«Языковое мышление» и методы его анализа

1   ...   17   18   19   20   21   22   23   24   25

первой областью знания, где особым и специальным предметом исследования стали именно связи элементов и где впервые были выработаны простейшие исчисления связей. Представленные в чисто формальном, математическом виде, эти исчисления могут быть применены и были применены для анализа и синтеза систем простейших объективных связей (М.А.Гаврилов, К.Э.Шеннон и Е.Ф.Мур, В.И.Шестаков, А.Накасима, Г.Н.Поваров и др.) (см. [Поваров, 1959], а также статьи Поварова, Шестакова, Харкевича и др. [Логические исследования, 1959]). Это обстоятельство играет, по-видимому, важную роль в наметившейся к настоящему времени тенденции онтологизировать логику и представить ее как наиболее общее изображение и исчисление связей объективной действительности.

44 Сравни это с соображениями, изложенными в § 11.1, и с выписками из работ А.С.Ахманова и Ш.Серрюса.

 Речь идет о Рене Декарте и его работе «Правила для руководства ума».

45 См. И.Кант. Исследование степени ясности принципов естественной теологии и морали. Рассуждение первое. § 1.

 Речь идет о Фрице Маутнере (1849–1923), австро-немецком писателе, философе, который одним из первых начал анализировать язык с философской точки зрения.

^ Автор, по-видимому, имеет в виду философию лингвистического анализа, одно из наиболее влиятельных направлений лингвистической философии в Англии в послевоенные годы (Дж.Уиздом, Дж.Райл, Дж.Остин).

46 Исключительно интересными в этом отношении являются попытки Г.Фреге, но он оставил их на самой начальной ступени.

 В этом конгрессе (12–18 сентября 1958 г., Венеция) впервые в их истории участвовала делегация из СССР, в частности, М.Э.Омельяновский, М.М.Розенталь, П.В.Копнин, Г.А.Курсанов, Д.П.Горский и др. (28 чел.; всего в конгрессе приняли участие 1300 чел.). В конце 50-х – начале 60-х гг. прошлого века материалы конгресса активно обсуждались в советском философском сообществе – см., например: Н.С.Юлина, Ю.П.Михаленко, В.Н.Садовский Некоторые проблемы современной философии: Критический обзор материалов XII Международного философского конгресса (Венеция, 1958). М., 1960; Ю.К.Мельвиль О главных течениях идеалистической философии на XII Международном философском конгрессе // Научные доклады высшей школы. Философские науки. 1959. № 2.

 В цитируемой работе буквой «^ R» обозначается истинное высказывание, а буквой «F» – ложное высказывание.

47 Фактический метод большинства наших советских формальных логиков ничем не отличается от того метода, который они сами называют формалистическим. Кстати, из приведенных выше высказываний одного из представителей формализма – В.Виндельбанда – мы можем заметить, что он тоже считал, что отвлекаться при исследовании форм мышления от связи с «содержанием вообще» невозможно. Но чего стоит тогда вся критика «формализма», проводимая наряду с защитой принципа всеобщности форм мысли?

48 Краткие обзор и критика наиболее существенных из этих попыток даны в книге: [Поварнин, 1921: ??]. В другом месте в этой же книге, оценивая возможности аристотелевой логики, С.И.Поварнин писал: «Обычно в учебниках и руководствах логики до сих пор излагается старинное, дошедшее к нам из прошлых веков учение об умозаключениях в виде категорических, условных и разделительных силлогизмов. Но оно давно и с разных сторон не удовлетворяет многих логиков. Самый важный недостаток его тот, что оно не может объяснить множества умозаключений, несомненно играющих огромную роль в мышлении и в познании. Подобные умозаключения принято называть несиллогистическими, или внесиллогистическими... и таких несиллогистических умозаключений очень много... Подобные умозаключения настолько важны для мышления, что, по мнению некоторых исследователей, “именно этими-то умозаключениями движется вперед наука” (Бенеке)» [Поварнин, 1921: 31–33].

