Лексикология. Свойства слова. Понятие значения. Семасиология. Принципы номинации

Вид материала

Лекция

Содержание Положения дел (ситуации) и семантические конфигурации Процессы номинации и единицы лексикона Реалия → Денотат → Понятие / Пропозиция →Знак {Сигнификат / Значение → Сигнификант / Экспонент} Сигнификат{Концептуальное ядро + Коннотации} Установление состава лексем Отдельность слова в речи / тексте (слово в синтагмати­ческом аспекте). Профессор читает лекцию. Классификации лексем.

Подобный материал:

• Учебно-методический комплекс по дисциплине «Лексикология» для специальности 050303, 342.53kb.
• Требования гос впо по дисциплине «лексикология английского языка», 263.81kb.
• Реферат Отчет содержит 32 с. Ключевые слова, 25.16kb.
• 1. Лексикология раздел языкознания, изучающий словарный состав языка, лексику языка, 58.5kb.
• Понятие информации, виды информации. Ее свойства, 220.05kb.
• Лексикология. Фразеология, 5510.99kb.
• История кабардинской литературы, 128.89kb.
• Определение понятия надежность изделия. Схема структуры надежности, свойства, параметры, 24.52kb.
• Реферат Отчет содержит 21 страницу, 23.45kb.
• Тематика курсовых работ по дисциплине: административное право исполнительная власть, 179.28kb.

Лекция 9. Лексикология. Свойства слова. Понятие значения. Семасиология. Принципы номинации.

Реалии, концепты и семантемы

Семантический компонент языковой системы взаимодейст­вует со сферой сознания и мышления, где локализуются мысли­тельные (ментальные) явления и процессы, связывающие челове­ка с отображаемым (а также с воображаемым) внешним миром.

Взаимодействием языка с сознанием и мышлением, характе­ром мыслительных процессов, природой и номенклатурой созда­ваемых мозгом ментальных единиц занимаются философия, ан­тропология, нейробиология, психология, лингвистика, теория -искусственного интеллекта, а также недавно возникшая когни-гология (когнитивная наука), ответвлением котором оказалась когнитивная лингвистика. В центр внимания когнитивистов тео­ретического и экспериментального направлений выдвинулась проблема концепта и связанных с ним явлений. Сейчас мы пе­реживаем своеобразную концептуалистскую волну (недаром учё­ные шутят, что распространяется такая модная болезнь, как кон­цептов ит).

О концептах писали и пишут Р. Джакендофф, Дж. Фодор, М. Джонсон, Дж. Лакофф, Э. Рош, А. Вежбицкая, Р.И. Павилёнис, Д.С. Лихачёв, Ю.Д. Апресян, В.В. Петров, Р.М. Фрумкина, Ю.С. Степанов, Е.С. Кубрякова, В.З. Демьянков, Т.В. Булыгина, А.Д. Шмелёв, Н.Д. Арутюнова, В.Б. Касевич, А.А. Залевская, М.В. Никитин, Е.В. Рахилина, И.М. Кобозева, И.А. Стернин, З.Д. Попова, Н.Н. Болдырев, В.И. Карасик, А.А. и И.П. Сусовы, Ю.Е. Прохоров, В.А. Пищальникова, И.К. Архипов, В.В. Крас­ных, В.А. Маслова, Е.И. Морозова и многие-многие другие (к сожалению, очень немногие из них обращаются к эксперимен­там как способу верификации, проверки на истинность своих суждений).

Концепты являются основными единицами мыслительной сферы. В них запечатлевается информация об элементах опыта, переживаемого по поводу элементов внешнего, физического ми­ра, прежде всего предметов в широком смысле этого слова, т.е. людей, животных, деревьев, камней, гор, рек, туч на небе, молний, солнца и луны, природных явлений, а также разнообразных артефактов, представляющих ту или иную эпоху на определён­ном уровне развития технической цивилизации (топор, копьё, ко­лесница, корабль, автомобиль, самолёт, робот, телевизор, компь­ютер и т.д.).

Человек имеет дело прежде всего с множеством реалий в окружающем его физическом пространстве. В число реалий мо­гут со временем включаться и воображаемые существа. Челове­ческий ум заселяет окружающий мир богами, демонами, лешими, русалками, кентаврами, инопланетянами и т.п. Вместе с тем реа­лиями становятся признаки, характеризующие предметы в фи­зическом пространстве ('большой', 'маленький', 'длинный', 'короткий', 'быстрый', 'громкий' и пр.), а потом и во времени. Реалиями являются действия, физиологические и психические состояния, эмоции, социальные отношения и институты, юриди­ческие законы, религиозные установления, этнические предубеж­дения, нормы морали, запреты, правила коммуникативного пове­дения. Отбор реалий в конкретном акте коммуникации создаёт так называемый мир дискурса. Физические, психические, соци­альные, этнические и культурные реалии ложатся в основу кон­цептов.

В концепте как единице знания о мире, элементе памяти фиксируется большой ряд предметов со сходными свойствами, им охватывается класс реалий. Концепт может, таким образом, характеризоваться по объёму класса отображаемых реалий, в иной терминологии — по своему экстенсионалу. Стоит напом­нить, что в интенсионале группируются различительные, сущест­венные признаки, а в экстенсионале объединяются элементы множества, каждый из которых обладает данным набором при­знаков классообразующего характера. Например, концепт <ста-кан> формируется как обобщённое, схематичное знание не об одном, а о всех стеклянных сосудах для питья, не имеющих руч­ки. К классу стаканов будут относиться и те, которых мы не ви­дим и можем не увидеть, но которые являются и могут являться стеклянными сосудами для питья, не имеющими ручки. Размер разных стаканов, толщина стенок, окраска сосуда, гранённость при обобщении частных впечатлений во внимание обычно не принимаются. Интенсионал и экстенсионал соотнесены друг с другом.

