Иван ефремов таис афинская

Вид материала

Содержание

Подобный материал:

1 ... 19 20 21 22 23 24 25 26 ... 44

неподвижно сидевшую на краю ложа, сосредоточенно и ожидающе глядя вдаль

широко раскрытыми глазами. Теперь гетера рассмотрела свое новое

"приобретение". "Кажется, она меласхрома - чернокожая, - мелькнуло в уме

афинянки, - нет, она просто мелена, очень темно-бронзовая, с примесью

африканской крови". Черная жрица без сетки, браслетов, пояса и ножа

оказалась совсем юной женщиной с громадными синими глазами, в которых все

же отражалось темное упорство, как и у других жриц. Ее волосы вились

мелкими кудрями, круглые щеки казались нежными, как у ребенка. Только

очень полные полураскрытые губы и очевидный для Таис отпечаток большой

чувственности на всем ее юном и уже женски мощном теле говорили о том, что

эта юная девушка действительно могла быть черной служительницей Ночи и

Великой Матери.

Глядя на синеглазую темнокожую Эрис, Таис вспомнила эфиопок с синими

глазами, высоко ценимых в Египте и происходивших из очень далекой страны

за верховьями Нила. Освобожденная привратница могла быть дочерью такой

негритянки и человека светлой кожи.

Афинянка встала, подошла к Эрис и погладила ее по плечам. Черная

жрица вздрогнула и вдруг приникла к Таис с такой силой, что та чуть не

упала и обхватила рукой стан Эрис.

- Ты будто из камня! - удивленно воскликнула Таис. - Вы все, что ли,

такие?

- Все! Тело из камня и медное сердце! - вдруг сказала девушка на

ломаном койне.

- О, ты заговорила! Но у тебя сердце женщины, не ламии! - сказала

Таис и поцеловала Эрис. Та задрожала, чуть заметно всхлипнув. Таис, шепча

успокоительные слова, велела ей ложиться спать. Девушка показала на дверь,

прикладывая палец к губам. Таис поняла, что ей надо пробраться к решетке

за какой-то очень важной вещью, пока там не прикуют другую привратницу.

Гетера и черная жрица бесшумно приоткрыли дверь, и Эрис, прислушавшись,

скользнула в непроглядную темноту. Она вернулась, тщательно заперла

засовы. В ее руке блестел золотой рукоятью священный кинжал жриц Ночи.

Эрис опустилась на колени и положила кинжал к ногам Таис, потом

прикоснулась им к своим глазам, губам и сердцу. Через, несколько мгновений

Эрис спала, вольно разметавшись поверх покрывала и приоткрыв рот. Таис

полюбовалась ею и сама погрузилась в крепкий сон.

Начальник охраны Таис оказался прав. Ликофон не погиб. Кинжал жрицы

не был отравлен, как опасался лохагос, и глубокая рана быстро заживала.

Только после потери крови воин был слабее котенка. Верховная жрица не

посылала за Таис и не требовала недобитого воина. Весь городок и храм

Великой Богини как будто насторожился в ожидании вестей об Александре.

Таис велела конвою готовиться к выступлению.

- Куда? - спросил настороженно лохагос.

- К Александру!

Но не прошло и трех дней, как все изменилось. Поздно вечером, когда

Таис уже собиралась спать, и Эрис расчесывала ее тугие вьющиеся волосы, со

стороны городка послышались крики, замелькали факелы. Таис выскочила на

веранду в коротеньком хитониске, не обращая внимания на северный ветер,

дувший уже несколько дней. Бешеный топот копыт разнесся по сосновой роще.

Лавина всадников на массивных парфянских лошадях, высоко держа факелы над

головами, примчалась к дому Таис. Среди них были и македонцы ее отряда,

отличавшиеся от запыленных, сожженных солнцем приезжих своей чистотой и

тем, что вскочили на лошадей спросонок, неодетыми.

Сверкавший золотом всадник на белоснежной кобыле подъехал к самым

ступенькам веранды.

- Леонтиск, о Леонтиск! - Таис бросилась к нему. Начальник

тессалийской конницы ловко подхватил ее и поднял к себе на лошадь,

отбросив задымивший факел.

- Я за тобой, афинянка! Да здравствует Александр!