49 «Логические правила в понимании логиков XIX–XX вв. не были простым повторением или разъяснением правил логики Аристотеля, они представляли, с одной стороны, расширение области логических объектов, а с другой – уточнение логической характеристики этих объектов» [Асмус, 1948: 10]. Карнап в одной из своих программных статей писал: «Новая логика отличается от старой не только формой изображения, но прежде всего распространением на другие области. Важнейшей новой областью логики является теория предложений об отношении...» [Carnap, 1930: 16]. В той же работе, оценивая старую аристотелеву логику, Карнап замечает: «Косвенной формой предложений (суждений) в старой логике была предикативная форма “Сократ есть человек”, “все (или некоторые) греки люди”. Здесь понятию субъекта приписывается понятие предиката, какое-то качество. Уже Лейбниц выставил требование, что логика должна учитывать также и предложения формы отношений... Старая логика понимала предложение отношений тоже как предложения предикативной формы. Но благодаря этому стали невозможными многие выводы между предложениями об отношениях, которые для науки были необходимы. Конечно, можно интерпретировать, например, предложение ”а больше чем b” так: субъекту “а” приписывается предикат “больше чем b”. Но тогда этот предикат образует единство и нет возможности извлечь “b” по каким-либо правилам вывода. Поэтому нельзя заключить из названного предложения к предложению “b меньше, чем a”» [Carnap, 1930: 16–17].

50 Вот, например, характерное замечание Асмуса: «Аристотелевская логика все суждения сводила в последней инстанции к атрибутивным суждениям. Логика отношений охватывает не только атрибутивные, но и все возможные другие виды отношений» [Асмус, 1948: 28].

«По существу, старая традиционная логика образует только фрагмент новой, да к тому же такой фрагмент, какой, с точки зрения потребностей других наук, и особенно математики, совершенно лишен значительности», – пишет Тарский (см. [Тарский, 1948: 48]). Вопрос, действительно ли «новая логика» является всеобъемлющей и можно ли ее рассматривать как единое целое, мы будем обсуждать ниже. Пока нам важно выделить одну сторону всех этих утверждений, а именно: что старая аристотелева логика имела ограниченную область применения и что новая логика значительно расширила эту область.

51 Попытки сведения основных понятий математики к понятиям логики, предпринятые в связи с задачей обоснования математики [Frege, 1893–1903; Whitehead, Russell, 1910–1913], точно так же как и работы Д.Гильберта по формализации геометрии (см. [Гильберт, 1948]), не имеют [к этому вопросу] никакого отношения. О причинах, вызвавших как одно, так и другое, а следовательно, и об их действительном логическом значении мы будем говорить особо.

52 Это обстоятельство только наводит на подозрения относительно истинной природы самой формальной логики. Если в ее понятиях не только нельзя адекватно описать процессы мышления, совершающиеся в числах, буквенных выражениях, геометрических чертежах, математических и химических уравнениях, но и вообще не имеет смысла описывать, так как уже существующие математические, химические и др. специально-научные понятия уже решили те задачи, которые могло бы решить описание в формально-логических понятиях, то это служит веским основанием для того, чтобы сказать, что сама формальная логика не является, по-видимому, наукой о мышлении, о познании, то есть логикой в точном смысле этого слова. О всех выводах, следующих из этого соображения, мы будем подробно говорить дальше.

53 В этом отношении очень показательны рассуждения Аристотеля относительно места, пустоты, времени. Так, например, он обсуждает вопрос, может ли быть место телом, или элементом, или причиной, отвергает отождествление места с формой и пространством [Аристотель, 1937 (2), книга четвертая, глава вторая] и, наконец, останавливается на определении места как границы, объемлющей тело [Аристотель, 1937 (2), книга четвертая, глава четвертая]. Но и при таком определении место фактически по-прежнему рассматривается как субстрат или атрибут. Характерно, что Р.Карнап по этому поводу замечает: «Ограничение предикативными предложениями оказало также роковое влияние и на внелогическую область. Возможно, Рассел был прав, когда свел определенные ложные пути метафизики к этой ошибке логики; если каждое предложение приписывает субъекту предикат, то в основе должен даваться только субъект, абсолют, и каждое положение дела должно заключаться в том, что абсолюту полагается определенный атрибут. Вероятно, можно было бы подобным образом свести к этой ошибке всю субстанциализирующую метафизику» [Carnap, 1930: 18]. Но тогда откуда же взялось различение категорий у Аристотеля?

