспоминаний:
Я был достаточно благополучным офицером, заведовал кафедрой тактики подводных лодок, был экспертом министерства обороны, экспертом МИДа – одним словом, оценивал свою карьеру как очень благополучную, все было ровно и меня устраивало. В конце конце 1989 года приглашает меня к себе начальник Академии Валентин Николаевич Паникаровский и говорит: «Ну что, Вячеслав Николаевич, надо тебе готовиться к выборам в Ленсовет». Я недоумеваю: «Зачем мне это? Мне же политика до лампочки». «Понимаешь, Вячеслав Николаевич, я уже три созыва был депутатом, больше не имею права по закону, а Академию надо там представить. Ну, съездишь два-три раза в месяц, посидишь, руку поподымаешь, газетку почитаешь. Это не тяжелая работа – быть депутатом Ленсовета», – успокаивал меня начальник. Таким образом с подачи Валентина Николаевича сформировалось мнение, и меня выдвинул коллектив Академии кандидатом в депутаты.
В моем избирательном округе кандидатов на один мандат оказалось «чертова дюжина» – 13 претендентов. Тогда народ был очень активен: в больших залах собирались большие аудитории, собрания избирателей проходили живо и интересно. Поначалу я думал, что похихикаю и уйду. Но...
Обычно встречи начинались с примерно такого запроса из зала: «Поднимитесь те, кто из вас коммунисты». Ну, я поднимался – коммунист и контр-адмирал (приходил я всегда в форме). «А, вот эта сука лезет во власть! Да вас на столбах надо вешать!»... Вот я и стал задумываться: «А за что меня на столбе-то вешать? И других таких, как я, которые верой и правдой служили Родине?» Задело меня это и даже несколько испугало: не дай Бог, придут к власти как раз вот такие «вешатели», так у нас снова начнется такое, как было четыре года в Гражданскую войну – брат на брата. Вот тогда у меня вместо желания хихихать появилась серьезность предстоящего мероприятия, и я привлек к предвыборной работе своих коллег с кафедры. Никаких особых агитационных материалов у нас не было, листовки появились только во втором туре, в основном все сводилось к встречам с избирателями, которые с удовольствием шли на митинги и собрания. Ничего похожего после 1990 года я уже не видел.
Автобиография Петербургского горсовета… С. 560.
^ Из интервью 2008 года:
...Так я пошел на выборы, и без проблем выиграл в своем избирательном округе. Через некоторое время состоялись выборы председателя Ленсовета. Я откровенно выступил на стороне Собчака. Тогда Ленсовет состоял из 400 человек и каждый тащил одеяло на себя. Не может законодательный орган, который, по существу, стал подменять и исполнительную власть, быть аморфным. Должен быть лидер. В то время другого лидера я лично не видел. Собчак – человек, которому город верил, которого город уважал. Надо было как можно быстрее закончить безобразие с безвластием. Исполком во главе с Ходыревым не знал что делать, прятался. Состояние экономики было безобразное. Снабжение города было почти блокадное. И, естественно, нужна была власть.
Поскольку в Ленсовете было много людей военных, я понимал, что мое мнение что-то значит и ко мне прислушаются. Меня тоже предложили кандидатом в председатели Ленсовета, но я категорически отказался и пригласил всех своих сторонников голосовать за Собчака. Проголосовали мы не очень уверенно. Надо было 186 голосов, а набрал он, буквально, 217 или 230. То есть даже при таком высоком авторитете Собчака Ленсовет голосовал достаточно сдержанно.
Потом настало время избрать заместителей Председателя. Так я оказался первым заместителем Собчака. Могу сказать, что за меня голосовали значительно активнее – более 300 голосов. Это не в плане того, что я мог бы пройти в председатели Ленсовета. Глубоко убежден, что этого бы не случилось. Но как первый заместитель я, видно, всех устраивал. С Анатолием Александровичем мы жили «душа в душу». Он мне нравился: у него цепкий, хороший ум, он аналитичен, и мне казалось, что он порядочный человек.
