Иван ефремов таис афинская

Вид материалаДокументы

Содержание


11. Рок персеполиса
Подобный материал:
1   ...   21   22   23   24   25   26   27   28   ...   44

В одну из особенно жарких ночей Таис захотела поплавать в Евфрате. От

сада, через узкий проулок между глухих глинобитных стен, тропинка вела к

маленькой пристани. Таис ходила туда в сопровождении Эрис, но настрого

запретила ей купаться вместе с ней: дочь южной страны могла жестоко

простудиться. Эрис, поплескавшись чуть, послушно вылезла и терпеливо ждала

хозяйку в ночной тишине спящего города, нарушаемой лишь лаем собак да

взрывами шумных голосов какой-нибудь веселой компании, отчетливо

доносившимися во влажном речном воздухе.

Когда чуть-чуть прохладная вода снимала одурь жаркой ночи, Таис

чувствовала возвращение обычной для нее энергии. Тогда она плыла, борясь

стечением, к Старому Городу, выбиралась на ступени какого-нибудь забытого

храма или маленького дворца и сидела, наслаждаясь одиночеством, надежно

укрытая тьмой глухой безлунной ночи. Думала об Александре, живущем где-то

поблизости, в южном дворце Старого Города, о Птолемее, может быть в этот

момент мирно спавшем в пути. Три тысячи стадий песков и болот отделяло

загадочную Сузу от Вавилона. Птолемей должен скоро явиться. Таис узнала от

Леонтиска, что отдан приказ готовиться к выступлению всей армией

неизвестно куда.

Афинянка мечтала подробнее познакомиться с Вавилоном - древнейшим

городом, столь непохожим на Афины и на Мемфис. Скоро уйдет на восток

армия, а с ней и воины, которые переполняют сейчас Вавилон, приветствуют

ее на каждом шагу, узнавая приятельницу своего вождя, подругу Птолемея,

любимую "богиню" Леонтиска. Всего на второй день ее приезда в Вавилон,

когда Таис шла по Дороге Процессий к храму Иштар, навстречу попался отряд

аргироаспидов - Серебряных щитов. Начальник узнал афинянку, впрочем, ее

запомнили и другие воины еще в стане Александра под Тиром. Таис не успела

опомниться, как ее окружили, подняли на сомкнутые щиты и, расталкивая

толпу, к изумлению вавилонян, с торжеством понесли по Дороге Процессий к

храму. В погоню устремилась встревоженная Эрис. Под пение хвалебного гимна

Харитам хохочущую Таис принесли ко входу в святилище Иштар и отпустили

прежде, чем перепуганные служительницы богини успели захлопнуть решетку.

Естественно, из посещения храма ничего не вышли. Гетера гадала, не

разгневалась ли богиня?

На следующий день она пыталась жертвой и молитвой убедить богиню, что

вовсе не смеет соперничать с нею, а поклонение мужей в обычае Эллады, где

женская красота ценится превыше всего на свете... "Холмную Фтию Эллады,

славную жен красотою", - вспомнился ей милый распев поэмы тогда, в

безмерно далеких Афинах...

Аргест, восточный ветер, пронесся над крышами Старого Города.

Зашумели прибрежные аллеи, чуть слышно заплескалась вода на нижней

ступеньке лестницы. Таис бросилась в темную воду ночной реки. Внезапно она

услыхала мерные четкие всплески сильного и умеющего хорошо плавать

человека. Гетера нырнула, рассчитывая под водой выйти на середину стрежня

и, миновав его, вторым нырком уйти в заводь, где находилась тростниковая

пристань и ждала ее терпеливая, как хищник, Эрис. В глубине вода оказалась

прохладнее. Таис проплыла меньше, чем думала, поднялась на поверхность и

услышала негромкое: "Остановись, кто ты?", сказанное с такой повелительной

силой, что афинянка замерла. Голос как будто негромкий, но глубокий и

могучий, словно приглушенный рык льва. Не может быть!

- Что ты молчишь? Не вздумай нырять еще раз!

- Ты ли это, царь? Ты ночью один в реке? Это опасно!

- А тебе не опасно, бесстрашная афинянка? - сказал Александр.

- Кому я нужна? Кто будет искать меня в реке?

- В реке ты не нужна никому, это верно! - рассмеялся великий

македонец. - Плыви сюда. Неужели только мы с тобой изобрели этот способ

отдыха? Похоже!

- Может быть, другие просто хуже плавают, - сказала Таис, приближаясь

на голос царя, - или боятся демонов ночи в чужой стране.

- Вавилон был городом древнего волшебства задолго до персидских

царей, - Александр протянул руку и дотронулся до прохладного плеча гетеры.

- В последний раз я видел тебя нагой лишь на симпосионе, где ты поразила

всех амазонским танцем.

Таис перевернулась на спину и долго смотрела на царя, едва

пошевеливая раскинутыми руками и забросив на грудь массу тяжелых, будто

водоросли, черных волос. Александр положил на нее ладонь, источавшую

теплую силу.

- Отпусти себя хоть раз на свободу, царь, - помолчав, сказала Таис, в

то время как течение реки сносило их к мосту.

- С тобой? - быстро спросил Александр.

- И только со мной. После поймешь почему...

- Ты умеешь зажигать любопытство, - ответил завоеватель Азии с

поцелуем, от которого оба ушли под воду.

- Плывем ко мне! - приказал Александр.

- Нет, царь! Ко мне! Я - женщина и должна встретить тебя убранной и

причесанной. Кроме того, за тобой во дворце слишком много глаз, не всегда

добрых. А у меня - тайна!

- И ты сама - тайна, афинянка! Так часто оказываешься ты права, будто

ты мудрая пифия, а не покорительница мужчин!

Они вовремя отвернули от течения, несшего их на наплавной мост, и

приплыли в тихую заводь, где Эрис, мечтавшая, глядя на звезды, вскочила с

шипением и быстротой дикой кошки.

- Эрис, это сам царь-победитель! - быстро сказала гетера. Девушка

опустилась на колени в почтительном поклоне.

Александр отказался от предложенной накидки, пошел через проулок и

сад, не одеваясь, и вступил в слабо освещенную переднюю комнату во всем

великолепии своего могучего тела, подобный Ахиллу или иному прекрасному

герою древности. Вдоль стен здесь по вавилонскому обычаю были пристроены

удобные лежанки. Таис приказала обеим служанкам вытереть, умастить и

причесать царя, что и было выполнено с волнением. Афинянка удалилась в

свою спальню, бросила на широкое ложе самое драгоценное покрывало из

мягкой голубой шерсти таврских коз и скоро явилась к царю во всем блеске

своей удивительной красоты - в прозрачном голубом хитоне, с бирюзовым

венчиком-стефане в высоко зачесанных волосах, в берилловом ожерелье храма

Кибелы.

Александр привстал, отстраняя За-Ашт. Гетера подала обеим рабыням

знак удалиться.

- Ты хочешь есть? - спросила она, опускаясь на толстый ковер.