В круг концептов одной тематической сферы (концепто-сферы, по Д.С. Лихачёву, имевшему, правда, в виду главным образом культурные концепты) может входить много ментальных образований. Но одна из возможных схем-образов, по Э. Рош, не­редко выступает как характерный для данной культуры прото­тип. Так, из концептов, относящихся к сосудам для питья (<стакан>, <кружка>, <бокал> и др.) прототипичным будет <стакан>. Он образует центр своей концептосферы, а другие из того же круга относятся к периферии. Из множества концептов, относя­щихся к птицам, для американцев прототипом оказывается <малиновка>, а для русских — <воробей>. Соответственно в одном и том же тематическом круге американцы и русские выделяют раз­ные концепты в качестве центра.

Можно ввести ещё одно понятие. В нашем обиходе мы чаще имеем дело с гранёнными толстостенными стаканами объёмом 200 мл и с тонкостенными негранёнными стаканами объёмом 250 мл. Стандартные, устоявшиеся, привычные представления о таких стаканах образуют стереотипы. Маленькие стаканчики объёмом 100 мл мы скорее подведём под другой концепт -<стопка>. Но термин стереотип чаще используется для имено­вания концептов из сферы социальной деятельности.

Наши знания о посуде для питья с течением времени попол­няются концептами типа <чашка>, <пиала>, <бокал>, <кружка>, <рюмка>, <фужер > и т.п. Концепты могут различаться по уров­ню обобщения и, тем самым, по своему интенсионалу и, естест­венно, экстенсионалу. Выстраивается своего рода иерархия бра­нённый стакан> — <стакан> — <посуда для питья>, <посуда>.

К ним добавляются знания о разных видах посуды (для пи­тья, еды, варки и жарки). В число близких концептов включаются знания о смежных явлениях типа <тарелка>, <блюдце>. <вилка>, <ложка>, <нож>, <молоко>, <сок>, <чай>, <вино>, <суп>, <яичница>, <масло>, <хлеб>, <завтрак>, <обед>, <пить>, <есть>, <заварить>, <пожарить>, <натощак>.

Наш опыт, таким образом, группирует концепты в боль­шие и малые классы концептов, своеобразные концептуальные поля. Он подводит их под концептуальные категории. При­ведённые примеры относятся к категории «ПРИГОТОВЛЕ­НИЕ И ПРИНЯТИЕ ПИЩИ». Познание новых явлений мира есть в значительной степени процесс концептуализации и ка­тегоризации.

Концепт есть минимальная единица знания, локализованная в памяти. Всё множество концептов в совокупности и их систем­ных взаимосвязях образует концептуальную картину мира. Та кая картина становится благодаря непрекращающимся актам коммуникативной деятельности общим достоянием носителей определённой этнокультуры и определённого социума, отличая один человеческий коллектив от другого.

К установлению инвентаря концептов и их структуры ведут, с одной стороны, эксперименты психологов и социологов, а с другой стороны, лингвистический анализ языковых фактов в раз­ных вербальных контекстах и в разных условиях общения.

В последнее время в лингвистике появилась тенденция про­тивопоставлять понятие и концепт. Но не следует абсолютизи­ровать это противопоставление. Скорее всего, мы имеем дело с одним и тем же феноменом ментальной сферы, но предстаю­щим перед нами в двух ипостасях.

И в одном, и в другом случаях правомерно говорить как об интенсионале, т.е. наборе характерных признаков, так и об экстенсионале, т.е. классе реалий, обладающих данным набором признаков. По экстенсионалу (объёму, охвату отображаемых элементов) понятие и концепт не различаются. Через воплощаю­щий их языковой знак они в принципе относятся к одному и тому же денотату и стоящему за ним множеству реалий.

Сравним понятие <собака> и концепт <собака>. Назовём не­которые признаки, входящие в интенсионал понятия <собака>: [животное], [позвоночное], [млекопитающее], [семейство псо­вых], [живородящее], [плотоядное], [одомашненное] и др. В ин­тенсионал концепта <собака> (как обыденного, повседневного понятия) входит, как правило, меньшее количество признаков, притом необязательно существенных: [быть животным], [иметь хвост], [лаять], [мочь укусить]. Нередко добавляется стереотип­ные представления [быть другом человека], [выполнять стороже­вую функцию]. Но у данных понятия и концепта один и тот же экстенсионал.

Различия же между понятием и концептом нужно видеть прежде всего в интенсионале (т.е. содержании, наборе релевант­ных признаков). Релевантность того или иного признака, его ак-центированность определяется:

• во-первых, уровнями объективированности знания, от­влечения от субъективных факторов (более высокой степенью для понятия и меньшей для концепта);
  
• во-вторых, сферой функционирования (более широкой, в идеале общечеловеческой для понятия и более узкой, личной либо групповой, социоэтнокультурной для концепта).
  

К установлению инвентаря понятий ведёт логический / тео­ретический анализ, предполагающий строгую методику верифи­кации знания. Концепты выявляются в основном в ходе эмпири­ческих исследований: либо в итоге психологических и социоло­гических экспериментов, либо в лингвистическом анализе языковых фактов. Верификации концептов служит обычный жи­тейский опыт.

В понятии совокупность признаков мыслится как достаточно жёсткая и строго организованная иерархическая структура, а при­знаки считаются устанавливаемыми в суждениях, претендующих на истинность. Понятие должно удовлетворять логическим тес­там на истинность, оно есть элемент общечеловеческого научно­го знания (научной картины мира).

А в интенсионал концепта как единицы вроде бы "наивного" знания, психологической по своему характеру, могут включаться и ненеобходимые, случайные признаки, закреплённые в личном опыте, в бытовом знании индивида и его окружения. Для интенсионала концепта признак воды [состоит из водорода и кислоро­да] не является существенным (релевантным). Зато существенны знания о том, что вода как таковая нужна для питья, для варки пищи и т.п. Рядового носителя языка не часто интересуют энцик­лопедические сведения о физических и химических свойствах воды. Зато он хочет знать, является ли вода из данного водоёма либо источника мягкой или жёсткой для мытья головы, пригод­ной для заварки чая, но обычно безразличен к вопросу о про­центном содержании в ней тех или иных минералов.