Настало время выборов мэра, президента России. И Анатолий Александрович предложил мне идти с ним на выборы в качестве вице-мэра. Учитывая, что я был членом КПСС, Ленинградский обком предложил мне и Севенарду выдвигаться от имени Компартии. Но я однозначно принял предложение Анатолия Александровича. Город проголосовал за нас достаточно дружно, убедительно. Победа была очевидной и с первого раза. Прошла красивая инаугурация, и…
Анатолий Александрович сразу «в карьер»… Беда его, на мой взгляд, состоит в том, что он городом практически не занимался. Он всегда чувствовал себя больше международником. Он очень хорошо был принят в Европе: демократический Ленсовет, Ленинград, такой свободолюбивый и интересный для Запада. Бесспорно, Анатолий Александрович хорошо умел говорить, красиво выглядел. Питерский интеллигент в полном смысле этого понятия. Но он, мне кажется, сделал стратегическую ошибку, которая многое по-другому поставила в нашем городе и в стране. Он слишком рано заявил, что следующим президентом России будет он, а не Ельцин. Он без стеснения подчеркивал, что Ельцин пьяница, и все прочее... Вы же понимаете, что так нельзя. Будучи мэром Ленинграда, он говорил, что избранный президент России недостойный человек. Конечно же, Ельцин не мог ему этого простить. «Добрые люди», работающие за рубежом, все вырезки из газет, где Собчак нелестно отзывался о Борисе Николаевиче, транслировали в Кремль. Все это подавали Ельцину в соответствующих купюрах.
И вот на этом фоне, после августовских событий, идет формирование группы советников президента. Поступило и мне предложение быть советником Ельцина. Естественно, это становится известно Анатолию Александровичу, и понятно как он на это реагирует. Есть мэр, а вице-мэр вдруг становится советником президента. Я понимаю, что попал в неловкое положение. Обратился к Петрову Юрию Владимировичу главе Администрации президента: «Не очень корректно, может быть, Собчак?!». На что он ответил, что говорил с Борисом Николаевичем. Тот категоричен: «Нет, Собчак не будет!». Вижу, Анатолий Александрович очень не хочет, чтобы я был советником президента. И в это время звонят мне от Хасбулатова и предлагают идти к нему в советники. Так я стал советником Хасбулатова. Потом, после драмы 1993-го, когда я пошел на выборы в Законодательное Собрание, заборы в Приморском районе пестрели надписями: «Голосуй против Щербакова! Он друг Руцкого и советник Хасбулатова». Яркие и крупные надписи были на заборах. Это была установка Собчака. Но надписи сработали в мою пользу. В первом же туре я набрал более 60 % голосов избирателей.
Свое неоднозначное отношение к Собчаку Ельцин по противоположности перенес на меня и постоянно демонстрировал ему, что ты, мол, не такой как надо, а Щербаков – то, что надо. Это, естественно, стало главной причиной нашего постепенного отхода друг от друга. Я делал все возможное, чтобы «не подбрасывать дрова в эту топку», но весь аппарат Бориса Николаевича демонстрировал, что Собчак – человек не из команды Ельцина.
^ Из воспоминаний:
Не могу не рассказать о событиях августа 1991 года. И в первую очередь назвать имя человека, благодаря которому в большей степени в Ленинграде не случилось никаких драм, кровопролития стрельбы: в этом заслуга Виктора Николаевича Самсонова – командующего Ленинградским военным округом в те дни.
Помните многотысячный митинг на Дворцовой площади? Накануне А.А.Собчак отправил меня в В.Н.Самсонову: «Нам необходимо получить разрешение на проведение митинга, поезжай, ты человек военный». Приехал я на площадь, к Главному штабу, вокруг темно. А я был вызван прямо из отпуска, поэтому заявился прямо в белых штанах и светлых тапочках. Захожу, идет заседание Военного совета. Самсонов меня спрашивает: «Кто к нам пришел: вице-мэр или адмирал? И с какой целью?» Отвечаю? «Вице-мэр. Обменяться информацией и обсудить и отладить дальнейшее развитие событий». «Ну, что ж, – говорит Виктор Николаевич, – у нас есть свое начальство, мы ему подчиняемся, но все же нельзя игнорировать городское начальство, ведь мы здесь живем и дислоцируемся. Здесь не гарнизон». Долго мы обсуждали возможности проведения митинга. Я, памятуя о поставленной Собчаком задаче получить добро на митинг, говорил о том, что народ все равно придет, противостояние военных и гражданского населения приведет к жертвам. И это было реально, так как даже в здании Главного штаба была усилена охрана, расположился спецназ, у окон стояли расчехленные пулеметы. Мы нашли таки компромисс: митинг военные разрешают, но толпе на тротуары по периметру площади не вступать, чтобы не случилось провокаций. Иначе – откроют огонь.
