Гиро п. Частная и общественная жизнь римлян

Вид материалаДокументы

Содержание


2. Игры в амфитеатре
3. Театральные представления
4. Игры на стадии
12. Возница II века
13. Общественные игры на западе в IV в. по Р. X.
14. Зрелища на востоке в IV в. по Р. X.
15. Путешествия в римской империи
Подобный материал:
1   ...   19   20   21   22   23   24   25   26   ...   61
^

2. Игры в амфитеатре


Бой гладиаторов появляется в Риме лишь пять веков спустя после основания города. До последних времен республики гладиаторы выступают лишь на богатых похоронах и ни разу еще не упоминаются в программах официальных праздников. В первый раз появляются они в 264 г. до Р. X., на похоронах Брута Перы, сыновья которого устроили на бычьем рынке бой трех пар гладиаторов. В 216 г. на похоронах М. Эмилия Лепида выступило уже 22 пары; в 200 г. в честь покойного М. Валерия Левина сражалось 25 пар; в 183 г. в честь П. Лициния — 60 пар. В 174 г. Т. Фламинин устроил своему отцу похороны, на которых 74 гладиатора бились в течение трех дней.

Мало-помалу гладиаторы стали появляться и на праздниках, устраиваемых государством. В 65 г. до Р. X., когда Цезарь был эдилом, он устроил бой гладиаторов, в котором участвовало 320 пар. Август постановил, чтобы преторы, устраивая игры, не выпускали более 60 пар; частные же лица в это время, угощая народ зрелищами, доходили до 100 пар. Во время праздников 106 г. при Траяне выпущено было в разные дни 10000 гладиаторов. Гордиан первый стал устраивать во время своего эдильства ежемесячные игры, в которых участвовало не меньше 150 и не больше 500 пар.

При республике на арене выступали только самниты, галлы и фракийцы. Во времена империи стали появляться в качестве гладиаторов также бриты, германцы, свевы, дакийцы, мавры, африканские негры и даже кочевые обитатели теперешней России. В текстах IV века упоминаются еще саксы. Все эти туземцы выходили в национальных костюмах и бились каждый по обычаям своей страны; таким образом публика получала более разнообразное зрелище.

Гладиаторами делались или осужденные преступники, или военнопленные, обращенные в рабство или, наконец, добровольцы. Обязательство биться в качестве гладиатора на играх в амфитеатре часто являлось прибавкой к главному наказанию осужденного; ему подвергались лишь подсудимые, не имеющие прав римского гражданства и принадлежащие к низшим классам. Иногда это являлось самостоятельным видом наказания, и виновный освобождался после 3—5 лет гладиаторства. Наказаниям подобного рода подвергались уличенные в вооруженном разбое, убийстве, поджоге, святотатстве, нарушении воинской дисциплины. После войны массу пленных делали гладиаторами: такова была, например, участь множества евреев после взятия Иерусалима Титом. Богатые римляне часто превращали


258

в гладиаторов своих рабов. Они выпускали их на арену, когда устраивали игры за свой счет, или же отдавали их внаем другим лицам. В разных местах Италии (например, в Капуе) и даже всего римского мира были особые школы (ludus), которые готовили людей для борьбы в амфитеатре. Наконец, бывали даже свободные люди, которые делали себе из гладиаторства ремесло: выгода заставляла их мириться с опасностями этого страшного ремесла.

Чтобы доставлять необходимое количество гладиаторов для игр, Домициан основал около Колизея на Целийском холме четыре императорские школы гладиаторов. При них был арсенал и кузница, а также целый персонал учителей фехтования, врачей, служащих и проч. Во главе этих школ стоял прокуратор из сословия всадников. Подобные же учреждения существовали в Капуе, Пренесте, Александрии и других местах. Это было общественное дело, которое старались как можно тщательнее организовать во всей империи. Императорских гладиаторов было очень много в Риме. После смерти Нерона их насчитывалось до 2 000.

Эти люди были подчинены очень строгому режиму. Вне арены они были безоружны и содержались в довольно тесном, запертом помещении под надзором воинов. За малейший проступок их заковывали в цепи, бичевали и клеймили каленым железом. С ними обращались как с преступниками, за исключением только пищи: для развития их физических сил не жалели ничего. Они занимались постоянными упражнениями и, смотря по достигнутой ловкости, каждый из них получал ту или другую степень, так как среди гладиаторов существовала целая иерархия. По истечении известного

259

срока они получали отставку; впрочем, многие хлопотали о разрешении остаться в качестве преподавателей.

Большинство гладиаторов отличалось необычайным мужеством. Они обнаруживали величавое презрение к смерти; нечувствительные к ранам, они не имели иного удовольствия кроме как биться перед публикой: Сенека слышал, как один из них жаловался в правление Тиберия, когда игры были редки, что пропадают даром лучшие годы его жизни. Они не лишены были чувства профессиональной чести и считали стыдом бороться с недостойным их противником.

Эти грубые люди не отличались, конечно, хорошим нравом, и среди них можно было встретить дошедших до полного отчаяния. Многие из них кончали самоубийством, другие пытались бежать и иногда успешно; наконец, нередки были заговоры и мятежи, и нужна была строгая бдительность для того, чтобы предупреждать и подавлять их.

Игры начинались шествием гладиаторов через арену. Быть может, при этом они приветствовали императора следующими словами: «Прощай, цезарь император, идущие на смерть тебя приветствуют». Прежде всего происходил притворный бой. Затем унылый звук труб возвещал бой с острым оружием, и тогда начиналась серьезная борьба под звуки труб, рожков, дудок и флейт. Самые разнообразные сцены следовали одна за другой во время этой свалки. Ретиарии, очень подвижные, полунагие, вооруженные лишь сеткой и трезубцем, выступали поодиночке или группами. Иногда за ними гнались secutores, вооружение которых состояло из шлема с забралом, щита и меча; иногда они сами носились по арене, как рой насекомых, преследуя тяжеловооруженных мирмилонов, которые, пригнувшись, ожидали их с опущенным забралом, и стараясь набросить на них свои сети, чтобы нанести затем смертельный удар. Самниты, прикрытые большими, четырехугольными щитами, скрещивали свои маленькие мечи, короткие и прямые, с саблями фракийцев, которые были лучше вооружены, но зато для защиты имели лишь небольшой круглый щит. Гоплит, закованный весь в железо, как средневековый рыцарь, старался попасть в промежутки между отдельными частями лат противника. Всадники со своими длинными копьями сталкивались друг с другом; эсседарии сражались на британских колесницах, которыми правили возницы, стоявшие рядом с гладиатором.

260

Если кто-нибудь в бою один на один падал побежденный, отдаваясь на произвол противника, то заведующий играми предоставлял публике решить вопрос, должен ли он умереть или нет. Раненый гладиатор, прося пощады, поднимал кверху палец. Если зрители хотели даровать ему жизнь, то махали платками; опущенный же вниз большой палец обозначал смертный приговор. Трусы возбуждали ярость толпы, и с ними обращались без малейшей жалости. Их гнали в бой ударами плетей и раскаленным железом, а со скамеек в их адрес раздавалась брань, угрозы и требования смерти. Очень часто победителю приходилось биться с тремя-четырьмя противниками кряду. Трупы уносились людьми, которые были наряжены в костюм Меркурия, подземного бога. Другие прислужники, с масками Харона на лице, удостоверялись при помощи железа, была ли смерть действительна или притворна. В мертвецкой приканчивали тех, кто обнаруживал еще какие-нибудь признаки жизни. Вслед затем лопатами перерывали окровавленную арену, которую потом покрывали свежим слоем песка.

