Медиадискурс постмодернистского литературного пространства 10. 01. 10 Журналистика 10. 01. 01 Русская литература

Вид материала

Подобный материал:

1 2 3 4

В главе второй «МЕДИЙНЫЙ КОНТЕКСТ РУССКОЙ ПОСТМОДЕРНИСТСКОЙ ЛИТЕРАТУРНОЙ СИТУАЦИИ» рассматривается проблема каналов и способов проникновения литературных текстов к читателю в условиях постмодернистской культурологической ситуации.

Технические достижения современности коренным образом изменили жизнь общества, не только выдвинув на передний план информационную деятельность, связанную с производством, потреблением, трансляцией и хранением информации, но и усложнив и трансформировав мир так, что осмыслить его в рамках традиционных подходов стало невозможно. В своей книге «Метаморфозы власти» Э. Тоффлер, анализируя перспективы информационной цивилизации, подчеркивает, что в драматической современной ситуации знание все же перекрывает достоинства других властных импульсов и источников.

Однако так как знание направлено на достижение цели, оно также является властной структурой, но самой демократичной из всех существующих. Вслед за постструктуралистами и деконструктивистами Тоффлер отмечает, что основная грандиозная битва современности – это борьба за власть, и речь идет не только о политическом господстве, а о проявлении властных отношений во всех сферах человеческой жизни и коммуникации. В процессе перехода к новому мышлению Тоффлер предсказывает информационные войны, глобальные конфликты, парадоксы стандартов. Все эти процессы требуют осмысления, роль проводника информации, несомненно, отводится средствам массовой информации (и, соответственно, – массового воздействия) и художественному творчеству.

Стремительное развитие медиа подводит исследователей к размышлениям о культуре обработки и подачи информации. Н. Луман в книге «Реальность масс-медий» отмечает процесс гипертрофии нового и интересного в медийной реальности, но при этом привлечение постоянного внимания требует все новых «новостей», то есть, развиваясь по логике сенсаций, они дают то, что отсутствует в реальности. Б. Стросс в своей работе «Козлиная песня» характеризует самопрограммирование масс-медиа как начало «насильственного господства режима телекратической публичности», Ж. Делёз говорит об «электронном ошейнике», которым незаметно связываются диффузные западные общества.^⁸ Появляется новая форма насилия – виртуальное насилие, и это опять проявление борьбы за власть, но уже в медиапространстве.

Проблемами виртуального насилия над личностью путем воздействия на бессознательное серьезно занимались представители постфрейдистской школы. Общество потребления втягивает человека в погоню за дорогостоящими удовольствиями, играя на инстинкте превосходства, на тайных желаниях, на подавленной сексуальности. Происходит то, о чем с сожалением говорят сами теоретики постмодерна, и то, что не является новой тенденцией в развитии цивилизации – свобода оказывается мифом, человек становится заложником желаний и все более отходит от духовности в сторону материальную.

Эксперты «Художественного журнала» О. Туркина и В. Мазин, анализируя стилистику современных медиа в статье «Лов перелетных означающих», отмечают, что фрагментарность подачи материала приводит к невозможности сиюминутного осмысления информации, её обработки, но, благодаря эффектности подачи и умелому кодированию смысла, оказывает нужное воздействие на зрителя, слушателя. Отключение критической функции сознания создает условия для эксплуатации бессознательного через воспроизводство в нем желаний, востребованных идеологическими структурами, фармацевтическими корпорациями, арендаторами компьютерных программ.

Высокий уровень технической оснащенности приводит к визуализации кодов, направленной на эксплуатацию бессознательного. В идеологическом смысле технология формирования историй и стремительное производство и воспроизводство информации порождают своего рода коллективную память, в том числе «фантазмическую память о будущем». В целом этот процесс является дальнейшей деформацией и реформацией традиционных дискурсов. Перечисленные выше тенденции определяются критиками как трансмутационные. В настоящее время им противостоит дискурс, нацеленный на сохранение, реставрацию, обнаружение начал.

