Geum.ru

Реферат по истории на тему ученик 9 «А» класса

Вид материалаРеферат

Содержание


Режим лагеря.
Подобный материал:
1   2   3

^ Режим лагеря. Рабочий день продолжался 16-18 часов в сутки. Военнопленные (заключённые) использовались на подземном заводе по производству «Фау - 1» и «Фау-2». Питание для военнопленных состояло: утром — 0,5 л мучной болтушки, в обед —1л жидкого брюквенного супа, вечером -- 0,5 л мучной болтушки и 200 гр. хлеба в сутки. Из-за плохого питания, каторжного труда и различных форм экзекуций военнопленные находились в крайне истощённом состоянии (35-40 кг) и быстро погибали. Экзекуции часто проводились без малейшего повода. Существовали следующие ежедневные формы экзекуций: многократные дневные и ночные проверки заключённых, длившиеся по нескольку часов и сопровождавшиеся избиением, обливание холодной водой, натравливанием собак на заключённых, так называемым «спортом».

«Спорт» заключался в том, что истощённых военнопленных на протяжении 2-3 часов заставляли прыгать по-лягушачьи, переворачиваться через голову, вставать и падать и т.д. Вследствие такого режима многие военнопленные (заключённые) в отчаянии, чтобы покончить с собой, бросались на проволоку, через которую был пропущен ток. Охрана лагеря подбиралась из числа эсесовцев. Внутренняя жизнь лагеря полностью находилась в руках уголовного элемента или гомосексуалиста (из числа заключённых). Все они занимали руководящие должности внутри лагеря (старшины лагеря, старшие бараков, старшие больницы, старшие команд, лагерные полицаи и т.д.) и имели неограниченную власть. Из числа арестанток женщин (взятых из других концлагерей) был организован внутри лагеря дом терпимости.

В лагере имелась санитарная часть с хорошим оборудованием, но всё это полностью было предназначено для экспериментальной работы над арестантами. Эксперименты проводили врачи СС. Так, русский военнопленный Шевелёв Александр был избит эсесовцами и доставлен в лагерную больницу, где диагностировали растяжение связочного аппарата поясничного отдела позвоночника. В экспериментальных целях ему сделали пересадку кости из голени в поясничную часть позвоночника без медицинских показаний для этого. Второй пример. Польский рабочий (22 лет) пытался ухаживать за немкой, срочно был отправлен в концлагерь, где ему была произведена кастрация. Продела операцию оберштурмфюрер СС врач Рихтер.

Выписка из показаний польской писательницы Северины Шмаглевской.


Людей уничтожали там не де­сятками, не сотнями, а эшелонами. Целыми эшелонами. Для этого на большом пустыре была построена ложная узловая станция. С большим зданием вокзала, с сетью путей, с расписанием поездов, будто бы отходивших отсюда на Берлин, на Вену, Прагу, Мюнхен, Будапешт, Милан. На самом деле рельсы вели в никуда. Они обры­вались сразу же за пределами видимости. Это был же­лезнодорожный тупик. Биркенау представлял собою огромный лагерь с сотнями бараков. Но лагерь был в стороне от станции и как бы не имел к ней отношения.

Подходили эшелоны из Венгрии, Румынии, Польши. Эшелоны, битком набитые людьми, заполнявшими товар­ные вагоны с закрытыми наглухо дверями. Люди зады­хались. Спали вповалку на полу и на двойных нарах. В три этажа, сплошняком. Воздух был много раз про­пущен через легкие и отравлен запахом нечистот. И вот наконец станция Биркенау, судя по всему большой же­лезнодорожный узел. Эшелон встречают расторопные приветливые военные. Играет оркестр, людям говорят, что путевые испытания окончены. Сейчас их ждет баня. Дезинфекция одежды. Отсюда их развезут уже в пас­сажирских вагонах по месту работы. Человек, как трава к солнцу, несмотря ни на что, тянется к лучшему, желает верить в лучшее. Как бы траву ни топтали, а она тянется. И люди верили, хотели верить в то, что им говорили и что казалось им избавлением.

Их вели с вокзала в большие продолговатые здания, «Баня для мужчин», «Баня для женщин и детей», — объявляли белые эмалированные таблички, висевшие на дверях.

Вновь прибывшие входили в просторный зал — каме­ра хранения. Тут принимали чемоданы, узлы, рюкзаки, взамен выдавали аккуратные стальные номерки. Даль­ше была раздевалка и снова такой же аккуратный номе­рок. И кусок мыла. После этого они входили в облицо­ванный кафелем зал — просторное помещение без окон, хорошо освещенное. Ряды душей — холодная и горячая вода. Люди, истосковавшиеся в пути по чистоте, начинали неистово мыться, не замечая, что двери за ними закрыты и герметически задраены. Потом в люки сверху сыпался какой-то зеленоватого цвета порошок, и по помещению быстро распространялся ядовитый за­пах. Сначала першило в горле, потом мучительная боль будто разрывала легкие. Жертвы уже все понимают, они бросаются к дверям, но двери задраены. Умоляют, кричат, стучат кулаками в глухой бетон. Бесполезно. Через пятнадцать минут все умирают в конвульсиях и корчах, не зная о том, что за их мучениями наблюдают в специальные глазки. Тогда мощные вентиляторы выду­вают газ. Приходят заключенные с крюками, выволаки­вают трупы, шлангами смывают пол. Специальные лю­ди собирают стальные номерки, куски мыла. Их сдают обратно для следующей партии. Другая специальная команда снимает с жертв кольца, серьги, вырывает изо ртов коронки и протезы из драгоценного металла. Толь­ко после самого строгого осмотра, устанавливающего, что на трупах ничего больше нет, тела везут в кремато­рий.


