«Сяда»
| Вид материала | Книга |
В ОБЩЕСТВЕ ПЕРЕХОДНОГО ПЕРИОДА
1.1. Предыстория переходного периода
Рассмотрение специфических особенностей социальной мобильности на историческом этапе перехода к новой экономической системе предполагает, на наш взгляд, дать определенный исторический экскурс в систему социалистических отношений. Это объясняется тем, что переход от коллективистской и государственной собственности к рыночным отношениям также порождает целый «веер» экономических, социальнополитических отклонений и, в конечном итоге, к существенной трансформации в динамике развития и структуре социальных классов общества. Думается, что проследить данную специфику движения и формирования новой классово-стратификационной структуры общества возможно лишь на фоне сравнительного анализа («что было, и что должно быть») природы советской социально-экономической системы с теми задачами, которые выдвигают и делают востребованными рыночную экономическую систему.
Анализ социалистических отношений и социалистического производства, как предыстории переходного периода, дает основание утверждать, что специфика развития этих отношений рано или поздно должна была привести к коренным изменениям и, в частности, к новой экономической системе. Известно, что вся надстроечная система социальных институтов выстраивалась как производная структура от социалистической экономики.
Мы знаем также, что нравственные основы социальной защиты всех слоев социальной структуры социалистического общества имели свои конкретные этапы развития: от пролетарской морали к трудовой морали. Известно, что мораль пролетариата произрастала из социалистической идеи коллективизма в противовес индивидуализму и разобщенности. Сегодня, изучая эту систему, как бы со стороны, все более ясно вырисовывается процесс идеологизации и политического мифотворчества, который активно работал на нравственную энергию общества. «Мифы» реально «работали» в нашем гуманитарном образовании, мышлении, в сознании окружающего мира и самосознании. И если Советское государство за первые десять лет своего существования добилось головокружительных успехов в просвещении (ликвидация безграмотности), экономической, социально-политической и общественной жизни, то в этом немалая заслуга именно и мифотворческой политики. Глубокая вера в построение более совершенного общества позволила молодой Советской республике совершить прорыв из феодального уклада в индустриально развитую страну. На фоне международной блокады многие международные политологи воспринимали это как «советское чудо». За два десятилетия в советской экономике был совершен скачок, поразивший многие западные страны. За всем этим в немалой степени стояла жертвенность и аскетическая направленность социалистической морали. Качественный скачок в экономике позволил за короткий исторический срок создать технически оснащенную и хорошо вооруженную армию, что позволило выйти победителем из Второй Мировой войны. В этой войне вера также сыграла неоценимую роль.
Однако сила мифотворческого восприятия реальной жизни несла в себе и элементы скрытого давления.
Роль социально-должного в своих крайних проявлениях породил и культ личности. Установка «завязать» все и вся на одной вездесущей личности порождал на местах множество извращенных модификаций в политической и экономической деятельности руководителей местного уровня.
Уже в 70-е годы все чаще стали давать о себе знать издержки экономической системы социализма. Это, в первую очередь, отразилось в системе оплаты труда производителя. Оценка стоимости труда производителя в экономической жизни не играла значительной роли. Происходила девальвация стимулов к труду. Личный интерес и связанное с ним чувство ответственности не учитывались, за исключением определенных экстремальных событий. Дефицит этих качеств (личный интерес, ответственность) подготавливал взрывоопасную ситуацию в экономической жизни общества. Недооценка труда производителя приводила в дальнейшем и к моральной девальвации социалистической формы труда. Социальные факты, нашедшие свое отражение в нравственных установках социалистической системы, все более дистанцировались от социальных реалий этой системы. Таким образом заидеологизированность всех надстроечных структур, крайний догматизм в классовой интерпретации понимания сущности и бытия советского человека, негативно влияя на саму экономику советского социализма, активизировали тем самым формирование двойных стандартов в отношении таких норм, как «профессиональная ответственность», «моральный долг», «добро и зло».
