Иван ефремов таис афинская

Вид материала

Содержание

Подобный материал:

1 ... 36 37 38 39 40 41 42 43 44

глава семьи и старшая жена не могли расстаться с хозяйкой, а финикиянка

рвалась к морю. Ехала и няня Ираны - молодая полуэллинка-полулибийка,

достаточно образованная. Она не была рабыней, но привязалась к девочке и

заглядывалась на старшего сына Ройкоса. Накануне отъезда Таис повезла еще

слабую Эрис кататься среди цветущих лотосов. Лодка бесшумно скользила по

широкой протоке - озеру, с шуршанием вторгаясь в заросли голубых цветов и

крупных толстых листьев. Когда-то давно здесь также цвели лотосы, и они

плыли на лодке вдвоем с Менедемом. Разве ее царская привилегия - роскошный

раззолоченный челн, полосатый навес от солнца, вышколенные нубийские

рабы-гребцы - лучше, приятнее? Никогда! Юные люди, стремясь к высокому

положению, не знают о цене, которую заплатят. Не подозревают, что

молодость кончается и придет время, когда они готовы будут отдать все

приобретенное, чтобы вернуть счастливые часы их внешне простой, а душевно

глубокой жизни и переживания юности! Может статься, власть и богатства

ослепят их и забудется все прошлое? Кажется, так и есть у многих людей, ну

пусть и они будут счастливы! А ей нет сейчас большей радости, чем смотреть

на оживленное созерцанием окружающей красоты исхудалое лицо Эрис, видеть и

слушать радость маленькой Ираны... Прощание с Египтом останется в памяти

прекрасным.

Хоть и держали в секрете срок отъезда и выбрали ранний час, громадная

толпа мемфисцев явилась проводить Таис. Искренне огорченные люди призывали

ее возвращаться скорее. В воду и на корабль летели сотни венков из

священного лотоса, цветы которого разрешалось рвать лишь для таких

исключительных случаев. Тихо отчалило судно, плеснули весла, отошли за

корму дома, храмы, потом и пирамиды. Больше Таис никогда не увидит

странного древнего города, взявшего у нее столько чувств и лет жизни. Не

побывает в убежище философов - храме Нейт. Снова "тон эона" - навсегда!

^ 17. АФРОДИТА АМБОЛОГЕРА

Александрия поразила Таис скоростью, с которой она строилась. За те

несколько лет, которые она безвыездно прожила в Мемфисе, город стал больше

древней столицы Египта, обзавелся прекрасной набережной, по вечерам

заполненной шумной веселой толпой. Множество судов покачивалось в гавани,

а поодаль поднимался над морем фундамент исполинского маяка, заложенного

на Фаросе. Город не был египетским. Таис нашла в нем много сходства с

Афинами, возможно, намеренного, а не случайного. Даже стена, подобная

Керамику, отделяла амафонтскую часть города от домишек Ракотиса. Здесь

тоже писали приглашения известным гетерам, как в Афинах, Коринфе и

Клазоменах. Мусей и Библиотеку Птолемей строил быстрее других сооружений,

и они возвышались над крышами, привлекая взор белизной камня и величавой

простотой архитектуры. Пальмы, кедры, кипарисы и платаны поднялись в садах

и вокруг домов, розовые кусты заполнили откосы возвышенной части города. А

прекраснее всего было сияющее синевой море! В просторе его шумящих волн

развеивалась усталость однообразия последних лет и тревога, порожденная

неопределенностью будущей жизни. Теперь она никогда не расстанется с

морем! Сдерживая желание тут же броситься в зеленую у берега воду, она

пошла прочь от моря к холму с усыпальницей Александра. Таис сняла все

знаки царского достоинства, и все же прохожие оглядывались на невысокую

женщину с необыкновенно чистым и гладким лицом, правильность черт которого

удивляла даже здесь, в стране, где свойственные древним народам Востока и

Эллады чеканные красивые лица не были редкими. Что-то в походке,

медноцветном загаре, глубине огромных глаз, фигуре, очерчивающейся сквозь

хитон тончайшего египетского льна, заставляло прохожих провожать ее

глазами. За ней немного позади прихрамывал Ройкос, плечом к плечу со

старшим сыном, вооруженные и бдительные, поклявшиеся Эрис не зевать по

сторонам.