Джанни Ваттимо в своей книге «Прозрачное общество» отмечает, что история перестала быть единой. Главным фактором размывания идеи истории явилось пришествие общества масс-медиа. Вектор движения подобного типа общества направлен от прогресса в развитии прозрачности, рефлексии и просвещенности в сторону неупорядоченной сложности. Согласно Ваттимо, «высвобождение» множества культур и мировоззрений в новом обществе лишает легитимирующей силы сам идеал прозрачности, точного воспроизведения реальности и безукоризненной объективности: «реальность» превращается в контаминацию образов, игру интерпретаций и реконструкций в постструктуралистско-деконструктивистском понимании. Ваттимо полагает, что структура современных масс-медиа не центрированная, а сетевая, что очень важно для понимания специфики постмодернистских коммуникативных связей. В данном случае можно сопоставить теорию Ваттимо с теорией ризоматической модели культуры Делеза-Гваттари.

Философ В. Подорога обозначил проблему существования философии литературы в российском медийном пространстве: «Здесь мы еще сталкиваемся с проблемой кражи языкового пространства или кражи коммуникации. В то время, когда масс-медиа были недостаточно развиты, между философией и литературой еще существовали какие-то особые формы отношений и передачи смысла, значений и так далее. Сейчас масс-медийное пространство выступает в качестве навязываемого всем посредника, и поэтому часть литературного опыта полностью поглощается масс-медийным пространством. Там вырабатывается в какой-то мере и образ литературы».^⁹ Говоря об опасности легкого и кратчайшего пути проникновения к читателю текстов любого качества через медийного посредника, В. Подорога, применительно к деятельности масс-медиа, вводит понятие – «симулятивная практика» и говорит о необходимости установления автономии знания от масс-медиа.

В современности медиаструктуры стали основным средством культурного производства, перестав быть исключительно передаточным механизмом. Проблема взаимодействия литературы и масс-медиа имеет наибольшее число спорных моментов, в отличие от взаимодействия масс-медиа с другими реальностями (политика, социальные проблемы, экономика и др.). Социологи Л.К. Зыбайлов и В.А. Шапинский отмечают, что наибольшее влияние медиа в процессе культурной репродукции состоит в общей тенденции конструировать мир как «набор» образов.

Исходя из анализа различных сторон функционирования масс-медиа можно сделать определенные выводы:

Несомненно, что масс-медиа современности являются одним из важнейших компонентов массовой коммуникации информационного общества.
Процесс распространения эстетики постмодерна на культуру в целом привел к значительным изменениям в структуре, языке, способах подачи материала масс-медиа.
Журналистские тексты постсовременности обнаруживают тесную связь с литературой, что позволяет говорить о формировании метаязыка журналистики, основанного на приемах постмодернистского письма.
Текстовая деятельность и форма подачи информации ориентированы на деконстуктивистские приемы (деконструкция, интерпретация, диалог и др.).
Ненормированная «свобода интерпретации» привела к негативным последствиям, актуализировав проблемы журналистской этики и достоверности информации, в области литературы и литературной критики наметились тенденции к снижению критико-аналитической составляющей текстов.
Под влиянием потребностей рыночной экономики происходит отход от принципа «прозрачности» в сторону сложности и закодированности.

Эпоха «гласности» в советской печати радикально преобразила русское литературное пространство. Первыми из ранее запрещенных произведений проникли в печать написанные «в стол» сочинения официально признанных советских писателей. К концу 1980-х в литературе нарастает идеологическое противостояние, выраженное открыто в литературно-критических и публицистических статьях.

Происходит размежевание периодических изданий на два направления – либерально-демократическое («Знамя», «Новый мир», «Октябрь», «Дружба народов», «Звезда», «Нева», «Литературная газета», «Волга», «Урал», а также «Московские новости», «Огонек») и национал-патриотическое («Наш современник», «Москва», «Литературная Россия», «Московский литератор»). При этом литература остается значительной общественно-политической силой. Продолжается рост тиражей периодических изданий. Активно вторгается в официальный литературный контекст литературный андеграунд, начинается его критическое осмысление. В центре дискуссий оказываются произведения, выбивающиеся из мейнстрима социалистического реализма.

Литературная ситуация, представленная в ведущих «толстых» журналах, эклектична. В этот период можно отметить активную жизнь книжной литературной критики, издаваемой массовыми тиражами. Рост тиражей отдельных периодических изданий был стимулирован анонсом прозы и публицистики А.Солженицына. В то же время нельзя заключить, что советская, социалистическая идеология была вытеснена окончательно и бесповоротно, например, С. Залыгин, свидетельствуя о наступлении «года» Солженицына, продолжал связывать дальнейший путь России с идеологией социализма.

Именно в «год Солженицына», в 1991 году, выходит статья Вик. Ерофеева «Поминки по советской литературе», в которой, на наш взгляд, впервые было открыто обозначено наступление нового этапа в развитии русской литературы.