Еще в эпоху республики во время игр в Риме стали устраивать звериные бои и травли. В первый раз (в 186 г. до Р. X.) затравлено было множество львов и пантер. В 169 г. на арену выпустили 63 африканских зверя; тут были пантеры, леопарды, гиены и слоны. В цирке устраивалась также охота на страусов, косуль, зайцев, оленей, диких кабанов, медведей и буйволов. Между 58 и 46 гг. до Р. X. три раза устраивались великолепные игры, во время которых перед восхищенным народом предстали невиданные до тех пор звери: крокодилы, гиппопотамы, носороги, рыси, жирафы. Помпей, говорят, устроил игры, на которых было 17 слонов, от 500 до 600 львов, и 410 других африканских зверей. На играх, устроенных Августом,

261

всего было убито 3500 чужеземных животных. Во время праздников 80-го года было перебито 9000 диких и домашних животных, а в 106 году — 11000.

Все эти животные предназначались не только для того, чтобы убивать их в цирке. Их дрессировали и обучали разным штукам. Быки спокойно позволяли мальчикам танцевать на своей спине, стояли на задних ногах, изображали из себя возницу, стоя в несущейся вскачь колеснице. Олени покорно слушались узды; пантеры шли в ярме; журавли бегали, описывая круги; антилопы бились друг с другом рогами; львы делались кроткими, как собаки, и некоторые из них осторожно брали зубами зайца, отпускали его и потом снова брали; слоны, по знаку вожака, становились на колени, плясали, аккомпанируя себе на цимбалах, садились за стол, носили вчетвером пятого слона на носилках, ходили по веревке и даже писали. Оказывается, что римские укротители зверей были ничуть не хуже наших.

262

В цирке заставляли носорога вступать в борьбу со слоном, медведя — с буйволом, слона с быком. Выдумывали всевозможные способы, чтобы возбудить ярость животных: их понукали хлопаньем бича, кололи стрекалом, горящими головнями, бросали в них соломенные чучела, обернутые в разноцветные тряпки. Их связывали попарно арканом, и публика приходила в неистовый восторг, когда звери, разъяренные этой насильственной связью, разрывали друг друга в клочки.

В бой с животными вступали также люди, называвшиеся бестиариями; они набирались так же, как и гладиаторы. Одетые в одну тунику, иногда с повязкой на правой руке или на ногах, без шлема, щита или панциря, они были вооружены только копьем и редко мечом. От бестиариев следует отличать охотников, имевших лук, дротик и копье. Бывали случаи, когда на арену против львов и медведей выпускали отряды конных преторианцев под командой их центурионов. Амфитеатр служил также местом казни. Осужденных на смерть привязывали к столбам и на них выпускали зверей, которые их и растерзывали.

Чтобы увеличить привлекательность всех этих зрелищ, старались возможно роскошнее обставить их. Декоративная часть у римлян достигла довольно большого развития. У них были подвижные декорации, которые могли моментально переменяться. В 202 г. арена

263

была превращена в корабль, который вдруг разрушился, и из него вышло множество зверей: медведи, львы, пантеры, страусы разбежались в разные стороны; таким образом на показ публике было выставлено 700 животных, которые и были перебиты в течение 7 дней. Один поэт описывает представление, во время которого из земли вдруг вырос волшебный лес из блестевших золотом деревьев, среди которых били благоухающие фонтаны; вслед затем лес стал наполняться экзотическими чудовищами, которые появлялись также из-под земли.

264

В цирке устраивались также театральные представления, в особенности пантомимы, в которых все актеры были осужденными на смерть преступниками. Некоторые из них выходили в великолепном платье, из которого вдруг показывалось пламя и сжигало их; это так называемая tunica molesta. Показывали Иксиона на колесе, Геракла, сжигающего себя на горе Эте, Муция Сцеволу, держащего руку на горящих угольях жаровни, разбойника Лавреола, распятого и растерзываемого зверями, Дедала, которого пожирал лев, Пасифаю в объятиях быка [1]. Мифологическое содержание всех этих сцен придавало казни больше занимательности, тем более, что многие из этих сцен отличались скабрезностью.

Иногда арену наполняли водой, превращая ее, таким образом, в навмахию. В воду напускали рыб и разных морских чудовищ; здесь же устраивали морские битвы, например, Саламинскую между афинянами и персами или сражение коринфян с керкирянами. В 46 г. до Р. X. устроена была битва между сирийским и египетским флотами на озере, которое Цезарь велел специально выкопать на Марсовом поле; в битве участвовало до 2000 гребцов и 1000 матросов. Подобное же сражение было устроено во 2-м году до Р. X. Августом на искусственном озере по ту сторону Тибра; число участвующих доходило до 3000. Но все эти игры затмило большое морское сражение, которое было устроено в царствование Клавдия на Фуцинском озере. Здесь друг против друга выступило два флота — сицилийский и родосский, причем с обеих сторон сражалось 19 000 человек, почти все из преступников. Тит воспользовался озером Августа для праздника, устроенного им в 80 г. Предварительно оно было покрыто помостом для боя гладиаторов, звериного боя и бега на колесницах, а потом было представлено сражение между афинянами и сиракузцами. Домициан устроил новую навмахию в ватиканском квартале для морского сражения, которое, по словам Марциала, далеко превышало своим великолепием игры Клавдия. К несчастью, страшный ливень разразился над зрителями; впрочем, им было запрещено покидать свои места.

В Риме даже среди людей, выдающихся своим умом, мало находилось таких, которые решались бы осуждать бой гладиаторов. Сильнее всего раздавался голос Сенеки. «Случайно, — пишет он, —
__________

[1] Иксион убил своего тестя, бросив его в яму, наполненную огнем; когда Зевс очистил его от этого преступления и даже допустил на Олимп в общество богов, Иксион отплатил за эту милость черной неблагодарностью. Он влюбился в Геру, и за это Зевс присудил его к вечному мучению в аду: Иксион вертелся на огненном колесе, привязанный к нему руками и ногами.

Пасифая — жена критского царя Миноса. По просьбе Миноса Посейдон прислал ему великолепного быка для жертвоприношения, но Минос оставил этого быка себе, а в жертву принес другого, хуже; ва это Посейдон устроил так, что Пасифая влюбилась в этого быка и у нее родился Минотавр. — Ред.

265

я попал на представление около полудня. Я ожидал игр, шуток, чего-нибудь такого, на чем глаза могли бы отдохнуть после кровавых зрелищ. Ничего подобного: все предыдущие бои казались кроткой забавой. На этот же раз дело было не шуточное: происходило человекоубийство во всей своей жестокости. Тело ничем не прикрыто, ничем не защищено от ударов, из которых ни один не бьет мимо. Именно такое зрелище предпочитает толпа. И не права ли она? К чему вооружение, фехтовальные приемы, все эти ухищрения? Чтобы торговаться со смертью? Утром людей отдают на растерзание львам и медведям, а в полдень — самим зрителям. Они любуются, как те, которые уже убили своих противников, вступают в бой с другими, которые убьют их; и всякому победителю предстоит новая бойня; исход борьбы смертельный, с этой целью пускается в ход железо и огонь. Но, скажут, этот человек вор! — Так что ж, он заслуживает виселицы. — Это убийца! — Всякий убийца должен понести наказание. Но ты, что сделал ты, несчастный? За что тебя заставляют любоваться подобным зрелищем? — «Плетей, огня! Смерть ему!» — кричат зрители. «Вот этот пронзает себя слишком слабо, падает без достаточной твердости духа, умирает неграциозно!» И вот плеть гонит их на новые раны, и с обеих сторон противники должны добровольно подставлять под удары обнаженную грудь. Быть может, зрелище еще слишком кроткое? Что ж, чтоб приятно провести время, пусть убьют еще нескольких. Римляне, неужели вы не чувствуете, что зло падает на головы тех, кто его наблюдает?»
^

3. Театральные представления


Из всех видов театральных представлений наибольшим успехом пользовались ателлана и мим.

