Самостоятельная работа Основные тренды развития современного мира и Россия 2

Вид материала

Самостоятельная работа

Содержание Глава iii ГЛАВА V Культурно-исторические типы и некоторые законы их движения и развития Модель грядущего конфликта Природа цивилизаций Почему неизбежно столкновение цивилизаций? Запад против остального мира Выводы для запада

Подобный материал:

• Аннотация программы учебной дисциплины «Современные тенденции развития мира» Цели, 40.42kb.
• Никулина Ирина Евгеньевна, профессор Всего аудиторных занятий, час 36 самостоятельная, 117.87kb.
• С. Л. Самостоятельная работа, 235.8kb.
• Вопросы регулирования национальной экономики, 32.29kb.
• Самостоятельная работа высшая форма учебной деятельности Самостоятельная работа как, 3908.3kb.
• Ответы на билеты по географии 10-11 класс, 1639.05kb.
• Лекция. Тем Современная политическая карта мира: многообразие стран современного мира,, 47.11kb.
• Самостоятельная работа: изучение теоретического материала 40 часов. Основные дидактические, 514.71kb.
• Глобальные и национальные тренды в высшем образовании, 37.78kb.
• Самостоятельная работа и самоорганизация как дидактические средства развития общекультурных, 2927.48kb.

^ ГЛАВА III

Европа ли Россия?


Права или не права Европа в том, что считает нас чем-то для себя чуждым? Чтобы отвечать на этот вопрос, нужно дать себе ясный отчет в том, что такое Европа, дабы видеть, подходит ли под родовое понятие Европа — Россия как понятие видовое. Вопрос, по-видимому, странный. Ко­му же может быть неизвестен ответ? Европа есть одна из пяти частей света, скажет всякий ученик приходского учи­лища. Что же такое часть света, спросим мы далее? На это мне как-то нигде не приходилось читать ответа, потому (вероятно), что понятие это считается столь простым, что давать ему определение может показаться пустым, излиш­ним педантизмом. Так ли это или нет, нам, во всяком случае, надо доискаться этого определения, иначе не полу­чим ответа на заданный себе вопрос. Части света составля­ют самое общее географическое деление всей суши на нашей планете и противополагаются делению жидкого элемента на океаны. Искусственно или естественно это деление? Под естественным делением, или естественной системою, разумеется такая группировка предметов или явлений, при которой принимаются во внимание все их признаки, взвешивается относительное достоинство этих признаков, и предметы располагаются, между прочим, так, чтобы входящие в состав какой-либо естественной группы имели между собой более сродства, более сильную степень сходства, чем с предметами других групп. Напротив того, искусственная система довольствуется одним каким-либо или немногими признаками, почему-нибудь резко заметными, хотя бы и вовсе несущественными. В этой системе может разделяться самое сходное в сущности и соединяться самое разнородное. Рассматривая с этой точки зрения части света, мы сейчас же придем к заключению, что это — группы искусственные. (В самом деле, южные полуострова Европы: Испания, Италия, Турция (к югу от Балконов) — имеют несравненно более сходства с Малою Ази­ей, Закавказьем и северным прибрежьем Африки, нежели с остальною Европой. Так же точно Аравия имеет гораздо более сходства с Африкой, чем с Азией; мыс Доброй Надежды более сходен с материком Новой Голландии, чем с Центральной или Северною Африкой; полярные страны Азии, Европы и Америки имеют между собой более сходства, чем каждая из них — с лежащим к югу от нее матери­ком, и т. д. Иначе, впрочем, это и быть не могло, потому что при разделении суши на части света не принимались во внимание ни климат, ни естественные произведения, ни другие физические черты, обусловливающие характер стра­ны. Правда, иногда с границами так называемых частей света совпадают и эти характеристические признаки, но только отчасти и, так сказать, случайно. Можно даже сказать, что это сходство в физическом характере никогда не распространяется на целые части света, за единствен­ным разве исключением Новой Голландии, сравнительно небольшой. Итак, деление это — очевидно, искусственное» при установлении которого принимались в расчет, со­бственно, только граничные очертания воды и суши, и хотя различие между водой и сушей весьма существенно не только в применении к нуждам человека, но и само по себе, однако же, водным пространством разделяются весьма часто такие части суши, которые составляют по всем ес­тественным признакам одно физическое целое, и наобо­рот,— части совершенно разнородные часто спаиваются материковой непрерывностью. Так, например, Крымский полуостров (окруженный со всех сторон водой, кроме узко­го Перекопского перешейка) не представляет, однако, од­нородного физического целого; спаенный с крымской степью южный берег составляет нечто гораздо более от нее отличное, чем крымская степь от прочих степей южной России (совершенно однородных с первой, несмотря на то, что она почти совершенно отделена от них морем). Еже­ли бы с начала исторических времен у берегов Азовского и у северных берегов Черного моря происходило медленное поднятие почвы, подобное замечаемому у берегов Швеции, то Крым давно бы уже потерял характер полуострова и слился бы с прилегающей к нему степью; различие же между южным берегом и остальной частью Крыма запечат­лено неизгладимыми чертами. То же самое можно во мно­гих случаях сказать о частях света, которые, в сущности, не что иное, как огромные острова или полуострова (точ­нее бы было сказать — почти острова, переводя это слово не с немецкого, а с французского). Это суть понятия более или менее искусственные, и в этом качестве не могут иметь притязаний на какой-либо им исключительно свойственный характер. Когда мы говорим «азиятский тип», то разумеем собственно тип, свойственный среднеазиатской, пересечен­ной горными хребтами, плоской возвышенности, под кото­рый вовсе не подходят ни индийский, ни малоазийский, ни сибирский, ни аравийский, ни китайский типы. Точно так же, говоря о типе африканском, мы имели в виду собственно характер, свойственный Сагарской степи, кото­рый никак не распространяется на мыс Доброй Надежды, остров Мадагаскар или прибрежье Средиземного моря, но к которому, напротив того, весьма хорошо подходит тип Аравии. Собственно говоря, подобные выражения суть ме­тафоры, которыми мы присваиваем целому характер от­дельной его части.