Александр отказался. Таис принесла вычурную персидскую чашу с вином,

разбавила водой и налила два походных потериона из зеленого кипрского

стекла. Александр со свойственной ему быстротой поднял кубок, чуть

сплеснув.

- Афродите! - тихо сказал он.

- Подожди, царь, одно мгновение! - Таис взяла с подноса флакон с

пробкой из розового турмалина, украшенный звездой, - это мне, - шепнула

она, отливая три капли в свое вино, - а это тебе - четыре...

- Что это? - без опаски, с любопытством спросил македонец.

- Дар Матери Богов. Она поможет тебе забыть на сегодня, что ты царь -

владыка и победитель народов, снимет бремя, которое ты несешь с той поры,

как снял щит Ахилла в Трое!

Александр пристально посмотрел на Таис, она улыбнулась ему с тем

неуловимым оттенком превосходства, который всегда привлекал царя. Он

поднял тяжелый стеклянный сосуд и без колебаний осушил жгучее и терпкое

питье. Таис налила еще, и они выпили во второй раз.

- Отдохни немного! - Таис повела Александра во внутреннюю комнату, и

он растянулся на необычной для женщины постели, с тюфяком, сшитым из шкур

леопардов.

Таис села рядом, положив горячую ладонь на его плечо. Оба молчали,

чувствуя неодолимость Ананки (судьбы), привлекавшей их друг к другу.

Таис испытала знакомое ей ощущение пламени, бегущего вверх по ее

спине, растекающегося по груди и животу. Да, это было то страшное зелье

Реи-Кибелы! На этот раз она не испугалась.

Стук собственного сердца отозвался в голове гетеры ударами

дионисийских бубнов. Ее сознание начало раздваиваться, выпуская на свободу

иную Таис, не человеческое существо, а первобытную силу, отдельную и в то

же время непостижимо слитую со всеми, до крайности обостренными чувствами.

Таис, застонав, выгнулась дугой и была подхвачена мощными руками

Александра...

Сквозь глухое покрывало сна Таис слышала неясный шум, сдержанные

восклицания, удаленный стук. Медленно приподнялся на локте, открывая

глаза, Александр. Голоса слышались все громче. Леонтиск, Гефестион, Черный

Клейт - гетера узнала их всех. Друзья и охранители царя замерли на пороге,

не смея войти в дом.

- Гефестион! - зычно позвал вдруг Александр. - Скажи всем, чтобы шли

к воронам! [к черту] И ты тоже! Не сметь тревожить меня, хотя бы Дарий шел

к городу!

Торопливые шаги по лестнице были ответом.

Великий полководец опомнился лишь поздно вечером. Он потянулся,

глубоко вздохнув, потряс головой. Таис выскочила из комнаты и вернулась с

охапкой одежды, которую молча положила перед царем.

- Моя! - с удивлением воскликнул Александр. - Кто привез?

- Они! - коротко ответила Таис, молчаливая и сосредоточенная,

подразумевая примчавшихся на взмыленных конях друзей македонца, носившихся

по всему городу в поисках своего царя.

Эрис и За-Ашт успели рассказать ей о страшном переполохе, поднявшемся

поутру, когда Александр не вернулся с купания.

- Как же сумели разыскать меня тут? - недоумевал Александр.

- Это Леонтиск догадался. Он знал, что я купаюсь по ночам в Евфрате,

услыхал, что ты тоже плаваешь в реке...

Александр негромко рассмеялся.

- Ты опасна, афинянка. Твое имя и смерть начинаются с одной и той же

буквы. Я чувствовал, как легко умереть в твоих объятиях. И сейчас я весь

очень легкий и как будто прозрачный, без желаний и забот. Может быть, я -

уже тень Аида?

Таис подняла тяжелую руку царя и прижала к своей груди.

- О нет, в тебе еще много плоти и силы! - ответила она, опускаясь на

пол к его ногам.

Александр долго смотрел на нее и наконец сказал:

- Ты - как я на поле битвы. Та же священная сила богов наполняет

тебя. Божественное безумие усилий. В тебе нет начала осторожности,

сберегающего жизнь...

- Только для тебя, царь!

- Тем хуже. Я не могу. Один раз я позволил себе побыть с тобой, и

сутки вырваны из моей жизни начисто!..

- Я понимаю, не говори ничего, милый, - впервые Таис назвала так

царя, - бремя Ахиллова щита!

- Да! Бремя задумавшего познать пределы Ойкумены!

- Помню и это, - печально сказала Таис, - я больше не позову тебя,

хоть и буду здесь. Только и ты тоже не зови. Цепи Эроса для женщины куются

быстрее и держат крепче. Обещаешь?

Александр встал и, как пушинку, поднял Таис. Прижав к широкой груди,

он долго держал ее, потом вдруг бросил на ложе. Таис села и, опустив

голову, стала заплетать перепутавшиеся косы. Внезапно Александр нагнулся и

поднял с ложа золотую цепочку со звездой и буквой "мю" в центре.

- Отдай мне на память о том, что случилось, - попросил царь. Гетера

взяла свой поясок, задумалась, затем, поцеловав украшение, протянула

Александру.

- Я прикажу лучшим ювелирам Вавилона в два дня сделать тебе другую.

Из драгоценного красного золота со звездой о четырнадцати лучах и буквой

"кси".

- Почему "кси"? - недоумевающе вскинулись длинные ресницы Таис.

- Запомни. Никто не объяснит тебе, кроме меня. Древнее имя реки, в

которой мы встретились, - Ксаранд. В эросе ты подобна мечу - ксифосу. Но

быть с тобой мужу - эпи ксирон эхестай, как на лезвии бритвы. И третье:

"кси" - четырнадцатая буква в алфавите...

Глаза афинянки опустились под долгим взглядом царя, а побледневшие

щеки залились краской.

- Посейдон-земледержец! Как я хочу есть! - сказал вдруг Александр, с

улыбкой глядя на притихшую гетеру.

- Так идем, все готово! - встрепенулась афинянка. - Потом я про вожу

тебя до Южного дворца. Ты поедешь на Боанергосе, я - не Салмаах...

- Не надо. Пусть едет со мной один из твоих стражей - тессалийцев.

- Как тебе угодно!..

...Уединившись в своей спальне, Таис вышла лишь к вечеру и приказала

Эрис принести киуры из запасов, которые они сделали с незабвенной

Эгесихорой еще в Спарте.

Эрис протянула руку и слегка коснулась горячими пальцами запястья

афинянки.

- Не трави себя, госпожа, - сказала черная жрица.

- Что ты знаешь об этом? - грустно и убежденно ответила гетера. -

Когда бывает так, то Гея неумолима. А я не имею права позволить себе иметь

дитя от будущего владыки Ойкумены.

- Почему, госпожа?

- Кто я, чтобы родившийся от меня сын стал наследником великой

империи? Кроме плена и ранней смерти, он ничего не получит от судьбы,

игравшей всеми, кто таит думы о будущем, все равно - темные или светлые.

- А девочка?

- Нельзя, чтобы божественная кровь Александра испытала жестокую

судьбу женщины!

- Но дочь должна быть прекрасной, как сама Афродита!