Таким образом, концепт более привязан к актуальным, кон­кретным условиям жизни людей, не претендуя на универсальный характер. В структурировании его содержания могут участвовать такие факторы, как возраст, пол, национальность, расовая при­надлежность, семейное воспитание, место проживания, социаль­ное и имущественное положение, общее и специальное образова­ние, сфера профессиональных занятий, круг постоянного обще­ния, наличие или отсутствие интереса к книгам, газетам, театру, массовым действам, музыке, кино и телевидению, к занятиям по­литикой, отношение к пище, спиртному, наркотикам и табаку, психологический темперамент, соционический тип, состояние здоровья, комплекс хронических болезней, климатические усло­вия, факты из личной и семейной жизненной истории и т.д.

В значительной степени концепт обусловлен факторами оп­ределённой этнокультуры. Так, с общечеловеческим понятием<свобода> соотносятся неодинаковые по своему интенсионалу русский, немецкий и американский "одноимённые" концепты <свобода>, и . Но и в рамках одной этниче­ской культуры (например, русской) концепт <свобода> неодина­ково переживается в разных семьях и разными членами одной и той же семьи.

Пределы содержательного варьирования концепта столь же огромны, как беспредельно многообразие самой жизни. Но во всех своих вариантах концепт тем не менее ориентирован на по­нятие как свой инвариант.

Концепт — это своего рода бытовое понятие, элемент "на­ивной", "народной" картины мира, тогда как понятие есть эле­мент научной картины мира. Но в принципе граница между по­нятием и концептом не имеет жёсткого характера. Здесь нежела­тельны "пограничные столбы". Термины понятие и концепт часто могут взаимозаменяться, если нет особой необходимости в их дифференциации. К тому же научная и "народная" картины мира взаимопроницаемы.

Концепт и понятие представляют собой ментальные, психо­физиологические субстраты значения. Именно они служат формированию информативной стороны языкового знака, во­площаясь в нём, входя в его структуру как означаемое знака, сиг­нификат, семантема. Семантема, в отличие от концепта и поня­тия, принадлежит уже языку и может включать в свой состав, помимо концептуального ядра, различные коннотации.

Проиллюстрируем уже сказанное цепочкой реалия → кон­цепт / понятие → семантема (означаемое знака). С актом упот­ребления языкового знака реалия (а точнее, класс реалий) стано­вится денотатом знака.

Языковые значения это, образно говоря вслед за Е.С. Кубряковой, связанные (или "схваченные") языковыми знаками элементы когнитивной сферы. Так, концепт / понятие <стакан> связывается лексемой стакан. В процессе "схвачивания" участвуют означающие знаков, их экспоненты ("тела зна­ков"). Благодаря им концепты / понятия и значения могут быть объективированы и передаваться от человека человеку в актах коммуникации. Универсум семантем того или иного языка обра­зует языковую картину мира.

Картина мира может быть объективирована лишь на языко­вом уровне. Поэтому не стоит отождествлять концептуальную и языковую картины мира. По той же причине неправомерно также говорить, о концептах лексических, фразеологических, синтакси­ческих или даже жестовых (!), что, к сожалению, нередко встре­чается в литературе. Концепты и понятия принадлежат менталь­ной сфере. Они ещё не знаки, и их некорректно классифициро­вать по типам экспонентов языковых знаков. Фактами языка являются не концепты и понятия, а значения языковых знаков, семантемы, служащие воплощению (embodiment) концептов.

^ Положения дел (ситуации) и семантические конфигурации

Мир дан человеку как огромное множество предметов, явле­ний, событий и состояний. Для представления его фрагментов достаточно различать два типа элементов — предметы и призна­ки. То или иное положение дел, наблюдаемая или воображаемая ситуация в принципе есть ансамбль взаимосвязанных предметов и признаков.

Элементарная ситуация содержит в своём составе один при­знак (в качестве господствующего элемента) и один или несколь­ко связанных этим признаком в единое целое предметов. Так, в предложении Оператор включил компьютер описывается онто­логическая ситуация с двумя предметами, которые связаны при­знаком — двунаправленным динамическим отношением, а имен­но действием включения сетевого питания, которое оператор со­вершает с компьютером.

Реалией является данная единичная ситуация в целом, к реа­лиям относятся её участники (оператор и компьютер), реалией следует признать и действие включения (по отношению к словам и предложению как языкрвым знакам все они оказываются дено­татами). В соответствие этой конкретной ситуации внешнего ми­ра можно поставить обобщённую ментальную схему-образ.

Вместе с тем каждый из элементов этой ситуации подводит­ся под соответствующий концепт: <оператор>, <компьютер>, <включить>. И каждый из указанных концептов обладает спо­собностью к расширению своего экстенсионала (объёма).

Во-первых, сама ситуация может вновь и вновь повторяться. Во-вторых, оператором в похожих ситуациях может быть какой-то другой человек с нужной профессиональной подготовкой и должностными обязанностями. Один компьютер может быть заменён другим. Действие включения может повторяться вновь и вновь. На ментальном уровне онтологическая ситуация вклю­чения оператором компьютера предстаёт как сочетание концеп­тов (концептуальная конфигурация). Этому сочетанию соответ­ствует более отвлечённая от реалий схема {<(любой) оператор>, <(любой) компьютер>, <(любой акт действия) включить>}.

Возможно дальнейшее обобщение и переход на более высо­кий уровень абстракции. Проиллюстрированная конфигурация подводится под более абстрактную схему типа {<(любой) деятель>,<(любой) предмет действия>,<(любое действие) дейст­вие>}. Эта схема реализуется, например, в денотативных ситуа­циях, описываемых в предложениях Антон включил принтер; Наташа закрыла книгу, Максим вскапывает грядку.

Но концепты любого уровня схватываются языковыми знаками и становятся основой для формирования соответствующих языковых значений ('оператор', 'компьютер', 'включить', 'деятель', 'предмет действия', 'дейст­вие'). Сочетание концептов на этапе вербализации получает со­ответствие в сочетании семантем.

Признаковая семантема трактуется как семантический пре­дикат, а предметные семантемы — как семантические актанты. Предикатной семантеме отводится роль ядра, задающего своё ак-тантное окружение. Такую структуру уместно называть семан­тической конфигурацией. В логике и следующей за ней синтак­сической семантике в этом случае говорят о пропозиции.