Но может ли быть признано за Европой значение части света — даже в смысле искусственного деления, основан­ного единственно на расчленении моря и суши,— на взаим­но ограничивающих друг друга очертаниях жидкого и твер­дого? Америка есть остров; Австралия — остров; Афри­ка — почти остров; Азия вместе с Европой также будет почти островом. С какой же стати это цельное тело, этот огромный кусок суши, как и все прочие куски, окруженный со всех или почти со всех сторон водой, разделять на две части на основании совершенно иного принципа? Положе­на ли тут природой какая-нибудь граница? Уральский хре­бет занимает около половины этой границы. Но какие же имеет он особые качества для того, чтобы изо всех хребтов земного шара одному ему присваивать честь служить гра­ницею между двумя частями света, честь, которая во всех прочих случаях признается только за океанами и редко за морями? Хребет этот по вышине своей — один из ничтож­нейших, по переходимости — один из удобнейших; в сред­ней его части, около Екатеринбурга, переваливают через него, как через знаменитую Алаунскую плоскую возвышен­ность и Валдайские горы, спрашивая у ямщика: да где же, братец, горы? Если Урал отделяет две части света, то что же отделять после того Альпам, Кавказу или Гима­лаи)? Ежели Урал обращает Европу в часть света, то почему же не считать за часть света Индию? Ведь и она с двух сторон окружена морем, а с третьей горами — не Уралу чета; да и всяких физических отличий (от сопре­дельной части Азии) в Индии гораздо больше, чем в Европе. Но хребет Уральский, по крайней мере,— нечто; далее же честь служить границей двух миров падает на реку Урал, которая уже совершенное ничто. Узенькая реч­ка, при устье в четверть Невы шириной, с совершенно одинаковыми по ту и по другую сторону берегами. Особен­но известно за ней только то, что она очень рыбна, но трудно понять, что общего в рыбности с честью разграни­чивать две части света. Где нет действительной границы, там можно выбирать их тысячу. Так и тут, обязанность служить границею Азии с Европой возлагалась, вместо Урала, то на Волгу, то на Волгу, Сарпу и Маныч, то на Волгу с Доном; почему же не Западную Двину и Днепр, как бы желали поляки, или на Вислу и Днестр, как поля­ки бы не желали? Можно ухитриться и на Обь перенести границу. На это можно сказать только то, что настоящей границы нет; а, впрочем, как кому угодно: ни в том, ни в другом, ни в третьем, ни в четвертом, ни в пятом — нет никакого основания, но также нет никому никакой обиды. Говорят, что природа Европы имеет свой отдельный, даже противоположный азиатскому, тип. Да как же части раз­нородного целого и не иметь своих особенностей? Разве у Индии и у Сибири одинаковый тип? Вот если б Азия имела общий однородный характер, а из всех ее многочис­ленных членов только одна Европа — другой, от него от­личный, тогда бы другое дело; возражение имело бы смысл.

Дело в том, что, когда разделение Старого Света на три части входило в употребление, оно имело резкое и опреде­ленное значение в том именно смысле больших, разделен­ных морями, материковых масс, которое составляет един­ственную характеристическую черту, определяющую поня­тие о части света. Что лежало к северу от известного древним моря '— получило название Европы, что к югу — Африки, что к востоку — Азии. Само слово Азия первона­чально относилось греками к их первобытной родине — к стране, лежащей у северной подошвы Кавказа, где, по преданиям, был прикован к скале мифический Прометей, мать или жена которого называлась Азия; отсюда это название перенеслось переселенцами на полуостров, из­вестный под именем Малой Азии, а потом распространи­лось на целую часть света, лежащую к востоку от Средиземного моря. Когда очертания материков стали хорошо известны, отделение Африки от Европы и Азии действи­тельно подтвердилось; разделение же Азии от Европы ока­залось несостоятельным, но такова уже сила привычки, таково уважение к издавна утвердившимся понятиям, что, дабы не нарушить их, стали отыскивать разные граничные черты, вместо того чтоб отбросить оказавшееся несостоя­тельным деление.

