Павел Иванович Мельников-Печерский На горах книга

Вид материалаКнига
Подобный материал:
1   ...   39   40   41   42   43   44   45   46   47
***

Все утро просидела в каморке Дарья Сергевна, жадно прислушиваясь к словам Марьи Ивановны, но никак не могла взять в толк, о чем та говорила. Поняла только, что речь идет о вере и что Марья Ивановна чем-то смущает Дуню, в иную веру, что ли, хочет ее свести. В какую же? "Конечно, в никонианство, в свою смущенную великороссийскую церковь, — догадывалась Дарья Сергевна. — Ох, господи, господи!.. И отца убьет и себя на веки вечные погубит!.. Ох, уж эта проклятая Марья Ивановна!.. А насчет замужества уж так темно, так мудрено говорит, что и понять невозможно… Господи, господи!

Принесло же эту еретицу на нашу беду — совсем расстроит она Дунюшку, сгубит ее, сердечную!.. Да еще в гости зовет к себе. Нет, беспременно обо всем расскажу Марку Данилычу. А как не примет он слов моих?.. Она и его-то ровно околдовала. Что ни скажет, окаянная, то у него и свято… А все же попытаюсь, будь что будет, а уж скажу непременно".

И тотчас же решилась поговорить с Марко Данилычем.

Все еще волновали Смолокурова привезенные Корнеем вести. Пленный брат из ума не выходил, а любовь к дочери и жадность к деньгам не позволяли решиться на выкуп. А тут еще Дарья Сергевна со своими опасеньями.

— Свободно вам, Марко Данилыч? — спросила она, осторожно входя в его комнату. — Мне бы чуточку поговорить с вами.

«Не проболтался ли Корней? — подумал Марко Данилыч, и вся кровь бросилась ему в голову. — За жениха не пришла ли просить?»

С нетерпеньем вскинул он на Дарью Сергевну горевшие, как уголь, глаза.

— Что случилось? — тревожным голосом спросил он у нее.

— Покамест ничего еще особенного, — ответила Дарья Сергевна. — Насчет Дуни хотела поговорить с вами.

— Что такое? — спросил Марко Данилыч.

— Видите ли… Как бы это сказать?.. — робко начала Дарья Сергевна. — Мне сдается, что-то не больно хорошее.

— Что такое? — сверкнув очами, беспокойно и громко вскрикнул Марко Данилыч. — Что такое случилось?

— Пока ничего еще, а стала я замечать, что, как только приехала к нам эта Марья Ивановна, Дунюшка совсем другая стала, — понизив голос, отвечала Дарья Сергевна.

— Повеселела? Ну и слава богу! — молвил Марко Данилыч.

— Богу перестала молиться… Вот что! — прошептала Дарья Сергевна.

— Как богу перестала молиться? — спросил, нахмурясь, Марко Данилыч.

— Ни вечером на сон грядущий, ни поутру, как встанет, больше трех поклонов не кладет и то кой-как да таково неблагочестно. Не раз я говорила ей, не годится, мол, делать так, а она ровно и не слышит, ровно я стене говорю. Вам бы самим, Марко Данилыч, с ней поговорить. Вы родитель, ваше дело поучить детище. Бог взыщет с вас, ежели так оставите.

— Поговорю, надо поговорить. В самом деле, так не годится… Как можно бога забывать!.. — ходя взад и вперед, говорил Марко Данилыч. — Сегодня же поговорю… Напрасно прежде не сказали… Молода еще… А надо поначалить, надо.

— Опять же вот что я замечаю, Марко Данилыч, — продолжала, ободренная успехом разговора, Дарья Сергевна. — Как только приехала эта Марья Ивановна, Дунюшка пост на себя наложила, мясного в рот не берет.

— Ну, в этом беды еще немного, — сказал Марко Данилыч. — Ее дело. Пущай постится, коли хочет.

— А в пятницу зашла к ней — сидит с Марьей Ивановной и пьет чай со сливками… По какому же это уставу? А все с Марьи Ивановны примеры берет. Во всем по ее следам идет.

— Хорошего тут не много, да и больно-то худого не вижу, — сказал Марко Данилыч. — Мы вот и до старости дожили, и то иной раз согрешишь — оскоромишься, особливо в дороге либо в компании. А поговорить и про это поговорю. Надо правила исполнять, надо.

— Главное-то вот в чем, Марко Данилыч, — продолжала Дарья Сергевна. — Прислушивалась я давеча к ихним разговорам — да никак не могу обнять их разумом. Что-то уж оченно мудрено, а хорошего, кажись, немного. Хотите — верьте, хотите — не верьте, а Марья Ивановна Дунюшку смущает.

— Чем же это? — быстро спросил Марко Данилыч.

— Насчет веры, Марко Данилыч, все насчет веры, — с глубоким вздохом, покачивая головой, отвечала Дарья Сергевна. — Про какие-то сокровенные тайны ей толкует, про каких-то безгрешных людей… что в них сам бог пребывает.

— Что же тут худого? — возразил Марко Данилыч. — Должно быть, про святых угодников говорила. Вредного не замечаю.

— А тайны-то сокровенные? — полушепотом спросила Дарья Сергевна.

— Какие сокровенные тайны? — спросил Марко Данилыч.

— Сама не знаю и домыслиться не могу, что за сокровенные тайны, — в недоумении разводя руками, отвечала Дарья Сергевна. — А сдается, что тут что-то не доброе. Сбивает она нашу голубушку с пути истинного. В свою, должно быть, великороссийскую церковь хочет ее совратить. Вот чего боюсь, вот чего опасаюсь, Марко Данилыч… Как подумаю, так сердце даже кровью обольется, так и закипит… Ох, господи, господи!.. До каких бед мы дожили.

— Какие тут беды? Где они? — сказал Марко Данилыч. — Помстилось вам, что Марья Ивановна в великороссийскую хочет Дуню свести… Поп, что ли, она консисторский? Нужно ей очень! Толком не поняли, — сами же говорите, — да не знай, каких страхов и навыдумали.

— Истосковалась я, Марко Данилыч, совсем истосковалась, глядя на Дунюшку, — продолжала, горько всхлипывая, Дарья Сергевна. — Вот ведь что еще у них затеяно: ехать Марья-то Ивановна собирается и хочет вас просить, отпустили бы вы погостить к ней Дунюшку.

— Отчего же не пустить? — сказал Марко Данилыч. — Я с первого же раза, как она приехала, обещался. Слова назад не ворочу.

— Ох, Марко Данилыч, Марко Данилыч! Быть, сударь, беде! Помяните мое слово! — плача навзрыд, говорила Дарья Сергевна.

— Полно хныкать-то, ничего не видя, — с досадой сказал Марко Данилыч. — Подите-ка лучше закусить припасите чего-нибудь — белужинки звено да провесной белорыбицы, икорки зернистой поставьте да селедочек копченых, водочки анисовой да желудочной, мадерцы бутылочку. Обедать еще не скоро, а пожевать что-то охота пришла.

И Дарья Сергевна тихими шагами пошла вон из комнаты.