- Тем хуже для нее.

- Не опасайся, госпожа, - меняя тон, твердо сказала Эрис, - у тебя

ничего не будет. И не пей киуры.

- Как ты можешь знать?

- Могу и знаю. Все мы посвящены в древнее знание Кибелы о тайне

влияния луны на человека. От нее зависит все в женском тело. У тебя ничего

не будет - ты встретилась с царем как раз в такое время, когда все

позволено.

- Почему же мы, обучаемые всей мудрости женского искусства, не знаем

этого? - изумленная Таис даже привскочила.

- Потому что знание это тайное. Нельзя освободить женщину от власти

Геи-Кибелы, иначе прекратится род человеческий.

- Может быть, ты откроешь мне эту тайну?

- Тебе можно. Ты служишь другой богине, но цели ее те же, что у

Великой Матери. Однако, пока я с тобой, я всегда скажу тебе, какие дни

будут без последствий.

- Пока ты со мною. Но когда тебя не будет...

- Я буду с тобой до смерти, госпожа. Умирая, расскажу тебе все...

- Кто это собирается умирать? - прозвенел веселый голос.

Таис, взвизгнув от радости, бросилась навстречу Гесионе. Женщины

обнялись и долго не отнимали рук. Каждая ждала этой встречи, после того

как разошлись в противоположные стороны пути всадницы Таис и морехода

Гесионы.

Афинянка потащила подругу на солнечный свет веранды.

"Рожденная змеей", как некогда прозвала ее ревнивая Клонария, очень

похудела, лицо и руки ее обветрились, она остригла волосы, как наказанная

за неверность жена или беглая рабыня.

- На кого ты стала похожа! - воскликнула Таис. - Неарх возьмет

другую, здесь, в Вавилоне, полно обольстительниц.

- Не возьмет, - с такой уверенностью и спокойствием ответила фиванка,

что гетера почувствовала: действительно не возьмет.

- Надолго? - спросила Таис, ласково гладя загрубевшую руку подруги.

- Надолго! Неарх после победы у Гавгамелы устроит здесь верфь и

стоянку кораблей. Будет плавать к Арабии, но ненадолго и без меня. Как

хорошо, звезда моя! Победа, окончательная!

- Не все так. Не все еще кончено с Персией. А потом, насколько я

понимаю Александра, предстоит еще долгий поход до края Ойкумены. Мы-то с

тобой не пойдем туда, останемся где-нибудь здесь...

- Мне Вавилон не нравится! Обветшалый город былой славы... А мне еще

не нашли здесь жилья!

- С Неархом?

- Неарх будет жить около кораблей, приезжая сюда.

- Тогда поселись у меня. Места достаточно.

- Таис, филэ, лучшее, о чем я могла думать, - найти тебя и жить с

тобой!.. У меня пока нет и городской служанки.

- Найдется. У меня они тоже не вавилонские, а издалека.

- Очень интересна эта, черная. Как ее зовут?

- Эрис.

- Жуткое имя: богиня раздора из темного мира.

- У них у всех такие имена. Она ведь бывшая жрица, как и ты, только

павшая, а не плененная. Служила куда более грозной Матери Богов. Я

расскажу тебе о ней потом, сначала мне надо узнать о вашем плавании.

- Хорошо. Знаешь, у Эрис странные глаза.

- А, ты заметила!

- Мне показалось, что в ней вся женская глубина, темная, как в

мифической древности, и в то же время жадная к новому и прекрасному.

- Но довольно о рабыне, рассказывай о себе.

Повествование Гесионы не затянулось. Все было куда проще, чем у Таис.

Вначале она сопутствовала Неарху до верхнего течения Евфрата, где были

спешно устроены заготовки леса для кораблей. Затем они объехали несколько

городов Сирии, где можно было найти запасы сухого, выдержанного дерева.

Бесчисленные обозы свозили дерево к "царской дороге", а потом по реке его

сплавляли до нижней переправы через Евфрат. Там Неарх устроил верфи для

боевых судов.

- Подумать только! Я проплывала мимо них ночью, - воскликнула Таис, -

и не подумала о тебе!

- А меня и не было там. После вести о великой победе Неарх поплыл

вниз, и мы с ним побывали у самого слияния обеих рек, там, где болота

занимают громадное пространство. Туда, наверное, придется ехать еще раз, а

это очень плохое место...

- Кто же направил тебя сюда, в Лугальгиру?

- Твой герой - тессалиец Леонтиск. Как он влюблен в тебя, милая Таис!

- Знаю и не могу ответить ему тем же. Но он согласен на все, лишь бы

быть около меня.

- На эти условия согласятся еще тысячи мужчин. Ты все хорошеешь и,

пожалуй, никогда еще не была столь красива.

К великому удивлению Гесионы, Таис разрыдалась.


В большом тронном зале Южного дворца из темно-синих глазурованных

кирпичей с орнаментом в виде желтых столбиков Александр

председательствовал на совете военачальников. Только что прибывший

Птолемей, едва успев смыть пот и пыль знойной дороги, доложил о

сокровищах, захваченных в сдавшейся без боя Сузе. Помимо серебра, золота,

драгоценного вооружения, в Сузе хранились статуи, вывезенные Ксерксом из

разграбленной им Эллады, и особенно афинская бронзовая группа тираноубийц

Гармодия и Аристогейтона. Александр велел немедленно отправить скульптуру

в Афины. Эта пара мощных воинов, делающих совместный шаг вперед, подняв

мечи, на тысячелетия вперед будет вдохновлять скульпторов, как символ

боевого братства и вдохновенной целеустремленности.

Птолемей оставил сокровища на месте под охраной всего своего отряда,

слишком малочисленного, чтобы сражаться в открытой степи, но достаточного,

чтобы защитить добычу в укрепленном городе. Пятьдесят тысяч талантов

лежало в Сузе - столько серебра рудники на родине Александра могли добыть

разве за полвека. Но, по сведениям персов, главная газафилакия - казна

персидской державы - собрана в области Парсы, в столице царей Ахеменидов,

названной греческими географами Персеполисом. Больших скоплений войск в

Парсе нет, Дарий пока находится на севере.

Александр действовал, как всегда, молниеносно. В семидневный срок он

приказал собраться лучшим отрядам конницы, а пехоте через три дня

выступать на Сузу. Обозы с продовольствием отправить немедленно. Главные

силы и весь обоз под командой Пармения должны были идти следом, не спеша.

По уверению вавилонян, жара спадет через несколько дней. В долинах Сузы и

Парсы прохладная зима - лучшее время походов. Корма для коней и воды везде

вдоволь. Александр настрого приказал оставить в Вавилоне всю многотысячную

массу сопровождающих армию артистов, художников, женщин, слуг и торговцев.

Никто не смел следовать за передовым отрядом. Только после выхода в путь

главных сил и обозов Пармения неизбежные спутники войска получали право

двигаться на Сузу и Персеполис.

После совещания Александр отправился в храм Мардука, где жрецы

древних богов Вавилона устроили в его честь священное действо. Великий

победитель сидел на почетном троне рядом с верховным жрецом, не старым еще

человеком с длинной и узкой, тщательно ухоженной бородой.