Итак, принадлежит ли Россия к Европе? Я уже ответил на этот вопрос. Как угодно, пожалуй — принадлежит, по­жалуй — не принадлежит, пожалуй — принадлежит отча­сти и притом, насколько кому желательно. В сущности же, в рассматриваемом теперь смысле, и Европы вовсе никакой нет, а есть западный полуостров Азии, вначале менее резко от нее отличающийся, чем другие азиатские полуострова, а к оконечности постепенно все более и более дробящийся и расчленяющийся.

Неужели же, однако, громкое слово «Европа» — слово без определенного значения, пустой звук без определенного смысла? О, конечно, нет! Смысл его очень полновесен — только он не географический, а культурно-исторический, и в вопросе о принадлежности или непринадлежности к Европе география не имеет ни малейшего значения. Что же такое Европа в этом культурно-историческом смысле? Ответ на это — самый определенный и положи­тельный. Европа есть поприще германо-романской цивилизации, ни более ни менее; или, по употребительному мета­форическому способу выражения, Европа есть сама герма­но-романская цивилизация. Оба эти слова — синонимы. Но германо-романская ли только цивилизация совпадает с значением слова Европа? Не переводится ли оно точнее «общечеловеческой цивилизацией» или, по крайней мере, ее цветом?

Не на той же ли европейской почве возрастали цивили­зации греческая и римская? Нет, поприще этих цивилиза­ций было иное. То был бассейн Средиземного моря, совершенно независимо от того, где лежали страны этой древней цивилизации — к северу ли, к югу или к востоку: на евро­пейском, африканском или азиатском берегу этого моря. Гомер, в котором, как в зеркале, заключалась вся (имевшая впоследствии развиться) цивилизация Греции, родился, го­ворят, на малоазиатском берегу Эгейского моря. Этот ма­лоазиатский берег с прилежащими островами был долго главным поприщем эллинской цивилизации. Здесь зароди­лась не только эпическая поэзия греков, но и лирика, философия (Фалес), скульптура, история (Геродот), меди­цина (Гиппократ), и отсюда они перешли на противопо­ложный берег моря. Главным центром этой цивилизации сделались, правда, потом Афины, но закончилась она и, так сказать, дала плод свой опять не в европейской стране, а в Александрии, в Египте. Значит, древнеэллинская культу­ра, совершая свое развитие, обошла все три так называе­мые части света — Азию, Европу и Африку, а не составля­ла исключительной принадлежности Европы. Не в ней она началась, не в ней и закончилась.

Греки и римляне, противополагая свои образованные страны странам варварским, включали в первое понятие одинаково и европейские, азиатские и африканские при­брежья Средиземного моря, а ко второму причисляли весь остальной мир — точно так же, как германо-романы про­тивополагают Европу, т. е. место своей деятельности, про­чим странам. В культурно-историческом смысле то, что для германо-романской цивилизации — Европа, тем для цивилизации греческой и римской был весь бассейн Среди­земного моря; и, хотя есть страны, которые общи им обеим, несправедливо было бы, однако же, думать, что Европа составляет поприще человеческой цивилизации вообще или, по крайней мере, всей лучшей части ее; она есть только поприще великой германо-романской цивилизации, ее синоним, и только со времени развития этой цивилиза­ции слово «Европа» получило тот смысл и значение, в котором теперь употребляется.

Принадлежит ли в этом смысле Россия к Eвpoпе, к сожалению или к удовольствию, к счастью или к не­счастью — нет, не принадлежит. Она не питалась ни одним из тех корней, которыми всасывала Европа как благотвор­ные, так и вредоносные соки непосредственно из почвы ею же разрушенного древнего мира, не питалась и теми корнями, которые почерпали пищу из глубины германского духа. Не составляла она части возобновленной Римской империи Карла Великого, которая составляет как бы об­щий ствол, через разделение которого образовалось все многоветвистое европейское дерево, не входила в состав той теократической федерации, которая заменила Карлову монархию, не связывалась в одно общее тело феодально-аристократической сетью, которая (как во время Карла, так и во время своего рыцарского цвета) не имела в себе почти ничего национального, а представляла собой учреж­дение общеевропейское — в полном смысле этого слова. Затем, когда настал новый век и зачался новый порядок вещей, Россия также не участвовала в борьбе с феодаль­ным насилием, которое привело к обеспечениям той формы гражданской свободы, которую выработала эта борьба; не боролась и с гнетом ложной формы христианства (продук­том лжи, гордости и невежества, величающим себя католи­чеством) и не имеет нужды в той форме религиозной свободы, которая называется протестантством. Не знала Россия и гнета, а также и воспитательного действия схо­ластики и не вырабатывала той свободы мысли, которая создала новую науку, не жила теми идеалами, которые воплотились в германо-романской форме искусства. Одним словом, она не причастна ни европейскому добру, ни европейскому злу; как же может она принадлежать к Европе? Ни истинная скромность, ни истинная гордость не позволя­ют России считаться Европой. Она не заслужила этой чести и, если хочет заслужить иную, не должна изъявлять претензии на ту, которая ей не принадлежит. Только вы­скочки, не знающие ни скромности, ни благородной гордо­сти, втираются в круг, который считается ими за высший; понимающие же свое достоинство люди остаются в своем кругу, не считая его (ни в каком случае) для себя унизи­тельным, а стараются его облагородить так, чтобы некому и нечему было завидовать...