Вместе с этим еще продолжал работать механизм социальной защиты людей и каждого члена общества. Какой смысл вкладывался в закон социальной защиты? Советское государство защищало и гарантировало право на труд, на образование, на защиту детского здоровья и детского образования. Прошлый опыт защиты членов общества (право на труд, образование, равные права в политической жизни) отражает зримые достижения в этой области. Этого не отрицали и не отрицают самые крайние оппоненты системы социализма. Социальная защита в сфере образования, здравоохранения и жилья воспринималась советским человеком в порядке должного. Вместе с тем, в повседневной практической жизни складывалась ситуация, в которой постепенно сводился на нет механизм подотчетности и ответственности со стороны тех, кому направлялась социальная защита. Был упущен механизм обратной связи. Человек сам того не замечая, приобщался к иждивенческой установке. Вырабатывались навыки к востребованности блага от общества без личных усилий и желания активизировать и повысить свой личностный статус. Вырабатывались двойные стандарты: создавать кажимость своей, персональной социальной значимости, с одной стороны, а с другой, - оставаться в своей сущности иждивенцем, паразитирующем на законах социальной защиты. Безответственность, конформизм, скрытый цинизм, зачастую приводящие к антиправовым проступкам и преступлениям. Взаимосвязь по горизонтам в управленческих сферах была крайне заформализована.
^ 1.2. Реалии переходного периода к рыночной экономике и начало деклассификации классовой системы советского типа
История человеческого общества во все времена сопровождалась переходными периодами независимо от исторических и временных рамок, а также от политических и экономических систем и структур. Такие периоды несли в себе определенные социологические и морально-психологические издержки. Переходный период для каждого общества, прежде всего, предстает как историческое время перехода от одного цивилизационного-культурного уровня к качественно другому уровню.
Во все времена фундаментально значимые для общества переходы так или иначе отражали социально-экономические и духовные сдвиги общества, при которых количественный и качественный материальный и духовный «запас» не удовлетворял общество и оно (это общество) различными путями, революционным или сознательно направленным эволюционным способом переходило к строительству качественно новых основ (экономических, политических и социальных) в общественной и политической жизни. Миссия этих исторических отрезков времени заключалась в «заготовке» всех атрибутов качественно иной системы общества. История общественного развития показала, что человечество, начиная от примитивно-общинного устройства до современных обществ, переживало социальные катаклизмы, связанные с выходом на новые рубежи развития. Наиболее противоречивые и трагические стороны переходных процессов находили свое отражение в тотальном травмировании общества (сверху до низу), которое наступает в результате экономической дестабилизации. Синдром замешательства парализует инициативу поиска, затухает интерес к личной перспективе.
Социальная травма, порождая личностный дискомфорт, превращает это состояние неустроенности в образ жизни. Анализируя анатомию сознания отдельной личности периода перехода от позднего средневековья к раннему капитализму в Европе Л.М.Баткин пишет: «Индивид, самосознание которого ранее было соотнесено с корпоративным и сословным статусом, с религиозной всеобщей ответственностью и оправданием преходящего существования, вдруг увидел себя посреди неслиянного с ним частью враждебного социального космоса в открытости и неизвестности истории».3
Капиталистическая система на Западе и в Америке сама по себе, внутри системы пережила по меньшей мере три перехода от раннего к зрелому и позднему капитализму. И каждый переход предварял крупные социально-экономические кризисы, вынуждавшие к совершенствованию и переходу к более рациональным рычагам управления внутри капиталистической системы.
Переходный период к новой политико-экономической системе в пост-советском обществе несет в себе многие характерные черты переходных этапов, которые переживали западные страны в прошлом. На примере Азербайджана, как неотъемлемой части бывшего советского общества, можно сказать, что за последнее десятилетие сложилась социальная ситуация, когда старая экономика сошла на нет, а рыночная находится на стадии своего становления. Социальной хаос, объективно привнесенный переходным периодом, создает неуправляемый ритм жизни, при котором по нарастающей движется тенденция отчуждения от социально-активной деятельности.