Как и несколько лет назад, афинянка подошла к искусственному холму из

морской гальки, скрепленной известью, обложенному плитами серого сиенского

гранита. В портике из массивных глыб помещалась стража из декеархов с

сотником (лохагосом) во главе. Бронзовые двери выдержали бы удар самой

сильной осадной машины. В прошлое посещение Птолемей показывал Таис хитрое

устройство. Стоило только выбить крепления, и огромная масса гальки

обрушилась бы сверху, скрыв могилу. Залить ее известью на яичном белке и

прикрыть заранее заготовленными плитами можно за одну ночь. Таис показала

лохагосу перстень с царской печатью, и он низко поклонился ей. Десять

воинов приоткрыли бронзовую дверь, зажгли светильники. В центре склепа

стоял золотой, украшенный барельефами саркофаг, хорошо знакомый афинянке.

Сердце ее, как и прежде, стеснилось тоской. Она взяла кувшин с черным

вином и флакон с драгоценным маслом, принесенные Ройкосом, совершила

возлияние тени великого полководца и застыла в странном, похожем на сон

оцепенении. Ей слышался шелест крыльев быстро летящих птиц, плеск волн,

глухой гром, будто отдаленный топот тысячи коней. В этих призрачных звуках

Таис показалось, что властный, слышный лишь сердцу голос Александра сказал

единственное слово: "Возвращайся!"

Возвращайся - куда? На родные берега Эллады, в Мемфис или сюда, в

Александрию? Золото саркофага отзывалось холодом на прикосновение.

Сосредоточиться на прошлом не удавалось. Она бросила прощальный взгляд на

золотые фигуры барельефов, вышла и спустилась с холма, ни разу не

обернувшись. Чувство освобождения, впервые испытанное в храме Эриду,

закрепилось окончательно. Она исполнила последнее, что мучило ее сознанием

незавершенности.

Таис вернулась в белый дом под кедрами, отведенный ей по приказу

Птолемея после того, как она отказалась жить во дворце. В полном царском

облачении афинянка поехала в колеснице с Эрис к величественному дому

Птолемея. Таис прежде всего потребовала свидания наедине. Царь, готовивший

праздничную встречу и пир, подчинился с неохотой. Однако, когда нубийский

невольник внес и распечатал кожаный сверток с золотой уздечкой, Птолемей

забыл о недовольстве.

- Вот подарок, привезенный мне от твоего имени молодым фракийским

рабом, - сказала Таис.

- Не посылал, хоть и люблю такие вещи редкого мастерства.

- И эти две дерущиеся пантеры на налобнике ничего тебе не говорят?

Птолемей, чувствуя серьезность Таис, все же хотел отшутиться.

- Наверное, посланы одним из твоих бесчисленных обожателей?

- Возможно. Из таких, которые хотят, чтоб я была мертвая!

Птолемей вскочил в гневе и удивлении.

- Вели отнести это ученым врачам Мусея, чтобы они определили яд, от

которого пал Боанергос и моя жизнь стала на край пропасти Тартара. Я давно

бы была уже там, если бы не она, - афинянка показала на Эрис.

- От моего имени? - закричал Птолемей, топнув ногой. Его могучий

голос разнесся по дворцу. Забегали, бряцая оружием, воины.

- Не гневайся понапрасну. Ни я, ни Эрис ни на мгновение не подумали о

тебе. Но прислал это человек из твоего окружения, не сомневайся!

- Не может быть!

- Подумай сам, посмотри на изображение пантер, мудрый мой Птолемей. И

еще - ты назначил наследником сына Береники, а не своего старшего сына -

Птолемея Молнию. И не моего Леонтиска. За это благодарю тебя; мальчик не

умрет от рук убийцы. Но мать Птолемея Молнии сошла в Аид, а я еще жива и

царствую...

- Береника?! - Голос Птолемея оборвался, как у получившего

смертельную рану.

- Нет! - возвращая ему жизнь, прозвучало уверенное слово. - Вот! -

Таис подала табличку с именем.

Птолемей пожал плечами.

- Спроси Беренику. Я думаю, имя ей должно быть известно, хоть она и

не причастна к мерзкому делу.

Птолемей вышел в бешенстве и вернулся через несколько минут, таща за

собой растрепанную Беренику, очевидно одевавшуюся для пира. Ее тонкое,

смертельно бледное лицо исказилось страхом, а черные глаза перебегали с

Таис на мужа.