^ ГЛАВА V

Культурно-исторические типы и некоторые законы их движения и развития


Начну прямо с изложения некоторых общих выводов или законов исторического развития, вытекающих из груп­пировки его явлений по культурно-историческим типам.

Закон 1. Всякое племя или семейство народов, характе­ризуемое отдельным языком или группой языков, довольно близких между собою,— для того чтобы сродство их ощу­щалось непосредственно, без глубоких филологических изысканий,— составляет самобытный культурно-исторический тип, если оно вообще по своим духовным задаткам способно к историческому развитию и вышло уже из мла­денчества.

Закон 2. Дабы цивилизация, свойственная самобытному культурно-историческому типу, могла зародиться и разви­ваться, необходимо, чтобы народы, к нему принадлежащие, пользовались политической независимостью.

Закон 3. Начала цивилизации одного культурно-истори­ческого типа не передаются народам другого типа. Каждый тип вырабатывает ее для себя при большем или меньшем влиянии чуждых, ему предшествовавших или современных цивилизаций.

Закон 4. Цивилизация, свойственная каждому культур­но-историческому типу, тогда только достигает полноты, разнообразия и богатства, когда разнообразны этнографи­ческие элементы, его составляющие,— когда они, не будучи поглощены одним политическим целым, пользуясь незави­симостью, составляют федерацию, или политическую си­стему государств.

Закон 5. Ход развития культурно-исторических типов всего ближе уподобляется тем многолетним одноплодным растениям, у которых период роста бывает неопределенно продолжителен, но период цветения и плодоношения — от­носительно короток и истощает раз навсегда их жизненную силу.

Первые два вывода не требуют больших пояснений; сомневаться в них невозможно. В самом деле, из десяти культурно-исторических типов, развитие которых составля­ет содержание всемирной истории, три принадлежат племе­нам семитической породы, или расы, и каждое племя, характеризованное одним из трех языков семитической группы — халдейским, еврейским и арабским,— имело свою самобытную цивилизацию. Арийская группа языков подразделяется, как известно, на семь главных лингвисти­ческих семейств: санскритское, иранское, эллинское, ла­тинское, кельтическое, германское и славянское. Из пле­мен, соответствующих этим семи семействам языков, пять — индийское, персидское, греческое, римское, или древнеиталийское, и германское — представляли или пред­ставляют самобытные культурно-исторические типы, раз­вившиеся в самобытные цивилизации. Правда, одно пле­мя — кельтское — не составило самостоятельного типа, а (в смешении с разложившимися элементами римской циви­лизации и под влиянием германского образовательного, или формационного, принципа) вошло как этнографичес­кий материал в состав германо-романского культурно-исто­рического типа. Но кельты потеряли свою политическую независимость в ранний период своего общественного воз­раста; и хотя у галлов и британцев были все задатки самобытного развития как в особенностях народного ха­рактера, так и в самостоятельном религиозном и поэтичес­ком мировоззрении, к тому же при выгодных местных условиях обитаемой ими страны, все эти задатки были задавлены римским завоеванием. Нет ни одной цивилиза­ции, которая бы зародилась и развилась без политической самостоятельности, хотя, достигнув уже известной силы, цивилизация может еще несколько времени продолжаться и после потери самостоятельности, как видим на примере греков. Явление это, из которого нет ни одного исключения в истории, понятно, впрочем, и само по себе. Та же причи­на, которая препятствует развитию личностей в состоянии рабства, препятствует и развитию народностей в состоянии

политической зависимости, так как в обоих случаях индивидуальность, имеющая свои самостоятельные цели, обращается в служебное орудие, в средство для достижения: чужих целей. Если такие обстоятельства застигнут лич­ность или народность в раннем возрасте развития, то очевидно, что самобытность их должна погибнуть. Итак, кель­ты представляют кажущееся исключение из первого закона культурно-исторического движения только потому, что это­го требует второй закон.

Вне семитических и арийских племен, два другие само­бытные племени, хамитское, или египетское, и китайское, тоже образовали своеобразные культурно-исторические ти­ны. Все же прочие сколько-нибудь значительные племена не образовали самобытных цивилизаций или потому, что были, подобно кельтскому, поглощены другими племенами, подчинены другим культурно-историческим типам (как, на­пример, племена финские), или потому, что, живя в странах малоудобных для культуры, не вышли из состояния дикости или кочевничества (как вся черная раса, как монгольские и тюркские племена). Эти племена остались па степени этнографического материала, т. е. вовсе не участвовали в исторической жизни, или возвышались толь­ко до степени разрушительных исторических элементов.

Более подробного рассмотрения и разъяснения требует третий закон культурно-исторического развития. История древнейших культурно-исторических типов — Египта, Ки­тая, Индии, Ирана, Ассирии и Вавилона — слишком мало известна в своих подробностях, чтобы можно было под­вергнуть наше положение критике самих событий из исто­рии этих цивилизаций, но сами результаты этой истории вполне его подтверждают. Не видно, чтобы у какого-либо народа неегипетского происхождения принялась египетс­кая культура; индийская цивилизация ограничилась наро­дами, которые говорили языками санскритского корня. К древнесемитическому культурному типу принадлежали, правда, финикияне и карфагеняне, но первые были наро­дом того же корня с вавилонянами, а последние — колони­ей финикиян; цивилизация же Карфагена не передалась нумидянам и другим аборигенам Африки. Китайская циви­лизация распространена между китайцами и японцами — первоначально, вероятно, переселенцами из Китая же. Ев­реи не передали своей культуры ни одному из окружавших или одновременно живших с ними народов.