Конец литературоцентризма стимулировал обновление и оживление журнальной жизни. Новое время востребовало новый язык – прямой, информативный, ясный. Возникновение новых газет и журналов, деление телеканалов, появление радиостанций сказалось на оттоке внимания от книг и традиционных журналов. О том, что менялась сама литературная парадигма, отчетливее других сказал Михаил Эпштейн в статье «После будущего. О новом сознании в литературе», констатируя окончание века утопических устремлений в будущее, характерных для коммунистической идеологии, и наступление нового времени. Постмодернистская критика, считает М. Эпштейн, должна, прежде всего, развенчать утопии прошлого и сформировать новый подход в ситуации новой культурной формации.

В контексте ощущения финала литературного периода все более активно ведет себя «новая», «другая», «альтернативная» литература (В.Сорокин, Д. Пригов, Л.Рубинштейн, Г. Сапгир и др.). Продолжается идеологическое противостояние либералов «западников» и традиционалистов «почвенников». Н. Иванова отмечает, что либерально-националистическая конфронтация представляла собою ось, на которой держалась практически вся современная публицистика.

В отличие от активизации публикационной деятельности в 1991-м наблюдается спад публицистики, в первую очередь – кризис жанра литературной критики. В январском номере «Литературной газеты» (1991), напечатана статья социолога Льва Гудкова «Конец журнального бума», в которой анализируется процесс возвращения «толстых» журналов к читательской аудитории доперестроечного периода. Отошли, как полагает Л.Гудков, две качественно противоположные группы – интеллектуальная элита (журналы перестали быть подписным эрзацем книг) и низовая читательская публика, которую привлекали литературные сенсации и идеологические баталии. А. Немзер в статье о современной критике и критиках «Конец прекрасной эпохи» отмечает, что критика, направленная на осмысление литературных новинок, в этот период еще не сформировалась.

В связи с практикой концептуалистов ряд неассоциированных писателей выступил против попыток перечеркивания истории русской литературы. Негативную оценку политики андеграунда высказывает и Н. Иванова, подчеркивая, что внутрилитературные разногласия в начале 1990-х привели не только к противостоянию и отчуждению друг от друга, группы от группы, поколения от поколения, но и к утрате влиятельности самой словесности, к отчуждению литературы от читателя.

При всем этом, не вызывает сомнений, что невероятный подъем художественной текстовой деятельности в начале 1990-х гг. заложил фундамент постмодернистской литературы, которая становится популярной, перестраивает литературное пространство. Новые публикации современных «классиков» (Искандера, Битова, Маканина) не вызывают прежнего интереса; большая часть литературно-критических статей в «толстых» журналах посвящается «другой» прозе.

В «другой» прозе, в свою очередь, можно отметить формирование двух течений, альтернативных друг другу. С одной стороны – постмодернистская литература, в которую входят концептуализм (соц-арт) (Д. Галковский, А. Королев, А. Бородыня, З. Гареев), с другой – эстетика традиционализма (А. Дмитриев, А. Варламов, А. Слаповский, О. Ермаков, П. Алешковский, М. Бутов, В. Яницкий и др.). Объединяет эти два течения новая постмодернистская стилистика, что позволяет говорить о выходе в сферу официальной культуры в начале 1990-х постмодернистской литературы, существовавшей ранее лишь в условиях андеграунда.

С 1995-х годов начинается процесс дифференциации журналов. Журнальная жизнь расходится на два потока: «толстые» литературные журналы, сформированные в советский период, и журналы нового типа, появившиеся в постсоветский период. Начало процесса профессиональной дифференциации обозначают возникшие накануне и в течение 1993 года журналы нового типа – «Новое литературное обозрение», «De Visu». В особом ряду стоят альтернативные журналы, изначально мыслившие себя в иной, нежели толстожурнальная, культурной парадигме и ставшие наиболее адекватными выразителями постсоветской культуры («Митин журнал», «Сумерки», «Третья модернизация», «Комментарии» и др.).

В этой ситуации неоднородного движения журнальной жизни точнее было бы говорить о смене культурных приоритетов – существовавшая и прежде, в основном, в русской эмиграции («Эхо», «Синтаксис», «Стрелец», «Мулета») маргинальная линия относительно деполитизированной и часто эстетически провокативной периодики стала в начале 1990-х годов доминантной. Следует отметить, что и старые «толстые» журналы изменили свою традиционную структуру в русле требований современной культурной ситуации.