- Знаешь его? - Птолемей выхватил у Таис роковую дощечку. Береника,

прочитав, упала к его ногам.

- Мой двоюродный брат с материнской стороны. Но я клянусь Стиксом и

мраком Аменти...

- Не клянись, царица, - Береника замерла от четко сказанного Таис

титула, - мы знаем невиновность твою.

Афинянка подняла Беренику, и та, хотя была выше ростом, показалась

маленькой перед мемфисской царицей.

- Я прикажу тотчас схватить негодяя! - вскричал Птолемей, ударив в

металлический диск.

- Напрасно. Он, конечно, скрылся, едва лишь получил весть о провале

покушения. Но ты его запомни, царь! - почти с угрозой сказала Таис и

отошла от Береники, повелительным жестом отослав прибежавших на зов слуг.

- Я отменяю празднество! Сегодня я буду говорить с моим мужем наедине!

Птолемей не решился прекословить.

Они пробыли в уединении до рассвета, уложив Эрис в одной из комнат.

Никто не узнал, о чем разговаривали царь и царица. На рассвете Таис

положила перед Птолемеем священный уреос, сняла многоцветные царские бусы

и египетскую одежду, надела любимую желтую эксомиду и ожерелье из когтей

черного грифа.

С огромной террасы дворца открывались виды на беспредельное море,

расцвеченное розовым взглядом Эос.

Птолемей сам принес пурпурного вина критских виноградников и налил

две тонкие чаши, выточенные из горного хрусталя еще при первых фараонах

Египта.

- Гелиайне, царь! Пусть хранят тебя все боги Эллады, Египта и Азии в

славных делах твоих - строителя и собирателя! - Таис подняла чашу,

плеснула в направлении моря и выпила.

- Говоря так, ты отрываешь частицу моего сердца, - сказал Птолемей, -

я мучительно расстаюсь с тобой.

Лукаво усмехнувшись, афинянка постучала по флакону для вина из рога

индийского единорогого зверя баснословной ценности.

- Ты пьешь только из него, опасаясь отравления?

Птолемей слегка покраснел и ничего не ответил.

- Ты пришел в возраст. Пора выбрать только одну царицу. И ты ее

выбрал! О чем горевать?

- Незабвенно великое прошлое, когда я сопутствовал Александру и ты

была с нами в Месопотамии.

- Незабвенно, но жить только прошлым нельзя. Когда будет готов

корабль?

- Я дам приказ немедленно подготовить круглое судно с крепкой

охраной. Через два-три дня ты сможешь отплыть, только скажи, куда

направить кормчего.

- На Кипр, к Патосу.

- Я думал, ты вернешься в Афины.

- Побежденные покойным Антипатром, с Мунихией, запертой македонцами,

со свежей могилой отравившегося Демосфена? Нет, пока вы вместе с

Кассандром, Селевком и Лисимахом не кончите войны против Антигона, я не

поеду туда. Ты, разумеется, знаешь, что военачальник Кассандра в Аргосе

сжег живьем пятьсот человек, а в ответ стратег Антигона полностью разорил

и опустошил священный Коринф?

- Что же, это война!

- Война дикарей. Одичали и воины, и их начальники, если могут

позволить себе на земле Эллады такое, чего не смели и чужеземцы. Если все

пойдет так, я не жду хорошего для Эллады!

Птолемей смотрел на Таис, внимательно ее слушая.

- Ты говоришь то же, что новые философы, недавно появившиеся в Мусее.

Они называют себя стоиками.

- Знаю о них. Они пытаются найти новую нравственность, исходящую из

равенства людей. Счастья им!

- Счастья не будет! На западе крепнет Римское государство, готовое

весь мир низвести до рабского состояния. Почему-то они особенно ненавидят

евреев. Римляне подражают эллинам в искусствах, но в своем существе они

злобные, надеются лишь на военную силу и очень жестоки к детям, женщинам и

животным. Вместо театров у них громадные цирки, где убивают животных и

друг друга на потеху ревущей толпе.

- Они мастера приносить кровавые жертвы? - спросила Таис.

- Да. Откуда ты знаешь?

