В. Ф. Асмуса, А. В. Гулыги, Т. И. Ойзермана редактор шестого тома т. И

Вид материалаДокументы

Содержание


Об основанном на априорных принципах переходе от метафизических начал естествознания к физике
Раздел второй
Подобный материал:
1   ...   39   40   41   42   43   44   45   46   47

Вполне возможно, что на какой-нибудь другой планете существуют разумные существа, которые могут думать только громко, т. е. и наяву, и во сне, все равно

586

в обществе или в одиночестве, не могут иметь мыслей, которые они сразу же не высказывали бы. К какому отличному от нашего человеческого рода поведению их по отношению друг к другу это привело бы? Если бы они все не были ангельски чистыми, то трудно сказать, как они уживались бы друг с другом, какое уважение они питали бы друг к другу и как бы они ладили между собой? — Следовательно, уже к первоначальному складу человека и к понятию его рода относится [желание] выведывать мысли других, но скрывать свои собственные; это милое свойство не могло не превратиться постепенно из притворства в преднамеренный обман и в конце концов в ложь. Это дало бы тогда карикатурное изображение нашего рода, которое оправдало бы не только добродушную насмешку над ним, но и презрение к тому, что составляет его характер, а также признание, что эта раса разумных существ в мире не заслуживает почетного места среди других (нам незнакомых) существ *, если бы именно это укоризненное суждение не свидетельствовало о моральных задатках

* Фридрих II спросил однажды превосходного Зульцера, которого он ценил по заслугам и которому поручил управление учебными заведениями в Силезии, как там идут дела. Зульцер ответил: “С тех пор как мы начали действовать на основании принципа (Руссо), что человек от природы добр, дело пошло лучше”. “Ах, — сказал король, — mon cher Sulzer, vous ne connaissez pas assez cette mauditeracea laquellenousappartenons”12*.— К характеру нашего рода относится также и то, что в своем стремлении к гражданскому устройству он нуждается также в дисциплине, внушенной религией, дабы то, чего нельзя достигнуть внешним принуждением, приобрести внутренним принуждением (совести), причем моральными задатками человека законодатели пользуются в политических целях; эта тенденция также относится к характеру, рода. Но если в этой дисциплине народа мораль не предшествует религии, то религия приобретает власть над моралью, а статуарная религия становится орудием государственной власти (политики) при деспотизме в области веры; это зло, которое неизбежно портит характер и побуждает управлять при помощи обмана (называемого государственной мудростью); в этом отношении вышеназванный великий монарх, публично признав, что он лишь высший слуга государства, в своих частных высказываниях не мог не признаться с грустью в противоположном, оправдывая себя, однако, тем, л-то эту испорченность следует приписать той дурной расе, которая называется человеческим родом.

587

в нас, о прирожденном требовании разума противодействовать этой склонности и, стало быть, изображать человеческий род не как злой, а как род разумных существ, стремящийся подняться от зла к добру и постоянно двигаться вперед, преодолевая различные препятствия; при этом воля его в общем добра, но исполнение этой воли затрудняется тем, что достижения цели можно ожидать не от свободного соглашения отдельных людей, а только путем все усиливающейся организации граждан земли внутри [нашего] рода и для него как системы, объединенной космополитически.

588

^ ОБ ОСНОВАННОМ НА АПРИОРНЫХ ПРИНЦИПАХ ПЕРЕХОДЕ ОТ МЕТАФИЗИЧЕСКИХ НАЧАЛ ЕСТЕСТВОЗНАНИЯ К ФИЗИКЕ

589

1798—1803


590

РАЗДЕЛ ПЕРВЫЙ

ФОРМАЛЬНОЕ ДЕЛЕНИЕ МЕТОДА ПЕРЕХОДА

В своем бессмертном труде “Philosophiae naturalis principia mathematica” Ньютон должен был для сравнения иметь в мыслях другой вид естествознания. Но этот вид не мог быть назван philosophiae naturalis principia philosophica, ведь в таком случае это была бы тавтология. — Он должен был исходить из более высокого понятия естествознания, а именно из понятия scienliae naturalis, которая может быть или mathematica, или philosopbica. Но здесь его ждал другой подводный камень, а именно противоречие с самим собой.