А. Даргомыщенко высказывает важную и концептуальную для понимания ситуации в современных гуманитарных журналах мысль о необходимости сотрудничества журналов различной направленности и установок. В соответствии с установкой постмодернизма на плюрализм, множественность, но при этом – на диалогизм, при всем разнообразии журнальных концепций будет формироваться общая картина литературного движения. В условиях работы исключительно в литературном поле на первый план выходит проектное измерение журнала. Недостаточно быть «каким-нибудь сборным», по выражению М. Эйхенбаума, журналом – дефицита текстов нет, как нет и дефицита каналов для их распространения. Но журнал как некая метатекстуальная структура, как целостный литературный проект – подобный реализованному М.Эйхенбаумом в «Моем временнике» – по-прежнему актуален.

Немаловажной проблемой становится часто высказываемое предположение о возможности замены печатных журналов их Интернет-версиями, оказавшимися весьма востребованными (причины – высокая цена «толстяков», непериодичность изданий). Структура «Журнального зала» («ЖЗ») демонстрирует огромную информативную насыщенность, мобильность, удобство пользования, возможность гиперссылок сети Интернет. Издания «ЖЗ» представляют собой по аналогии с постмодернистской картиной мира гипертекст, в котором все составляющие образуют единое текстовое пространство. В данном случае следует говорить о едином журнальном пространстве информационного общества, в котором традиционная печатная и интернетная формы существования журнала не взаимозаменяют, а взаимодополняют друг друга.

Несмотря на определенный кризис в период 1995-х годов в области литературной критики, она не зашла в тупик и в состояние застоя, а продолжала свое развитие. Из общей картины функционирования литературной критики конца XX века можно выделить основные линии ее движения. Прежде всего, основной задачей остается осмысление современного литературного пространства. Следующее направление – создание научной парадигмы русского литературного постмодернизма. Литературная критика продолжает свои задачи формирования литературного вкуса, создает моду на определенную литературу, выводит в свет и популяризирует определенных писателей.

К 1995 году российский литературный процесс разветвляется на множество параллельных литературных течений. Литературная картина крайне эклектична в плане эстетической, художественной, жанровой принадлежности текстов. Постепенно укрепляют свои позиции в современной литературе издательства, публикующие книги новых авторов – «Вагриус», «Лимбус-пресс», «Издательство Ивана Лимбаха», «Пушкинский фонд», «Новое литературное обозрение». По этой причине намечается тенденция отхода авторов от традиционных «толстых» журналов.

Исходя из констатации новых и достаточно неожиданных явлений в литературной жизни (размежевание литературных группировок, проникновение в литературу постмодернистской стилистики, идейное противостояние журналов, возникновение новых издательств, новых журналов) можно предположить, что в 1995 году начинается новый этап развития русской литературы, означенный официальным признанием постмодернистской эстетики. Новый этап литературного развития был открыт статьей В.Померанцева «Об искренности в литературе», в которой критик формулирует основное отличие нового литературного этапа от предыдущих – искренность в литературе, которая «сегодня может быть, еще более революционна, чем в 1952 году».^¹⁰

В литературе отмечаются модификации традиционных жанров. Появляется такая литературная форма как мегажанр – соединение комментария с цитируемыми текстами и собственной авторской прозой (Михаил Безродный публикует подобный текст в «Новом литературном обозрении», 1995, № 12). В общем литературном потоке конца века лидируют записки, дневники, мемуары, «истории» – то, что Лидия Гинзбург назвала «промежуточными» жанрами, или же литература факта – faction. К прозе faction примыкает эссеистика.

Активной жанровой площадкой в середине 1990-х годов становится и полная противоположность faction – fiction (вымысел), художественная проза в традиционном значении этого слова.

В целом, можно отметить, что основной мотив литературы конца 1990-х годов – рефлексии на тему современности, места литературы в ней и констатация факта потери литературой своей «ведущей и руководящей роли».

Романы катастроф, ставшие одним из самых популярных жанров среди писателей постмодернистской направленности, намечают новые тенденции литературного развития: исчерпанность тематики советского тоталитаризма и интерес к теме саморефлексии интеллигенции; подъем жанра психологической прозы, в центре которой оказывается внутренний мир личности и размышления автора. Отход от событийности и внешней агрессивной динамики действия приводят к тому, что к 1995-м годам литературный стёб, саркастическая ирония, чернуха уходят со страниц литературных текстов.