- Победа, значит, победа, Леонтиск! Я знала! - невольные слезы вдруг

покатились по щекам Таис. Она обняла тессалийца за шею и осыпала

поцелуями. Леонтиск поцеловал ее сам и, подняв могучими руками, посадил

себе на плечо. Вознесенная над всеми, Таис смеялась, а воины восторженно

завопили, ударяя в щиты и размахивая факелами.

Огромный воин с гривой рыжих, развевавшихся на ветру волос, на

высоком сером жеребце увидел на веранде недоумевающую Эрис, подъехал к

ограде и зычно пригласил к себе. Эрис посмотрела на хозяйку, та кивнула, и

девушка смелым прыжком оказалась в объятиях всадника. Подражая Леонтиску,

гигант посадил Эрис на плечо. Бывшая жрица поднялась выше Таис под новый

взрыв восторга.

Тессалийцы поскакали вокруг святилища, горланя, махая факелами под

бряцание оружия, грохот копыт и щитов. На крышу святилища выбежали все

служительницы храма во главе с верховной жрицей. Радостная, торжествующая

Таис успела заметить волнение, какое вызвало среди жриц появление Эрис на

плече у воина. Владычица храма сделала какие-то резкие движения руками, и

вдруг веранда опустела. Таис лишь усмехнулась, понимая разочарование

властительницы, перед глазами которой ее жертву, осужденную на унижение и

рабство, несли перед храмом будто богиню! Шествие вернулось к дому Таис, и

обеих женщин, не спуская на землю, бережно передали на руках в дом. Сюда

же вошел Леонтиск, всадники были отпущены. Только двое приближенных

остались ждать.

- Так победа, милый?

- Полная и окончательная! Дарий разбит наголову, огромное войско его

рассеяно. Мы убили десятки тысяч, пока не изнемогли и валились на трупы,

не выпуская из рук мечей и копий. Вся Персия лежит перед нами открытая.

Царем Царей теперь - Александр, сын бессмертных богов!

- Я только недавно поняла, что завоевать Азию под силу лишь

избраннику судьбы, титаноподобному герою, как Ахиллес.

- А я это увидел! - тихо сказал тессалиец, тяжело опускаясь в кресло.

- Ты очень устал? Отдохнешь здесь? Эрис даст вина и орехов в меду со

сливками - самая подкрепляющая еда!

- Поем и поеду. Мне поставили палатку на опушке рощи, там, где все

мои люди.

- Сколько их?

- Шестьдесят всадников, сто пятьдесят лошадей.

- Неужели ты приехал только за мной?

- Только. После великой битвы, где снова отличились мои конники, я

лежал два дня будто во сне. Александр решил, что я нуждаюсь в отдыхе, и

послал сюда за тобой.

- А сам?

- А сам идет со всем войском Прямо на Вавилон. - И мы поедем туда?

- Разумеется. Только дадим отдохнуть лошадям - я ведь скакал весь

путь, так хотелось увидеть тебя.

- Далеко?

- Сотня парасангов!

Таис без слов поблагодарила воина долгим поцелуем, спросив:

- Александру далеко идти до Вавилона?

- Немного больше...

- Вот, Эрис! Ешь и пей. Я выпью с тобой за победу!

- Тебе стало служить подземное царство? - спросил Леонтиск,

прихлебывая вино и рассматривая новую рабыню.

- Эта история интересна, но длинна. Надеюсь, в пути будет время

рассказать ее и послушать самой о великой битве.

- Будет! - заверил тессалиец, наскоро прожевал горсть варенных в меду

орехов и поднялся. Таис проводила его до ступенек веранды.

Леонтиск появился снова после отдыха в таком роскошном вооружении,

какое не описывал и сам Гомер. Сверкающий золотом, загорелый всадник в

белых шелках на чудесной белой лошади казался полубогом. И хотя глубокая

морщина пересекала лоб между бровей, а углы рта окружала двойная борозда,

прищуренные глаза, светлые и бесстрашные, смеялись.

- Какая красивая у тебя лошадь! Будто титанида - оборотень Левкиппа!

И как зовут ее? - восклицала восхищенная гетера.

- Мелодия.

- Песня! Кто назвал так красиво?

- Я. Помнишь, есть река Мелос, которая пост, протекая по звенящим

камням. Моя Мелодия бежит, будто льется и журчит река...

- Ты поэт, Леонтиск!