Ателлана — народная комедия, родиной которой была Кампания; в Риме она появилась около 240 года до Р. X. Разговоры действующих лиц сначала импровизировались актерами, потом текст комедии стал записываться. Действие было коротко и ограничивалось обыкновенно одним актом. Действующими лицами являлись четыре традиционных типа: старик Папп, соответствующий позднейшему Pantalone, До-


266

ссеин — мудрец и в то же время чудак, который в комедии выступает то в качестве учителя, то прорицателя (Dottore современной народной итальянской комедии), прожора Буккон и дурачок Макк. Содержание ателланы редко представляло собой какой-нибудь мифологический сюжет; чаще всего на сцене выступали представители разных национальностей — кампанец, галл, трансальпинец, пометийский [1] солдат. Многие сюжеты изображали деревенскую жизнь, напр., Козленок, Больной Вепрь, Здоровый. Вепрь, Корова, Скотный двор, Виноделы, Дровосекщ или же жизнь городских ремесленников, напр., Рыбаки, Маляры, Глашатаи, Сукновалы. Главные действующие лица пьесы ставились в самые разнообразные положения: так, Макк являлся то молодой девушкой, то воином, то трактирщиком, то опальным; Папп — поселянином; Буккон — невестой Паппа или учеником гладиаторской школы. На сцене, по-видимому, нередко появлялись привидения. Комизм ателлан отличался грубоватым остроумием и нередко непристойностью. Народная комедия не оставалась также чуждой и политике. Но, несмотря на все это, ателланы стали все более и более приходить в упадок: уже в эпоху Цицерона народ смотрел их с гораздо меньшим удовольствием, чем прежде, а Тацит прямо говорит, что они возбуждали очень незначительный интерес.

Мим представляет собой также ряд мало связанных между собой бытовых сцен, взятых из обыденной жизни; мим короток, и в отличие от ателланы его действующие лица не представляют собой неизменных традиционных типов. Как тот, так и другой вид народной комедии служил интермедией. Действие и там и здесь имело один и тот же характер: пощечины и удары занимали первое место; язык был полон простонародных выражений, остроумие плоское и шутовское, игра неестественная. Действие часто сопровождалось причудливой пляской. Но самый главный элемент этих представлений составляла непристойность, доходившая до полного цинизма. Пьеса разыгрывалась на передней части сцены, которая отделялась занавеской от задней половины. Действующие лица были наряжены в костюм арлекина, поверх которого накидывался плащ. Женские роли против обыкновения исполнялись не мужчинами, а женщинами. Текст пьесы был написан, но фантазия актеров разнообразила действие множеством импровизированных подробностей. Очень нередки были политические намеки, иногда отличавшиеся резкостью, даже во времена империи.

Народная комедия просуществовала до IV века нашей эры. Гораздо менее соответствовала вкусу широкой публики трагедия. Чтобы увеличить ее привлекательность, необходима была роскошная постановка и бесконечные шествия фигурантов, колесниц, заморских
__________

[1] Помеция — город в Лациуме. — Ред.

267

зверей, отчего представление затягивалось на четыре часа и даже более. Нередко в пьесу вставлялись отрывки из трагиков, которые пел какой-нибудь актер.

Римлянам особенно нравилась пантомима. Само собой разумеется, что здесь игра лица и жесты составляли все. Трудность игры увеличивалась в особенности тем, что при актере не было статистов: он был на сцене один и был вынужден обращаться к отсутствующим лицам. Лишь пение хора разъясняло зрителям ход действия. Среди актеров, выступающих в пьесах этого рода, бывали такие, которые производили своей игрой полнейшую иллюзию: они заставляли зрителей плакать в патетических местах. Но больше всего публика требовала, чтобы актер забавлял и веселил ее. Лучше всего такое действие на зрителей достигалось представлением пьес с двусмысленным содержанием; и мы знаем, что некоторые пантомимы действительно отличались возмутительной безнравственностью сюжета.

Наконец, римлянам известен был и балет в собственном смысле этого слова. Апулей [1] описывает такое представление, которое будто бы происходило в Коринфе; но, без сомнения, в том же роде были и балеты, дававшиеся в столице. «Группы мужчин и женщин, соперничающих друг с другом в красоте и изяществе, плясали греческую пирриху * и производили множество разнообразных телодвижений, заранее определенных искусством. Зритель любовался, как перед ним радостная толпа то кружилась, подобно быстрому колесу повозки, то развертывалась, и актеры, взяв друг друга за руки, пробегали во всех направлениях по сцене, то становились в четыре равных ряда, которые вдруг расстраивались, чтоб образовать две стоящих одна против другой фаланги. После этого предварительного дивертисмента были переменены декорации и началось уже настоящее представление. Сцена изображала гору Иду, с вершины которой, увенчанной зелеными деревьями, струился ручей. По склонам горы паслись козы, которые щипали нежную траву, а около них в качестве пастуха стоял Парис в великолепном костюме с золотой тиарой на голове. Но вот является прелестное дитя, одетое в простую хламиду. Взоры всех устремляются на его белокурые волосы, из-под которых виднеются два золотых крылышка. По кадуцею [2] в нем можно было узнать Меркурия. Бог, с золотым яблоком в руке, приплясывая, приближается к Парису, отдает ему яблоко и уходит. На сцене показывается молодая девушка, ко-
__________

* Мужской танец с оружием.

[1] Апулей — писатель II в. по Р. X. Ему принадлежит, между прочим, нравоописательный и сатирический роман «Золотой Осел» с фантастическим содержанием. — Ред.

[2] Caduceus — жезл глашатаев, украшенный изображением двух змей, обвившихся вокруг палки. Кадуцей был символом Меркурия — посланника богов. — Ред.

268

торая, благодаря величавым чертам своего лица, была выбрана для роли Юноны; чело ее увенчано диадемой, в руке она держит скипетр. Затем входит Минерва в сверкающем шлеме, с оливковым венком, эгидой [1] и копьем. После нее появляется Венера, восхитительно прекрасная, прикрытая лишь шелковым покрывалом. У каждой богини своя свита. Юнона выступает под звуки флейты в сопровождении Кастора и Поллукса; походка ее благородна и величава. При помощи пантомимы, выразительной и в то же время вполне естественной, она обещает пастуху владычество над всей Азией, если только он присудит ей награду за красоту. Минерва приближается с двумя юношами, изображающими Смущение и Страх; за ней следует флейтист, который играет суровую воинственную песнь; богиня гордо помахивает головой, грозит взглядом и резким движением руки дает Парису понять, что если он ей отдаст предпочтение, она сделает его героем и покроет лаврами. Венера окружена целым хороводом маленьких амуров, граций и гор [2], которые полными горстями разбрасывают цветы; она исполняет перед Парисом сладострастную пляску под аккомпанемент мелодичных вздохов флейты и объявляет, что если она восторжествует над своими соперницами, то даст ему в супруги женщину столь же прекрасную, как и она сама. Парис, не задумываясь, отдает Венере яблоко в знак ее победы. Тогда Минерва и Юнона тотчас удаляются, жестами выражая свою досаду и негодование. Венера же, торжествуя, присоединяется к хору пляшущих. Вдруг с Иды устремляется поток вина, смешанного с шафраном, который благоухающим дождем падает на коз, и руно их окрашивается в прекрасный желтый цвет. Вся зала наполняется благоуханием, после чего гора мгновенно проваливается и исчезает».
^