Документ №3


Самюэль Хантингтон


Столкновение цивилизаций


^ МОДЕЛЬ ГРЯДУЩЕГО КОНФЛИКТА

Мировая политика вступает в новую фазу, и интеллектуалы незамедли­тельно обрушили на нас поток версий относительно ее будущего обличил: конец истории, возврат к традиционному соперничеству между нациями-государствами, упадок наций-государств под напором разнонаправленных тенденций - к трайбализму и глобализму - и др. Каждая из этих версий ух­ватывает отдельные аспекты нарождающейся реальности. Но при этом ут­рачивается самый существенный, осевой аспект проблемы.

Я полагаю, что в нарождающемся мире основным источником конфлик­тов будет уже не идеология и не экономика. Важнейшие границы, разделя­ющие человечество, и преобладающие источники конфликтов будут опре­деляться культурой. Нация-государство останется главным действующим лицом в международных делах, но наиболее значимые конфликты глобаль­ной политики будут разворачиваться между нациями и группами, принад­лежащими к разным цивилизациям. Столкновение цивилизаций станет до­минирующим фактором мировой политики. Линии разлома между цивили­зациями — это и есть линии будущих фронтов.

Грядущий конфликт между цивилизациями - завершающая фаза эво­люции глобальных конфликтов в современном мире. На протяжении полу­тора веков после Вестфальского мира, оформившего современную между­народную систему, в западном ареале конфликты разворачивались глав­ным образом между государями - королями, императорами, абсолютными и конституционными монархами, стремившимися расширить свой бюро­кратический аппарат, увеличить армии, укрепить экономическую мощь, а главное - присоединить новые земли к своим владениям. Этот процесс по­родил нации-государства, и, начиная с Великой французской революции, основные линии конфликтов стали пролегать не столько между правителя­ми, сколько между нациями. В 1793 г., говоря словами P.P. Палмера, «войны между королями прекратились, и начались войны между народами».

Данная модель сохранялась в течение всего XIX в. Конец ей положила Первая мировая война. А затем, в результате русской революции и ответ­ной реакции на нее, конфликт наций уступил место конфликту идеологий. Сторонами такого конфликта были вначале коммунизм, нацизм и либераль­ная демократия, а затем - коммунизм и либеральная демократия. Во время холодной войны этот конфликт воплотился в борьбу двух сверхдержав, ни одна из которых не была нацией-государством в классическом европейском смысле. Их самоидентификация формулировалась в идеологических кате­гориях.

Конфликты между правителями, нациями-государствами и идеологиями были главным образом конфликтами западной цивилизации. У. Линд на­звал их «гражданскими войнами Запада». Это столь же справедливо в отно­шении холодной войны, как и в отношении мировых войн, а также войн XVII, XVIII, XIX столетий. С окончанием холодной войны подходит к концу и западная фаза развития международной политики. В центр выдвигается взаимодействие между Западом и незападными цивилизациями. На этом новом этапе народы и правительства незападных цивилизаций уже не вы­ступают как объекты истории - мишень западной колониальной политики, а наряду с Западом начинают сами двигать и творить историю.

^ ПРИРОДА ЦИВИЛИЗАЦИЙ

Во время холодной войны мир был поделен на «первый», «второй» и «тре­тий». Но затем такое деление утратило смысл. Сейчас гораздо уместнее группировать страны, основываясь не на их политических или экономиче­ских системах, не по уровню экономического развития, а исходя из куль­турных и цивилизационных критериев.

Что имеется в виду, когда речь идет о цивилизации? Цивилизация пред­ставляет собой некую культурную сущность. Деревни, регионы, этнические группы, народы, религиозные общины - все они обладают своей особой культурой, отражающей различные уровни культурной неоднородности. Деревня в Южной Италии по своей культуре может отличаться от такой же деревни в Северной Италии, но при этом они остаются именно итальянски­ми селами, их не спутаешь с немецкими. В свою очередь европейские страны имеют общие культурные черты, которые отличают их от китайского или арабского мира.

Тут мы доходим до сути дела. Ибо западный мир, Арабский регион и Ки­тай не являются частями более широкой культурной общности. Они представляют собой определенные целостности. Границы между ни­ми редко бывают четкими, но они реальны. Цивилизации динамичны: у них бывает подъем и упадок, они распадаются и сливаются. И, как известно ка­ждому студенту-историку, цивилизации исчезают, их затягивают пески времени.

На Западе принято считать, что нации-государства - главные действую­щие лица на международной арене. Но они выступают в этой роли лишь несколько столетий. Большая часть человеческой истории - это история ци­вилизаций. По подсчетам А.Тойнби, история человечества знала 21 цивили­зацию. Только шесть из них существуют в современном мире.

