Гиро п. Частная и общественная жизнь римлян

Вид материалаДокументы

Содержание


8. Отношения между христианской церковью и римской империей
9. Епископ IV века (св. Василий)
Подобный материал:
1   ...   53   54   55   56   57   58   59   60   61
^

8. Отношения между христианской церковью и римской империей


В то время как власть императора безусловно господствовала над всем, одна только христианская церковь почти ускользала от ее действия.


577

Великий принцип, еще в колыбели, спас ее от всеобщего рабства. Ее Основатель заявил, что надо отдать кесарево кесарю и Божие — Богу. Он подразумевал под этим, что религия, которая в прежние времена сливалась с государством, впредь должна сделаться независимой от него, что их судьба больше не связана, что они не должны больше оказывать друг на друга никакого влияния.

Во имя этого принципа, христианское общество в течение первых трех веков было чуждо каких бы то ни было политических учений. Оно не поддерживало государства и не нападало на него; не проповедовало и не осуждало политической свободы; политическая власть, социальные реформы, весь ход земных дел, — все это оставалось ему чуждо и нисколько не касалось его. Из того, что христианское общество поставило себе за правило повиноваться кесарю, мы не должны делать вывода, что оно сочувствовало существующему порядку в империи. Это был лишь акт подчинения, и больше ничего: оно принимало этот порядок как нечто такое, против чего не стоило восставать. В основе его убеждений относительно правительства был полный индифферентизм. Оно крепко стояло лишь на одном, чтобы религия была вне власти государства.

И римская империя, со всем ее могуществом, не в силах была разрушить эту стену, которую христианское общество поставило между ней и собой. Глазам современников представилось тогда зрелище, в те времена в высшей степени странное: целое население жило в пределах империи совершенно обособленной жизнью. Подчиняясь ей, оно оставалось в то же время независимым, и при тогдашнем всеподавляющем гнете сумело сохранить свободу мысли, свои собственные убеждения и свои особые учреждения.

Когда при Константине империя официально признала христианство и приняла его, то можно было опасаться, что она будет стремиться к господству над ним. Но церковь сумела избежать этой опасности. Она никогда не допускала, чтобы император сделался ее главой, подобно тому, как он был верховным жрецом древней религии. Императоры никогда не имели власти в вопросе о догматах христианской веры.* Правда, они созывали соборы, и каждый раз, когда присутствовали лично, то и председательствовали на них, но было бы ошибочно думать, что они имели хотя бы малейшее влияние на решение вопросов веры: христианские догматы оставались всегда независимыми от государственной власти. Государство сохраняло за собой лишь две прерогативы по отношению к церкви: первая состояла в том, что собор мог быть созван только с согласия императора; вторая — что только он мог обнародовать решения собора и придать им обязательную силу закона. По обоим этим пунктам к церкви
__________

* Неверно. Евсевий Кесарийский признавал подобное право за императором.

578

лишь применялись постановления общего права, так как было установлено, что никакое собрание не может состояться без разрешения властей, и никакой законодательный акт не может исходить из иного источника, кроме главы государства. Из кодексов мы видим, что государство много занималось церковью, может быть, даже больше, чем следовало; но оно занималось ею, лишь отвечая собственным желаниям церкви и следуя ее указаниям. Особенно замечательно то, что государство никогда не пыталось присвоить себе право назначения епископов; оно уважало в этом отношении правила, установленные церковью: епископы по-прежнему избирались духовенством и населением в каждом данном городе без вмешательства императорских чиновников.*

Таким образом, христианская церковь, несмотря на неизбежное покровительство государства и под его непосредственным надзором, оставалась все-таки независимой. Свобода, отовсюду изгоняемая, нашла себе убежище в церкви. Оттого-то церковь и избежала того постоянного влияния, которое империя оказывала на все в те времена. Она сохранила свою жизненную энергию и оставалась бодрой и деятельной в то время, когда все изнемогало в бессилии. Даже в этот период она сумела держаться настолько в стороне от государства, чтобы ее не коснулось всеобщее нерасположение, которое все усиливалось по отношению к учреждениям империи: ни разочарование в империи, ни ее падение не затронули церкви. Когда римская империя рухнула, церковь оставалась незыблемой, поддерживаемая своими собственными силами и готовая теперь, в свою очередь, принять на себя руководство обществом.

Впрочем, ее торжество не было ни в каком случае торжеством свободы совести. С тех пор как церковь вступила в союз с государством, в ней самой произошла очень важная перемена: традиции свободы вдруг были преданы забвению и вскоре исчезли; и общество тотчас же вошло во вкус непреложных правил и абсолютных догматов. Вера определилась, сузилась, наложила руки даже на вопросы второстепенные; свободы больше не стали терпеть. Критическое отношение не одобрялось, а свободный выбор мнений (ересь от греч. слова airew — выбираю) стал предметом осуждения, и даже само слово, обозначавшее этот выбор, сделалось бранным. За невозможностью иметь свободную веру пришлось довольствоваться верой принудительной; повиновение и дисциплина заняли место в первом ряду христианских добродетелей.