- Просто любитель лошадей! А это тебе, - тессалиец развернул и подал

Таис наряд персидской царевны. Гетера отвергла его, сказав, что не хочет

рядиться в чужеземный наряд, и надела лишь диадему из редкостных камней,

искрившихся на солнце тысячами огоньков. На шее она оставила голубое

ожерелье храма Реи, а щиколотки, как для танца, украсила звенящими

перисцелидами из электрона с бирюзой.

Она попросила подать ей Салмаах вместо Боанергоса и ахнула, когда

увидела свою кобылу - в золотой сбруе, с форбеей, украшенной крупными

турмалинами, такой же дивной розовой окраски, как на подаренных ей

флаконах Кибелы. На потнике лежала шкура редкостного рыжего с черными

полосами зверя - тигра.

Кинеподы - ножные щетки лошади украшали сверкающие на солнце

серебряные браслеты с бубенчиками. Салмаах как будто чувствовала красоту

своего наряда и гордо выступала, перезванивая копытами, так же как и

подходящая к ней Таис, чьи ножные браслеты звенели при каждом шаге.

Кортеж из тридцати воинов сопровождал Леонтиска и Таис, ехавших бок о

бок по широкой дороге к главному входу в святилище Кибелы. Тессалийцы

пели, и Таис попросила их ударять в щиты в такт боевой песне. Как в день

большого праздника, стражи распахнули ворота в обеих стенах. Воинственная

кавалькада вступила в первый двор. Здесь Таис и Леонтиск спешились и,

встреченные жрецами-копьеносцами, пошли к калитке в низкой ограде,

отделявшей мощеный двор от аллеи кипарисов, в конце которой находился

горбатый мостик и лестница, перекинутая над бассейном сада прямо на нижнюю

террасу. По ту сторону калитки к ним приблизилась нагая привратница. Она

собрала в горсть свои густые волосы, окунула их в серебряную чашу с

ароматной водой и брызнула на входящих. Внезапно она вскрикнула и закрыла

лицо руками. Таис узнала свою финикиянку.

- О Леонтиск! Задержи их на минуту! - кивнула она на суровых жрецов,

подошла к За-Ашт и с усилием отвела ее ладони от пунцового лица.

- Они тебя уже наказали? За что? Тебе плохо? Говори скорей!

Из бессвязно торопливых слов Таис поняла, что финикиянку заставили

делать что-то невыносимое, она отказалась, ее послали в храм Анаитис и

после вторичного бунта приставили сюда - привратницей и первой утехой

усталых паломников.

- Что было в храме Анаитис? Первая ступень таинств?

- Да. Они хотели заставить меня участвовать во второй. - За-Ашт снова

спрятала лицо, вздрогнув от нетерпеливого стука копий, резко опущенных

жрецами на землю.

- Бедная ты! Плохая из тебя жрица! Надо выручать тебя!

- О госпожа! - в голосе финикиянки теперь было гораздо больше мольбы,

чем в ее просьбах отпустить в храм.

Таис, не рискуя больше задерживать жрецов, пошла дальше. Верховная

жрица вместе со жрецом встретила их не в храме, а на нижней веранде -

новый знак почтения. Леонтиск поклонился ей и, подражая Таис, принял на

лоб мазок душистого масла. Затем он развязал большую кожаную сумку,

которую бережно нес сам всю дорогу, и подозвал копьеносца, тащившего

вторую. На широкий выступ цоколя храма высыпалась груда золотых и

серебряных цепей, браслетов, крупных драгоценных камней, искусно

выкованных бесценных диадем. Из второго мешка с глухим тяжким стуком

высыпались золотые слитки.

- Это только часть. Сейчас принесут еще четыре таланта - жрецы не

привыкли носить такие тяжести.

Верховная жрица глубоко вздохнула, и глаза ее заблестели от жадности

- воистину дар Александра был царским.

- Мы заботились здесь о нашей прекрасной гостье, - ласково сказала

она, - надеюсь, что она довольна?

- Довольна и благодарна, хвала Великой Матери, - отозвалась гетера.

- Могу ли я еще что-нибудь сделать для тебя?

- Можешь, властительница храма! Отдай мне назад мою рабыню,

финикиянку За-Ашт.

- Ведь ты обменяла ее...

- Да, так. Но сейчас видела ее на цепи у ворот. Она не прижилась в

храме.