Прототипическим средством выражения пропозиции служит такой языковой знак, как простое (элементарное) предложение с глаголом в финитной форме (в американской традиции — клауза, clause). Пропозиция выступает как означаемое такого предложе­ния, а также ряда других синтаксических конструкций.

Семантическая конфигурация вместе с образующими её се­мантемами подаётся на вход синтаксического компонента, кото­рый обеспечивает пропозицию конструктивными средствами, оформляет соответствующие позиционные структуры, и на вход номинативного компонента, который воплощает семантемы в лексемы.


^ Процессы номинации и единицы лексикона

Для говорящего целью является построение осмысленного высказывания как целостной коммуникативной единицы. В про­цессе его порождения важную роль играют акты номинации. При осуществлении этих актов носители языка либо используют номинативные единицы, уже имеющиеся в ресурсах их памяти, либо создают новые, а нередко и заимствуют такие единицы из других языков. Посредством этих языковых знаков именуются реалии, представляющие собой как отдельные элементы опыта (физические объекты, одушевлённые существа, люди, действия, состояния, свойства предметов, отношения между предметами), так и целые события, факты, состояния дел, ситуации, выделен­ные в актах мышления и запёчатлённые в сознании в качестве концептов и их объединений. Знаки придают именуемым реали­ям и классам близких реалий статус денотатов. Для участников коммуникации соответствующие предмету общения реалии, де­нотаты в их актуальных и виртуальных свойствах, а также кон­цепты образуют универсум дискурса.

Читатель уже хорошо знает, что мышление и сознание рас­членяют потоки информации, поступающей в мозг извне, и рас­пределяют её определённым образом по различным категориям, осуществляют, иными словами, концептуализацию и категори­зацию элементов опыта. Язык, связанный с мышлением и созна­нием, тоже по-своему участвует в процессах категоризации мира.

В концептах и категориях есть общее, универсальное. Тако­вы, например, постулируемые А. Вежбицкой базовые концепты, фиксирующие мыслительные представления пространства и времени (<выше/над>, <ниже/под>, <сейчас>, <после>, <до>), причинно-следственной связи (<потому что/из-за>), речи (<сказать>, <слово>), оценки (<хороший>, <плохой>), бытия человека (<жить>,<умереть>) и т.д.

Но есть и многочисленные идиоэтнические различия в ре­зультатах концептуализации и категоризации мира. Отсюда, на­пример, различия в номенклатурах имён. Так, рус. слову рука со­ответствуют нем. Hand (для нижней части руки, кисти) и Arm (для остальной части руки, от плеча до кисти), аналогично про­водится членение в англ. hand и arm, нидерл. hand и arm, швед, arm(en) и hand(en), фр. main и bras, исп. mano и braso, португ. mao и braca, итал. mano и brassio. Русскому наименованию палец в англ, соответствуют finger 'палец (руки)', и toe 'палец (ноги)', в нем.: Finger и Zehe. Не вполне идентичны в денотативном плане обозначения в разных языках того цвета, который русскими на­зывается коричневый (ср. нем. braun, англ. brown, фр. brun). В англ., нем. и фр. нет прямых соответствий русскому слову Здравствуйте!, выражающему не просто приветствие, а пожела­ние здоровья.

Преувеличивать категоризующую роль языка, как это делали Э. Сепир и в особенности его ученик Б.Л. Уорф, выдвинувшие гипотезу языковой относительности, не стоит, но и не считать­ся с языковыми различиями в процессах номинации явлений ми­ра (особенно лицам, изучающим разные языки), невозможно.

Языковой репрезентации отдельных, относительно простых составляющих целостных событий служат элементные номина­ции (слова, фразеологизмы, а также атрибутивные устойчивые словосочетания типа холодное оружие', ср. англ. side-arms, нем. Blanke Waffe. Природу таких номинативных единиц, как слова и фразеологизмы, изучает лексикология (вместе с лексической семантикой как частью лингвистической семантики вообще).

Реальные и вымышленные ситуации как ансамбли взаимо­связанных элементов репрезентируются событийными, или препозитивными, или предикативными, номинациями (а имен­но предложениями или другими синтаксическими конструкция­ми, а также текстами). Взаимоотношения между ситуациями и предложениями изучаются в синтаксисе (и в синтаксической семантике).

Связь некоего элементарного или сложного явления действи­тельности (реалии) и именующего его языкового знака (как слова, так и синтаксического образования) можно представить следую­щей схемой: Реалия — Языковой знак. Именно это отношение выражается дошедшей до нас средневековой формулой знака Aliquid stat pro aliquo 'Что-то стоит вместо чего-то (другого)'.

В теории номинации и в семантике это отношение может изучаться в двух направлениях: от именуемой реалии к её номи­нации (Реалия → Наименование); такой подход лежит в основе ономасиологии; и от наименования к называемой ею реалии (Наименование → Реалия); данный подход характерен для сема­сиологии.

Но отношение реалии и знака не существует само по себе, оно устанавливается человеком, в сознании которого связь реа­лии и знака опосредствуется неким психическим образованием (представлением, понятием, концептом, суждением, пропозици­ей). Поэтому часто отношения между обозначаемым предметом, знаком и понятием (или пропозицией) представляют в виде так наз. семантического треугольника.

Отношение знака к понятию (и суждению) нередко именуют сигнификацией (т.е. значением в узком, специальном смысле), а отношение знака к реалии (и денонату) — денотацией. Однако фактически отношения между составляющими знаковой ситуа­ции имеют более сложный характер. Их можно представить в ви­де следующей цепочки:

^ Реалия → Денотат → Понятие / Пропозиция →Знак {Сигнификат / Значение → Сигнификант / Экспонент}


Эта схема обращает наше внимание на то, что реалия имеет своим соответствием денотат, т.е. не предмет сам по себе, а сово­купность свойств всех однородных реалий, которые и предопре­деляют выбор данной номинации (наименования). Под один и тот же денотат может быть подведено множество (класс) близких реалий. В соответствие денотату в ментальной сфере может быть поставлено абстрактное, схематическое отображение наиболее существенных признаков класса денотатов — понятие (концепт) или пропозиция. А на следующей ступени понятию / концепту и пропозиции в соответствие ставится языковой знак, образуемый сигнификатом (означаемым) и сигнификантом (означающим, экспонентом). Сигнификат языкового знака вбирает в себя из де­нотата (и, соответственно, концепта/понятия) только то, что ком­муникативно значимо для данного языка и для данного коммуни­кативного события.