Выписка со слов свидетеля процесса – Бориса Полевого.


Все это действительно было страшно, но самое страшное, как оказалось, ожидало нас впереди. Еще не раскрытыми стояли стенды посредине зала. Что-то мас­сивное, покрытое простынями, белело на столах. И вот прокурор после перерыва сорвал салфетку с одного из этих закрытых предметов, и в зале сначала на­ступила недоуменная тишина, а потом послышался шепот ужаса. На столе, под стеклянным колпаком, на изящной мраморной подставке была человеческая го­лова. Да, именно человеческую голову, непонятным об­разом сокращенная до размера большого кулака, с длинными, зачесанными назад волосами. Оказывается, голова эта была своего рода украшением, безделушкой, которые «изготовляли» какие-то изуверские умельцы в концентрационном лагере, а потом начальник этого ла­геря дарил эти «безделушки» в качестве сувениров знатным посетителям. Приглянувшегося посетителю или посетительнице заключенного убивали, потом каким-то способом через шею извлекали остатки раздробленных костей и мозг, соответственно обрабатывали, и съежив­шуюся голову снова набивали, превращая в чучело, в статуэтку.

Мы смотрели на эту голову под стеклянным колпаком и чувствовали, как мороз продирает по коже. А меж­ду тем советский Обвинитель продолжал свою речь. Теперь он предъявлял суду показания некоего Зигмунда Мазура, «ученого», сотрудника одного из научно-иссле­довательских институтов в Кенигсберге. Спокойным, я бы сказал, даже техническим языком он рассказывал, как в лабораториях этого института решалась проблема разумной промышленной утилизации отходов гигант­ских фабрик смерти — человеческого мяса, жира, а так­же кожи.

По распоряжению прокурора были сняты простыни, закрывающие стенды и стол. Поначалу никто из нас не понял, что там такое на них. Оказалось, это человече­ская кожа в разных стадиях обработки — только что содранная с убитого, после мездровки, после дубления, после отделки. И наконец, изделия из этой кожи — изящные женские туфельки, сумки, портфели, бювары и даже куртки. А на столах — ящики с кусками мыла раз­ных сортов — обычного, хозяйственного, детского жид­кого, для каких-то технических надобностей и, наконец, туалетного разных сортов, разного аромата в пестрых, красивых упаковках.

Но оказывается, что это еще не все, что в запасе обвинения есть новые и новые ужасающие улики. Суду была предъявлена серия кустарных изделий из человеческой кожи. Оказывается, жена начальника одной из фабрик смерти тяготела к искусству. Она решила создать единственную в- мире коллекцию татуировок. Да, да, татуировок, которые иные люди делают себе, накалывая под кожу сажу, синьку или фуксин. Этим особенно увлекаются моряки. 8 портовых городах есть специальные заведения, где самые затейливые татуировки делаются по рисункам ху­дожников и представляют собой своего рода творче­ство.

Так вот эта нацистская фрау, которая, кстати сказать, по характеристике окружающих, слыла женщиной на­божной, хорошей матерью и добродетельной супругой, коллекционировала эти татуировки, разумеется, вместе с кожей. Когда появлялся в лагере заключенный с татуи­ровкой, ей немедленно об этом сообщали. Глазом зна­тока она оценивала татуировку, и если та ей нравилась, человека умерщвляли, свежевали, вырезали кусок ко­жи с нанесенным на нее рисунком, вымачивали в жиру, а потом выделывали по какому-то специальному спосо­бу. Лучшие оригинальные экземпляры шли в коллекцию фрау. Из тех, что попроще, выделывались абажуры, на­стольные бювары, сумочки и всякая галантерея. Не­сколько толстых альбомов с образцами татуированной кожи из коллекции этой женщины были сегодня пред­ставлены суду. Показывались также абажуры и бювары, которые эта дама дарила как сувениры женам начальни­ков и высокопоставленным знакомым.


Выписка со слов свидетеля процесса – Бориса Полевого о системе охраны заключенных.


По массивным коридорам идем в тюрьму. Несколько раз на дверях гремят какие-то замки, часовые спрашивают пропуск. Наконец мы в главном зале этой тюрьмы, которая стала последним убежищем тех, кто мечтал и не только мечтал, но и планировал простереть понятие «немецкое жизненное пространство» на все пять континентов Земли. Тюрьма трехэтажная. На верхних этажах двери камер выходят на железные галереи. Но сейчас в этой тюрьме занят лишь нижний этаж. Взглянув вдоль зала, я даже как-то растерялся — около каждой двери в полуоборот к ней стоял солдат и безотрывно глядел в глазок, вделанный в верхней половине двери. Две шеренги солдат, глядя­щих 0 стальные отверстия. Кроме того, к каждой двери пониже глазка была придвинута лампа с рассеивающим рефлектором, которая освещала все углы камеры.

Солдаты стояли буквально замерев и даже при появ­лении высшего тюремного начальства не отвели глаз от отверстий в двери.

История прошлых войн не знала подобного разгула варварства и изуверства, возведённых к тому же в ранг государственной политики. Однако вдохновители и организаторы этих беспрецедентных преступлений не ушли от расплаты. Её требовали, к ней готовились все народы, объединившиеся в борьбе против гитлеризма.