Дело в том, что не существует математических начал естествознания, как и философских начал математики. Обе они отделены друг от друга непроходимой пропастью, и, хотя обе науки исходят из априорных принципов, тем не менее между ними имеется различие, состоящее в том, что первая, исходящая из созерцании, и вторая, исходящая из априорных понятий, хвастаются так, как будто при переходе одной к другой один и тот же разум (ведь это и означает априорное познание) помещает их в совершенно различные миры. Философствовать в сфере объектов математики * столь

* Может случиться и так, что станут умствовать о предметах математики (геометрии) дискурсивно, но, разумеется, бесплодно; в крайнем случае можно попытаться сделать это для того, чтобы выяснить различие между философемами и математиками. — Например, попытаться на основе одних лишь априорных понятий получить ответ на вопрос: почему кривая линия (линия, любая

591

же бесплодно и нелепо, как пытаться в сфере философии добиться успехов с помощью математики, если иметь в виду цель и требуемый для обеих талант *: философ-

часть которой не есть прямая) на плоскости с совершенно одинаковой кривизной (т. е. равные части которой также совпадают друг с другом), продолжаясь, возвращается к самой себе и как окружность замыкает собой поверхность? Или почему внутри поверхности этой кривизны имеется точка, которая находится на одинаковом расстоянии от всех других точек этой окружности? Или другая задача: может ли быть дана a priori прямая линия, находящаяся в таком же отношении к кривой, в каком находится одна прямая к другой прямой? и т. п. — Это и называлось бы философствовать о предметах математики, что, однако, не принесло бы никакой пользы этой науке.

* Даламбер в своем введении к “Энциклопедическому словарю”, несмотря на высокие и справедливые притязания математика по сравнению с философом, придерживается несколько умеряющего высокомерие математика мнения, что интерес, движущий математику (поскольку она хотя и находится в развитии, но спешит навстречу своему завершению), в скором времени, и не без причин, в значительной степени должен ослабеть, дабы предоставить больше места философии, так как человеческий дух не может оставаться без дела. — Именно астрономия будет этому содействовать: в условиях, когда инструменты для наблюдения неизмеримого пространства мироздания постепенно становятся недостаточными для астрономии и когда к тому же математический анализ достигнет своей полноты (к этому, кажется, уже идет дело), ее успехи обязательно приведут неутомимый разум, обращающийся к другой отрасли основанной на разуме наук — к философии, от той науки, которая всегда была лишь орудием для технического применения разума, к философской науке о конечной цели, но без ущерба для математики.

Касаясь этой эпохи, господин Кестнер, исходящий из опыта того, каким образом этого добивались так называемые философы до сих пор, имел, кажется, основание заключить, что эпоха эта никогда не наступит, и именно из-за двоякого рода умствования этих философов. Во-первых, потому, что для построения своих систем эти философы все время должны начинать сначала, вследствие чего наука, которая все время должна идти назад, не может надеяться на истинные успехи и на достижение своей цели; во-вторых, потому, что при возражениях противников у них всегда наготове отговорка: “Противники их не поняли”; это вызывает подозрение в том, что они сами себя, пожалуй, не понимают. При таком крючкотворстве философа (Вольфа), вознамерившегося создать в свои ранние годы многотомную философию по математическому методу без критики самого разума, ему, состарившемуся при создании этой философии, оставалось, особенно если для этого был у него повод, потешаться поэтическими причудами, приправленными едкими остротами, и при этом изображать

592

<^ия и математика основаны на разуме (ведь это и означает априорное познание) и при этом отличаются друг от друга не по степени, а по роду; их разнородность воспринимается не без удивления перед разрабатывающими их субъектами и их разными природными способностями к этим наукам, причем они относятся друг к другу или с презрением, или враждебно, когда речь идет о важности этих наук и ценности специфического занятия ими.

^ РАЗДЕЛ ВТОРОЙ

КАСАЮЩЕЕСЯ СОДЕРЖАНИЯ ДЕЛЕНИЕ ПРИРОДНЫХ ТЕЛ, ПРЕДПОЛАГАЮЩИХ ЭТИ ДВИЖУЩИЕ СИЛЫ

Природные тела бывают органическими или неорганическими.