В структуру сигнификата, помимо объективных по своему характеру денотативно (и концептуально) ориентированных со­ставляющих (т.е. концептуального ядра), могут войти также субъективные составляющие экспрессивно-эмоционального, а также стилистического характера (так называемые коннотации). Их наличие в сигнификатах слов обычно указывается словарями в виде помет бранное, высокое, ироническое, книжное, ласка­тельное, неодобрительное, официальное, презрительное, пренеб­режительно, просторечное, разговорное, специальное, уничи­жительное, шутливое. См. цепочку, представляющую структуру сигнификата:

^ Сигнификат{Концептуальное ядро + Коннотации}

Ср. ряд слов, имеющих одно и то же концептуальное ядро: лицо —лик, физиономия, морда, харя.

Акты номинации осуществляются в рамках индивидуальных актов языковой деятельности. Их результаты могут стать достоя­нием общего для говорящих на этом языке узуса, соответствую­щей языковой нормы и, в конечном итоге, языковой системы.

Остановимся в дальнейшем на лексической номинации.

Лексический фонд любого языка содержит возникшие в ре­зультате так называемой первичной номинации первообразные имена типа небо, река, море, берёза, сжить, сестра, мать. Такие слова возникли в далёком прошлом и не осознаются, например, носителями современного русского языка как производные, мо­тивированные. Их источники иногда могут быть раскрыты только благодаря этимологическому анализу.

Так, рус. слово река, генетически родственное ст.-слав. rњka, укр. рiка, болг. река, сербскохорв. риjèка, словен. réka, чеш. řeka, словац. rieka, пол. rzeka, н.-луж. и в.-луж. rĕka, полаб. rĕka (родст­венно рой, ринутъ(ся), реять), через общеслав. * rњka и на основе сравнения с др.-инд. rayas 'течение, ток', riyate 'двигается, начи­нает течь', ritis 'ток, бег', retas 'течение', rinas 'текущий', галльск. Renos 'Рейн', ср.-ирл. rian 'река, дорога', лат. rivus 'ручей, кана­ва', др.-ирл. riathor 'бурный поток', алб. rite 'влажный, мокрый', др.-англ. rid 'ручей, река', англ. диал. rithe и ср.-нж.-нем. rin 'ток воды' может быть возведено к далёкому праиндоевропейскому языковому состоянию.

Во многих других случаях (при так называемой вторичной номинации) мотивировка наименования (и, соответственно, внутренняя форма слова) осознаётся носителями языка. Так, но­сители рус. языка достаточно уверенно возводят слова кукушка и куковать к звукоподражательному ку-ку; то же справедливо по отношению к словам типа жужжать и жук, мяукать, мы­чать и т.д.

В нем. есть слово Draht: 'проволока, провод'. Когда были изобретены первые телеграфные аппараты, то сообщения переда­вались от одного аппарата к другому по проводам. Отсюда глагол ёгаЬ1еп 'телеграфировать (букв, передавать по проводам)'. Осоз­наётся внутренняя форма рус. слова подснежник (букв, вырас­тающий из-под снега). Французы осознают внутреннюю форму слова cache-nez (букв. 'прячь нос').

Мотивировка производных и сложных слов может осозна­ваться "благодаря знанию значений деривационной базы и дери­вационного показателя (дериватора); ср. факультетский < факуль­тет- + -ск- (со значением 'относящийся к факультету'); дружить и дружба < друг; англ. houswife 'домашняя хозяйка' ← (а) hause 'дом' + (а) wife 'жена, женщина'.

Подсказывать мотивировку может наличие связей между ис­ходным и производным значениями данного слова в разных его семантических вариантах. Ср. фр. De fer ‘1) железный, сделанный из железа' > '2) жестокий, непреклонный'; англ. green ‘1) зелё­ный, зелёного цвета' > '2) незрелый, неспелый (о фруктах)' > '3) неопытный, новый, необученный (о новичках, новобранцах)'.

Но с течением времени мотивировка может стираться и бо­лее не осознаваться носителями языка. Так, большинство русских уже не осознают этимологическую связь слов око и окно, горо­дить и жердь, городить и город, коса и чесать. Обычно не осоз­наётся связь однокорневых слов, пришедших в русский язык раз­ными путями: студент, студия и штудировать, этюд', мастер, магистр, мэтр, мэр.

В ряде случаев может быть предложена своя, не отвечающая реальным связям мотивировка (так называемая ложная, или на­родная, этимология), сопровождаемая преобразованием облика слова: пиджак > спинжак (потому что надевают на спину), буль­вар > гульвар (место, где гуляют), гувернантка > гувернянька (за­нимается детьми), микроскоп > мелкоскоп (для рассматривания маленьких предметов).

В инвентарь номинативных знаков языка входят не только слова (простые, производные и сложные), но и фразеологизмы - устойчивые, воспроизводимые сочетания слов, равные по своему номинативному статусу отдельным словам.. Их единство создаётся не столько в силу ограничения сочетательных свойств входящих в них компонентов, сколько благодаря переосмысле­нию либо одной из составляющих, либо данного комплекса в це­лом. Рассмотрим два подхода к единицам, изучаемых во фразео­логии.

Н.А. Амосова делит фразеологизмы на фраземы (много­словные образования с частичным сдвигом значения) и идиомы (образования с полным сдвигом значения). Вместе с тем возмож­но разбиение всего множества фразеологизмов на два подмноже­ства: фразеологизмы, сохранившие свою мотивировку, и фразео­логизмы, утратившие мотивировку. В классификации В.В. Вино­градова первые именуются фразеологическими единствами, а вторые получают имя фразеологических сращений.