4. Игры на стадии


Борьба атлетов появилась в Риме в 186 г. до Р. X. До конца республики об этом виде игр упоминается несколько раз, но, в общем, довольно редко. Гораздо более распространяется он со времени Августа. Борьба атлетов была в 28 г. до Р. X. по поводу освящения храма Аполлона Палатинского, в 38 г. по Р. X. при Калигуле, в 44 г. — при Клавдии. Нерон устроил в 60 г. праздник на греческий
__________

[1] На изображениях Афины (у римлян Минервы) эгида имеет вид чешуйчатой шкуры или панциря с изображением посредине головы Горгоны, а по краям — змей. По Гомеру, эгида представляет собой выкованный Гефестом щит Зевса, украшенный головой страшного чудовища Горгоны; этим щитом Громовержец потрясает, наводя ужас на всю вселенную; щит отца носили иногда также Афина и Аполлон. — Ред.

[2] Горы, богини порядка и времен года, изображались в виде молодых девушек, украшенных произведениями соответствующего времени года. — Ред.

269

лад с состязаниями в гимнастических упражнениях, пении, музыке, поэзии и красноречии. Домициан в 86 году учредил капитолийские состязания, которые сравнивали с олимпийскими играми. Подобно последним, эти состязания происходили раз в 4 года. Здесь исполнялись музыкальные произведения, происходили конные бега и всевозможные гимнастические упражнения. Для музыкального исполнения этот император соорудил на Марсовом поле театр на 11000 человек, который получил название Одеона. Атлетические игры происходили на стадии, специально устроенном для этой цели там же. Желание сделать этот праздник похожим на греческие игры доходило (по крайней мере в правление Домициана) до того, что император являлся на него в греческом пурпурном плаще и греческой обуви. Подобные же состязания устраивались и впоследствии, но ни одно из них не могло сравняться по блеску с капитолийскими играми.

Долгое время римляне косо смотрели на атлетические игры, ввиду их чисто восточного происхождения. Тем не менее они мало-помалу привыкли к ним и кончили тем, что не только охотно любовались атлетическими упражнениями на стадии, но и сами стали ими заниматься. Даже женщины увлекались этой новой модой. «Кто не знает, — говорил Ювенал, — что они надевают на себя грубый тирский плащ и натираются маслом, как заправские атлеты? Кто не видел, как они наносят удар мечом в стену, как от частых ударов делается углубление в мишени, как они сталкиваются щитами, одним словом, проделывают все фехтовальные приемы? Может ли сохранить стыдливость женщина, которая напяливает на себя каску и, забывая свой пол, хочет сравняться силой с нами? Какая честь для мужа, когда при распродаже вещей своей жены он слышит, как выкрикивают ее перевязь, фехтовальные перчатки, плюмаж от шлема, набедренник?» Гимнастическими упражнениями занимались в термах: в банях Каракаллы была громадная мозаика с изображениями атлетов. Эти последние стояли в общественном мнении выше, чем актеры и гладиаторы. Атлеты составляли общества, которые были весьма многочисленны в римской империи и которые пользовались благосклонностью императоров, — в особенности одно из них, существовавшее во II веке под названием «Общества атлетов-победителей, увенчанных на священных играх».

«Хлеба и зрелищ» — вот чего требовала, к чему стремилась, по словам Ювенала, римская чернь в эпоху империи. Императоры ни перед чем не останавливались, чтобы удовлетворить той и другой потребности столичного населения. Они ревностно заботились о снабжении города хлебом, и о том, чтобы этот хлеб был как можно дешевле; не менее заботились они и о развлечении своих подданных. Один из лучших императоров, Траян, более чем кто-нибудь другой уделял внимания этому делу, и даже мудрый Марк Аврелий не мог уклониться от устройства великолепных игр и зрелищ. Император не

270

имел права относиться к играм равнодушно: он должен был неизменно присутствовать на них и притом показывать вид, что делает это с удовольствием. Здесь, в цирке, народная масса входила в непосредственные сношения с императором: здесь она выражала свои чувства по отношению к нему, встречая государя рукоплесканиями, криком, ропотом и жалобами. Для императора посещение игр было своего рода способом узнать смутные желания общественного мнения.

Популярность императора в значительной степени зависела от того, насколько блестящими были зрелища и игры, которые он устраивал для народа. Отсюда постоянные усилия все более и более увеличивать их привлекательность. Уже не знали, что и выдумать, чтобы зрители остались довольны, тем более, что народ становился все более требовательным в этом отношении. К обычным состязаниям очень часто стали прибавлять разные чрезвычайные развлечения вроде фейерверков, иллюминации, фокусников, жонглеров, эквилибристов, акробатов. В 32 г., после игр, устроенных Сеяном, публику провожали домой 5000 рабов, освещавших путь факелами. Во время полуденного антракта зрителям раздавали съестные припасы. В 90 г. в праздник Сатурналий императорские слуги в богатых ливреях ходили по амфитеатру с корзинами, наполненными изысканными кушаньями и старыми винами. Случалось, публике бросали фиги, финики, орехи, сливы, пирожные, сыр, пирожки и даже дичь (напр., фазанов и африканских кур). Иногда на зрителей сыпался целый дождь жетонов, представлявших собой квитанцию на получение разных более или менее ценных вещей. Так, при Нероне, во время одного большого праздника, каждый день разбрасывали такие квитанции на хлеб, одежду, драгоценные камни, картины, животных, корабли, виллы и даже доходные дома. В правление Проба,* когда праздновался его триумф над германцами, цирк был превращен в лес, наполненный тысячами страусов, оленей, диких кабанов и антилоп, а также бесчисленным множеством равной другой, более мелкой дичи; в этот лес пустили народ, предоставив каждому брать то, что он в состоянии будет взять.

(Friedlander, Moeurs romaines d'Auguste aux Antonins, livre VI, chez Rotschild).
__________

* Римский император 276—282 гг. н. э.
^

12. Возница II века


Вот краткое изложение длинной надписи, которая была вырезана в правление Антонина в честь одного из самых знаменитых возниц,

271

какого когда-либо видели в Риме. Памятник ему был воздвигнут стараниями друзей и почитателей которые хотели увековечить подвиги этого возницы на ипподроме.

Кв. Апулей Диокл был родом лузитанец; он принадлежал к партии красных и достиг возраста 42 лет, когда решил покинуть ипподром, на котором покрыл себя неувядаемой славой; он участвовал в бегах в течение 24 лет, следовательно, начал свою карьеру жокея восемнадцати лет от роду. Несколько раз Диокл менял цвет. Дебютировал он в рядах синих в 122 г.; шесть лет спустя он перешел к зеленым, но уже в 131 г. он сделался красным и оставался приверженцем этой партии до конца в течение 13 лет. Он участвовал в 4257 бегах, и в 1462 из них одерживал победу. 110 раз он пускался в состязание тотчас после происходившей во время церемонии открытия игр процессии, в которой он участвовал вместе со своей колесницей. Такой бег особенно ценился, потому что по нему можно было судить о действительных достоинствах и лошади, и возницы, которые являлись на арену не из конюшни, где они отдыхали, а непосредственно после весьма утомительного шествия. Из 1462 призов он взял 1064 на таких бегах, где все четыре партии выставили только по одной квадриге (колесница, запряженная четверкой); 347 на таких, где было по две и 51 — по три, т. е. когда в беге участвовало вместе 12 колесниц. На бегах первого рода он одержал много побед на колеснице, запряженной шестью и даже семью лошадьми. Кроме 1462 бегов, когда Диокл взял первый приз, он 861 раз пришел вторым, 576—третьим и один раз четвертым; только 1351 раз он не взял никакого приза.