Процессия жриц в красных одеяниях, настолько легких, что малейшее

дуновение взвивало их наподобие вспышек прозрачного огня, несла на головах

золотые сосуды, из которых струились столбики ароматных голубых дымков.

Александр выглядел усталым и мрачным. Верховный жрец поманил молодого

служителя храма, хорошо говорившего на койне, чтобы переводить.

- Победитель царей, обрати благосклонный взор на ту, что идет

впереди, неся серебряное зеркало. Это дочь знатнейшего рода, более

благородного, чем Ахемениды. Она изображает Шаран - приближенную богини

Иштар.

Александр еще раньше заметил высокую девушку с удивительно белой

кожей и змеистыми тонкими черными косами почти до пят. Он кивнул жрецу,

отвлекаясь от дум и тот улыбнулся вкрадчиво и многозначительно.

- Скажи слово желания, о победитель и владыка! Она этой же ночью

будет в час летучей мыши ожидать тебя на роскошном ложе славы Иштар в

верхних комнатах храма. Тебя приведут... - жрец умолк, увидев

отрицательный жест Александра.

- Неужели любовь благородной служительницы Иштар не привлекает тебя?

- помолчав, сказал жрец, явно обманувшийся в своих чаяниях.

- Не привлекает! - ответил македонец.

- Прости, о владыка, если осмелюсь спросить запретное по неведению

твоих божественных путей... - жрец умолк в нерешительности, и переводчик

остановился, будто споткнувшись.

- Продолжай, я не наказываю за неудачные слова, - сказал Александр, -

мы с тобой из разных народов, тем важнее понять друг друга.

- Говорят, единственная женщина, которую ты здесь избрал, это

афинская блудница. Неужели ничего не значит для тебя знатность,

целомудрие, освященное божеством?

- Та, о ком говоришь ты, не блудница в вашем понимании, то есть не

доступная любому за определенную плату женщина. В Элладе все свободные

женщины разделяются на жен, хозяек дома и матерей и, с другой стороны, на

гетер - подруг. Гетеры знают много разных искусств: танца, умения одеться,

развлечь разговором, стихами, могут руководить пирушкой-симпосионом.

Гетеры окружены художниками и поэтами, черпающими вдохновение в их

красоте. Иначе говоря, гетеры дают мужу возможность приобщиться к красоте

жизни, стряхнуть с себя однообразие обычных дел.

- Но ведь они берут деньги и отдаются!

- И немалые деньги! Искусство и долгое обучение стоят много,

врожденный талант - еще больше, и мы это хорошо понимаем. А в выборе

мужчин гетера свободна. Может отдать себя за большую цену, может отказать,

может не взять никакой цены. Во всяком случае, Таис нельзя заполучить на

ложе так, как ты предлагаешь свою "целомудренную" Шаран.

Жрец быстро опустил глаза, чтобы не выдать вспышки гнева.

Разговор прервался, и Александр до конца действа-церемонии оставался

таким же мрачным и безразличным, как и вначале.

Всю неделю Таис убеждала Птолемея взять ее в поход. Птолемей пугал

гетеру невероятными опасностями пути через неведомые горы, населенные

дикими племенами, трудностью непрерывного марша с излюбленной Александром

быстротой. Все эти тяготы ни к чему: ведь она сможет поехать с удобствами

в обозах Пармения. Таис считала, что хоть одна женщина-афинянка должна

присутствовать при захвате священной и недоступной до сих пор столицы

персов, тех самых, кто безнаказанно разорил Элладу и продал в рабство

десятки тысяч ее дочерей. Мужи, они сами по себе и за себя, а из жен лишь

она одна способна совершить этот поход, закалившись в пути и обладая

великолепным конем.

- Для чего тогда ты подарил мне такого замечательного иноходца? -

лукаво и задорно спрашивала она Птолемея.

- Не о том я мечтал! - сердился Птолемей. - Все получилось не так, не

предвидится конца походу!

- Разве Александр не будет зимовать в теплой Парсе?

- Так ведь "зима" здесь всего два месяца! - ворчал Птолемей.

- Ты стал совсем несговорчивым. Скажи лучше, что боишься гнева

Александра!

- Приятного мало, когда он приходит в ярость...

Таис задумалась и вдруг оживилась.

- Я поеду с тессалийской конницей. Там есть друзья, и они укроют меня

от глаз Александра. А Леонтиск, их начальник, только воин, не полководец,

и не боится ничего и никого! Решено: ты ничего не знаешь, а встречу с

Александром в Персеполисе я беру на себя!..

Птолемей в конце концов согласился. Гораздо труднее было уговорить

Эрис остаться без нее в Вавилоне. Помогла Гесиона. Две бывшие жрицы,

должно быть, нашли что-то общее друг в друге. С помощью фиванки мрачное

упорство Эрис было преодолено. Гесиона обещала приехать к подруге, если

она останется в Персеполисе, и привезти с собой обеих рабынь и Салмаах. На

сборы оставались считанные дни, надо было предусмотреть многое. Она ничего

бы не сумела, если б не Леонтиск и ее старый приятель лохагос, ныне

вступивший в строй во главе своей сотни, именно той, с которой предстояло

ехать Таис.

Прежде ускоренный поход такой дальности, наверное, устрашил бы ее. Но

сейчас, проехав на своем иноходце еще большее расстояние, Таис ни на

минуту не колебалась и ни о чем не тревожилась. И вот поздним осенним

утром она поцеловалась с Гесионой, обняла безмолвную Эрис, и Боанергос,

высоко расстилая по ветру черный хвост, понесся по пустынным улицам

Вавилона - за воротами Ураша по дороге в Ниппур Таис должна была

присоединиться к отряду тессалийцев...


^ 11. РОК ПЕРСЕПОЛИСА


Суза, построенная на холмах, с центральной высокой частью наподобие

афинского Акрополя, напомнила Таис о родине. Хотя бы один день подышать

благословенным воздухом Эллады, взойти на мраморные лестницы храмов,

укрыться от солнца в афинских галереях-стоях, продуваемых чистым дыханием

моря! Еще больше напоминали о прошлом празднество и бег с факелами,

разрешенные Александром, несмотря на его нетерпение двигаться дальше на

юг, к Персеполису, где находилась главная казна персидской державы.

Александру необходимо было прийти к Персеполису раньше, чем Дарий успел бы

собрать и подвести туда войска. И полководец показывал пример неутомимости

и в седле, и в пешем походе, изредка покидая коня, чтобы пройти один-два

парасанга рядом с пехотинцами.

Когда слева, на востоке, показались покрытые снегом горные пики, а

долины стали более крутыми и изрезанными, македонцы столкнулись с яростным

сопротивлением персидских войск. На перевале, с обеих сторон стесненном

крутыми склонами, называемом Воротами Парсы, войско Александра задержала

наскоро возведенная каменная стена. Атаки македонцев персы отразили одну

за другой. Александр остановился. Верхняя короткая дорога оказалась

непроходимой.