Материю (природное вещество) нельзя называть ни органическим, ни неорганическим. Понятие органике-

из себя философа; такая игра в не малой степени способствует приближению к старости.

Отсюда можно судить и об абсолютной ценности математики в сравнении с философией с точки зрения практического. Ценность математики — это ценность технически практического разума (умение находить средства для любой цели), ценность философии — это ценность морально практического разума и направлена на конечную цель, безусловно (категорически) повелевающую, а именно [направлена на то, чтобы] формировать людей с лучшим образом мыслей.

Для этой цели культура таланта через математику ничего не делает, и можно быть великим в этой отрасли, но в то же время злобным, завистливым и враждебным, не будучи и хорошим человеком во всех отношениях; к доброму, однако, прямо ведет философия, развивающая в субъекте первоначальные задатки его. Следовательно, философия все же уступает математике в степени внутреннего неоспоримого преимущества характера {образа мыслей) человека, хотя дарование в способе его чувствования далеко превосходит эту степень, отчасти нотному, что wo дарование — инструмент столь большого применения (какую бы конечную цель при этом ни имели), отчасти потому, что оно, будучи способным излагать свои учения с совершенной ясностью, пользуется уважением и пробуждает умеренную склонность к спекуляции (аналог благожелательности). Хотя это и не должно быть составной частью в совокупности его задатков как ученого, и часто ею и не бывает, все же зависть и насмешливость могут в одном и том же субъекте уживаться, как сестры, с этими задатками.

20 Эммануил Кант, т. 6

593

свой или неорганической материи противоречит самому себе (sideroxylon), ибо в понятии материи отвлекаются от всякой формы (фигуры и строения) и мыслят при этом только некоторое вещество (inateria ex qua), способное принимать любую форму. — Следовательно, такой предикат можно приписывать только телу (corpus physicuin) и такое деление необходимо требуется для перехода от метафизических начал естествознания к физике как системе эмпирического естествознания, которое никогда не сможет стать законченным целым. — К той или иной определенной согласно законам материальной структуре приводят внутренние движущие силы в частях тела.

Дефиниция.

§. Органическое природное тело можно мыслить как природную машину, т. е. как систему сил, движущих внешне, но внутренне объединенных в одно целое, в основе которого лежит идея; так что органическое тело мыслится как жесткое тело и (из-за внутреннего принципа • связи на основе его формы) как твердое тело. — Движущие силы материи в таком теле — это или вегетативные, или жизненные силы. — Для возникновения этих последних необходимо требуется некий нематериальный принцип с неделимым единством способности представления. В самом деле, многообразное в связывании этого принципа в единство покоится на идее целесообразно (технически) действующего субъекта и не может возникнуть из движущих сил материи (поскольку материи недостает этого единства принципа). Но то, что этим телам присуща также способность сохранять свой род на основе данной материи путем воспроизведения, не обязательно относится к понятию организма, это лишь эмпирическое дополнение для того, чтобы присовокупить к ним другие свойства органических тел (например, половое размножение), от которых в понятии тел можно отвлечься,

594

§. Более точное определение понятия органического тела и его внутренней возможности

Во-первых, можно дать такую дефиницию этого понятия: “[Это такое тело], каждая часть которого находится внутри некоего целого ради другой части”; здесь дефиниция отчетливо содержит указание на цели (causae finales). — Во-вторых, можно дать следующую дефиницию: “Органическое тело — это такое тело, в котором идея целого предшествует возможности его частей в отношении их совместно движущих сил” (causae efficientes).

Органическое природное тело мыслится, таким образом, как машина (тело, преднамеренно образованное по своей форме). А так как материя не может быть способна иметь намерения, поскольку такая способность есть абсолютное единство субъекта, который связывает многообразное [содержание] представления в одном сознании, всякая же материя и любая часть ее есть лишь сложение, то такое тело не может получать свою организацию только от движущих сил материи. Необходимо допускать простую, стало быть, нематериальную сущность в качестве ли части чувственно воспринимаемого мира или отличающийся от него сущности как двигателя, находящегося вне этого тела или в нем (ведь материя не может организовать самое себя и действовать согласно целям). [Ответ на] вопрос о том, обладает ли эта сущность (как бы в качестве мировой души) рассудком или способностью, аналогичной ему по своим следствиям, не входит в нашу задачу. Между тем название организованное тело принадлежит к классификации понятий, которые нельзя упускать из виду при переходе от метафизических начал естествознания к физике, независимо от того, понятен ли нам предмет или нет *.