К этому бесконечному списку побед поклонники Диокла прибавили краткое изложение всех его блестящих подвигов. Самые знаменитые возницы того времени должны были уступить пальму первенства лузитанскому наезднику. И Авилия Тера, и Фалла из партии красных затмил Диокл, одержавший 134 победы в один год; из них 118 на бегах по одной колеснице, причем левой заводной лошадью (которая направляет квадригу) он брал одну из лошадей своих противников. Он превзошел и Понция Эпафродита из партии синих, одного из самых знаменитых возниц времен Антонина, и Флавия Скорпа, и Помпея Мусклоза и много других известных возниц.

Но это еще не все. Диокл произвел несколько ловких штук, которые до него не были известны. Так, он бежал два раза в один и тот же день шестерней и оба раза пришел первым; он взял приз на колеснице, запряженной семью лошадьми, причем на всех них была простая упряжь, тогда как обыкновенно на средних лошадей надевали ярмо для того, чтобы они своими прыжками не расстроили всей упряжки; наконец, однажды он взял приз, управляя лошадьми без кнута.

(Wilmanns, Exempla inscriptionum latinarum, 2601. С f. Lacour-Gayet, Antonin le Pieu, pp. 283—184, chez Thorin).
^

13. Общественные игры на западе в IV в. по Р. X.


Страсть к играм была последней страстью римского населения, на которую никакая катастрофа не могла оказать влияния. Св. Августин говорит, что беглецы из Рима, бежавшие в Африку от варваров, видевшие недавно гибель своих семейств и имущества во время разгрома города, по целым дням просиживали в карфагенском цирке или театре. Из Сальвиана мы узнаем, что уцелевшие жители Трира, четыре раза кряду разграбленного варварами, признавались, что они совершенно примирились бы со своей участью, если бы только им оставили их привычные зрелища. Письма Симмаха [1] показывают, что отцы церкви в данном случае не преувеличивали.

Один греческий историк рассказывает, что по поводу претуры своего сына Симмах истратил сумму, равную десяти миллионам сестерций. Эта цифра перестанет нас удивлять, когда мы узнаем из его переписки о грандиозных приготовлениях и огромных издержках для устройства народных развлечений. Еще за год до наступления игр он принимается за дело; обращаясь ко всем своим друзьям во всех концах света, он умоляет их оказать ему поддержку: они должны помочь Симмаху угодить римскому народу, доставить ему разнообразные развлечения, невиданные еще зрелища, одним словом, превзойти всех, кто до него устраивал игры. Он рассылает во все стороны слуг и доверенных людей, которым поручается разыскивать выдающихся артистов, редких зверей, причудливые и роскошные украшения, и покупать все это за какую бы то ни было цену. Эти люди, без сомнения, были снабжены солидными рекомендательными письмами для устранения всех препятствий и изрядной суммой денег на покрытие расходов. Симмах хотел во что бы то ни стало ослепить блеском своих игр сограждан: ему нужны для этого лошади, медведи, львы, шотландские собаки, крокодилы и кроме того бесстрашные охотники на диких зверей, искусные возницы, комедианты, лучшие гладиаторы. Страшных хлопот ему стоит вести столько дел сразу, открывать новые диковинки, выписывать изо всех частей света то, что может на мгновение позабавить пресыщенный народ. Лошадей ему высылают из Испании: там есть крупные заводчики, известные во всем свете своими скаковыми лошадьми. Симмах пишет одному из них, Эвфразию, который доставлял лошадей на антиохийские празднества, и просит его прислать все, что есть лучшего в его конюшнях и даже в случае надобности поискать и на других заводах; он хочет, как выражается сам
__________

[1] Симмах — оратор, живший во 2-й половине IV в. по Р. X. При Феодосии Великом он занимал высшие государственные должности. Среди сочинений Симмаха особенно важное историческое значение имеют 10 книг его писем. Симмах был ревностным приверженцем отживавшего уже тогда язычества. — Ред.

273

Симмах, чтобы для него децимировали Испанию;* он требует кровных лошадей, лучших скакунов, каких только можно достать. Но выбрать лошадей еще не все: нужно их доставить, — из Испании до Рима не близкий свет, в такой длинной дороге лошадь может подвергнуться тысяче несчастных случайностей. И вот Симмах поручает их вниманию своих друзей, живущих по дороге. Он пишет Бассу, у которого в Арле значительные конские заводы, чтобы тот, если погода дурная, задержал лошадей у себя, пока они не в состоянии будут продолжать путь; он просит Басса, если возможно, оказать им гостеприимство на зиму в своих владениях, а весной они двинутся дальше.

По мере того как приближалось время игр, беспокойство Симмаха росло и росло: напрасно принимал он все, самые мелочные предосторожности, — не все удавалось ему так, как он хотел. Один из его друзей прислал Симмаху в подарок четыре квадриги; но из 16 лошадей пять пали в дороге, а остальные оказались больными. Уже наступал день игр, а некоторых обещанных зверей и драгоценной одежды еще не было. Возницы и комедианты, которых ждали, высадились, по слухам, в Кампании, а между тем они до сих пор не подают никаких признаков жизни, и никто не знает, что с ними сталось: надо как можно скорее посылать в поиски за ними. Почти накануне праздника налицо было всего лишь несколько жалких зверей, да и то полуживых от усталости и голода. Медведи не пришли, а о львах ни слуху, ни духу; наконец-то высадились крокодилы, уже в самую последнюю минуту. Это редкие животные, которые возбуждали в римлянах, по словам Аммиана Марцеллина, большое любопытство. К несчастью, крокодилы, посланные Симмаху, ни за что не хотели принимать пищи; их нельзя было, значит, сберечь на последний день, как предполагалось раньше; придется убить их всех сразу, а то они еще подохнут от голода. Остаются, правда, еще гладиаторы: это пленные саксы — храбрый народ, на которых Симмах очень рассчитывает; они, наверное, будут немало способствовать успеху его игр. Но эти мужественные люди не захотели появиться на арене, и утром того дня, когда они должны были выступать на потеху римскому народу, 29 человек ив них задушили друг друга. Это был жестокий удар для Симмаха: по его собственному признанию, ему понадобилась вся его философия, чтобы перенести это несчастье.

Из этого мы видим, что до последних годов IV века гладиаторские бои были еще по-прежнему очень распространены. Константин, усердствуя в своей новой вере, хотел их уничтожить, но они слишком нравились народу, и против этого закон оказался бессильным. Сами императоры не задумывались его нарушать. В 384 г. после одной
__________

* Обложили особым налогом — десятиной.