Великий полководец отправил Филотаса и Кеноса с частью войска по

нижней дороге, чтобы захватить переправу и навести мосты через реку Аракс

- последнее крупное препятствие на походе к Персеполису. А сам при

дружеском содействии местных горных племен, которых он не тронул и даже

простил им первое нападение на македонцев, прошел горными тропами с

гетайрами, тессалийской конницей, агрианегорцами и критскими лучниками в

тыл отряду, оборонявшему Ворота Парсы. Атакованные с двух сторон персы

разбежались. Путь к реке лежал открытым.

Таис вместе с двумя сотнями тессалийских конников попала в отряд

Филотаса, подвергшийся нападению невесть откуда взявшейся азиатской конной

орды. Македонцы сначала даже не поняли, с кем имеют дело.

В предрассветном сумраке Таис въехала на бугор в сопровождении

лохагоса и второго сотника. Они остановились, увидев расстелившуюся

впереди равнину. Вдруг обоих сотников точно сдуло ветром. Они поскакали

вниз, призывая боевыми воплями свой отряд от подножия холма. Не сразу

заметила афинянка орду полуголых всадников, бешено мчавшихся по серой,

сумеречной равнине. Лошади расстилались среди зыблющейся травы, мчась бок

о бок плотной лавиной. Их серые контуры казались волнами на реке,

поднявшейся в половодье, среди клонящейся под ветром высокой сухой травы.

Страх закрался в мужественное сердце гетеры. Призрачная орда, молча

несущаяся навстречу македонцам, как будто выходцы из подземных далей Аида,

воскрешенные колдовством здешних жрецов-магов!

Навстречу грозному потоку ринулись конники Александра. Дикий вой

поднялся к небесам и отрезвил Таис. И как бы в ответ на крики из-за гор

брызнули лучи рассвета, озаряя вполне реальное побоище. Тессалийцы

бросились слева, отрезая орду от гор, справа ударили агриане, а в середину

устремилась пехота с гигантскими - в четырнадцать локтей длины -

копьями-сариссами. Бой окончился, как все схватки конных сил, очень

быстро. С криками злобы и ужаса нападавшие, вернее, те, кто уцелел,

повернули обратно. Македонцам досталось много превосходных, хотя и плохо

объезженных, низийских лошадей.

Больше до самого Аракса никто не встретился на пути отряда. Мосты

наводились с исключительным рвением. Все знали, что Александр не замедлит

явиться, как только покончит с персидским отрядом на перевале.

Задержка оказалась продолжительней, чем ожидали Филотас и Кенос.

Мосты были готовы, а войско с Александром не подходило. Как выяснилось,

битва на горной дороге превратилась в массовое избиение. Гонимые

беспощадными врагами, персы низвергались с крутых обрывов в загроможденные

камнями русла речек. Некоторые сами бросались со скал, предпочитая вольную

смерть - рабству или мучительной гибели от мечей и копий.

Александр не ожидал столь упорного сопротивления персов и был в

ярости. Однако, увидев, что все приготовлено к переправе, у мостов горят

факелы, а передовой отряд стоит на том берегу, ожидая приказаний,

Александр смягчился. Он велел гетайрам, тессалийцам и агрианам немедленно

переправляться на другой берег. А сам выехал на верном Букефале (он не

сражался на нем в горном проходе, а брал более легкую, привыкшую к крутым

горам лошадь) на высокий берег Аракса, чтобы проследить за переправой и

построением отрядов. Внимание Александра привлек закутанный в плащ всадник

маленького роста на длиннохвостом и долгогривом коне: он так же, как и

царь, следил за переходившими мосты воинами, одинокий и неподвижный.

Александр по всегдашнему своему любопытству подъехал к всаднику, властно

спросил:

- Кто ты?

Всадник откинул плащ, открыв закрученные вокруг головы черные косы, -

это была женщина. Александр с удивлением стал всматриваться в ее плохо

различимое в темноте лицо, стараясь угадать, что это за женщина могла

очутиться здесь, в пяти тысячах стадий от Вавилона и трех тысячах от Сузы?

- Ты не узнал меня, царь?

- Таис! - вне себя от удивления воскликнул Александр. - Как! Я же

приказал всем женщинам остаться в Вавилоне!

- Всем женщинам, но не мне, я твоя гостья, царь! Ты забыл, что трижды

приглашал меня: в Афинах, в Египте и Тире?

Александр промолчал. Поняв его, афинянка добавила:

- Не думай обо мне плохо. Я не желаю пользоваться нашей встречей на

Евфрате и не бегу за тобой, чтобы вымолить какую-нибудь милость.

- Тогда зачем же ты пустилась в столь трудный и опасный путь?

- Прости, царь! Мне хотелось, чтобы хоть одна эллинская женщина вошла

в сердце Персии наравне с победоносными воинами, а не влачась в обозах

среди добычи, запасов и рабов. У меня великолепный конь, ты знаешь, я

хорошо езжу. Прими меня: я здесь только с этой целью!

Не видя лица Александра, Таис ощутила перемену его настроения. Ей

показалось, что царь улыбается.

- Что же, гостья, - совсем иным тоном сказал он, - поедем, пора!

Букефал и Боанергос спустились с откоса. До рассвета Таис ехала около

Александра, пустившего Букефала широкой рысью, пренебрегая усталостью

своих воинов, считавших, что божественный полководец не поддается

человеческой слабости.

Горы понижались от реки и на юго-востоке переходили в широкую

равнину. Легендарная Парса ложилась под копыта македонской конницы.

Леофорос - так звали эллины удобную дорогу, приспособленную для тяжелых

повозок, - вел к заветному Персеполису, самой большой газафилакии,

сокровищнице Персии, священному месту коронаций и тронных приемов

Ахеменидской династии.

На рассвете в нескольких часах пути от Персеполиса македонцы увидели

на дороге огромную толпу. Пожилые люди с зелеными ветками - в знак мира и

преклонения - шли им навстречу. Это были эллины, захваченные в плен или

уведенные обманом для работы в столице Персии. Искусные ремесленники и

художники, они все без исключения были жестоко и намеренно искалечены: у

кого отрублены ступни, у других кисти левых рук, у третьих обрезаны носы

или уши. Калечили людей с расчетом, чтобы они могли выполнять работу по

своему умению, но не могли бежать на родину в столь жалком или устрашающем

виде.

У Александра навернулись слезы негодования. А когда калеки, упав

перед его конем, стали просить о помощи, Александр спешился. Подозвав к

себе нескольких безносых предводителей толпы, он сказал, что поможет им

возвратиться домой. Вожаки посоветовались и, вновь подойдя к терпеливо

ожидавшему их Александру, стали просить о позволении не возвращаться на

родину, где они будут предметом насмешек и жалости, а поселиться всем

вместе по их выбору. Александр одобрил их решение, велел им идти навстречу

главным обозам Пармения и далее в Сузу, где каждому выдадут по три тысячи

драхм, по пяти одежд, по две запряжки волов, по пятьдесят овец и пятьдесят

мер пшеницы. Со счастливыми криками, славя царя, калеки двинулись дальше.