* Природа организует материю не только по роду, но и по ступеням. — Не говоря уже о том, что в слоях земли и скалистых горах можно встретить экземпляры прежних видов животных и растений, ныне вымерших, как доказательство прежних и ставших теперь чуждыми продуктов нашего живородящего земного шара, организующая сила его так организовала совокупность созданных друг для друга видов растений и животных, что

595

Деление второе

О специфическом различии материи в телах вообще

Когда возникает вопрос о существовании той или иной материи особого свойства — о том, доказуемо ли существование a priori (demonstrabilis), или доказуемо оно лишь эмпирически (probabilis), то мы можем ожидать только субъективные условия возможности познания его, т. е. условия возможности опыта относительно подобного предмета. В самом деле, существование не есть некоторый особый предикат вещи, а есть ее абсолютное полагание со всеми ее предикатами. — Имеется поэтому только один опыт, и когда говорят об опыте во множественном числе, то имеется в виду лишь дистрибутивное единство многообразных восприятии, а не коллективное единство самого их объекта в его полном определении. Из этого следует, что если мы хотим a priori судить о предметах опыта, то мы можем требовать и ожидать только принципов соответствия представления о предметах с условиями возможности опыта относительно них.

Однако при переходе от метафизических начал естествознания к физике столь же неизбежно возникает вопрос: существует ли в мировом пространстве сплошь распространенное (стало быть, пронизывающее также все тела) вещество, которое можно было бы назвать теплородом (не принимая при этом во внимание некоторого ощущения нагревания, потому что такое ощущение есть лишь субъективное в представлении как восприятии), — существует ли, говорю я, или нет такое вещество как всех движущих сил материи, или его существование лишь сомнительно. Иными словами: принято ли оно физиками как чисто сипоте-

они (не исключая человека) образуют некий круг как звенья одной цепи и для своего существования нуждаются друг в друге не только из-за номинальных признаков (сходства), но и из-за реальных (каузальности), что указывает на присущую миру организованность (для неизвестных целей) даже системы звезд; но мы пока не станем здесь разбирать это, так как речь у нас идет только об элементарной системе (но еще не о системе мира).

596

этическое вещество только для объяснения некоторых явлений, или его следует допускать категорически как постулат? — этот вопрос имеет исключительное значение для естествознания как системы особенно потому, что он наводит на мысль о переходе от элементарной системы естествознания к системе мира.

Если можно доказать, что единство возможного опыта как целого зависит от существования такого вещества (вместе с названными выше его свойствами), то и действительность его доказана, правда не через опыт, a a priori, только исходя из условий возможности существования ради возможности опыта. В самом деле, движущие силы материи могут быть согласованы с коллективно всеобщим единством восприятии, только если субъект оказывает через них внутренне и внешне воздействие на самого себя посредством своих восприятии, объединенных в одном понятии. Понятие же всякого внешнего опыта как целого предполагает также, что все возможные движущие силы материи объединены в коллективное единство, а именно в наполненном пространстве (ведь пустое пространство, будь оно внутренне замкнутым или находящимся вне тел и окружающим их, не может быть предметом возможного опыта) *. Но это понятие предполагает также постоянное движение всякой материи, которое воздействует на субъект как на предмет чувств, так как без такого движения, т. е. без возбуждения органов чувств как ее воздействия, нет восприятия какого-либо предмета чувств, стало быть, нет также никакого опыта, поскольку опыт содержит лишь требуемую для восприятия форму. — Следовательно, само возбуждающее особое вещество как предмет опыта (хотя и без эмпирического сознания его принципа), постоянно и неограниченно распространен-

* Пространство, представляемое как субъективная форма созерцания внешних предметов, вовсе не внешний предмет, и в этом отношении оно не наполненное и не пустое (эти предикаты принадлежат к определениям объекта, от которых мы здесь отвлекаемся). Но пространство как предмет внешнего созерцания есть или то, или другое. — Так как небытие предмета восприятия нельзя воспринять, то пустое пространство не может быть предметом опыта.