В жизни личности, группы и класса наблюдается существенное размывание их социального статуса. Переходный период лишает человека возможности пользоваться социальными правами, предписанными конституцией (право на труд и др. социальные льготы), которыми он пользовался в недалеком прошлом. В мотивах и поведенческих порывах личности наблюдаются разные установки от антиправных и асоциальных устремлений до творческих поисков, ибо расширилась возможность и пространство выбора. Однако фактор свободного выбора, как один из решающих атрибутов рыночной системы в переходный период, обладает и скрытой силой провоцировать скорее асоциальные и антиправовые поступки. Объективно сложившаяся историческая ситуация (устоявшиеся нормы и традиции разрушены, а нормы и принципы новой экономической и политической системы преподносится на уровне должного) формирует «растерянное сознание», которое с трудом (по временным рамкам) выходит на путь понимания и принятия новой исторической ситуации. Основоположник социологической науки, французский мыслитель О.Конт, рассматривая противоречия и драматизм переходного периода, выявил социологическую закономерность этого исторического момента. «В обществе переходного периода - отмечает он, - неизбежность реформационных процессов, предначертанных собственной природой окончательной реорганизации, которая должна сначала совершиться в идеях, чтобы распространиться затем на нравы и лишь после этого на учреждения».4 Другими словами, путь от новой идеи должного и желаемого к институциональной реализации новационных норм и правил довольно не определен во временных рамках. В такой ситуации спектры общественных и государственных сфер, как единицы измерения в общем процессе развития и обновления, не равнозначны своим адаптационным потенциалам. Нормы и правила, которые диктует новая система экономических и политико-правовых отношений, с трудом укладываются для осознания новой реальности. Понимание зачастую заменяется псевдопониманием, что приводит к ущербной индивидуальной деятельности. Еще в эпоху раннего капитализма Ф.Энгельс пришел к глубоко выверенному социологическому выводу, что один из законов современной политической экономики состоит в том, что «чем больше капиталистическое, тем меньше может оно прибегать к тем приемам мелкого надувательства и жульничества, которые характеризуют его ранние стадии. Мелкие махинации, которые так хорошо служат ему на его родине и широко практикуются там, оказываются устаревшими и неуместными, как только он попадает в Гамбург или Берлин... Точно также какой-нибудь комиссионер из Берлина или Гамбурга, еврей или христианин, попав на несколько месяцев на манчестерскую биржу, обнаруживает, что для того, чтобы дешево купить хлопчатобумажную пряжу или ткань, он должен отказаться от весьма убогих хитростей и уловок, которые у него на родине считаются верхом мудрости... Эти махинации уже не оправдывают себя на крупном рынке, где время - деньги и где известный уровень коммерческой честности неизбежно только для того, чтобы сберечь время и труд».5
Переходный период для общества есть своего рода «расщепление» устоявшихся традиций, закономерностей и навыков в ведущих сферах общественной и государственной жизни. В это время интенсивно нарождаются элементы новой государственной структуры, активизируются процессы переосмысления нравственных и религиозных представлений, моральных норм и нравов. Социальный статус личности, группы, прослойки и класса подвергаются определенной девальвации и переориентации. Переходный период как социологический феномен - объективно сложившаяся историческая полоса, переживаемая обществом, в котором интенсивно нарастает ломка мировосприятия и мировоззрения общественного и индивидуального сознания и перекраивается практика их взаимоотношений. Обновление миропонимания личности (микро и макро среды) превращается в судьбоносное условие качественного обновления общества в целом.