Александр понесся к самому ненавистному городу Азии, как он назвал

Персеполис.

К Александру и Таис, которая ехала чуть приотстав, потрясенная

увиденным, подъехал взволнованный Птолемей.

- Как они могли разрушить прекрасные Афины - храмы, стои, фонтаны!

Зачем? - спросила в свою очередь Таис.

Александр искоса глянул на Птолемея.

- Что тут ответит мой лучший наблюдатель стран и государств?

- Очень просто, великий царь!

Непривычное титулование не ускользнуло от гетеры.

- Очень просто, - повторил Птолемей, - прекрасное служит опорой души

народа. Сломив его, разбив, разметав, мы ломаем устои, заставляющие людей

биться и отдавать за родину жизни. На изгаженном, вытоптанном месте не

вырастет любви к своему народу, своему прошлому, воинского мужества и

гражданской доблести. Забыв о своем славном прошлом, народ обращается в

толпу оборванцев, жаждущих лишь набить брюхо и выпить вина!

- Отлично, друг! - воскликнул Александр. - Ты разве не согласна? -

обратился он к гетере.

- Птолемей прав, как обычно, но не во всем. Ксеркс прошел с

разрушениями и пожарами через всю Аттику и сжег Акрополь. На следующий год

его сатрап Мардоний пришел в Афины и сжег то, что уцелело от Ксеркса.

Птолемей прав - Мардоний жег и разрушал прежде всего храмы, стои и галереи

скульптур и картин. Но мои соотечественники не стали ничего

восстанавливать: обрушенные стены, почерневшие колонны, разбитые статуи,

даже головешки пожарищ оставались до той поры, пока персы не были изгнаны

из Эллады. Черные раны на нашей прекрасной земле укрепляли их ненависть и

ярость в боях с азиатскими завоевателями. И в битве при Платее они

сокрушили их - через долгих тридцать лет! И вот появились Перикл, Аспазия,

Фидий, и был создан Парфенон!

- Ты хочешь сказать, что не только само прекрасное, но и лицезренье

его поруганья укрепляет душу в народе? - спросил Александр.

- Именно так, царь, - ответила Таис. - Но только в том случае, если

народ, сотворивший красоту своей земли, накопивший прекрасное, понимает,

чего он лишился!

Александр погрузился в молчание.

Лошади, будто предчувствуя близкий конец пути, приободрились и резво

побежали по дороге, спускавшейся в густой лес. Толщина древних дубов

указывала, что лес исстари был заповедным, защищая равнину Персеполиса от

северных ветров. Дальше пошли возделанные ноля, заботливо орошенные

горными ручьями. Мирные земледельцы, скорее всего, рабы царских хозяйств,

вспахивали землю на могучих черных быках огромного размера, апатичных и

медлительных, с рогами, загнутыми внутрь. Македонцы уже познакомились с

этими животными, их необыкновенно жирным молоком и вкусным мясом. Далеко

впереди на плоской равнине как бы плавали над землей белые дворцы

Персеполиса. Даже с большого расстояния нестерпимо сверкали на солнце их

крыши из чистого серебра.

Пехотинцы и лучники перешли на бег, из последних сил стараясь не

отстать от конницы. Войско развернулось широким фронтом. Разбившись на

маленькие отряды, македонцы пробирались среди садов, оросительных канав и

бедных домов городской окраины. Жители с ужасом и криками прятались где

попало, ворота запирались или оставались распахнутыми. Александр знал, что

его план внезапного захвата Персеполиса удался. Никто не подозревал о

спешном подходе крупных македонских сил. Поэтому он не построил плана

сражения и боевого порядка, предоставив инициативу начальникам отрядов и

даже сотникам. Сам он с наиболее выносливыми гетайрами и тессалийцами

поскакал к сокровищнице, прежде чем ее хранители могли что-либо

предпринять для сокрытия серебра, золота, драгоценных камней, пурпурной

краски и благовоний.

Пока в вишневых и персиковых садах пехотинцы вступали в бой с наскоро

сбежавшимися воинами слабой персидской охраны города, покрытые грязью от

пота и пыли всадники ринулись к стоявшим на высоких платформах дворцам.

Легкие, белые, покрытые тонкими бороздками колонны по сорок локтей

высоты стояли целым лесом, скрывая таинственное обиталище персидских

владык. В северном углу дворцовой платформы лестница, ведшая в ворота.

Ксеркса, защищалась лучниками и отрядом избранной царской охраны

"Бессмертных" в сверкающей позолотой броне. Большая часть этих храбрых

воинов погибла при Гавгамеле, часть ушла с Дарием на север. Оставшиеся в

Персеполисе смогли оказать лишь короткое сопротивление бешеному напору

отборнейшей македонской конницы. Не успели опомниться дворцовые служители,

как копыта коней затопали, проскочив незапертые ворота Ксеркса с их

огромными изваяниями крылатых быков. Яростные кони влетели на огромную

северную лестницу, ведшую с плит платформы через портик из 12 круглых

колонн в ападану - Залу Приемов, квадратное помещение в 200 локтей по

каждой стене, высокая крыша которого была подперта массивными квадратными

колоннами, стоявшими правильными рядами по всей зале, как и во всех других

гигантских залах персепольских дворцов.

Спешившись, Александр остался в прохладной ападане, в то время как

Птолемей, Гефестион, Филотас разбежались во главе своих воинов по залам в

поисках сокровищницы, разгоняя во все стороны перепуганных мужчин и женщин

дворцовой прислуги. Они достигли отдельно стоявшей в восточной части

дворца сокровищницы через тройной пилон и южный фасад, обращенный к

равнине. Там, в залах "Ста колонн", "Девяноста девяти колонн" и запутанных

коридорах восточного угла дворцовой платформы, размещалась знаменитая

газафилакия. Последний короткий бой македонцы выдержали в узком проходе

между сокровищницей и южным дворцом. Герой сражения в Персидских Воротах

Кратер в это время успел захватить помещения для стражи, расположенные

рядом с сокровищницей за Тронным Стаколонным залом. Через несколько минут

царские казначеи в ападане на коленях протягивали Александру хитроумные

ключи, с помощью которых отпирались двери комнат с казной. Опечатанные, с

надежной охраной, они перешли во владение великого полководца.

Вымотанные до предела, македонцы повалились отдыхать тут же, в залах

дворцов, поручив лошадей дворцовой прислуге. Воины не имели сил даже для

грабежа. Александр не хотел трогать местных жителей, по примеру Сузы, хотя

Персеполис не сдался и не выслал заранее парламентеров. Оправданием

служило внезапное появление македонцев, ворвавшихся в город, когда решать

что-либо было уже поздно.

Леонтиск и Кратер объехали площади и главные улицы, расставляя стражу

- предосторожность неизлишняя, так как в городе могли затаиться немалые

отряды вражеских воинов. Везде, на улицах и в садах, в тени деревьев и у

стен, лежали спящие македонцы, кто как мог - на коврах, одеялах и

циновках, отобранных у жителей.