- Я знаю пророчество. Страны, где люди приносят кровавые жертвы,

уподобляя своих богов хищным зверям, - Элладу, Рим, Карфаген ждет скорая

гибель, разрушение всего созданного и полное исчезновение этих народов.

- Надо рассказать об этом моим философам. Хочешь, поговори с ними в

Мусее?

- Нет. У меня мало времени. Я хочу повидаться с Леонтиском.

- Он в плавании у берегов Либии, но еще вчера, угадав твое желание, я

послал быстроходный корабль.

- Преимущество быть царским сыном! Благодарю тебя еще раз за то, что

ты решил сделать из него простого моряка, а не наследника, наместника или

другого владыку. Он похож на меня и не подходит для этой роли.

- Ты передала ему критскую кровь безраздельной любви к морю. А что ты

хочешь для Иренион?

- Пусть воспитывается у Пентанассы, моей подруги из древнего рода,

чьи имена высечены кипрскими письменами на памятниках острова. Я хочу

сделать из нее хорошую жену. У нее есть твой здравый смысл, осторожность в

делах и, кажется мне, дальновидность. Раздел империи Александра и выбор

Египта до сих пор служат мне образцом твоей государственной мудрости!

- Я выбрал Египет еще по одному соображению. Здесь я царь среди чужих

мне народов и создаю новое государство по своему усмотрению, выбирая

наиболее подходящих для власти людей. Во время бедствий всегда будут мне

защитой те, чье благоденствие связано с моим царствованием. Не повторятся

кромешная зависть, клевета, драки и соперничество сильных, но

невежественных людей из древних родов, которые не позволили Элладе

расцвести, как она могла бы, имея такой великий народ. Ее лучшие люди

всегда подвергались клевете и позору. Благодарность знати самым выдающимся

людям выражалась в казни, изгнании, предательстве и тюрьме. Вспомни

Перикла, Фидия, Сократа, Платона, Фемистокла, Демосфена!.. Еще чашу,

теперь мою, прощальную! - Птолемей поднял хрустальную чашу, поднял и

внезапно остановился. - Мне не в чем упрекнуть тебя за все эти годы, кроме

одного. Хочешь знать?

Таис заинтересованно кивнула.

- Как ты позволила продать серебряную Анадиомену, сделанную с тебя?

Разве не знала ты, как я люблю тебя, и красоту женщины, и все, что с тобой

связано?

- Я ничего не позволяла. Так распорядилась судьба. Лисипп

предназначил статую Александру, но сначала царю не было времени, а вскоре

он ушел. Тогда тебе было не до скульптур. Но я рада, что Анадиомена ушла в

Индию. Там совсем особенное отношение к женской красоте, а при теперешнем

состоянии Эллады я не уверена в целости статуи из серебра, даже если бы ее

поставили в храм.

- Что ж, ты права, и я отбрасываю прочь свой упрек. Кстати, Селевк,

когда спасался у меня, говорил о планах похода на Индию. Я посоветовал ему

отказаться и уступить свою часть Индии Чандрагупте. И он сказал, что

уступит, если тот даст пятьсот слонов!

- Он милый, этот гигант и собиратель гигантов!

- Не столь уж милый, на мужской взгляд. Слоны - могучая боевая сила,

подвижная, лучше фаланги и тяжелой конницы. Селевк не зря собирает слонов

для своей армии. Мы с ним друзья, но будет ли дружен со мной и моими

наследниками его наследник?.. Чтобы противостоять его слонам, мне придется

заводить своих. Индия мне недоступна, поэтому я буду добывать слонов из

Либии. И тут поистине неоценимы собранные тобою сведения о путях на юг,

особенно о плаваниях в Пунт. Я уже приказал снарядить корабли, они

поплывут по Эритрейскому морю к мысу Благоуханий и дальше, откуда египтяне

привозили всяких зверей. Слоны в Либии другие, чем в Индии, они с большими

ушами, громадными бивнями и покатыми спинами, более дикие и труднее

приручаются. Однако для сражения они даже лучше индийских, ибо более

злобны и отважны. Разве не забавны изломы судьбы? Ты помогла Селевку

добыть слонов своей статуей, а мне того больше - узнать места, где их

добывают. Еще раз благодарю тебя!

- Наступил день! - напомнила Таис увлекшемуся царю. - Береника

истерзалась, и мне тоже пора.