274

победы они прислали в Рим пленных сарматов, предназначив их для забавы народу Марса. Симмах, являясь выразителем общественного мнения, торжественно благодарил их за это. Его письмо дышит самой варварской радостью и заканчивается пожеланием, чтобы зрелища этого рода возобновлялись почаще. Очевидно, он не замечал всей жестокости этой забавы. По поводу мужества саксов, которые предпочли убить себя, чем выйти на арену, Симмах мог только сказать, что «он ничего не хочет слышать об этих негодяях, которые оказались хуже Спартака». А между тем, у него был, без сомнения, просвещенный ум и добрая душа; только он был слишком предан старине, чтобы осуждать ее обычаи. Когда убивали множество людей и зверей, и амфитеатр Флавиев наводнялся кровью, Симмаху казалось, что возрождаются славные дни республики. Притом его религиозные верования в данном случае нисколько не противоречили уважению к преданиям старины: он думал, что играми можно лучше всего почтить богов. Несколькими годами позднее христианский поэт Пруденций выразил пожелание, чтобы эта бойня прекратилась, чтобы никто больше не умирал для потехи публики. Это желание исполнилось, и приблизительно с этого времени гладиаторские бои прекращаются во всей империи.

(Boissier, La fin du paganisme, Т. II, p. 199—204, chez Hachette)
^

14. Зрелища на востоке в IV в. по Р. X.


В Антиохии, также как и в Риме, общественные игры устраивались большей частью кем-нибудь из выдающихся членов муниципального сената в то время, когда он отправлял какую-нибудь выборную должность. Народные увеселения были очень разнообразны и обходились недешево, так как сирийцы издавна привыкли предъявлять к ним весьма высокие требования. Их страна не только питала множество актеров, шутов, музыкантов, возниц, но и снабжала ими другие области империи.

Зрелища были разного рода. Во-первых, собственно театральные представления, среди которых уже более не встречается классическая трагедия или комедия: их вытеснили мимы и пантомимы. Интрига пьесы была обыкновенно безнравственной по содержанию, как во времена Ювенала и Марциала; немалую роль в такой пьесе играет также Stupidus, дурачок, которого постоянно преследуют насмешками, осыпают тумаками и пощечинами; оплеуха была одним из главных комических эффектов уже в миме I в. до Р. X. Св. Иоанн Златоуст очень много говорит о значении музыки в этих представлениях; он упоминает о cantica, которые были полны мифологических намеков. Женские роли часто исполнялись актрисами. Златоуст, не стесняясь,

275

с полным реализмом описывает их откровенный костюм, намазанные лица и вычурные прически. В театре выступали также шуты, эквилибристы, жонглеры, канатные плясуны и акробаты.

Неменьшей любовью пользовался и цирк. Бегами славилась Антиохия и вообще вся Сирия: особенно знамениты были бега в Лаодикее, Берите, Тире, Цезарее; из Лаодикеи были лучшие возницы, из Тира и Берита — актеры, из Цезареи — плясуны. Не довольствуясь местными средствами, антиохийская знать искала в далеких странах блестящих упряжек для устраиваемых ею праздников: квадриги выписывались из Испании.

Кроме некоторых необычайных зрелищ, вроде состязания женщин в плавании, нужно еще отметить две характерных черты народных развлечений на востоке. С одной стороны, здесь еще жил эллинский дух и требовал себе удовлетворения: здесь, значит, продолжали существовать олимпийские игры. С другой, несмотря на греческую гуманность, не мирившуюся с жестокостью, из числа народных зрелищ не были вовсе исключены бои гладиаторов и диких зверей.

Сирийцы отдавались всем этим развлечениям с необычайной страстностью. В день представления скамьи в цирке бывали переполнены, и кроме того любители зрелищ покрывали также крыши соседних домов. Впрочем, такими любителями зрелищ были все жители города: и бедные, и богатые, и здоровые, и больные. Какая бы ни была погода, зрители сбегались толпами; без малейших признаков нетерпения публика просиживала большую часть дня. Ни дождь, ни зимний или осенний ветер, ни летний зной не пугали ее. Еще накануне представления во всем городе только о нем и говорили, только о нем и думали. Друзья, члены одного и того же кружка, приверженцы одной партии собирались еще с вечера, чтобы на другой день ранним утром двинуться плотной толпой в цирк или театр. Имена лошадей и возниц, актрис и актеров, плясунов и танцовщиц всем были знакомы. Все с величайшей точностью знали родословную бегущих лошадей и высчитывали шансы каждой из них на победу. Атлеты были очень популярны; в общественном мнении они были выше актеров, на которых всегда смотрели, как на нечто низкое.

На востоке сохранились некоторые церемонии, подобные священным панегириям [1] Древней Греции. Перед началом состязаний глашатай объявлял имена участвующих в них и спрашивал публику, может ли кто что-нибудь сказать против них. Каждый из них в течение всей ночи, предшествующей играм, находился под стро-
__________

[1] PanhguriV — торжественное собрание для устройства праздника; такие собрания, устраиваемые обыкновенно в храме и сопровождавшиеся религиозными церемониями, происходили перед олимпийскими и другими великими играми Греции. — Ред.

276

жайшим наблюдением своих приверженцев, которые смотрели, чтобы он не позволил себе какого-нибудь излишества. Эти олимпийские игры устраивались каждые четыре года в предместии Дафне.*

Деятели цирка и театра злоупотребляли расположением к ним публики. Они отличались чрезвычайной наглостью и заносчивостью и вели самую безобразную жизнь. Несмотря на порочную жизнь, некоторые актрисы и танцовщицы посредством замужества входили в знатные семейства. Актеры вели не лучшую жизнь и отличались не меньшей наглостью. Некоторые наиболее знаменитые мимы жили на очень широкую ногу и чрезвычайно важничали: они показывались на площади не иначе, как .верхом и в сопровождении слуги. Возниццы были также тщеславны и позволяли себе очень много. Несчастье с кем-нибудь из них производило всеобщее огорчение. Публика очень печалилась, когда один возница был раздавлен колесницами в Константинополе в 399 г., тем более, что на другой день он должен был жениться.

Все эти люди были окружены жалким сбродом, паразитами, еще более испорченными, чем они сами. Эти паразиты составляли настоящую клаку, очень хорошо организованную и очень шумную. Этим подонкам общества нечего было терять, и они составляли самый беспокойный элемент антиохийского населения. Во всех мятежах и волнениях они были среди зачинщиков: «Все это иностранцы, — говорит Либаний [1], — которых прогнали из родины за дурное поведение и бездельничанье. Они не хотят, да и не могут не тунеядствовать. Одни из них отдались душой и телом мимам, большинство же танцовщицам, и всю жизнь только и делают, что льстят и угождают им. А те награждают их более или менее щедро, смотря по тому, насколько сильно они рукоплещут». Число этих паразитов, по Либанию, доходило до 400 человек.

Христиане отличались не меньшей жадностью к зрелищам, чем язычники. В начале своей проповеднической деятельности Златоуст на себе испытал это. Он задумал целый ряд поучений, и они имели очень большой успех, как вдруг на седьмую проповедь явилось гораздо меньше слушателей, чем на предыдущие: оказалось, что в этот день были бега на ипподроме. Позднее, когда он проповедовал во время поста, были устроены конские бега, и аудитория внезапно покинула его. Он был уже год епископом в Константинополе, когда
__________

* Предместие Антиохии, где находился храм Аполлона и священная роща

[1] Либаний — антиохийский уроженец, знаменитый греческий софист, живший в IV в по Р. Х., написал очень много разнообразных сочинений Либаний был убежденный язычник и пользовался расположением Юлиана, но, несмотря на это, относился к христианству с полной терпимостью, среди его учеников были некоторые из отцов церкви, напр., Иоанн Златоуст, Василий Великий — Ред.