Вернулся в Мариинский. Собчак дает пресс-конференцию. Подсел к нему осторожно шепчу ему в ухо: «Самсонов митинг разрешил». Анатолий Александрович тут же, не поворачивая головы в мою сторону, бросил в зал: «Ну, вот что. Я ответственно заявляю: разрешат нам митинг проводить или не разрешат, всех призываю на Дворцовую площадь! Каждый, кому дорога демократия, должен прийти и высказаться...» Он ни словом не обмолвился о том, что генерал Самсонов дал добро на митинг... Мы, соблюдая договоренность, переодели целый полк солдат и офицеров в гражданскую одежду, расставили перед тротуарами по всей площади и наказали вплоть до физического воздействия противиться проходу толпы по тротуарам. А народу собралось! Пришлось давать приказ о закрытии выхода из метро, чтобы народ на Невском проспекте выйти не мог, чтоб не увеличивать наплыв митингующих... Если бы этих мер мы не приняли, море бы вышло из берегов...
Дальше дела сползали по тем же рельсам, что и в Москве, обстановка накалялась, мы отслеживали всю информацию И вот любопытный эпизод, характеризующий генерала Самсонова.
Приехал к нему в очередной раз, говорим с глазу на глаз: «Виктор Николаевич, история рассудит, кто прав, кто виноват. Главное, чтобы не остаться в этой истории провокатором или тем, кто прольет кровь мирных граждан». Командующий мне в ответ: «Если и раздадутся в Ленинграде выстрелы, то первый прозвучит здесь». И он выдвинул ящик своего письменного стола, где лежал пистолет Макарова»...
...А потом кто-то в Москве неудачно сработал, и вдруг я получаю факс: Указом Президента Ельцина В.Н.Самсонов освобожден от командования Ленинградским военным округом и новым командующим назначен контр-адмирал В.Н.Щербаков. Этот факс у меня сохранился. Я в недоумении пытаюсь дозвониться до Москвы. Соединился с А.В.Руцким: «Саша, что за бред?» Он отвечает: «Управляй!» Я отправился к Самсонову. «Принимай дела, вот документы, вот шифры, коды...», – встречает меня генерал. «Виктор Николаевич, это недоразумение… Я же не войсковой начальник, ничего в этом не понимаю». Самсонов: «Президент приказал, выполняй!» Я опять к Руцкому, объяснил, что Самсонов – наш человек, что он сделал все от него зависящее, чтобы не допустить кровопролития в Ленинграде. Руцкой все понял и отправился переговорить с Ельциным. Буквально через 10 минут: «Самсонов остается на месте». А через день уже на сессии Ленсовета командующего ЛенВО В.Н.Самсонова решили снять и арестовать за «пособничество ГКЧП». Пришлось и тут с трибуны объяснять. Разобрались. Позже я о роли генерал-полковника рассказал А.А.Собчаку, тот доложил Борису Николаевичу Ельцину, и вскоре В.Н.Самсонов был назначен начальником Генерального штаба Вооруженных Сил страны. Мало кто знает, что несколько дней после путча нелегко решались вопросы вывода из города Гарболовской бригады. Я с представителями ЛенВО и КГБ обсуждал, кто и где должен остаться, кто покинуть город. А потом отслеживал, чтобы машины с войсками вовремя покинули пределы Ленинграда.
Все время в эти тревожные дни я находился в прямом контакте и с начальником КГБ генералом Анатолием Алексеевичем Курковым. Это был очень трезво мыслящий человек, полностью владевший ситуацией, объективно ее оценивавший. Он никому не пытался угрожать, вел себя исключительно корректно, хотя чувствовал свою силу: мог только слово сказать, и всех бы повязали. Когда закончилось самое страшное, он приехал ко мне и сказал: «Вы человек военный, у меня к вам просьба: сделайте все, чтобы не допустить посторонних лиц к нашим архивам, отделам агентуры. Не исключено, что волной победной эйфории могут воспользоваться иностранные спецслужбы. Нельзя допустить того, чтобы накопленное нами во имя безопасности страны стало достоянием вражеских разведок, тогда нам столетия придется восстанавливать утраченное». Мне пришлось серьезно «повоевать» с некоторыми нашими коллегами, и хотя депутатская комиссия работала после путча в КГБ, самое святое из архивов осталось вне широкого поля зрения. Соответствующие отделы я, как Главный военный начальник города и области, без чьей подписи никакие проверки не проводились, вычеркнул из списка проверяемых.