Птолемей с Таис совершили возлияние богам, обнялись и поцеловались,

как брат с сестрой. Афинянка разбудила Эрис, уснувшую под плеск фонтана.

Они пошли пешком к своему дому, вызывая тот же восторг прохожих, как и

много лет назад. Никто не смог бы дать сороколетней Таис и

тридцатипятилетней черной жрице больше пятидесяти на двоих.

- Если бы ты знала, как легко в эксомиде! - воскликнула Таис. - И не

нужно следить за своими жестами, словами, выражением лица, чтобы не

смутить подданных. Теперь у меня нет подданных и никому я не обязана! Я

могу петь, хоть и не пела так давно, что, может, потеряла голос.

- Одна подданная у тебя есть всегда, - Эрис, смеясь, поклонилась на

льстивый азиатский манер.

Афинянка остановилась, рассматривая подругу. Эрис недоуменно подняла

брови.

- Ты напомнила мне об одном важном деле. Я чуть не забыла о нем!

- Каком?

- Увидишь! Знаю, дразнить тебя недомолвками бесполезно. Я просто еще

не додумала.

Усталая после ночного бдения, Таис с наслаждением предалась неге

купания и крепкого ионийского массажа. Она проспала весь день до темноты,

а половину ночи просидела на террасе, обдумывая встречу с сыном. Леонтиску

теперь около пятнадцати лет, близок возраст эфеба. Таис решила совместить

свидание с сыном и встречу с морем. Они поедут на Фарос, туда, где Неарх

показывал ей критские развалины среди кустов и песка. Там она ныряла под

плеск волн и крики чаек на безлюдном берегу... Теперь она возьмет с собой

Эрис. Еще неясно отношение подруги к морю. Было бы горько, если бы она

приняла его иначе, чем сама Таис. Мало ли людей, которых морс

настораживает, укачивает, просто пугает...

Афинянка могла бы не беспокоиться. День этот стал для нее подлинным

празднеством. Лебедино-белая лодка разрезала синие волны, мягко и ласково

качавшие суденышко. Леонтиск был строен, как мать, с такими же серыми

глазами и медным загаром, как у Таис, уже с пушком над верхней губой; сын

не сводил с нее восторженных глаз наг всем пути до северного берега

Фароса. Часть побережья уже обстроили тщательно притесанными камнями,

уложенными на гигантских глыбах прежней критской гавани. Оставив лодку у

западного причала, Таис с Леонтиском и Эрис пошли к удаленному краю

набережной. Глубокая вода темнела под крутой стенкой. Невольно повторяя

Александра, она вылила в море смесь вина и душистого масла и велела

Леонтиску далеко зашвырнуть золотой лекитион.

- Теперь предадимся Тетис! [богиня моря у эллинов] - весело крикнула

она.

Леонтиск не смущался наготы, как и его мать. Мальчик разделся и

нырнул. Размеренно катящиеся валы вблизи острова дробились на мелкие,

быстроплещущие волны.

- Мама, иди! - позвал Леонтиск, сильными рывками отплывая дальше, где

волны шли медленнее и грознее, вспучиваясь тяжелыми громадами. Стая

дельфинов показала угластые плавники и черные спины, приближаясь к

купальщикам. Затаив дыхание, Таис скользнула в плотную, упругую воду.

Наконец-то! На несколько мгновений она даже забыла об Эрис.

- Эрис, милая, плыви сюда! - крикнула Таис и даже испугалась

молниеносной быстроте, с какой кинулась в море черная жрица. Афинянка

знала, что Эрис плавает как бы с неохотой, без подстегивающей радости,

обуревавшей в воде Таис. А здесь Эрис с ее боевым воплем: "Эриале! Эриале

и Эрис!", плыла, догоняя Леонтиска, нисколько не страшась глухого,

угрожающего шума, с каким вздымались и опускались валы в открытом море.

- Святая Мать Богов! Как легко плывется в этой плотной воде! Здесь

нет темноты болота, как в реке или озере. Море держит тебя, лаская, -

радостно делилась Эрис с подругой.

И Таис ликовала.

Ветер налетел с востока, погасил сверкание зеркал на склонах валов,

придавил заостренные верхушки, и Таис показалось, будто невидимые нереиды

Blog

Иван ефремов таис афинская

Содержание