В этот же период на страницах литературных журналов и «ЛГ», в книжной литературной критике обостряется полемика вокруг русского постмодернизма. Можно выделить основные тезисы, выдвинутые критиками и вызвавшие наиболее острую полемику: «поминки по советской литературе», «смерть русской литературы», вопрос о том, рассматривать ли постмодернизм под знаком утраты в контексте русской литературы.

Наиболее радикальная позиция представлена в книге А. Гольдштейна «Расставание с Нарциссом» (1997). С его точки зрения, «обширный цикл, или эон русской литературы XX в. – от авангарда и соцреализма до соцарта и концептуализма – завершился, не оставив взамен ничего, кроме растерянности».^¹¹ О кризисе постмодернистского дискурса и очевидных стратегиях выхода из него, связанных с тем, что писатель начинает работать в пространстве массовой культуры, пишет М. Берг в книге «Литературократия».

В противовес этим утверждениям, в 2000-м году В. Курицын объясняет кризисное состояние в современной литературе смертью гиперморализма русской литературы и разрушением традиционного статуса русского писателя как учителя жизни. Ясно одно, в конце XX века русская литературная критика от Вик. Ерофеева до М. Эпштейна констатирует наступление в литературном процессе промежуточного, переходного этапа. По мнению А. Гольдштейна выход из «глубокой ямы промежутка» возможен через «литературу существованья», литературу подлинности, за которой стоит человек со своей личной историей.

На фоне этих прогнозов особой ясностью отличаются близкие по сути позиции М.Эпштейна и А. Гениса. В основе концепции М. Эпштейна – идея «перехода от конечности к начальности как полюсу мышления». Поэтому в качестве ключевого исследователь вводит понятие «прото», или «протеизм», которым предлагает назвать умонастроение начала XXI века, фиксирующее состояние культуры в начальной стадии развития. Современная культура, по его мнению, – это протокультура, «тончайший промежуток между постмодернизмом и постмодерностью».^¹²

По мнению культуролога Н.П. Дворцовой, в современной литературе сложилось целое направление, фиксирующее ситуацию культурного промежутка и представляющее возможные альтернативы и прошлому и настоящему. Н. Дворцова предполагает, что у истоков промежуточного литературного «направления» стоит роман Саши Соколова «Палисандрия» (1985). В современной литературе представляют данное направление «Чапаев и Пустота» В. Пелевина (1996), «Голубое сало» В. Сорокина (1999), «Укус ангела» П. Крусанова (2000), «Кысь» Т. Толстой (2000), цикл «Евразийская симфония» Хольма ван Зайчика (2000–2002).^¹³

С 1995-х начинается период оформления литературной и журнальной жизни отечественного постмодернизма. Падают тиражи литературных журналов, однако возникают и новые периодические издания («Postscriptum»). Издательства, за немногими исключениями, печатают массовую литературу, но читатель ищет и находит «другую» литературу в журналах. Литературная критика и литературная журналистика активно печатаются в газетах («Независимая», «Общая», «Коммерсантъ», «Известия»). Теряет свою популярность и влияние «Литературная газета». Появляются новые имена, стимулом для литературного творчества становятся многочисленные литературные премии, что опять же говорит о возрождении интереса к литературе и возрастании ее роли и значения в культурном пространстве. Все эти процессы позволяют предположить, что с конца XX века в русской литературе начинается новый этап, дающий начало времени нового литературоцентризма, основанного на снятии идеологической составляющей и акценте на существенной роли литературы в процессе межкультурной коммуникации.

Серьезной проблемой современной литературной коммуникации является изменение функции и роли «толстых» журналов. Еще в 1997-1998 гг. социологи культуры А. Рейтблат и Б. Дубин отметили факт резкой фрагментации литературной системы, который ярче всего проявился в существенном спаде тиражей «толстых журналов» и подписки на них, из чего делают вывод о том, что произошел разрыв устойчивых коммуникативных литературных связей авторов с читателями. Изменилось место этих групп в обществе, а значит и культурные ценности.

А.Г. Бочаров высказал предположение, что этот вид издания будет вымываться из общего потока журнальной периодики по мере уменьшения литературоцентризма, характерного для советского периода. Ю. Головин, в свою очередь, считает, что сегодня литературно-художественные журналы восстанавливают свои позиции и вновь оказываются силой, влияющей на читательскую аудиторию и формирующей ее вкусы.