Оба подхода можно совместить в одной таблице:

Таблица 5

	Фразеологические един­ства	Фразеологические сращения
Фраземы	письменный стол холодное оружие накрыть на стол	дело табак положить на стол (готовую работу) Карты на стол\
Идиомы	белый уголь держать камень за пазухой сесть за один стол выносить сор из избы	очертя голову чёрта с два куда ни шло (кричать) во всю ивановскую

Вне этой схемы остаются устойчивые словосочетания, в ко­торых отсутствует сдвиг значения (по В.В. Виноградову, фразео­логические сочетания) и в которых один из компонентов харак­теризуется узкой, ограниченной, избирательной сочетаемостью: беспробудный сон, закадычный друг, заклятый враг, ни зги не видно.

Наличие мотивировки может наблюдаться во фразеологиз­мах, относящихся к фразеологическим единствам. Так, она хоро­шо ощущается носителями русского языка при восприятии фра-зем (фразеологизмов со сдвигом значения лишь в одном компо­ненте) типа письменный стол, холодное оружие и при восприятии идиом (фразеологизмов с общим переосмыслением всех компонентов) типа сесть за один стол, держать камень за пазухой, белый уголь. И напротив, она утрачена в так называемых фразеологических сращениях, а именно во фраземах типа дело табак и в идиомах типа чёрта с два, куда ни шло, очертя голову.

^ Установление состава лексем

К выявлению состава единиц лексикона ведёт лексемный анализ. Этот термин введён здесь по аналогии с термином мор­фемный анализ, чтобы показать значительное сходство проце­дур в исследовательской работе с морфемами и словами как ос­новными единицами морфологического уровня языка и вместе с тем обратить внимание на имеющиеся различия, связанные с тем, что слово одновременно принадлежит и морфологическо­му, и номинативному (лексическому) компонентам языковой системы.

Основные цели лексемного анализа заключаются, во-первых, в установлении границ между словом и морфемой, меж­ду словом и словосочетанием, линейных границ между словами (проблема отдельности слова), и, во-вторых, в установлении гра­ниц между словом и его вариантами (проблема тождества слова).

Процедура анализа включает в себя три этапа.

• сегментация высказывания на отрезки (лексы), которые соотносимы со словами (лексемами) как абстрактными, инвари­антными единицами языковой системы, являясь их актуальными представителями (экземплярами) в высказывании;
  
• установление лексемного статуса выделенных лексов, т.е. определение того, какую лексему каждый данный леке ре­презентирует, относятся ли два сравниваемых лекса к одной
  лексеме (как её аллолексы) или являются реализациями двух разных лексем;
  
• инвентаризация лексем.
  

Трудности лексемного анализа обусловливаются тем, что слово (лексема) является одновременно и лексической, и грамма­тической единицей, в соответствии с чем в лексиконе языка оно может быть охарактеризовано как класс носителей лексических значений (семантем), или как класс (в другой терминологии) лек-сико-семантических вариантов слов, а в морфологической систе­ме как класс грамматических видоизменений слова (словоформ).

При линейной репрезентации высказывание может высту­пать как последовательность слов вообще (лексем), как последо­вательность ЛСВ (слов-концептем), как последовательность сло­воформ. В силу этого речевой представитель слова оказывается соотнесён со словом-лексемой, с одним из лексико-семантичес-ких вариантов (носителем определённой семантемы), с одним из морфологических формообразующих вариантов (словоформой как носителем грамматического значения).

^ Отдельность слова в речи / тексте (слово в синтагмати­ческом аспекте). Установить однозначно линейные границы слова (вернее, лекса как его речевой реализации) чрезвычайно трудно. Эти границы задаются системой соответствующего языка и определяются далеко неодинаково при использовании разных критериев.

Критериями делимитации (разграничения) слов могут быть:

Графический (орфографический) признак:

В этом случае говорится о графическом слове. Предполага­ется, что данное слово на письме отграничивается от предшест­вующего и последующего слов пробелами, но не содержит про­бела внутри себя. Возражения: 1) Не все языки имеют письмен­ность. 2) В ряде систем графики (например, в китайской) пробелы между иероглифами или группами иероглифов не ис­пользуются. 3) Орфография во многих языках очень непоследо­вательна; ср., например, раздельное написание целостных слов: в открытую, во избежание.

Фонетические признаки:

В этом случае говорится о фонетическом (или фонологиче­ском) слове. Его границы и границы графического слова могут не совпадать. Ниже характеризуются лишь некоторые из фонетиче­ских признаков.

• Наличие гортанной смычки в начале слов. Признак не аб­солютен. Так, нем. слово может иметь гортанную смычку в нача­ле (das 'Eis 'лёд'), но тот же признак может сигнализировать границу между префиксом и корнем (ver'eisen 'оледе­неть').
  

Наличие одной акцентной вершины в слове. Возражения: 1) В слове может быть более одного ударения: трин'aдцатиэт'ажный. 2) Слово может быть неударным и при­мыкать в качестве проклитики к последующему или в качестве энклитики к предыдущему слову, входя в структуру так назы­ваемого акцентного слова: на_ст'ол, н'а_пол, ст'ал_бы. 3) Язык может не принадлежать к числу акцентных, как, например, фран­цузский. Здесь одно синтагматическое (и фразовое) ударение мо­жет объединить в единое акцентное целое большую группу слов: Je_ne_le_lui_ai_jamais_dit 'Я этого ему никогда не говорил'. Соб­ственно говоря, в языках со свободным и подвижным словесным ударением количество акцентных вершин может свидетельство­вать лишь о числе слов (практически знаменательных), но не о начальных или конечных их границах, и только в языках с непод­вижным начальным или конечным ударением могут быть опре­делены соответствующие границы слов.

- Наличие в слове гармонии гласных (например, в финно-угорских или тюркских языках). Но в венгерском языке гармония гласных не охватывает составляющих сложных слов: Buda-pest.
И к тому же явление гармонии гласных не сигнализирует меж­словных границ.