Автобиография Петербургского горсовета… С. 562-563.
^ Из интервью 2008 года:
В Ленинграде приезжаем к Мариинскому, а там – митинг. В окне стоит Собчак и ярко, вдохновенно выступает. Я потихонечку (уже заканчивался митинг) вошел в здание. Садимся в лифт: «Вот видишь, Вячеслав Николаевич, что ваши военные творят!». Я говорю: «Анатолий Александрович, если бы это делали военные, мы бы уже с вами лежали на стадионе Кирова лицом вниз, руки за спину, а завтра бы сообщили, что мы умерли с вами от крупозного воспаления легких. Тот бедлам, который происходит, вся эта неразбериха – говорят о том, что военные здесь не при чем. Это ваши партийные придурки, не иначе». – «Ну, дай бог, дай бог!» […]
Во время путча меня охраняли два офицера, моряки, боевые пловцы, высочайшего уровня профессионалы. Они все время в приемной сидели. Внимания на себя не обращали, среднего телосложения, тихие. У нас был подготовлен путь к отступлению, была готова и соответствующая штаб-квартира в Кронштадте и на Кировском заводе. Мы за эти несколько дней многие вопросы проработали, готовились в том числе (мне по долгу службы это было) и к отступлению. Все зависело от того, как будет развиваться ситуация.
Я вызвал этих ребят, говорю: «Анатолия Александровича нужно сейчас срочно доставить на Кировский завод, спрятать его там». – «А вы?» – «Я остаюсь». – «Мы не имеем права уйти». Им поручено охранять меня, а я им передаю Собчака. Ну, я написал две строчки приказа, расписался. И они тихонечко Анатолия Александровича провели. В Мариинском дворце окна медицинской части выходят на переулок Антоненко, полуподвальное помещение. Там металлическая решетка окна была подпилена, они его нормально вывели через это окно. На улице стоит москвичок под чехлом, заброшенный, кривой. Они чехол сбросили, а он был просто поддомкрачен, чтобы все думали, что разбитая машина стоит. Ногой домкрат выбили, машина встала на место, сели и отвезли Анатолия Александровича. Минут через 30 с небольшим он звонит мне: «Все, я нахожусь в безопасности, на Кировском заводе». Ну, слава богу!
Когда этих офицеров ко мне прислали, они, прежде всего, меня осмотрели. Достают у меня из пиджака иголочку маленькую с пуговкой – маячок. Кто-то из очень близкого моего окружения воткнул мне в пиджак под воротник этот маяк. Я ходил по Мариинскому, расставлял посты, а меня надежно отслеживали. Тот, кому положено, все знали, что я прошел туда, пошел туда – оповещал этот маяк. Моя реакция: «Вынуть!» – «Нет, нельзя. Если вы вынете, сразу поймут, что около вас есть профессионалы. Они не должны знать. Вроде как мы просто сидим…» [...]
Так иголочку-маячок мы оставили. События развивались не по сценарию. Министр обороны Язов стал себя вести достаточно осторожно. Первым за то, что армия не должна участвовать в этой «свалке», не должна быть на стороне той или иной партии, высказался адмирал флота Чернавин - главком ВМФ. Когда эту весть я озвучил, председатель Ленсовета Александр Беляев вышел на балкон Мариинского дворца и объявил, что Главнокомандующий Военно-Морским Флотом отказался выполнять приказы ГКЧП. Народ, постоянно находившийся у дворца, ликовал.
Через некоторое время мне позвонил Руцкой и сказал, что все закончено, никакого штурма не будет, идет братание с военными, по танкам лазает народ. Все нормально, спокойно. Поздравляю! И так далее.
Я у себя в кабинете составил пять стульчиков и улегся спать. Просыпаюсь, чувствую, кто-то надо мной стоит. Анатолий Александрович подъехал. «Спите-спите, Вячеслав Николаевич. Все нормально, все хорошо. Я вас поздравляю». Я раз – и за воротник, а иголки нет. То есть кто-то из моего очень близкого окружения ее поставил и он же ее вынул, чтобы потом не обнаружили. Кто-то работал на другую сторону. [...]