Наблюдения за социальными процессами последнего десятилетия XX - начала XXI века в Азербайджане показывают, что трансформация общества - переход к новой экономически политической системе находится пока еще на стадии становления. И здесь анализы и прогнозы «вообще» не могут считаться сколько-нибудь серьезными. Прогнозы же приближенные к реалиям нашей жизни, могут лишь с относительной точностью дать эксперты и специалисты в экономике, политике и социологии. Причем, время и средства решения проблем, в каждой отдельно взятой социальной сфере, несомненно, будут определяться спецификой социального объекта. К таким объектам, в первую очередь, сегодня относят:
1. Многоукладную экономику и пути ее реализации (роль среднего класса в трудовой социологии);
2. Государственное строительство и формирование атрибутов гражданского общества (политическое сознание и политическая деятельность);
3. Демократизацию общественной жизни и формирование свободной личности (социология образования, социология здравоохранения).
Таким образом, общественные процессы на современном этапе включают в себя многоярусный круг задач. Все они взаимосвязаны друг с другом. Однако, связующим звеном, способным создать реальную почву и придать жизнеспособность реформам в указанных выше сферах, является личность или же «человеческий фактор», понимаемый сегодня как человеческий «капитал» свободного субъекта деятельности, носителя нового мироощущения и мировосприятия.
Такая постановка вопроса выдвигает, в свою очередь, ряд чрезвычайно актуальных, на наш взгляд, проблем социально-психологического и философского плана. Другими словами, общество не может, сколько-нибудь, эффективно двигаться вперед, если не решит многоуровневую задачу построения механизма морально-правового взаимодействия между личностью и обществом. В этой исторически сложной ситуации важно понимать и чувствовать, что непосредственно зависит от самого человека, и что зависит от общества. Думается, что лишь при таком уровне социальной взаимообусловленности и взаимоответственности между личностью и обществом возможно «прожить» переходный этап с наименьшими потерями человеческих ресурсов для всего общества.
Рассматривая переходный период как весьма специфический социологический феномен, можно резюмировать, что он самым непосредственным образом, и в первую очередь, касается экономической и политической системы. Проблемы, возникающие здесь, волнообразно расходятся на все остальные сферы жизни. Система коллективной собственности на производство разрушилась, сводя тем самым на нет устоявшуюся структуру классовых отношений и вытекающих отсюда представлений о «равенстве» и «неравенстве», т.е. о стратификационной структуре общества.
Глава 2. ^ ПОНЯТИЕ «СТРАТИФИКАЦИЯ» И «СРЕДНИЙ КЛАСС» В КЛАССИЧЕСКИХ И
СОВРЕМЕННЫХ ТЕОРИЯХ
2.1. Вопросы неравенства в античной и восточной философии
Идеи о социальном неравенстве и социальных прослойках человеческого общества нашли свое отражение уже в трудах античных мыслителей и, в частности, у Платона. В его работе «Государство» дается довольно четкое понимание структуры общества. Выстраивая модель идеального государства, Платон считал одной из острых проблему неравенства и поляризацию членов общества. Богатство и бедность, вот чего надо более всего остерегаться «как бы оно не проникло в государство незаметным... Богатство и бедность. Одно ведет к роскоши, лени, новшествам, другая кроме новшества - к низости и злодеяниям ....Как бы там ни было в них заключены два враждебных между собой государства: одно - бедняков, другое - богачей; и в каждом из них опять-таки множество государств...».6 И далее, как бы указывая пути выхода из царства несправедливости, Платон предлагает реальные «инструменты» управления в сфере социальной стратификации. «При росте и благоустройстве нашего государства - пишет он, - надо предоставить всем возможность иметь свою долю в общем процветании, соответственно их природным данным».7
Аристотель в «Политике», довольно скрупулезно исследуя типы и формы государственного устройства (демократия, олигархия, тирания), задается вопросом:
«Какой же вид государственного устройства наилучший? Как может быть наилучшим образом устроена жизнь для большей части государства и для большинства людей безотносительно к добродетели, превышающего добродетелям обыкновенного человека, безотносительно к воспитанию, для которого потребны природные дарования и счастливое стечение обстоятельств, безотносительно к самому желательному строю, но применительно лишь к той житейской обстановке, которая доступна большинству, и к такому государственному устройству, которое оказывается приемлемым для большей части государства?...