Расхождения исследователей в определении роли и места «толстых» литературно-художественных журналов в общем потоке современной журнальной периодики имеют свои обоснования и, скорее всего, отмечают разные стороны одного процесса – перестройки системы литературно-художественных журналов.

Типологические признаки современных литературных журналов еще не выделены по ряду причин, основной из которых является то, что структура, направленность, концептуальность установок новых журналов не укладываются в схемы классификации изданий советского периода. Например, А. И. Акопов выделяет 11 видов специализированных журналов по тематическому признаку, из которых в проблемном поле нашего исследования выделим гуманитарные: политические и социально-экономические, культурно-просветительские, филологические, искусствоведческие.^¹⁴ Эта классификация, имеющая еще подклассы, позволяла совершенно четко определить тип журнала советского периода.

В новейшем учебном пособии «Основы теории журналистики» Е. В. Ахмадулин, анализируя существующие на сегодняшний день типы классификации журналов, справедливо замечает: «При таком построении классификации, ее можно расширять на том же уровне».^¹⁵

Проблема необходимости пересмотра и расширения классификации журналов советского периода обозначается в том, что в сегодняшней ситуации намечается явно выраженная тенденция к междисциплинарному подходу при идентификации явлений культуры, литературы, художественного творчества и науки в целом. Возникает вопрос: при наличии в журнале текстов литературоведческой, философской, семиотической, социологической тематики – к какому типу журнала можно их отнести? Само понятие социокультурный, активно введенное в словарь современной науки, предполагает междисциплинарность. В контексте перечисленных тенденций развития современных журналов есть смысл подумать над такими определениями современного типа журнала, как интеллектуальный и междисциплинарный журнал, активно использующимися современными критиками.

Критик журнала «Новое литературное обозрение» Н. Самутина выделяет ряд признаков «интеллектуального» журнала: актуальность проблематики, междисциплинарность, близкий к научному понятийный и языковой уровень, определенная читательская аудитория («информированные дилетанты»), задача формирования культурного уровня читателя. Интеллектуальный журнал отличают широта охвата проблематики, опора на научное мышление, привлечение исследований в области различных аспектов современного гуманитарного знания, ориентир на интеллектуальную читательскую аудиторию, научно-публицистический язык изложения, обязательное наличие аналитических и критических разделов, рубрик.

При существовании определенных типологических характеристик интеллектуальные журналы имеют свою индивидуальную стилистику, должны быть узнаваемыми. Статус отечественных интеллектуальных журналов подразумевает ориентацию на читателя определенного уровня IQ, так как в специализированных журналах нового типа заметна тенденция к усложнению языка изложения, отход от беллетристической формы текста в сторону научной или научно-популярной. Интеллектуальный журнал предполагает в лице читателя собеседника, равноправного участника коммуникативного процесса, то есть отношения издание/читатель строятся в форме диалога, и это опять же черта постмодернистского стиля коммуникации.

Можно предположить, что современный интеллектуальный журнал становится материализованной моделью постмодернистской культуры, проводником которой он и является. Нередко наблюдается отсутствие какой-либо магистральной темы для всех, достаточно произвольно объединенных в рамках одного журнала публикаций. Такого рода организацию художественного текста отмечал итальянский семиотик и писатель У.Эко, сравнивая книгу с энциклопедией, в которой отсутствует линейность повествования и которую читатель открывает с любого, необходимого ему места. Именно так создаются гипертексты в компьютерных сетях, когда каждый из пользователей вписывает свою версию и отсылает ее для дальнейшего наращивания другим пользователям.

Если исходить из положения о том, что журнал является единым текстом, то можно принять за основу типологии новых журналов теории Ж. Делеза - Ф. Гваттари (ризоматическая модель современной культуры) и У.Эко (текст – энциклопедия). При целостном восприятии каждый отдельный номер интеллектуального журнала представляется в виде «шведского стола» (Делёз, Гваттари), где каждый «берет» то, что ему понравится. По Делезу и Гваттари, текст-корневище будет реализовывать принципиально иной тип связей – все ее точки будут связаны между собой, но связи эти бесструктурны, множественны, запутаны, они то и дело неожиданно прерываются. Такой тип нелинейных связей предполагает иной способ чтения.