Запомнился один случай. Одним из советников в то время у меня была Лидия Васильевна Мась. [...] Она тоже тогда была в Мариинском дворце. Там по дворцу бегал мальчишка. Ночь, его близкие уговаривают идти домой, а он: «Я занял пост, я его охраняю». Лидия Васильевна ему говорит: «Надо идти домой, пост этот ликвидирован». – «Нет, не уйду». – «А если тебе это самый главный начальник скажет, этого будет достаточно?» – «А кто это?» – «Контр-адмирал Щербаков». – «Да». Она пришла ко мне: «Помогите. Мальчишку одного надо вывести, родители плачут, не могут его увести, а он охраняет дворец, и все тут». Гаврош такой. Я пошел, она подводит меня к нему: «Вот контр-адмирал Щербаков». – «Точно?». Я говорю: «Да». – «Вот мне говорят, что пост ликвидирован?» Я говорю: «Да». Она строго: «Вячеслав Николаевич, отдайте приказ ему покинуть пост». Я говорю: «Приказываю покинуть пост». И он ушел. Это правда из жизни нашего города.
– Многие, особенно представители советской номенклатуры, комментируют срыв поставок по Госзаказу и слом всей системы снабжения как заговор, который координировался из США. Что вы можете сказать?
– Не скажу ни да, ни нет. Думаю, что была концепция развала Советского Союза, и то, что над этой концепцией работали очень серьезные, умные люди за рубежом, это не вызывает сомнения. Другое дело, механизм ее реализации через ГКЧП оказался не самым удачным.
[...]
Я в городе вводил талоны на продукты и все прочее. Анатолий Александрович в очередной раз вернулся из Парижа: «Ты тут блокаду устраиваешь!» Я отвечаю: «Если мы сейчас талоны не введем, то все». Тогда же мы раскрыли госрезерв и оттуда брали консервы, крупу, сахар. Я понимал, что мы госрезерв съедим быстро. Поставки из Прибалтики прекратились, и из Белоруссии прекратились. Мы же, два города федерального подчинения – Москва и Петербург, всегда кормились госзаказом. Он рухнул, а других механизмов подачи продуктов нет. Решение раскрыть госрезерв было вынужденным.
Раскрыли мы госрезерв и по бензину. Я дал команду заправлять только машины скорой помощи и пожарные. Бензина нет, бензозаправки все пустые. Мне прокурор звонит: «Вячеслав Николаевич, вы нарушаете закон о госрезерве. Я вынужден дать санкцию на ваш арест». Я как психанул: «Прежде чем вы меня посадите, я выступлю по телевидению и скажу, что завтра ни одна скорая помощь, ни одна пожарная машина не выйдет, потому что прокурор мне запретил расходовать госрезерв. Вас линчует народ!» – «Ну вот, вы меня неправильно понимаете». Мы с прокурором потом полгода примерно не разговаривали. За счет этого госрезерва город полгода питался, пока не наладили связи, поставки какие-то.
Хочу рассказать интересный случай. Приехал ко мне ректор Академии балета, Вагановки: «Совсем плохо. Вячеслав Николаевич, мы потеряем поколение мастеров балета, мне нечем их кормить». Я говорю: «Вы составьте мне список, сколько нужно крупы, сахара, консервов…» – «Моих девочек нельзя консервами кормить. Им нужны соки, им нужно то, другое, третье…» – «Где ж я это возьму?» – «Советское государство при всех сложностях находило. Мы их кормим нестандартно, питание особое…». Эта встреча была накануне большого торжества в Православной церкви – 500-летия Геннадиевской Библии. Это отмечалось в Стокгольме, и я был приглашен. РПЦ не ездила, но несколько представителей других конфессий со мной поехали. Они мне и подсказали: когда вы выступать будете, скажите про девочек-балерин. Когда объявили, что вице-мэр Петербурга будет выступать (тогда все с интересом смотрели в сторону России), пять или семь переводчиков сразу поднялись на сцену. Я говорил, а они по очереди переводили. Долго это все длилось. Сказал я и о школе русского балета, что мы сейчас бедствуем, и что с лекарствами у нас проблемы. После этого аплодисменты, и ведущий объявляет паузу. Он обращается к аудитории с предложением пожертвовать для русской школы балета, на лекарства и т.д. Выскочили 10–15 девчонок с коробками из-под вина или папирос и побежали по рядам. Я стою и не могу понять, в чем дело. Потом меня увели. А следующее выступление не объявляют. Потом меня выводят обратно, а на сцене стоит груда коробок с деньгами. Деньги разные, кто с какими был. Я говорю: «Мне нельзя взять эти деньги. Меня же посадят, когда я приеду. Нам лекарства нужно и питание». Когда я уезжал, вслед за мной через некоторое время пришли два рефрижератора – один с питанием, другой с медикаментами. Мы долго оплачивали аренду рефрижераторов, потому что были сложности с таможней, и не знали, куда перегрузить скоропортящиеся продукты. Ректор академии балета тогда сказал: «Вячеслав Николаевич, когда у вас будет внучка, даже если она будет хромая, приводите ее в школу балета. Я ее буду учить».