^ ПОЧЕМУ НЕИЗБЕЖНО СТОЛКНОВЕНИЕ ЦИВИЛИЗАЦИЙ?

Идентичность на уровне цивилизации будет становиться все более важ­ной, и облик мира будет в значительной мере формироваться в ходе взаи­модействия семи-восьми крупных цивилизаций. К ним относятся западная, конфуцианская, японская, исламская, индуистская, православно-славян­ская, латиноамериканская и, возможно, африканская цивилизации. Самые значительные конфликты будущего развернутся вдоль линий разлома ме­жду цивилизациями. Почему?

Во-первых, различия между цивилизациями не просто реальны. Они -наиболее существенны. Цивилизации несхожи по своей истории, языку, культуре, традициям и, что самое важное, - религии. Люди разных цивили­заций по-разному смотрят на отношения между Богом и человеком, инди­видом и группой, гражданином и государством, родителями и детьми, му­жем и женой, имеют разные представления о соотносительной значимости прав и обязанностей, свободы и принуждения, равенства и иерархии. Эти различия складывались столетиями. Они не исчезнут в обозримом буду­щем. Они более фундаментальны, чем различия между политическими идеологиями и политическими режимами. Конечно, различия не обязатель­но предполагают конфликт, а конфликт не обязательно означает насилие Однако в течение столетий самые затяжные и кровопролитные конфликты порождались именно различиями между цивилизациями.

Во-вторых, мир становится более тесным. Взаимодействие между наро­дами разных цивилизаций усиливается. Это ведет к росту цивилизационного самосознания, к углублению понимания различий между цивилизациями и общности в рамках цивилизации. Североафриканская иммиграция во Францию вызвала у французов враждебное отношение и в то же время ук­репила доброжелательность к другим иммигрантам - «добропорядочным католикам и европейцам из Польши». Американцы гораздо болезненнее ре­агируют на японские капиталовложения, чем на куда более крупные инве­стиции из Канады и европейских стран. Все происходит по сценарию, опи­санному Д. Хорвицем: «В восточных районах Нигерии человек народности ибо может быть ибо-оуэрри либо же ибо-онича. Но в Лагосе он будет просто ибо. В Лондоне он будет нигерийцем. А в Нью-Йорке - африканцем». Взаи­модействие между представителями разных цивилизаций укрепляет их цивилизационное самосознание, а это, в свою очередь, обостряет уходящие в глубь истории или, по крайней мере, воспринимаемые таким образом раз­ногласия и враждебность.

В-третьих, процессы экономической модернизации и социальных изме­нений во всем мире размывают традиционную идентификацию людей с ме­стом жительства, одновременно ослабевает и роль нации-государства как источника идентификации. Образовавшиеся в результате лакуны по боль­шей части заполняются религией, нередко в форме фундаменталистских движений. Подобные движения сложились не только в исламе, но и в запад­ном христианстве, иудаизме, буддизме, индуизме. В большинстве стран и конфессий фундаментализм поддерживают образованные молодые люди, высококвалифицированные специалисты из средних классов, лица свобод­ных профессий, бизнесмены. <...>

В-четвертых, рост цивилизационного самосознания диктуется раздвое­нием роли Запада. С одной стороны, Запад находится на вершине своего мо­гущества, а с другой, и возможно как раз поэтому, среди незападных циви­лизаций происходит возврат к собственным корням. Все чаще приходится слышать о «возврате в Азию» Японии, о конце влияния идей Неру и «инду-изации» Индии, о провале западных идей социализма и национализма к «ре-исламизации» Ближнего Востока, а в последнее время и споры о вестерниза-ции или же русификации страны Бориса Ельцина. На вершине своего могу­щества Запад сталкивается с незападными странами, у которых достаточно стремления, воли и ресурсов, чтобы придать миру незападный облик. <...>

В-пятых, культурные особенности и различия менее подвержены изме­нениям, чем экономические и политические, и вследствие этого их сложнее разрешить либо свести к компромиссу. В бывшем Советском Союзе комму­нисты могут стать демократами, богатые превратиться в бедных, а бедня­ки - в богачей, но русские при всем желании не смогут стать эстонцами, а азербайджанцы — армянами.

В классовых и идеологических конфликтах ключевым был вопрос: «На чьей ты стороне?» И человек мог выбирать - на чьей он стороне, а также менять раз избранные позиции. В конфликте же цивилизаций вопрос ста­вится иначе: «Кто ты такой?» Речь идет о том, что дано и не подлежит из­менениям. И, наконец, усиливается экономический регионализм. Доля внутриреги­онального торгового оборота возросла за период с 1980 по 1989 г. с 51 до 59% в Европе, с 33 до 37% в Юго-Восточной Азии, и с 32 до 36% ~ в Северной Америке. Судя по всему, роль региональных экономических связей будет усиливаться. С одной стороны, успех экономического регионализма укреп­ляет сознание принадлежности к одной цивилизации. А с другой - экономи­ческий регионализм может быть успешным, только если он коренится в общности цивилизации. Европейское Сообщество покоится на общих осно­ваниях европейской культуры и западного христианства. Успех НАФТА (североамериканской зоны свободной торговли) зависит от продолжающе­гося сближения культур Мексики, Канады и Америки. А Япония, напротив, испытывает затруднения с созданием такого же экономического сообщест­ва в Юго-Восточной Азии, т. к. Япония - это единственное в своем роде об­щество и цивилизация. Какими бы мощными ни были торговые и финансо­вые связи Японии с остальными странами Юго-Восточной Азии, культур­ные различия между ними мешают продвижению по пути региональной экономической интеграции по образцу Западной Европы или Северной Америки. <...>