Морфологический признак:

Цельнооформленность слова (наличие единого показателя грамматической формы). На основе этого признака иван-чай при­знаётся одним словом (ср. иван-чая), а диван-кровать придётся рассматривать как сочетание двух слов (ср. дивана-кровати). Во фр. показатель мн. ч. может появиться и внутри: bonhomme 'доб­ряк' — мн. ч. bonshommes, что противоречит ощущению целост­ности данного слова. Англ. Silver spoons 'серебрянные ложки' имеет единый показатель мн. ч., но вряд ли это образование мож­но признать единым словом. Межсловные границы этим призна­ком не сигнализируются.

Синтаксические признаки:

• Способность слова (в отличие от морфемы) самостоя­тельно вступать в синтаксические связи; ср. англ. Stone wall 'ка­менная стена' — stone-of-Carrara-wall 'стена из каррарского кам­ня'; button shoes 'туфли с пуговицами' — red-button shoes 'туфли с красными пуговицами'.
  
• Способность выступать в качестве минимума предложе­ния. Возражение: служебные слова в этом случае оказываются исключёнными из корпуса слов.
  
• Способность выступать в роли члена предложения. Воз­ражение: из числа слов опять-таки исключаются служебные.
  

Возможность вставить слово между двумя словами (и вы­текающая отсюда непроницаемость слова, невозможность вста­вить внутрь него другое слово): На лекцию пришли все. — На эту лекцию пришли все. Контрпримеры: В португ. между основой глагола и окончанием буд. времени может быть вставлено личное местоимение (dar-ei 'дать — 1 л. ед. ч. буд. времени' — dar-vos-ei ^'(я) вам дам'. В нем. языке так называемая отделяемая приставка наречного происхождения (собственно говоря, наречный компо­нент сложного глагола) не только может отрываться от глаголь­ного компонента, но и допускает вставление слова или словосо­четания между обоими компонентами: aufstehen 'вставать' — ich stehe auf 'я встаю' — ich stehe um sech Urs auf 'я встаю в шесть часов'. Такой глагол ведёт себя то как цельнооформленное слож­ное слово, то как сочетание двух слов, часто обладающее свойст­вами фразеологизма. Ср., далее, рус. никем — ни с кем. Можно здесь видеть чередование слов синтагматических и парадигмати­ческих. Так, stehe auf представляет собой два синтагматических слова, auf stehen — одно синтагматическое слово, парадигматиче­ски же (т.е. в системе языка) мы имеем дело с одним словом. Та­ким же образом могут трактоваться так называемые аналитиче­ские формы слов (англ, am writing 'пишу', нем. Wird kommen 'придёт', фр. Ai dit 'сказал') и так называемые аналитические сло­ва (англ. Pride oneself 'гордиться', нем. Sich erholen 'отдыхать', фр. s’enfuir 'убегать'): парадигматически каждая из этих единиц представляет собой целостное слово, синтагматически же каждая представлена двумя или более словами.

Признак непроницаемости слова, таким образом, не позво­ляет однозначно установить ни линейные словесные границы, ни количество выделенных слов. И контрпримеры из многих языков поневоле побуждают к допущению даже такой "еретической" мысли, что слова всё-таки членимы, что они обладают свойством "разрывности".

— Позиционный признак: переместимость слов внутри пред­ложения: ^ Профессор читает лекцию. — Профессор лекцию чита­ет. — Читает профессор лекцию. — Читает лекцию профессор. - Лекцию профессор читает. — Лекцию читает профессор. Возражение: Перемещаются при перестановках собственно не вся­кие слова как таковые, а слова как носители синтаксических функ­ций членов предложения (синтаксемы), т.е. знаменательные слова в сочетании со служебными. Ср. (здесь звёздочка * обозначает не-грамматичность соответствующей конструкции): На лекцию при­шли все. — * На пришли лекцию все. — * На все пришли лекцию... (служебные слова "не обладают правом" на свободное перемеще­ние). Правда, линейные границы во многих случаях благодаря этому признаку определяются однозначно.

Семантический признак:

Идиоматичность слова, что можно понимать трояко: 1) Идиоэтничность данного слова, принадлежность его именно данному языку и невозможность его точного, адекватного пере­вода на другие языки. 2) Немотивированность данного слова, не­возможность установить его этимологическое значение. 3) Нали­чие целостного, "идиоматического" значения у слова, несводи­мость этого значения к сумме значений элементов, составляющих слово. Возражение по последнему пункту: Русское слово поч­тамт условно членимо, ибо его компонент -амт невоспроизво­дим в составе других сложных слов. В целом дефектная членимость присуща достаточно ограниченному множеству слов. К тому же большинство слов допускают морфемную (и, следова­тельно, линейную семантическую) декомпозицию.

Итак, ни один из рассмотренных здесь критериев сегмента­ции речи на лексемные сегменты (лексы) не обладает достаточ­ной диагностирующей силой, не оказывается абсолютным. Из них относительно большей надёжностью в установлении границ между словами в речи обладает признак позиционной подвиж­ности. Остальные же признаки скорее могут служить приблизительному определению того, сколько слов содержится в анализи­руемом речевом отрезке.

Некоторые учёные, опираясь скорее на соображения педаго­гического, нежели научного порядка, стремятся во что бы то ни стало найти универсальное определение слова. Они выражают неудовольствие по поводу того, что Л.В. Щерба мог говорить и в лекциях в студенческой аудитории, и в научных публикациях, что он не знает, что такое слово. Этот выдающийся исследова­тель подчёркивал, что в каждом конкретном языке слово харак­теризуется своими особенностями и что нужно обращаться ко множеству самых разных и самых экзотичных языков, а не толь­ко европейских. Э. Сепир ещё в 1921 г. в своём учебнике «Язык. Введение в изучение речи» (см. его: Избранные труды по языко­знанию и культурологии. М., 1993) смог убедительно показать на материале множества языков (и особенно америндских) трудно­сти отграничения слова от смежных явлений.

Как при фонемной и морфемной сегментации, так и при сег­ментации высказывания на слова следует принять положение о том, что и "остатки", обнаруженные в результате лексемной сег­ментации, квалифицируются тоже как представители слов (ср.: радиопередача, где и радио, и передача способны функционировать самостоятельно; русско-английский словарь, где русско- при­дётся, хотя с натяжкой, приравнять по своему статусу к лексу английский).