54 См. по этому поводу рассуждения Аристотеля о том, что есть число и вообще количество, является ли число свойством вещи, или ее сущностью, или формой (см. Аристотель Метафизика. Книга 1. Главы 5 и 9).

55 Весьма характерны рассуждения по этому поводу ученого XIX века. Сначала он приводит слова автора «Категорий». Аристотель говорит: «Из сказанного без какой-либо связи каждое означает...» [Аристотель, 1978, 2; 55] – [далее] следует перечисление категорий. А затем дает свои комментарии: «Таким образом, Аристотель имел в виду классифицировать отдельные слова... Считать категории грамматическим делением... нельзя без некоторых оговорок. Категории не относятся к логике, потому что не пригодны ни для какой логической цели. Но и к грамматике они относятся лишь постольку, поскольку касаются слов. Они не относятся к грамматике, поскольку она изучает отдельные функции слов в предложении. Единицей в грамматике в этом смысле является предложение, синтаксическое сочетание слов; Аристотель же ясно говорит, что имеет дело со словами вне синтаксической связи, с отдельными словами не в их отношениях к другим частям предложения, а в их отношениях к вещам. При сколько-нибудь строгом разграничении областей грамматики и логики категории нельзя будет отнести ни к той, ни к другой; однако грамматика присвоила их себе для обозначения известных частей предложения; у нее на это, впрочем, не больше прав, чем у логики. На самом деле категории составляют предмет специального исследования, по преимуществу онтологического...» [Минто, 1902: 80–81].

 Implicite (лат.) – «скрытно, неявно».

56 «По своему формальному содержанию всякое суждение выступает прежде всего как мысль, имеющая атрибутивный характер, то есть как мысль, в которой отражается принадлежность или непринадлежность признака предмету» [Таванец, 1955: 18–19].

«Представители логики отношений обычно указывают как на факт ограниченности аристотелевой логики на то обстоятельство, что она (аристотелевская или классическая логика) рассматривала лишь суждения (и, соответственно, умозаключения) принадлежности, составляющие якобы лишь один частный вид вcех суждений вообще. Сводя все суждения к типу: S есть Р, она игнорировала широкий класс суждений об отношениях (А причина Б и пр.). Логика же отношений в схеме aRb охватывает все виды суждений (и, соответственно, умозаключений). Поэтому она, утверждают ее представители, является более широкой наукой о формах мысли и включает в себя прежнюю логику с ее суждениями принадлежности и силлогизмами лишь как частный случай. Однако что значит, что аристотелевская логика рассматривала лишь суждения принадлежности? На самом деле суждения принадлежности в понимании классической логики вовсе не составляют лишь частного вида суждений. Наоборот, таковыми являются все суждения вообще (по крайней мере, категорические), в том числе и так называемые суждения об отношениях (типа aRb)» [Войшвилло, 1953: 140–141]. И в другом месте: «Основное отношение, выраженное во всяком суждении, есть отношение принадлежности чего-либо (качества, свойства, состояния, отношения или признака вообще) предмету, то есть атрибутивное отношение (поскольку в качестве истины утверждать о предмете можно только то, что принадлежит самому предмету). Именно в атрибутивном отношении и выражается предметный характер суждения» [Войшвилло, 1953: 138]. По-видимому, Войшвилло искренне считает, что в предложении «книга лежит на столе» свойство лежать на столе есть атрибут книги и что оно принадлежит самой книге. Но вряд ли кто-нибудь еще согласится с этим.

57 Это обстоятельство среди других дало основание многим исследователям (Ф.Бэкон, Р.Декарт, А.И.Введенский и др.) называть аристотелеву логику учением об изложении уже известного, учением о доказательстве и отрицать за ней возможность быть логикой исследования, логикой открытий. Этот вопрос мы будем подробно обсуждать дальше.

58 См. по этому поводу также [Мамардашвили, 1958 (1)].

59 В этом отношении очень характерным является замечание Г.Корта – по-видимому, разделяющего взгляды неокантианства, – в [Korth, 1958/59].