- Поэтому несет наказание.

Таис посмотрела на Леонтиска, и тот без слов понял ее.

- Пожалуй, я верну тех, что несут золото, - как бы в раздумье сказал

он.

- Не возвращай! - подняла руку верховная жрица. - Негодная финикиянка

не стоит и сотой части. Можешь получить свою строптивую рабыню назад!

- Благодарю тебя! - снова поклонилась Таис и, скрыв улыбку,

попрощалась с властительницей знаменитого храма.

За-Ашт, забыв обо всем, с криком "Ты здесь, моя красавица!" бросилась

к Салмаах, оросив ее шею слезами. Один из воинов дал ей нарядную хламиду и

посадил за спину. Тем же порядком тессалийцы выехали со двора, и Таис

навсегда покинула обитель Кибелы, Великой Матери и Владычицы Зверей.

^ 10. ВОДЫ ЕВФРАТА

Пыльное небо раскаленным медным котлом опрокинулось над выгорающей

степью. Конный отряд Леонтиска переправился на левый берег Евфрата, и

пошел на юг наперерез большой излучине, параллельно древней "царской

дороге" из Эфеса в Сузу. Восемьсот стадий было до устья реки, впадающей в

Евфрат с востока. Там их ожидали большие лодки. Евфрат мог нести целые

корабли, и единственным недостатком плавания была извилистость реки.

Расстояние до Вавилона более чем удваивалось, однако можно было плыть

безостановочно, целыми сутками, сберегая силы лошадей, которых тоже

погрузили на корабли. Даже такие ярые конники, как тессалийцы, и те

согласились с планом своего начальника.

Ликофон еще не мог совершить конный переход. Товарищи решили довезти

его до Вавилона и добыли повозку. Таис приказала За-Ашт сопровождать

тессалийца. Финикиянка сверкнула глазами на Эрис, вытеснившую ее из сердца

госпожи. Но Таис притянула к себе обиженную финикиянку и шепнула ей

несколько слов. Та вспыхнула, опустила глаза и послушно стала собирать

удобную постель для перевозки юноши.

Больше всего Таис беспокоилась за Эрис, жрица Кибелы плохо ездила

верхом. Хмуря брови, Эрис клялась не подвести хозяйку. Поколебавшись. Таис

решила уступить Боанергоса рабыне, а самой ехать на Салмаах. Она

посоветовала Эрис поддерживать ноги в согнутом положении с помощью ремня,

накинутого на плечи и прикрепленного к обеим щиколоткам. Персидский потник

накрыли тонкой шершавой тканью, сохраняющей разгоряченную кожу всадницы.

Конические афинские солнечные шляпы здесь не годились из-за ветра. Женщины

решили замотать головы тюрбанами из черной материи. Этот совет дали Таис

освоившиеся со зноем месопотамских равнин воины Леонтиска.

Жара угнетала даже дружных с солнцем эллинов и закаленных походами

македонцев. Как всегда, сборы и неполадки оттянули выступление. Отряд

тронулся вперед при высоко стоящем солнце, которое, как гневный владыка,

стремилось согнуть неугомонных людей в рабской покорности.

Таис на Салмаах и Леонтиск на своей белоснежной Песне ехали рядом.

Ноздри гетеры раздувались, вдыхая знойный и горький сухой воздух.

Дерзкая радость переполняла Таис, как выпущенную на свободу узницу.

Победа! Под Гавгамелой Александр разбил новые полчища Дария! Хотелось

петь, гарцевать, подняв Салмаах на дыбы, учинить какую-нибудь шалость.

Сдерживая смех, она слушала Леонтиска. Начальник конницы сперва

рассказывал разные смешные приключения, случившиеся во время похода к

Гавгамеле, а потом увлекся описанием великой битвы.

Македонская армия вначале шла по вымершей стране. На севере

Междуречья равнины были почти безлюдными. Немногочисленные скотоводы,

кочевавшие на этом пути, или разбежались, или скорее всего ушли в горы

перед наступлением летней жары. Разведчики доносили о скоплении врагов за

Тигром. Верный своей стратегии, Александр поторопился перейти реку. Прошли

мимо полуразрушенной Ниневии, одного из древнейших городов всей Ойкумены.

С высоких стен кучка людей наблюдала за армией. Среди них пестрым одеянием

выделялись жрецы древних богов. Александр не велел трогать город. Его

ничтожное население не представляло опасности. Грозный враг стоял впереди.