В это сонное царство Таис, дожидавшаяся в загородном саду с небольшой

охраной, вступила уже под вечер. По условию она подъехала к западной

лестнице, где служители дворца усердно смывали кровь, обильно

растекавшуюся по белым ступеням. Трупы погибших защитников дворца были уже

убраны, но резкий запах крови еще стоял в предзакатном безветрии.

Эту ночь Таис провела в богатом доме бежавшего царедворца, где рабы и

рабыни со страхом старались исполнить любые желания чужеземки, усталой,

черной от солнца и пыли, казавшейся им грозной, несмотря на красоту и

небольшой рост. Видно, страху им прибавили выразительные жесты Леонтиска и

Птолемея, которые, водворив сюда Таис, тут же исчезли. А может, еще больше

они боялись соседства отряда конников, который расположился на отдых в

саду, а своих лошадей устроил не только в опустелых конюшнях, но и в доме.

Простившись с македонскими военачальниками, Таис почувствовала себя

одинокой перед целой толпой слуг, брошенных хозяевами на произвол судьбы,

но добросовестно сохранявших их имущество. Первым делом она потребовала

ванну. А когда ей знаками показали, что ванна готова и можно идти, она

прошла в большое круглое помещение, заткнув кинжал за пояс коротенького

хитониска. Там ее встретила старая рабыня, гречанка из Ионии, заговорившая

на понятном Таис диалекте. Взволнованная встречей с первой за долгие годы

свободной эллинской женщиной, примчавшейся в сердце Персии вместе с

непобедимым войском страшных завоевателей, она по-матерински взялась

опекать Таис. После ванны старая гречанка старательно растерла все тело

гетеры, а загрубевшие, покрытые ссадинами колени смазала каким-то

коричневым, резко пахнущим составом. Она объяснила, что это драгоценное

лекарство дороже серебра. Его собирают в пустынных горах за Персеполисом,

где оно встречается натеками на голых скалах.

- Может быть, это горючее зеленое масло? - спросила Таис.

- Нет, госпожа. Горючего масла сколько угодно на востоке и севере, на

берегах Гирканского моря. А это редкостный дар Геи, имеющий силу

излечивать все, особенно раны. Увидишь, что завтра все твои царапины

исцелятся.

- Благодарю тебя! Приготовь на завтра этот состав для лечения ран

моих друзей, - сказала Таис. В схватке у ворот получили легкие раны

Птолемей и старый лохагос.

Рабыня согласно закивала, заворачивая Таис в редкую ткань, чтобы не

остудить после растирания, и кликнула двух служанок, которые стали

расчесывать гребнями слоновой кости блестящие после мытья черные волосы

афинянки. А Таис уже ничего не чувствовала. Она крепко спала, запрокинув

голову и чуть приоткрыв небольшой рот с детской верхней губой.

Старая рабыня, едва чесальщицы кончили свое дело, укрыла эллинку с

нежностью, как собственную дочь.

На следующий день Александр, чистый и свежий, как юный бог Эллады, в

золотой броне, принял кшаттру, или, по-гречески, сатрапа, Парсы и его

приближенных вельмож в тронном зале дворца, который совсем недавно занимал

несчастный "царь царей". Персы принесли списки находившегося в городе

ценного имущества и благодарили за то, что великий завоеватель не позволил

разграбить Персеполис. Александр загадочно улыбался, переглядываясь со

своими военачальниками. Они знали, что удержать воинов от грабежа

легендарной столицы смогла только неимоверная усталость, сморившая их у

самой цели. Навести порядок теперь, когда миновал боевой азарт, было

легко, и Александр на самом деле отдал приказ ничего не трогать в городе.

Македонцы как бы надломились в этом последнем рывке и апатично

взирали на неслыханную роскошь дворцов и богатство жилых домов жрецов и

царедворцев. Старые ветераны, утомленные чередой походов и ужасающих

сражений, плакали от счастья, лицезрея своего божественного вождя на троне

персидских владык. Война закончена, цель похода достигнута! Жаль погибших

товарищей, которые не дожили до такой славы.

Александр считал, что, овладев Азией, он может идти на восток до края

мира, но свои планы пока держал в тайне даже от самых близких друзей.

Предстоял неизбежный поход в погоню за Дарием, ибо, пока царь персов не

был уничтожен, Александр, несмотря на всю покорность народа, не мог занять

место владыки. Всегда оставалась опасность внезапного удара, если Дарию

удастся собрать достаточно войска. Как только весна придет в северные

горы, настанет время двинуться в погоню и заодно перенести резиденцию в

Экбатану.

Экбатана, расположенная в пяти тысячах стадий на север от Персеполиса

и выше его в горах, была прохладной летней столицей Ахеменидов и в то же

время укрепленным городом, совсем не похожим на надменно открытый во все

стороны Персеполис. Александр решил перенести туда сокровища трех

газафилакий - Сузы, Персеполиса и Вавилона. Туда же он приказал повернуть

и гигантский обоз Пармения, ибо вознамерился сделать Экбатану и Вавилон

своими двумя столицами, а первую еще и лагерем для подготовки похода на

восток.

Неожиданно явилась Эрис, опередившая даже вспомогательные отряды

пехотинцев. Она привезла Таис письмо от Гесионы, которая вместо

Персеполиса поехала в Экбатану с Неархом, решившим дожидаться там

Александра и отдохнуть от великих трудов подготовки флота. Неарх пообещал

найти дом и для Таис. Птолемей настойчиво советовал афинянке обосноваться

в Экбатане на все время похода на восток. Гетера не спешила, еще не

оправившись как следует от убийственной скачки к Персеполису.

Черная жрица приехала, на Салмаах и теперь сопровождала Таис в ее

прогулках по городу вместе с двумя старыми друзьями - Ликофоном и

лохагосом, вновь назначенными для охраны прекрасной афинянки. За-Ашт,

неохотно расставшаяся с молодым тессалийцем, была увезена Гесионой в

Экбатану для устройства жилья Таис.

И афинянка подолгу бродила с ними по огромным залам дворцов,

лестницам и порталам, удивляясь тому, как мало истерты ступени, сточены

острые ребра дверных и оконных проемов квадратных колонн. Дворцы

Персеполиса, огромные залы приемов и тронных собраний посещались малым

числом людей и выглядели совсем новыми, хотя самые ранние дворцовые

постройки возведены были почти два века назад. Здесь, у подножия гор

Милости, владыки Персии построили особенный город. Не для служения богам,

не для славы своей страны, но единственно для возвеличения самих себя.