60 Уточнения этого термина будут сделаны ниже.

 Речь, вероятно, идет о работе Дж.Вико «Основания новой науки об общей природе наций».

 Речь идет о формулировках Маркса, которые приводятся им в разных томах «Капитала».

 Речь идет прежде всего о работе [4], основные выводы из которой собственно излагаются далее. В ней анализируется трактат древнегреческого астронома Аристарха Самосского (ок. 310 – ок. 230 г. до н.э.) «О размерах и взаимных расстояниях Солнца и Луны» (см. текст трактата в: И.Н.Веселовский Аристарх Самосский – Коперник античного мира // Историко-астрономические исследования. Вып. VII. М.: 1961. С. 17-70). Из других работ, которые вероятно имеет в виду автор, следует упомянуть: [5], [Зиновьев, 1954], [Розин, Москаева, 1962].

61 То есть выделяющий в объектах какие-то новые стороны, свойства, отношения, связи.

62 Здесь нужно специально оговориться, что мы отнюдь не считаем эту схему удовлетворительным изображением строения соответствующего процесса мысли. Чтобы получить такое, адекватное предмету, изображение, надо применить иной метод анализа, основывающийся на особой системе понятий о мышлении как процессе. А эти понятия могут быть введены только дальше. Поэтому пока мы применяем приведенную выше схему как средство приближенного описания, и она вполне служит этой цели, так как дает возможность понять те стороны рассматриваемого процесса мысли, на которые мы хотим обратить внимание. Конечно, обоснование этому может быть дано только в дальнейшем, после систематического введения новых понятий.

63 Здесь нужно специально оговориться, что, очевидно, могут существовать и существуют также и другие способы связи операций и процессов мысли в более сложные мыслительные единицы.

64 Употребляя термины «ставший предмет» и «последнее состояние», мы не имеем в виду законченности процесса развития предмета – ни в смысле метафизической «остановки» его, ни в смысле достижения «высшей точки» в развитии предмета. Понятия «ставший предмет» и «последнее состояние» включают в себя понятие о развитии предмета, о любой точке этого развития, но именно о точке, то есть о связях функциональных (независимо от степени их развития), а не генетических (см. по этому поводу [Грушин, 1961]).

65 Здесь нужно заметить, что и знание эмпирической истории происхождения рассматриваемого предмета не всегда может нам помочь в выяснении последовательности рассмотрения «сторон», так как объективная историческая последовательность возникновения «сторон» какого-либо целого часто не совпадает с логической последовательностью их рассмотрения при исследовании процесса происхождения этого целого (см. по этому поводу [Грушин, 1955: 41–53; Грушин, 1961]).

 В данный том тексты приложений не включены – см. предисловие редактора-составителя.

66 Заметим, кстати, что впервые черточки для изображения связей были применены, по-видимому, в химии, причем один из создателей этого способа изображения – Бутлеров – специально указывал, что раскрыть природу связей значит раскрыть природу определенных динамических процессов (см. [Бутлеров, 1875: 12,13]).

67 Есть единственный существенный пункт, в котором традиционная логика вышла за границы принципа параллелизма: это «методы индуктивного исследования» Бэкона-Милля. Но этот факт нисколько не противоречит выдвинутому нами положению. Работка этой части логики связана не с аристотелевой классической силлогистикой и ее дальнейшим развитием, а с так называемыми «методологическими» направлениями, развивавшимися в противоположность учению Аристотеля, а вместе с тем и в противоположность принципу параллелизма.

 В именной указатель включены все персоналии, упомянутые автором в основном тексте, в тексте сносок, а также в приведенных им цитатах. Не включены имена, упомянутые в разделе «Литература» (и в ссылках на него), в «Библиографии Г.П.Щедровицкого», в комментариях редактора. Также не включены имена, упомянутые неявно (например, «павловское учение»). В последнем случае дается комментарий редактора.

 Здесь и далее в квадратных скобках дается сокращенное название книги, которое используется в библиографическом описании конкретных работ.

^ Работы перечислены в соответствии с годом их создания (по данным описи Архива Г.П.Щедровицкого) или прижизненной публикации. Переиздания даются в квадратных скобках.