Определяя собственную идентичность в этнических или религиозных терминах, люди склонны рассматривать отношения между собой и людь­ми другой этнической принадлежности и конфессии как отношения «мы» и «они». Конец идеологизированных государств в Восточной Европе и на территории бывшего СССР позволил выдвинуться на передний план тра­диционным формам этнической идентичности и противоречий. Различия в культуре и религии порождают разногласия по широкому кругу полити­ческих вопросов, будь то права человека или эмиграция, коммерция или экология. Географическая близость стимулирует взаимные территори­альные претензии от Боснии до Минданао. Но что наиболее важно - по­пытки Запада распространить свои ценности: демократию и либерализм -как общечеловеческие, сохранить военное превосходство и утвердить свои экономические интересы наталкиваются на сопротивление других цивилизаций. Правительствам и политическим группировкам все реже удается мобилизовать население и сформировать коалиции на базе идео­логий, и они все чаще пытаются добиться поддержки, апеллируя к общно­сти религии и цивилизации.

Таким образом, конфликт цивилизаций разворачивается на двух уров­нях. На микроуровне группы, обитающие вдоль линий разлома между циви­лизациями, ведут борьбу, зачастую кровопролитную, за земли и власть друг над другом. На макроуровне страны, относящиеся к разным цивилизациям, соперничают из-за влияния в военной и экономической сфере, борются за контроль над международными организациями и третьими странами, стара­ясь утвердить собственные политические и религиозные ценности. <...>

^ ЗАПАД ПРОТИВ ОСТАЛЬНОГО МИРА

По отношению к другим цивилизациям Запад находится сейчас на вер­шине своего могущества. Вторая сверхдержава - в прошлом его оппонент, исчезла с политической карты мира. Военный конфликт между западными странами немыслим, военная мощь Запада не имеет равных. Если не счи­тать Японии, у Запада нет экономических соперников. Он главенствует в политической сфере, в сфере безопасности, а совместно с Японией - и в сфере экономики. Мировые политические проблемы и проблемы безопасно­сти эффективно разрешаются под руководством США, Великобритании и Франции, мировые экономические проблемы - под руководством США, Германии и Японии. Все эти страны имеют самые тесные отношения друг с другом, не допуская в свой круг страны поменьше, почти все страны неза­падного мира. Решения, принятые Советом Безопасности ООН или Между­народным валютным фондом и отражающие интересы Запада, подаются мировой общественности как соответствующие насущным нуждам мирово­го сообщества. Само выражение «мировое сообщество» превратилось в эв­фемизм, заменивший выражение «свободный мир». <...> При посредстве МВФ и других международных экономических организаций Запад реали­зует свои экономические интересы и навязывает другим странам экономи­ческую политику по собственному усмотрению. В незападных странах МВФ, несомненно, пользуется поддержкой министров финансов и кое-кого еще, но подавляющее большинство населения имеет о нем самое нелестное мнение. <...>

Запад доминирует в Совете Безопасности ООН, и его решения, лишь ино­гда смягчаемые вето со стороны Китая, обеспечили Западу законные осно­вания для использования силы от имени ООН с тем, чтобы изгнать Ирак из Кувейта и уничтожить сложные виды его вооружений, а также способность производить такого рода вооружения. <...> Разбив самую мощную из араб­ских армий, Запад без колебаний стал всем своим весом давить на арабский мир. По сути дела Запад использует международные организации, военную мощь и финансовые ресурсы для того, чтобы править миром, утверждая свое превосходство, защищая западные интересы и утверждая западные политические и экономические ценности.

Так, по крайней мере, видят сегодняшний мир незападные страны, и в их взгляде есть значительная доля истины. Различия в масштабах власти и борьба за военную, экономическую и политическую власть являются, таким образом, одним из источников конфликта между Западом и другими циви­лизациями. Другой источник конфликта - различия в культуре, в базовых ценностях и верованиях. B.C. Нейпол утверждал, что западная цивилиза­ция — универсальна и годится для всех народов. На поверхностном уровне многое из западной культуры действительно пропитало остальной мир. Но на глубинном уровне западные представления и идеи фундаментально отличаются от тех, которые присущи другим цивилизациям. <...> Об этом, в частности, свидетельствует поддержка религиозного фундаментализма молодежью незападных стран. Да и сам тезис о возможности «универсаль­ной цивилизации» - это западная идея. Она находится в прямом противоре­чии с партикуляризмом большинства азиатских культур, с их упором на различия, отделяющие одних людей от других. <...>

Судя по всему, центральной осью мировой политики в будущем станет конфликт между «Западом и остальным миром» и реакция незападных ци­вилизаций на западную мощь и ценности. Такого рода реакция, как прави­ло, принимает одну из трех форм, или же их сочетание.