Гигантские крылатые быки с человеческими лицами, с круглыми,

выпирающими, как у детей, щеками считались портретами пышущих здоровьем и

силой царей. Великолепные барельефы львов, поставленные у основания

северной лестницы, прославляли мужество царей-охотников. Кроме крылатых

богов и львов, барельефы изображали только вереницы идущих мелкими шажками

воинов в длинных неудобных одеждах; пленников, данников, иногда с

колесницами и верблюдами, однообразной чередой тянувшихся на поклонение

восседавшему на троне "царю царей". Таис пробовала пересчитать фигуры с

одной стороны лестницы, дошла до ста пятидесяти и бросила. В гигантских

дворцовых помещениях поражал переизбыток колонн: по пятьдесят, девяносто и

сто в тронных залах - подобие леса, в котором люди блуждали, теряя

направление. Было ли это сделано нарочно или от неумения иным способом

подпереть крышу, Таис не знала. Ей, дочери Эллады, привыкшей к обилию

света, простору храмов и общественных зданий Афин, казалось, что залы для

приемов выглядели бы куда величественнее, не будь они так загромождены

колоннадой. Тяжелые каменные столбы в храмах Египта служили иной цели,

создавая атмосферу тайны, полумрака и отрешенности от мира, чего нельзя

было сказать про белые, в сорок локтей высоты, дворцы Персеполиса. И еще

одно открытие сделала Таис: ни одного изображения женщины не нашлось среди

великого множества изваяний. Нарочитое отсутствие целой половины людского

рода показалось афинянке вызывающим. Подобно всем странам, где Таис

встречалась с угнетением женщин, государство персов должно было впасть в

невежество и наплодить трусов. Гетере стали более понятны удивительные

победы небольшой армии Александра. Гнев богинь - держательниц судеб,

плодородия, радости и здоровья неотвратимо должен был обрушиться на

подобную страну. И метавшийся где-то на севере царь персов и его высшие

вельможи теперь испили полную чашу кары за чрезмерное возвеличение мужей!

Персеполис не был городом в том смысле, какой вкладывали в это слово

эллины, македонцы, финикийцы. Не был он и местонахождением святилищ,

подобных Дельфам, Эфесу или Гиераполю.

Персеполис создавался как место, где владыки Ахеменидской державы

вершили государственные дела и принимали почести. Оттого вокруг платформ

белых дворцов стояли лишь дома царедворцев и помещения для приезжих,

опоясанные с южной стороны широким полукольцом хижин ремесленников,

садовников и прочей рабской прислуги, а с севера - конюшнями и фруктовыми

садами. Странный город, великолепный и беззащитный, надменный и

ослепительный, вначале покинутый персидской знатью и богачами, быстро

заполнялся народом. Любопытные, искатели счастья, остатки наемных войск,

посланники дальних стран юга и востока съезжались невесть откуда, желая

лицезреть великого и божественного победителя, молодого, прекрасного, как

эллинский бог, Александра.

Царь македонцев не препятствовал сборищу. Главные силы его армии тоже

собрались здесь, готовясь к празднику, обещанному Александром перед

выступлением на север.

Таис почти не видела Птолемея и Леонтиска. Занятые с рассвета до

поздней ночи, помощники Александра не имели времени для отдыха или

развлечений. Время от времени в дом Таис являлись посланные с каким-нибудь

подарком - редкой ювелирной вещицей, резным ящиком из слоновой кости,

жемчужными бусами или стефане (диадемой). Однажды Птолемей прислал

печальную рабыню из Эдома, искусную в приготовлении хлеба, а с ней целый

мешок золота. Таис приняла рабыню, а золото отдала лохагосу для раздачи

тессалийским конникам. Птолемей рассердился и не подавал о себе вестей до

тех пор, пока не приехал со специальным поручением от Александра. Царь

пригласил афинянку по срочному делу. Он принял ее и Птолемея на южной

террасе, окруженной сплошной бело-розовой чашей цветущего миндаля. Таис не

видела Александра после переправы через Араке и нашла, что он изменился.

Исчез неестественный блеск глаз, они стали, как обычно, глубокими и

пристально глядящими вдаль. Исхудавшее от сверхчеловеческого напряжения

лицо вновь обрело цветущий румянец и гладкость молодой кожи, а движения

стали чуть ленивыми, как у сытого льва. Александр весело приветствовал

гетеру, усадил рядом, велел принести лакомств, приготовленных местными

мастерами из орехов, фиников, меда и буйволиного масла. Афинянка положила

пальцы на широкую кисть царя и вопрошающе улыбнулась. Александр молчал.

- Погибаю от любопытства! - вдруг воскликнула гетера. - Зачем я

понадобилась тебе! Скажи, не томи!

Царь сбросил маску серьезности. В эту минуту Александр напомнил

Птолемею давнюю пору, когда они были товарищами по детским проказам.

- Ты знаешь мою мечту о царице амазонок. Сама же ты постаралась убить

ее в Египте!

- Я ничего не убивала! - вознегодовала Таис. - Я же хотела сказать

правду.

- Знаю! Иногда хочется видеть осуществленной мечту, пусть в сказке,

песне, театральном действе...

- Начинаю понимать, - медленно сказала Таис.

- Только ты, наездница, артистка, прелестная, как богиня, способна

выполнить мое желание...

- Видеть у себя царицу амазонок? В театральном действе? Зачем?

- Угадала! Но это не будет игрой в театре, нет! Ты проедешь со мной

через толпы собравшихся на праздник. Пойдет слух, что царица амазонок

приехала ко мне, чтобы стать моей женой и подданной. Возникнет легенда,

которой поверят все. Сотня тысяч очевидцев разнесет весть по всей Азии.

- А дальше? Куда денется "царица"?

- Уедет в "свои владения" на Термодонт. А ты, Таис, придешь гостьей

ко мне на пир во дворец.

Гетера фыркнула.

- Согласна. Но где взять спутниц-амазонок?

- Найди двух, больше не надо. Ведь ты поедешь около меня.

- Хорошо, я возьму одну - свою Эрис, она будет моей "военачальницей".

Ее грозный вид убедит кого угодно.

- Благодарю тебя! Птолемей, прикажи, чтобы лучшие мастера сделали

Таис золотой шлем...

- А Эрис - серебряный. И круглые щиты с изображением змеи и сокола. И

луки с колчанами и стрелами. И короткие копья. И маленькие мечи с золотыми

рукоятками. Еще - хорошую леопардовую шкуру!

- Ты слышал, Птолемей? - сказал очень довольный Александр.

- Конечно! Но как быть с броней? Ее не сделают так быстро. И не

подобрать на женщин. Если броня не придется совершенно по мерке, получатся

ряженые.

- Ничего, - сказала Таис. - Мы поедем, как настоящие амазонки,

нагими, только в поясах для мечей и ремнях для колчанов.

- Великолепно! - воскликнул Александр, обнимая и целуя Таис...

Афинянка вместе с Эрис и целой сотней тессалийской конницы - почетным

эскортом будущей "царицы амазонок" - отправилась в царские купальни на

одном из больших озер в десяти парасангах к югу от Персеполиса. Туда

впадал быстрый Аракс. Принесенная его вешними водами муть успела осесть, и

голубое зеркало озер снова приняло девственную чистоту и прозрачность.

Белые строения маленького дворца, веранды на берегу, лестницы, нисходящие

к воде, и удаленные берега, пропадающие в синей дымке полуденных

испарений, были совершенно безлюдны. Это место могло быть обиталищем

богини или бога. Здесь, как в родной Элладе, строения, созданные

человеком, сливались с окружающей природой, становились ее неотъемлемой