С другой стороны, империя стала покровительствовать христианству, как раньше она покровительствовала древним культам, т. е.

__________

* Не соответствует действительности. Например, Констанций II неоднократно изгонял из Александрии Афанасия Великого и сажал на епископский престол удобных ему людей.

579

пуская в ход нетерпимость. Она издавала законы для того, чтобы заставить людей верить. Как только арианство было осуждено епископской властью, мы видим, что Феодосий тотчас же своим указом Cunctos populos делает для всех обязательным православное учение. Еретикам императоры грозят все новыми и новыми наказаниями: сначала ссылкой, потом конфискацией имущества, наконец — смертью. Преследования христиан сменились преследованиями язычников и еретиков.

(Fustel de Coulanges, l`Invasion germaniqae et la fin de l`Empire, pp. 60 et suiv., chez Hachette).
^

9. Епископ IV века (св. Василий)


Св. Василий (329—379) был епископом в Цезарее Каппадокийской. Его неисчерпаемое милосердие делало просто чудеса, поражая даже самых равнодушных людей. Для своих благотворительных дел он брал средства из двух источников, которых оказывалось достаточно для самых грандиозных предприятий: это были, во-первых, значительные церковные доходы, из которых св. Василий не брал для себя ни одного динария, и, во-вторых, — кошельки его прихожан, к которым он беспрестанно обращался с настойчивостью и красноречивыми воззваниями.

Почти десять проповедей, из сохранившихся среди его сочинений, представляют собой лишь истолкование и развитие следующей основной мысли: богач — служитель Бога, управляющий, которого всеобщий хозяин поставил для того, чтобы он заботился о своих товарищах-рабах. И так как управляющий должен лишь трудиться для хозяина и не имеет права приберегать что-нибудь для себя, то можно сказать, что он украл все то, чего не отдал. «Тот хлеб, — говорит епископ, — которого вы не едите, принадлежит голодным; одежда, которой не носите, принадлежит нагим; золото, которое вы копите, есть достояние нуждающихся».

Скоплявшиеся в руках св. Василия деньги, если только он не тратил их тотчас же на помощь пострадавшим от какого-нибудь бедствия, вскоре появлялись пред глазами всех в виде грандиозного памятника благотворительности. У ворот Цезареи, в местности когда-то пустынной, возник таким образом целый городок, построенный милостыней и заселенный милосердием: здесь был дом для отдохновения путников, убежище для престарелых, госпиталь, богадельня для слабых и увечных. Вокруг всех этих учреждений копошилась целая толпа сторожей, больничных служителей и сиделок, поставщиков и извозчиков, доставлявших все необходимое для жизни: движение, происходившее здесь, напоминало суету большого насе-

580

ленного города. Среди этой оживленной толпы постоянно можно было видеть самого Василия, который за всем наблюдал, со всеми говорил, всех воодушевлял своей преданностью делу. Когда магистраты начали коситься на то, что около них вырос город, который не был им подчинен, епископ говорил им: «Что вам за дело? Поручая вам управление, император не мог желать ничего лучшего, как того, чтобы вы заселили пустынные места и превратили их в города. Если вместо вас это сделал я, то на каком основании вы можете нападать на меня?»

Сделавши обход своего маленького царства, во время которого он не раз собственными руками давал пить усталому путнику или омывал язву больного, не раз наклонялся к изголовью умирающего, чтобы исповедать его, Василий шел в церковь, и тут ежедневно, утром и вечером, он расточал перед самыми мелкими ремесленниками Каппадокии все сокровища своего красноречия, получившего блестящую отделку в Афинах и возбуждавшего такой восторг в риторе Либании. Темы для своих проповедей он выбирал обыкновенно самые простые: чаще всего это было какое-нибудь происшествие дня, известное всем присутствующим. Его красноречие, пользуясь подобной темой, умело производить поразительные эффекты. При этом не запрещалось прерывать речь епископа. Когда слушателям казалось, что что-нибудь опущено или недостаточно разъяснено, они заявляли об этом, и Василий охотно возвращался к указанному вопросу.

Семь или восемь раз в год, в дни, посвященные памяти мучеников, которых особенно чтили в этой местности, великие торжества собирали чуть не все население провинции. Со всех сторон стекался простой народ, священники и даже епископы то к гробницам сорока мучеников, которых Максимин замучил в одну зимнюю ночь, то к ключу, появившемуся на месте казни св. девы Иулитты. Здесь Василий праздновал торжество силы Божьей, проявившееся в человеческой слабости.