Ризоматическая структура новых изданий не отрицает существования целевых установок журнальной политики в целом, выражающейся в том, что гуманитарные журналы нового типа (интеллектуальные) формируют культурологическую парадигму отечественного постмодернистского пространства различными способами, но в едином русле постмодерна.

Возможно, что определение подобного типа журналов как «интеллектуальных» не может дать четких признаков их идентификации в теории журналистики. Но необходимо учесть, что в рамках постмодернистской парадигмы четкость определений, формулировок, каталог типологических признаков – все эти необходимые атрибуты советской филологической науки – становятся устаревшими. Широта охвата проблематики, язык, стиль, структура новых гуманитарных журналов позволяют принять за основу достаточно общее определение, предусматривающее деление на подтипы.

Можно выделить следующие отличительные черты новых гуманитарных журналов:

1. Одной из типообразующих черт журналов постсоветского периода является концептуальность.

2. Современные издания зачастую являются авторскими проектами, и немаловажное значение имеет личность главного редактора, недаром рядом с каждым названием можно и должно называть имя редактора-издателя.

3. Для современных гуманитарных журналов характерна специализированная направленность, то есть структура журнала соответствует его концепции и осмыслению задач, заявленных редакцией. В советское время существовала весьма представительная группа специализированных журналов, но разница между ними и современными изданиями, как нам представляется, в том, что для решения проблем в определенной области гуманитарного знания применяется междисциплинарный подход.

4. Новые издания в той или иной форме стремятся к целостности журнального пространства, к метатексту. Можно сказать, что интеллектуальный журнал становится проводником различных научных и художественных практик, объединенных в единое проблемное поле.

5. Структура гуманитарных интеллектуальных журналов соответствует ризоматической модели Ж. Делеза и Ф. Гваттари. Для нее характерно нелинейное построение, многомерность, открытость границ, активная роль читателя.

6. Для интеллектуальных журналов характерен новый язык изложения и подачи материала. Можно выделить ряд составляющих нового журнального языка: научность, применение деконструктивистской и постструктуралистской практики.

Обзор постмодернистских тенденций в медийном пространстве отечественной литературы позволяет предположить, что значительная часть коммуникативных составляющих литературного постмодернизма (интеллектуальные журналы, «новая критика», постмодернистские тексты) берет начало в отечественном андеграунде. Также можно говорить о влиянии творческих поисков андеграунда на структуру и язык литературного постмодернизма. Эксперименты поэтов, писателей, художников андеграунда в плане поиска новых художественных средств, деконструкции языка, структуры текста, самиздатская деятельность стали основой для значительных трансформаций в области культурной коммуникации.

Андеграунд конституируется и как своего рода «другая» культура, и как альтернативное по отношению к Союзу писателей литературное сообщество. Период андеграунда мало исследован в современной литературной критике, в основном о нем пишут сами участники процесса – В. Кривулин, Д. Кузьмин, М. Айзенберг. Книга Станислава Савицкого «Андеграунд (История и мифы ленинградской неофициальной литературы)» стала первой попыткой восстановления и аналитического осмысления истории русского андеграунда и по этой причине вызвала широкий резонанс в литературной критике.

В. Кривулин выделяет основные черты самиздатского журнала, которые можно назвать первыми проявлениями постмодернистской текстовой деятельности – тип «журнала-черновика» – незавершенный, эклектичный, требующий от читателя «доработки». Важно то, что подобный тип издания формирует нового читателя – соавтора, сумеющего достроить любой текст. Д. Кузьмин для характеристики ленинградских самиздатских журналов вводит определение «метатекстуальное издание», подчеркивая их предпостмодернистскую структуру.

Исходя из анализа специфики отечественного самиздата А. Савицким, В. Кривулиным, Д. Кузьминым можно предположить, что именно андеграунд заложил основу для появления интеллектуальных журналов. Чрезвычайно характерна в этом смысле эволюция «Митиного журнала», издававшегося с 1985 года Д. Волчеком, концепция и структура которого впервые в истории русского журнального постмодернизма представили новый тип интеллектуального журнала. Самиздатскому журналу наследуют новые журналы 1990-х как образовавшиеся на той или иной самиздатской основе («Вестник новой литературы», «Лабиринт / Эксцентр»), так и совершенно новые («Соло», «Комментарии», «Арион», «Несовременные записки», «Urbi», «Место печати» и др.).

Blog

Медиадискурс постмодернистского литературного пространства 10. 01. 10 Журналистика 10. 01. 01 Русская литература