277

страшный ливень (в феврале 398 г.) грозил уничтожить всю жатву. Чтобы предотвратить это несчастье, устроены были торжественные молебны и крестный ход в церковь Петра и Павла. Это было в среду; в четверг буря утихла — моления епископа и верующих были услышаны. Но в пятницу происходили конские бега, и все побежали на них. В субботу было представление в театре, и народ, не задумываясь, повалил в театр.

(Puech, Saint Jean Chrysostome, p 268 et suiv , chez Hachette).
^

15. Путешествия в римской империи


Путешествие облегчалось картами дорог и списками станций, в которых указывалось также направление дорог, расстояния и места, где можно было найти ночлег. На основании одного открытия, сделанного в 1852 г., можно думать, что эти карты были очень распространены. Во время раскопок бань в Викарелло на озере Бриччиано нашли три серебряных кубка, на которых был вырезан маршрут из Гадеса (Кадикса) в Рим с указанием всех промежуточных станций и рассто-

278

яний между ними. Эти кубки относятся к разным временам и были, очевидно, занесены сюда какими-нибудь испанцами, которые лечились на водах в Викарелло и захотели выразить свою признательность целительному источнику благочестивым даром. Различие во времени происхождения каждого кубка заставляет предполагать о непрерывном производстве подобного рода вещей; при этом вряд ли их делали в одной Испании. Сама мысль вырезать на серебряном сосуде маршрут была бы непонятна, если бы не существовало обычая брать с собой в дорогу подобные путеводители. Возможно, что в таких дорожниках помещались и описания достопримечательностей, которые встречаются по пути. Мы находим их, по крайней мере, в маршруте из Бордо в Иерусалим, составленном около 333 г. для паломников, отправляющихся в св. землю. Маршрут Антонина (относящийся к эпохе Диоклетиана) дает также некоторые указания и по мифологии.

Императорская почта была устроена таким образом, что ей пользовались почти исключительно чиновники, курьеры и другие лица, путешествовавшие по казенной надобности. Зато к услугам путешественников повсюду были частные почтовые учреждения. Во многих городах Италии существовали корпорации содержателей наемных экипажей, четырехколесных, двухколесных повозок и упряжных животных. Так как в самих городах езда в экипажах была очень мало распространена, то, очевидно, этот промысел был рассчитан на путешественников. Почтовые дворы помещались у ворот или даже за чертой города: на известном расстоянии друг от друга были станции, на которых переменяли лошадей и экипаж.

Императорская почта делала на больших расстояниях в среднем по 7 ? километров в час, считая и остановки. Путешествие из Антиохии в Константинополь (1100 км) совершалось менее, чем в 6 суток. В наемном экипаже ехать с такой быстротой было нельзя, так как приходилось менять лошадей и возницу на каждой станции. Цезарь, путешествиям которого удивлялись его современники, совершил путь от Рима до Роны менее чем в 8 дней, что составляет 150 км в сутки; в другой раз он употребил 17 дней на путешествие из Рима в Бетику [1]. Ицел, когда вез Гальбе известие о смерти Нерона, в 7 дней доехал из Рима в Клунию (в Испании). Курьер, возвестивший римлянам об убийстве Максимина,* делал по 200 км в сутки. Обыкновенные путешественники, которые останавливались на ночлег, двигались, естественно, с меньшей скоростью. Из Брундизия в Рим (500 км) ехали 10 дней; путь от Тарракона в Бильбилис [2]
__________

* Максимин Фракиец — император с 235 по 238 гг. н. э.; был убит собственными солдатами.

[1] Бетика — южная часть Испании. — Ред.

[2] Тарракон и Бильбилис — города в северо-восточной Испании. — Ред.

279

(300 км) совершался в 5 дней. Хорошие ходоки употребляли 5 дней на дорогу из Рима в Капую (около 200 км) и три дня в Путеолы (в окрестностях Неаполя), лежащий на таком же расстоянии.

Морские путешествия производились только весной, летом и в первую половину осени, так как навигация прекращалась за 3 дня до ноябрьских ид и до 3 дня до мартовских нон. Только очень важное дело могло заставить кого-нибудь пуститься в море зимой. Так, напр., Овидий должен был отправиться в Томы [1] в декабре. В случае кораблекрушения береговые жители заявляли свои права на остатки, выбрасываемые морем. Случалось, что рыбаки нарочно вызывали крушение, показывая ложные сигналы. Что касается пиратов, то они почти совершенно исчезли на Средиземном море, появляясь лишь в кратковременные периоды анархии в римском государстве.

Плыли часто ночью, особенно между Путеолами и Остией, а также вдоль греческого берега. Выехав из Путеол вечером, можно было к утру доехать до Антии, на другой день до Гаэты и на третий прибыть к устью Тибра. Путь от Брундизия до Керкиры и Диррахия при благоприятной погоде и попутном ветре можно было сделать в один день, при дурной же погоде переезд этот делался гораздо более продолжительным.

Св. апостол Павел при попутном южном ветре в один день доехал из Регия до Путеол. По свидетельству Филострата, Аполлоний и Дамис, отправившись из Путеол при благоприятном ветре, лишь на третий день прибыли в Тавроменион [2]. Считалось 6 дней пути от
__________

[1] Томы — город на берегу Черного моря недалеко от устья Дуная; сюда Август сослал Овидия — Ред.

[2] Тавроменион — город на восточном берегу Сицилии. — Ред.

280

Сиракуз до Киллен (гавань в Элиде) и 5 — от Коринфа до Путеол. Обыкновенно избегали объезжать вокруг Пелопоннеса, предпочитая ехать прямо на Коринфский перешеек. Впрочем, некоторые ездили и первым путем: известен, например, один купец, который 72 раза совершил путешествие в Италию и каждый раз огибал мыс Малеа.

От Меотийского Болота (Азовское море) было 10 дней пути до Родоса и 14 до Александрии. В период пассатных ветров из Италии в Сирию плыли чаще через Александрию, чем прямо от Брундизия; этот последний путь считался очень трудным и неудобным, александрийские же корабли имели репутацию самых быстроходных парусных судов, а матросы на них — лучших моряков. При хорошем ветре корабль делал 220 км в 20 часов.

Из Остии в Гадес было 7 дней пути, в Таррагону — 4, в Фрей — 3. В два дня можно было доехать до Африки.

Мы имеем некоторые сведения о том, как совершались путешествия по суше. Одни отправлялись пешком, хорошенько подобрав платье; другие — с легким багажом на спине мула или лошади, в плаще, который должен был защищать путника от дождя. Более или менее зажиточные люди брали с собой одного или нескольких рабов. Если хотели путешествовать быстро, то ехали верхом, а не в экипаже. При продолжительных путешествиях рабы садились в экипаж с господами. Сенека однажды вздумал путешествовать совсем просто. Он сел в экипаж со своим другом Максимом; весь багаж их заключался в том, что у них было на себе; прислуги взяли так мало, что вся она поместилась в другом экипаже. Для ночлега клали матрац прямо на землю, настилали на него плащ, а другим укрывались. Ели так просто, как только было возможно: обед приготовлялся не более как за час. Экипажем служила крестьянская телега; ее везли мулы, которые едва передвигали ноги; погонщик шел сбоку босиком. Таким образом Сенека провел два счастливых дня. И тем не менее он не мог отделаться от чувства какой-то неловкости каждый раз, когда встречал чей-нибудь блестящий поезд. Оно и понятно: Сенека был важным лицом, а в те времена такие люди путешествовали с необычайной пышностью.