597

ное в пространстве, т. е. теплород, действительно существует; он вовсе не вещество, придуманное лишь ради объяснения тех или иных явлений, а вещество, доказуемое на основе всеобщего принципа опыта (не на основе опыта) по закону тождества (аналитически) и данное a priori в самих понятиях.

Примечание к понятию теплорода

Допускать существование все простирающейся, всепроницающей и все движущей (что касается времени, то можно добавить: начинающей всякое движение) материи, наполняющей мировое пространство, есть гипотеза, которая, правда, не подтверждается и не может подтверждаться никаким опытом, и, следовательно, если она имеет основание, должна a priori исходить из разума как идея, все равно для того ли, чтобы объяснить те или иные явления (ибо тогда эта материя, как чисто гипотетическое вещество, лишь мыслится} или постулировать ее; ведь для того чтобы рассматривать это вещество просто как предмет опыта (как данное), нужно, чтобы движущие силы материи начинали возбуждать с какого-нибудь движения.

Ясно, что хотя существование такого вещества нельзя доказать как предмет опыта или вывести из опыта, т. е. эмпирически доказать, но оно должно быть постулировано как предмет возможного опыта, что может быть сделано и косвенно, a priori, если бы объект чувств вообще — вовсе не предмет возможного опыта — был подобен пустому (охватывающему [нечто извне] или замкнутому) пространству, а также пустому времени, которое пли предшествовало бы движению этой материи, или было бы введено через абсолютный покой (который также есть ничто).

Объективно, однако, имеется лишь один опыт, и если говорят о многих, то их следует рассматривать как представления о существовании вещей, субъективно связанные в одном непрерывном ряду возможных восприятии. В самом деле, если бы существовал пробел между одним опытом и другим, то из-за этой пропасти (hiatus) был бы нарушен переход от одного

598

акта существования к другому, а потому [нарушено] и единство путеводной нити опыта. Это обстоятельство, для того чтобы представлять его себе, само должно было бы принадлежать к опыту, что невозможно, так как небытие не может быть предметом опыта.

Субъективно, как материал для возможного опыта (материал, которому недостает еще лишь формы связи восприятии), внешние восприятия даны a priori только как воздействие возбуждающих сил материи на воспринимающий субъект, и еще до того, как мы ставим вопрос, какие объекты чувств могут или не могут быть предметами опыта, они постулируются, если только речь идет о форме их связи, т. е. 'о формальном в возможном опыте, и [ставится] вопрос, сообразно ли это с опытом или нет (forma dat esse rei), когда трактуют о коллективном единстве опыта и его условиях. Единство опыта в полном определении объекта есть в то же время и действительность этого объекта.

Если некоторое, хотя вначале лишь гипотетически принятое, вещество мыслится как предмет возможного опыта, то это есть согласованность всего того, что требуется для него, если понятие такого вещества одновременно с его" полным определением по закону тождества содержит также доказательство его действительности (existentia est omnimodo determinatio); и так как эта последняя относится к совокупности связанных друг с другом сил, то его единичность (unicitas) состоит именно в том, что каждое целое этого вещества в пространственном отношении к другим системам составляет относительно движущих сил материи абсолютное целое и абсолютное единство всех возможных предметов опыта, а тем самым и существование такого целого; из этого следует познаваемость его, стало быть, возможность доказать a priori (как необходимое) существование такого целого.

Объект всеохватывающего опыта содержит в себе все субъективно движущие, стало быть, чувственно воздействующие силы материи, вызывающие восприятия; совокупность этих сил называется теплородом как основой этого всеобщего возбуждения сил, которое воздействует на все (физические) тела и тем самым и на

599

самого субъекта и из синтетического сознания которого (это сознание не должно быть эмпирическим) развиваются формальные условия этих возбуждающих чувства сил в притяжении и отталкивании *.