Во-первых, и это самый крайний вариант, незападные страны могут пос­ледовать примеру Северной Кореи или Бирмы и взять курс на изоляцию -оградить свои страны от западного проникновения и разложения и в сущно­сти устраниться от участия в жизни мирового сообщества, где доминирует Запад. Но за такую политику приходится платить слишком высокую цену, и лишь немногие страны приняли ее в полном объеме.

Вторая возможность - попробовать примкнуть к Западу и принять его ценности и институты. На языке теории международных отношений это на­зывается «вскочить на подножку поезда».

Третья возможность - попытаться создать противовес Западу, развивая экономическую и военную мощь и сотрудничая с другими незападными странами против Запада. Одновременно можно сохранять исконные нацио­нальные ценности и институты — иными словами, модернизироваться, но не вестернизироваться. <...>

^ ВЫВОДЫ ДЛЯ ЗАПАДА

В данной статье отнюдь не утверждается, что цивилизационная идентич­ность заменит все другие формы идентичности, что нации-государства ис­чезнут, каждая цивилизация станет политически единой и целостной, а конфликты и борьба между различными группами внутри цивилизаций прекратятся. Я лишь выдвигаю гипотезу о том, что: 1) противоречия между цивилизациями важны и реальны; 2) цивилизационное самосознание воз­растает; 3) конфликт между цивилизациями придет на смену идеологиче­ским и другим формам конфликтов в качестве преобладающей формы гло­бального конфликта; 4) международные отношения, исторически являвши­еся игрой в рамках западной цивилизации, будут все больше девестернизи-роваться и превращаться в игру, где незападные цивилизации станут вы­ступать не как пассивные объекты, а как активные действующие лица; 5) эффективные международные институты в области политики, экономи­ки и безопасности будут складываться скорее внутри цивилизаций, чем ме­жду ними; 6) конфликты между группами, относящимися к разным цивили­зациям, будут более частыми, затяжными и кровопролитными, чем кон-

фликты внутри одной цивилизации; 7) вооруженные конфликты между группами, принадлежащими к разным цивилизациям, станут наиболее ве­роятным и опасным источником напряженности, потенциальным источни­ком мировых войн; 8) главными осями международной политики станут от­ношения между Западом и остальным миром; 9) политические элиты неко­торых расколотых незападных стран постараются включить их в число за­падных, но в большинстве случаев им придется столкнуться с серьезными препятствиями; 10) в ближайшем будущем основным очагом конфликтов будут взаимоотношения между Западом и рядом исламско-конфуцианских стран.

Это не обоснование желательности конфликта между цивилизациями, а предположительная картина будущего. Но если моя гипотеза убедительна, необходимо задуматься о том, что это означает для западной политики. Здесь следует провести четкое различие между краткосрочной выгодой и долгосрочным урегулированием. Если исходить из позиций краткосрочной выгоды, интересы Запада явно требуют: 1) укрепления сотрудничества и единства в рамках собственной цивилизации, прежде всего между Европой и Северной Америкой; 2) интеграции в состав Запада стран Восточной Ев­ропы и Латинской Америки, чья культура близка к западной; 3) поддержа­ния и расширения сотрудничества с Россией и Японией; 4) предотвращения разрастания локальных межцивилизационных конфликтов в полномас­штабные войны между цивилизациями; 5) ограничения роста военной мощи конфуцианских и исламских стран; 6) замедления сокращения военной мо­щи Запада и сохранения его военного превосходства в Восточной и Юго-За­падной Азии; 7) использования конфликтов и разногласий между конфуци­анскими и исламскими странами; 8) поддержки представителей других ци­вилизаций, симпатизирующих западным ценностями и интересам; 9) укре­пления международных институтов, отражающих и легитимизирующих западные интересы и ценности, и привлечения к участию в этих институтах незападных стран.

В долгосрочной же перспективе надо ориентироваться на другие крите­рии. Западная цивилизация является одновременно и западной, и современ­ной. Незападные цивилизации попытались стать современными, не стано­вясь западными. Но до сих пор лишь Японии удалось добиться в этом полно­го успеха. Незападные цивилизации и впредь не оставят своих попыток обрести богатство, технологию, квалификацию, оборудование, вооружение -все то, что входит в понятие «быть современным». Но в то же время они по­стараются сочетать модернизацию со своими традиционными ценностями и культурой. Их экономическая и военная мощь будет возрастать, отставание от Запада сокращаться. Западу все больше и больше придется считаться с этими цивилизациями, близкими по своей мощи, но весьма отличными по своим ценностям и интересам. Это потребует поддержания его потенциала на уровне, который будет обеспечивать защиту интересов Запада в отноше­ниях с другими цивилизациями. Но от Запада потребуется и более глубокое понимание фундаментальных религиозных и философских основ этих ци­вилизаций. Он должен будет понять, как люди этих цивилизаций представ­ляют себе собственные интересы. Необходимо будет найти элементы сход­ства между западной и другими цивилизациями. Ибо в обозримом будущем не сложится единой универсальной цивилизации. Напротив, мир будет со­стоять из не похожих друг на друга цивилизаций, и каждой из них придет­ся учиться сосуществовать со всеми остальными.