Цезарь брал с собой в дорогу мозаичный паркет. Путешествия Марка Антония отличались чисто восточной роскошью: не говоря уже об огромном багаже, с ним ехали повозки, запряженные львами, рабы несли, как в процессии, золотые вазы. В эпоху империи было еще больше блеска и великолепия. В кавалькаде Нерона никогда не бывало меньше тысячи карет. У его мулов были серебряные подковы, на погонщиках — красная ливрея, слуги и охотники были не менее великолепны. У Поппеи упряжные животные были подкованы золотом, и ее в дороге всегда сопровождали пятьсот ослиц, чтобы можно было каждый день устраивать ванны из их молока. Аристократия римская в пышности подражала императору. Шествие обыкновенно

281

открывали негры в пестрой одежде, нумидийские охотники и слуги, которые расчищали дорогу. Экипаж везли серые мулы, часто подобранные под масть, или галльские лошади, маленькие и коренастые, но быстрые. Наконец, на случай, если захочется поехать верхом, тут же вели иноходцев. На лошадях и мулах были пурпурные и расшитые чепраки, золоченые удила и цепочки. Дорожный экипаж с драгоценными украшениями, иногда покрытый даже золотыми или серебряными фигурками, стоил доброго поместья. Занавески в нем были шелковые или из другой ценной материи. С собой брали золотую и хрустальную посуду, даже художественные предметы, которые было бы опасно подвергать толчкам и тряске в экипаже и поэтому нужно было нести на руках. Такому выезду соответствовала, конечно, и многочисленная свита. Любимые слуги ехали в масках, чтобы защитить свое лицо от стужи и зноя. Экипажи были так удобны, что в них можно было даже писать, а в некоторых даже устроить постель. Существовали книги маленького формата, специально предназначенные для дорожного чтения. В повозке Клавдия была укреплена доска для игры в кости. Коммод велел устроить вращающееся сидение, так чтобы можно было избегать падающих прямо в лицо лучей солнца, а также повернуться лицом к прохладному ветерку; существовали даже снаряды для измерения пройденного пути, а также времени.

Привычка путешественников все брать с собой до некоторой степени оправдывалась дурным состоянием тогдашних гостиниц. Богатые

282

люди с их сотнями рабов могли пользоваться в дороге всеми удобствами, к которым они привыкли в своих роскошных дворцах. Трактирщикам редко доводилось принимать таких гостей: эти последние предпочитали ночевать в переносных палатках, где у них ни в чем не было недостатка. В местностях, которые часто посещались, в торговых городах или на водах, существовали, конечно, хорошие гостиницы, где можно было жить с удобством. Но обыкновенные постоялые дворы были очень скудно обставлены. Это не значит, впрочем, что в них останавливалось только простонародье. В древности южане еще более, чем теперь, были невзыскательны: большей частью им нужно было лишь переночевать, кое-как утолить голод или укрыться от непогоды.

Ритор Аристид [1] так рассказывает о своем путешествии из Смирны в Пергам. Отправившись под вечер летнего дня, он добрался уже на закате до какого-то постоялого двора. Так как он был разгорячен путешествием и ему нездоровилось, то он не мог вынести духоты в комнатах и предпочел отправиться дальше. Поздно вечером он достиг Лариссы, где не нашел лучшего ночлега, а в полночь — Кум, но здесь городские ворота оказались запертыми. Продолжая путь, Аристид на рассвете, когда уже пели петухи, прибыл в Мирину: здесь он встретил перед гостиницей своих людей, посланных вперед, и заснул, наконец, на походной кровати, поставленной в прихожей; потом его принял у себя один из его друзей. Возвращаясь из Пергама, он прибыл вечером к теплым источникам, где стоял страшный шум и суета. Не достав себе помещения, он двинулся дальше, но в 22 километрах от города вынужден был сделать привал: здесь он нашел комнату, походную кровать и ковер, который мог служить постелью.

В мало посещаемых местностях постоялые дворы были редки, хотя все-таки и здесь они попадались, даже на самых глухих дорогах. Само собою разумеется, что они существовали во всех городах, а в более значительных даже по нескольку, так что путешественник мог выбирать. Часто владельцы участков, прилегавших к дороге, строили харчевню или постоялый двор и поручали заведовать им одному из своих вольноотпущенников или рабов. Многие станции получили свое название от таких харчевень. Нередко один или несколько частных постоялых дворов заменялись гостиницей, которую устраивал город (mansiones).

Вывеской харчевни служило изображение какого-нибудь животного (напр., петуха, орла, дракона, журавля) или предмета, вроде меча. Заманчивые надписи приглашали путешественника остановиться, обещая ему прием «на столичный манер». На одной лионской ха-
__________

[1] Аристид — знаменитый греческий ритор, много путешествовавший; жил во II веке по Р. X. — Ред.

283

рчевне была следующая надпись: «Здесь Меркурий обещает выгоду, Аполлон — здоровье, Септимен — хороший прием, и со столом. Кто войдет сюда, будет чувствовать себя превосходно; чужестранец, осмотри хорошенько место, где ты хочешь поселиться». К тому же трактирщик и его жена рассыпались перед путешественниками и наперебой расхваливали все удобства своего заведения. В результате, не один путник поддавался на эту удочку и останавливался в скверной гостинице, когда он мог выбрать лучшую. Обычная публика в харчевнях была не особенно высокого разбора: преобладали в ней конюхи и погонщики мулов; кто хотел заставить себя слушать, должен был кричать. Здесь стоял вечный гам; вонючий воздух был наполнен клубами дыма; подушки и матрацы, набитые тростником вместо перьев, летом кишели насекомыми. К тому же трактирщик обирал своих гостей, как только мог: подмешивал вино, утаивал овес, предназначенный для лошадей и мулов.

Отсутствие безопасности на дорогах было злом похуже, чем надувательства трактирщиков. Нападения разбойников не были редкостью как в Италии, так и в некоторых провинциях, особенно в Сардинии, Корсике, Памфилии и Писидии [1]. Осторожные путешественники на опасных дорогах охотно присоединялись к свите важных должностных лиц — послов, квесторов, проконсулов. Несмотря ни на частые облавы, ни на ужасные наказания, правительству не удалось прекратить разбои на больших дорогах даже в Италии. Ночью всякий путешественник, имевший при себе деньги или ценные вещи, находился в постоянном страхе. Даже днем конные шайки имели дерзость похищать целые стада с пастбищ. Самой дурной репутацией пользовались Понтийские болота и обширный лес близ Кум, называвшийся Gallinaria. Отряды войск, которые время от времени высылались против разбойников, заставляли их только переменять место и часто даже придвигаться ближе к Риму. Гражданские войны и смута сильно способствовали развитию этого зла.* Когда Септимий Север перестал набирать преторианцев среди населения Италии, многие из тех, которые поступили бы в солдаты, делались либо гладиаторами, либо разбойниками. В конце его правления главарь одной разбойничьей шайки в 600 человек, Феликс Булла, брал дань со всей Италии; он держался два года, не обращая внимания на императорские отряды, которые высылались против него. Рассказы о подвигах Буллы напоминают легенды о разбойниках нового времени. Его удалось схватить только благодаря предательству.

(Friedlander, Moeurs romaines d'Auguste aux Antonins, II, p. 338 — 366; tr. franc., chez Rothschild).
__________

* Конец II в. н. э.

[1] Памфилия и Писидия — области в Малой Азии.