Тождество слова (слово в парадигматическом аспекте). На этапе лексемной идентификации могут использоваться, как и в морфемном анализе, приёмы дистрибутивного анализа, и тоже с учётом двусторонней природы слова. Поэтому первым ус­ловием лексемного анализа при сопоставлении двух выделенных в высказывании лексов является требование наличия у них:

- во-первых, тождественного лексического значения (или, во всяком случае, наличия у них лексических значений, связи между которыми могут рассматриваться как следствие процессов образования новых, производных значений; ср. стол¹ 'предмет мебели' и стол² 'пища, еда, съестное'). В противном случае при­ходится говорить о том или ином типе омонимии слов; ср. лук¹ 'растение' и лук¹¹ 'оружие';

- во-вторых, тождественного грамматического значения (а вместе с тождеством формального показателя и соответствую­щей граммемы) или комплекса грамматических значений (иначе нужно фиксировать наличие омонимичных словоформ; ср. стол-0 'сущ., им. п. ед. ч.' и стол-0 'сущ., вин. п. ед. ч.').

Тест на дополнительную дистрибуцию опирается на пред­положение, что два лекса, если они относятся к одной лексеме на правах её аллолексов, не могут употребляться в одинаковом ок­ружении. Ср.: лексы, репрезентирующие два лексико-семантических варианта слова стол¹ (Стол стоял у стены. -В санатории богатый стол); лексы, представляющие две слово­формы слова стол² (Стол стоял у стены. — Он подвинул стол к стене). Среди семантических вариантов одной лексемы один мо­жет быть признан основным. Точно так же среди морфологических формообразующих вариантов один выделяется как основной.

Тест на свободное варьирование предполагает, что два лек­са могут встречаться в одном окружении, не выступая при этом представителями разных лексем. При этом наблюдаются факуль­тативные варианты разного вида; ср. к'омпас ~ комп'ас, свекл'а ~ св'ёкла, тоннель ~ туннель, лиса ~ лисица, картофель ~ картош­ка, кафе ~ кафешка. Между такими вариантами имеют место раз­личия по стилю, принадлежности к литературному языку либо к просторечию и т.п.

При этом между экспонентами этих вариантов сохраняется частичное фонемное сходство. Иначе пришлось бы говорить о синонимах различного рода (умный — сообразительный, валенки - пимы, петух — кочет). Факультативными вариантами слово­формы являются нем. формы слова Tag 'день' в дат. п. ед. ч.: (dem) Tag-0 ~ (dem) Tag-е.

Для установления парадигматических границ слова и инвен­таризации лексем особо важно рассмотрение проблемы полисе­мии и омонимии. Лексикология ищет здесь ответ на вопрос, являются ли стол в значении 'предмет мебели' и стол в значении 'питание, еда' двумя разными словами или же одним словом в разных его вариантах.

^ Классификации лексем. Распределение слов по классам может осуществляться на основании множества разнообразных формальных и семантических признаков. В формальном плане — это различение слов: ударных и безударных, односложных и мно­госложных, одноморфемных и многоморфемных, одноформен-ных (неизменяемых) и многоформенных (изменяемых), простых и производных и т.п.

Для грамматики и вообще для лингвистического анализа особое значение имеет функциональная классификация слов по частям речи. В соответствии со своими номинативными осо­бенностями лексемы берут на себя в предложении различные функции.

Главенствуют знаменательные слова, а именно назывные слова (существительные, глаголы, прилагательные, наречия, чис­лительные, так наз. предикативы, или слова категории состоя­ния), а также близко к ним стоящие местоимённо-указательные, или дейктические, слова). К ним примыкают модальные слова.

Знаменательным и модальным словам, а также междомети­ям, противостоят служебные слова, номинативный потенциал которых менее очевиден. Они либо именуют реально имеющие место отношения между элементами ситуаций (предлоги, после­логи, союзы, связки), либо указывают на характер отношения го­ворящего к описываемому явлению или к самому акту высказы­вания (частицы и, в определённой степени, модальные слова), либо характеризуют их принадлежность к определённым грамма­тическим классам и подклассам (артикли, вспомогательные гла­голы).

Среди знаменательных слов выделяются существительные как предметные слова. Они обеспечивают идентификацию на­блюдаемых в природе предметов и живых существ, масс вещест­ва, созданных человеком предметов (артефактов), человеческих общностей, социальных институтов и отношений и т.п. (куст, трава, камень, собака, человек, песок, вода, стол, компьютер, племя, партия, население, государство, армия).

Существительные (и образуемые ими именные группы) спо­собны обеспечивать выбор из виртуального денотата как класса реалий какого-то предмета в качестве референта, на который указывает говорящий, отмечая его определённость или неопреде­лённость и т.п. Другие слова не обладают свойством референции.

Существительным противостоят предикатные (или призна­ковые) слова. Среди них ведущая роль в приписывании (преди-цировании) тех или иных характеристик (предикатов) предметам или их признакам принадлежит собственно глаголам. Финитный (личный) глагол участвует в акте предикации, открывая валент­ности (в теории фреймов — слоты) и создавая в сочетании с од­ним или несколькими именами предложение как препозитивный (или предикативный) знак. Далее, к предикатным словам отно­сятся прилагательные, наречия, вербоиды (неличные формы гла­гола), а также отглагольные существительные (выступление пи­сателя ← писатель выступает) и вообще абстрактные сущест­вительные. Для предикатных слов характерно наличие валентностей, открывающих синтаксические позиции для имён носителей признака.

К признаковым словам тяготеют наименования лиц, харак­теризующие либо их функцию, либо их отношение к другим ли­цам или предметам (учитель ← тот, кто учит; хозяин (дома) ← тот, кто владеет (домом); землевладелец ← тот, кто владеет землёй). Так, существительное отец может выступать как преди­катный знак, открывая (вместе со связкой) две валентности (кто? + (по отношению к) кому?: Павел — отец Ивана I является от­цом Ивана). Вместе с тем такие имена способны к употреблению в референтной функции, замещая позицию подлежащего / субъ­екта или дополнения / объекта: Отец попросил сына купить ле­карства; Дети очень почитают отца; Учитель доходчиво объ­яснил разницу между звуками и буквами.