От Ниневии македонцы отклонились еще к северу - там были холмы с хорошими

кормами и не пересохшие пока ручьи чистой воды. Александр стремился дойти

до текущей с севера речки, где хватало воды напоить всю армию. Речка

впадала в приток Тигра, текущий с северо-востока. На этом притоке и собрал

Дарий свою громадную армию. Когда войско македонцев, двигавшееся без

спешки (великий полководец не хотел утомлять воинов), подошло к речке у

маленького поселения Гавгамела, Птолемей обратил внимание, что дуга низких

холмов с севера походила на передок колесницы - арбилу. Записанное в

летописях похода прозвище тысячелетия спустя путало историков: по южной

дороге, в двухстах стадиях от Гавгамелы, между пустой равниной и скалами

находилось укрепление Арбила.

Александр дал трехдневный отдых своей армии, прошедшей уже не одну

тысячу стадий. Конные разъезды доставляли пленников. Разведчики доносили

об огромном скоплении вражеской конницы, которая собиралась тучей всего в

нескольких парасангах. Александр не торопился. Он хотел нанести

окончательный удар всей армии персов, а не гоняться по бесконечным

равнинам за отдельными ее отрядами. Если Дарий не понимает, что нужно было

решительно сражаться еще у Евфрата, если он по примеру своих предков

надеется на многочисленность своих полчищ тем лучше. Судьба решится в этом

бою. Для македонцев во всяком случае, ибо поражение означает гибель всей

армии.

- Разве нельзя было бы отступить? - спросила внимательно слушавшая

гетера. - Спаслись же десять тысяч эллинских воинов примерно из тех же

мест?

- Ты имеешь в виду "Анабазис" Ксенофонта? Тогда греческие наемники

отступали, не будучи окружены врагами, да еще столь многочисленными, как

персы под Гавгамелой.

- Значит, опасность была велика?

- Очень. В случае поражения - смерть или рабство всем нам.

Гигантское скопление конницы перед лагерем македонцев изумило и

испугало самых бывалых воинов. Издалека серыми призраками маячили боевые

слоны, впервые встреченные македонцами. Сверкала на солнце позолоченная

броня и копья "Бессмертных" - личной гвардии Дария, проезжавших тесно

сомкнутым строем на удивительно высоких конях. По пестрым одеждам опытные

люди узнавали парфян, согдов, бактрийцев, даже скифов-массагетов из-за

великой реки Азии Оксоса. Казалось, что полчище пронесется бурей, и под

копытами бесчисленных коней найдет свою гибель дерзкая армия, осмелившаяся

вторгнуться так далеко в чужую страну, на границу степи и лабиринта горных

хребтов.

К вечеру поднялся ветер, всю равнину затмило красной пылью, и страх

еще сильнее овладел македонцами. На военном совету Пармений, командир всей

конницы, и другие военачальники стали просить Александра ударить ночью,

когда конница персов не будет иметь преимущества над македонской пехотой.

Александр отклонил предложение и назначил бой сразу после рассвета, но не

раньше, чем воины будут накормлены. Птолемей поддержал друга, хотя великий

стратег и в одиночестве оставался непоколебим. Улегшись спать, он быстро и

крепко заснул. Позже Гефестион рассказал Леонтиску о соображениях

Александра. Полководец видел и чувствовал, что страх все сильнее

овладевает воинами, но не сделал ничего, чтобы его рассеять. Александр

проявил необычайное для него спокойствие. Он знал, что человек опаснее

всего для врага, именно когда он испуган, но многолетняя тренировка и

воинская дисциплина заставляют его держать свое место в рядах товарищей.

Армия знала, что будет в случае поражения. Александру это заменило и

зажигательные речи, и громкие обещания.

Ночью же, когда люди не чувствуют общей поддержки, не видят

полководцев, страх мог сыграть на руку персам и расстроить тот отчаянный

боевой порыв, каким отличаются пехота и конница македонцев. Расчет

Александра полностью оправдался.

Не испытанная в сражениях, не сплоченная в совместных боях,

гигантская армия Дария, бросившись на македонцев, создала в центре

невероятную толчею и хаос. Левое крыло Александра под начальством

Blog

Иван ефремов таис афинская

Содержание