– ^ Вы вышли из КПСС?
– Нет, все получилось гораздо проще. Я до последнего момента был членом КПСС, будучи первым заместителем председателя Ленсовета, вице-мэром Ленинграда–Санкт-Петербурга. Да, я неоднократно приглашался в Смольный. Поскольку я нередко вел себя не так, как им хотелось, меня пытались учить и для этого приглашали. Но из КПСС я не выходил. Когда Анатолий Александрович Собчак и мэр Москвы Попов решили демонстративно сжечь партийные билеты, мне было предложено поступить так же. Я Анатолию Александровичу сказал, что у меня есть претензии к партии, но я не могу уподобиться крысе, бегущей с тонущего корабля. Сейчас партии очень плохо, и я разделю ее судьбу.
Мне повезло, что эта проблема разрешилась иначе. Был приказ министра обороны о прекращении деятельности КПСС в Вооруженных Силах, и нам было приказано всем выйти из КПСС. [...] Поэтому не бросал я партию, это она меня бросила. Сегодня у меня дома хранятся и учетная карточка, и партийный билет.
Записала Т.Ф.Косинова
Приложение
^ АНЕКДОТЫ ВРЕМЕН ПЕРЕСТРОЙКИ
Программа «Время». Диктор Игорь Кириллов в черном костюме:
– Дорогие товарищи! Вы, конечно, будете смеяться, но нас опять постигла тяжелая утрата...
* * *
Брежнев и Черненко беседуют на том свете:
– Костя, а кто сейчас вместо нас правит?
– Да Миша Горбачев.
– А кто его поддерживает?
– А чего его поддерживать? Он пока сам ходит.
* * *
Сказали: так держать!
А что держать – не сказали…
* * *
Приметы времени: культ личности
перешел в культ наличности…
* * *
Как выйти из партии? Нужно получить рекомендации двух беспартийных.
* * *
Встретились английская борзая и русская дворняга.
– Ну как, с перестройкой лучше жить стало?
– Еще бы, – отвечает дворняга, – правда, миску с едой подальше отодвинули, зато цепь длиннее сделали и лаять можно сколько угодно.
* * *
Заходит Горбачев в баню. Все дружно начинают коситься на дверь и загораживаться шайками.
– Да вы что, мужики?
– А вы разве без Раисы Максимовны?
* * *
Начало перестройки. Диктант в школе: «Вороне где-то Бог послал кусочек сыра...»
– Вовочка, что ты руку тянешь?
– А вы говорили, что Бога нет.
– Сыра...
* * *
Если правительство скажет «контакт», народ ответит «Есть контакт!».
– А если правительство скажет «Есть контакт?»
– Тогда народ будет есть контакт.
* * *
К хозяевам, которые сидят за столом и пьют чай, приходит гость. Гостя приглашают к столу.
Гость: – Можно помыть руки?
Хозяйка: – Вы руки моете с мылом?
Гость: – С мылом.
Хозяйка: – Тогда чай будете пить без сахара.
* * *
Культурный обмен: мы им – Ростроповича, Солженицына, Нуриева, а они нам – прах Шаляпина.
* * *
Милка показала в койке
Новое движение.
Я-то думал – перестройка,
А это – ускорение.
* * *
Перестройка – мать родная,
Хозрасчет – отец родной.
Чем родители такие,
Лучше буду сиротой!
* * *
Ускоренье – важный фактор,
Но не выдержал реактор.
И теперь наш мирный атом
Вся Европа кроет матом.
* * *
Водку мы теперь не пьем,
Сахару не кушаем.
Зубы чистим кирпичом,
Горбачева слушаем.
(По материалам журнала «Огонек» за 1989–1990,
из перестроечной прессы, из личных архивов.)