Начавшийся в церкви разговор между Василием и его паствой продолжался у дверей храма, на площади народной, в епископском доме, который оставался открытым во все часы дня. Сюда все приходили советоваться с епископом, кто о своих обязанностях, кто о печалях, а кто даже о своих житейских делах.

Эти постоянные сношения поддерживались и на расстоянии путем очень оживленной переписки, которую Василий вел с самыми отдаленными пунктами своей епархии, провинции и даже всей Малой Азии. До нас дошло не менее 350 подлинных писем Василия, трактующих самые разнообразные вопросы. Многие из них посвящены духовному руководству; в других — главное место занимают разные злобы дня, заботы об управлении, душевные излияния. В этих письмах виден человек больше даже, чем епископ, можно даже сказать государственный и, пожалуй, светский человек; в них совершенно естественно

581

звучит властный тон, тон человека, привыкшего заниматься важными делами и жить среди высшего общества. Кому бы ни писал Василий — сенатору, префекту, матроне или знаменитому оратору, — всем он брат во Христе и, кроме того, высший по уму и образованию и, по крайней мере, равный по рождению. Магистраты — его товарищи по школе, пользующиеся милостью императора полководцы — друзья детства. Он по-прежнему является покровителем их семей, духовным наставником и руководителем их жен и дочерей. Если он не окружен ликторами, как они, или не стоит во главе легиона, то лишь потому, что соблазнился иной, высшей славой: это вовсе не значит, что у него не хватило для этого влияния или заслуг.

Магистраты не только знакомы с Василием, но часто обязаны ему своим положением: это он уговорил их принять должность, от которой их удерживали разные соображения и щепетильность, он защищал их от клеветы перед начальством. Василий относится с почтением к гражданской власти, как к Божьему установлению; но он считал себя вправе руководить деятельностью этой власти на основании начал, сообразных с духом Евангелия.

Его переписка с знатными семьями его епархии представляет собой большей частью обмен советами и любезностями. В своих письмах он часто просит денег на церковные нужды, мулов для перевозки, вина для своих рабочих. Но если он встречает противоречие своим законным требованиям, или если кто-нибудь уклоняется с пути, определенного божественными указаниями, тон его писем тотчас же повышается, и его упреки не останавливаются тогда ни перед каким общественным положением. Иногда дело доходит даже до торжественного отлучения, которое ставит ослушника вне религиозной общины и почти вне гражданского общества. Вот в каких выражениях писал он одной богатой матроне, с которой у него возникли пререкания: «Мне нечего говорить о вашей дерзости, и я лучше умолчу о ней: пусть нас рассудит Высший Судья, который наказывает всякую несправедливость. Тщетно богач стал бы раздавать милостыню более обильную, чем песок морской: раз он попирает справедливость, он губит свою душу. Если Бог требует от людей жертв для себя, то, я думаю, не потому, чтобы он нуждался в наших дарах. Подумайте же о последнем дне, а от поучений будьте добры избавить меня, так как я знаю побольше вашего».

Василий с большим интересом относился к молодым людям, к их занятиям, к развитию их умственных и душевных способностей. Небольшой трактат, обращенный специально к цезарейским школьникам, начинается так: «Очень многое, дети мои, заставляет меня сообщить вам то, что я считаю лучшим и самым полезным для вас. Я долго жил и много испытал; житейские треволнения, источник всякого опыта и знания, дали мне достаточное понимание человеческих дел для того, чтобы я мог указать самый надежный


582

путь тем, которые только начинают жизненное поприще. После ваших родителей ближе всего к вам я. Я люблю вас не меньше отцов, да и вы, если не ошибаюсь, находясь около меня, не скучаете по вашим родителям. Каждый день вы занимаетесь со многими учителями; вы находитесь в сношении с лучшими из древних и сообщаетесь с ними при помощи их творений. Но не удивляйтесь, если я вам скажу, что опять-таки возле меня вы можете получить больше всего пользы. Я хочу именно дать вам совет не отдаваться совершенно в руки ваших учителей, как кормчих вашей житейской ладьи; я увещеваю вас принимать из их уст лишь то, что полезно, и отличать то, что следует отбросить».

(De Broglie, l'Eglise et l'Etat romain au IV-e siecle, t. V. pp. 186 et suiv., chez Perrin).

Гиро П. Частная и общественная жизнь римлян
Книга представляет собой сборник отрывков из сочинений современных историков и античных авторов. Составитель попытался осветить все стороны жизни римлян и римлянок: представить их поведение на форуме и в домашних условиях, на полях сражений и на пирушках, рассказать живым и доступным языком, чем питались люди той далекой эпохи, какую одежду носили, как трудились и проводили досуг, в каких богов веровали, в каких домах жили, показать их взаимоотношения в общественных делах и быту, как болели и лечились, как судились и как воевали, реакция на появление на христиан.