В каждом государстве, - продолжает свое рассуждение Аристотель, - есть три части: очень состоятельные, крайне неимущие и третьи, стоящие посредине между теми и другими. Так как, по общепринятому мнению, умеренность и середина - наилучшее, то, очевидно, и средний достаток из всех благ всего лучше. При наличии его легче всего повиноваться доводам разума? Напротив, трудно следовать этим доводам человеку сверхпрекрасному, сверхсильному, сверхзнатному или, наоборот, человеку сверхбедному, сверхслабому, сверхуниженному по своему общественному положению. Люди первого типа становятся по преимуществу наглецами и крупными мерзавцами. Люди второго типа часто делаются злодеями и мелкими мерзавцами. А из преступлений одни совершаются из-за наглости, другие - вследствие подлости. Сверх того, люди обоих типов не уклоняются от власти, но ревностно стремятся к ней, а ведь и то, и другое приносит государству вред. Далее, люди первого типа, имея избыток благополучия, силы, богатства, дружеских связей и тому подобное, не желают, да и не умеют подчиняться. И это наблюдается уже дома, с детского возраста: избалованные роскошью, в которой они живут, они не обнаруживают привычки повиноваться даже в школах. Поведение людей второго типа из-за их крайней необеспеченности чрезвычайно униженное»...
Далее Аристотель приходит к выводу, что «...государство, состоящее из средних людей, будет иметь и наилучший государственный строй… Наилучшее государственное обещание то, которое достигается посредством средних, и те государства имеют хороший строй, где средние представлены в большем количестве, где они - в лучшем случае - сильнее обеих крайностей... Величайшим благополучием для государства является то, чтобы его граждане обладали собственностью средней, но достаточной? В тех случаях, когда одни владеют слишком многим, другие же ничего не имеют, возникает или крайняя демократия, либо олигархия в чистом виде».8
В трудах многих философов перипатетиков размышления, связанные с социологическими проблемами и, в частности, с проблемами неравенства и несправедливости в обществе нашли свое широкое отражение. Так, Сираджатин Урмави (1188 - 1283) считал, что зависимость между прослойками общества можно сравнить с зависимостью частей человеческого организма. Также как и человеческий организм, - считал он, - вышестоящие и нижестоящие слои общества составляют части единого целого.9 У Туси (1201 - 1274) мы встречаем более точную характеристику структуры общества. Все общество он делит на четыре категории (слоя). Первая категория - пишущие (интеллигенция); вторая категория - военные или армия; третья категория - купцы и ремесленники, четвертая категория - земледельцы и скотоводы. Каждая из перечисленных категорий занимает свою нишу в обществе.10 Фактически Н.Туси точно «рисует» социологическую структуру своего общества, а также определяет как бы назначение каждого социального слоя в жизни своего общества. На первое место Н.Туси выводит пишущую интеллигенцию, которая обязана оберегать духовное (моральное) благополучие, армия - хранительница границ и земель государства, купцы и ремесленники - производители и созидатели связей общества (внутренних и внешних). И, наконец, четвертая категория - земледельцы и скотоводы -категория, усилия которой направлены на материальное благополучие общества в целом.11
Среди восточных мыслителей средневековья, наиболее глубоко предвосхитивших социологические проблемы общества, и заслуженно признанным также среди европейских социологов современности, является и Ибн-Халдун (1332-1406). «Теория познания в «Мукаддеме» - пишет С.М.Бациева, - это самостоятельный объект изучения, ибо он дает ответ на вопрос, имеющий важнейшее значение для социологического учения Ибн-Халдуна: может ли человеческий разум постичь законы естественного мира и законы жизни человеческого общества».12 Его историко-социологический трактат «Мукаддеме» воспринимается сегодня как целостное произведение о функционализации современного ему общества. Участник и свидетель своей эпохи Ибн-Халдун, в силу своего таланта сумевший аналитически отразить всю многочисленную гамму неравенства человеческих
взаимоотношений, имевших место в социально-классовой структуре феодального общества.