Явление журнализма в творчестве Н. В. Гоголя >10. 01. 01 Русская литература 10. 01. 10 Журналистика
| Вид материала | Литература |
- Магаева Евгения Николаевна аспирант кафедры Журналистика и Русская литература, 143.16kb.
- Тема детства в творчестве Н. В. Гоголя >10. 01. 01 Русская литература, 247.5kb.
- Программа лекционного курса Введение, 333.09kb.
- Украины в творчестве Н. В. Гоголя («Вечера на хуторе близ Диканьки», «Миргород»), 81.06kb.
- Медиадискурс постмодернистского литературного пространства 10. 01. 10 Журналистика, 949.66kb.
- Содержание умк часть Русская литература 2-й половины 19 века, 115.01kb.
- Фольклорные и литературные архетипы в поэтике н. В. Гоголя >10. 01. 01 русская литература, 749.65kb.
- Темы курсовых работ по курсу «Отечественная журналистика XX века» Русская журналистика, 202.79kb.
- Учебника. Учитель Кулябина Зинаида Григорьевна. Выступление на Краевой научно-практической, 48.58kb.
- Традиции ф. М. Достоевского в творчестве и. Бродского 10. 01. 01 русская литература, 244.16kb.
На правах рукописи
Игнатьева Екатерина Александровна
Явление журнализма в творчестве Н.В. Гоголя
10.01.01 – Русская литература
10.01.10 – Журналистика
Автореферат
диссертации на соискание ученой степени
кандидата филологических наук
Саратов – 2008
Работа выполнена на кафедре общего литературоведения и журналистики Саратовского государственного университета им. Н.Г.Чернышевского
| Научный руководитель – | доктор филологических наук, профессор Валерий Владимирович Прозоров |
Официальные оппоненты:
– доктор филологических наук, профессор Луиза Григорьевна Свитич
– кандидат филологических наук Елена Евгеньевна Вострикова
Ведущая организация – Башкирский государственный университет
Защита состоится «16» октября 2008 г. в 14.00 час. на заседании диссертационного совета Д 212.243.02 при Саратовском государственном университете им. Н.Г. Чернышевского (410012, г. Саратов, ул. Астраханская, 83) в XI корпусе.
С диссертацией можно ознакомиться в Зональной научной библиотеке Саратовского государственного университета им. Н.Г. Чернышевского.
Автореферат разослан «13» сентября 2008 г.
Ученый секретарь
диссертационного совета Ю.Н. Борисов
Развитие журнальной литературы в 1820-30-е годы приметно изменило культурную ситуацию в России, обозначив не только направления полемики складывающихся литературных партий, но и появление феномена журнализма, влиявшего на разнообразные пласты культуры. Гоголь был одним из первых, кто это почувствовал и воплотил в своей публицистике, переписке и художественных произведениях. Развивая достижения Карамзина и Пушкина в этой области, позиционируя себя как сторонника «аристократической» партии, он был подчёркнуто самостоятелен и полемичен в своих суждениях, а главное, создал цельное представление о журнализме как характерном феномене.
Исследование понимания журнализма1 и его художественной концепции в наследии Гоголя основывается на интерпретации этого феномена как объёмного и многомерного. Писатель придавал ему большое значение в своей публицистике и письмах, вырабатывал представление об этических и творческих нормах в этой сфере, сложно оценивал расслоение в области культуры. Художественная концепция журнализма складывалась у Гоголя в повестях, драматических произведениях и поэме «Мёртвые души» и в этой своей ипостаси обнаруживала черты явления, абстрагированные от исторической конкретики и демонстрирующие разнообразные психологические, культурологические, этические и эстетические эффекты, проникновение журнализма во многие сферы национального бытия. Этому способствовала художественная философия автора.
О Гоголе-журналисте писали многие авторы, акцентируя конкретную ситуацию журнальной полемики Гоголя. Работы В.В.Каллаша, В.В.Гиппиуса, В.П.Красногорского, Ю.Г.Оксмана, Н.И.Мордовченко, А.Н.Степанова, В.Г.Березиной, Е.И.Рыскина, Ю.В.Манна и др. чрезвычайно полезны для выявления позиции писателя и формирования его представлений о российском журнализме. Большинство работ посвящено историко-литературному анализу позиции Гоголя-журналиста и его взаимоотношениям с Пушкиным как редактором «Современника». В меньшей степени освещено сотрудничество Гоголя с другими изданиями, а также его эпистолярные высказывания о журнальном движении и журнальном деле.
Современный Гоголю журнализм рассматривался как источник сюжетов и образов или материал полемического подтекста в его художественных произведениях (В.В.Виноградов, А.Е.Новиков), как проблемно-тематический комплекс в гоголевской художественной версии этого явления на материале некоторых произведений (В.В.Прозоров). Целостный же анализ взглядов Гоголя на этот феномен в нашей науке отсутствует.
Необходимость выявить концепцию журнализма в художественных и нехудожественных текстах Гоголя как целостное развивающееся явление продиктовала нам обращение к более широкому и многоаспектному исследованию темы. Нами предпринята попытка выявить трансформацию представлений писателя о журнализме в связи с общей эволюцией его мировоззрения. Кроме того, обращаясь отдельно к публицистике, эпистолярному наследию, с одной стороны, и к художественным текстам, с другой, мы предполагаем, что обе эти сферы, при всей их суверенности и уникальной специфике высвечивают друг в друге неожиданные подтексты. Актуальность темы обусловлена потребностью выявить очертания и природу феномена журнализма в уникальной философско-художественной версии Гоголя, необходимостью изучить её органическую взаимосвязь с внутренней эволюцией Гоголя как мыслителя и художника, а также увидеть, опираясь на взгляды Гоголя, новое измерение, которое внесло в культурную жизнь России журнальное движение.
Научная новизна диссертации заключается в том, что впервые предпринята попытка детального анализа феномена журнализма в наследии Гоголя с точки зрения его целостности, системности, многогранности. Новизна обусловлена также методологически, а именно обращением к конкретным историческим фрагментам таких пограничных областей гуманитарного знания, как история литературы, история и теория журналистики, с целью выявления общих культурных измерений, взаимосвязей и взаимовлияния.
Предметом исследования явился феномен журнализма в понимании Гоголя в разные периоды его творчества.
Объектом внимания были избраны публицистические, эпистолярные, художественные тексты Гоголя, в которых прямо или косвенно обозначаются гоголевские размышления и представления о назначении журнальной работы, о ее связи с изящной словесностью.
Цель диссертационного сочинения – исследовать феномен журнализма в творчестве Гоголя с учётом природы этого феномена как универсального, целостного явления, тесно связанного с магистральной линией развития мироотношения и художнической позиции писателя.
Для достижения этой цели необходимо решить следующие задачи:
- выявить теоретические аспекты понятия «журнализм»;
- рассмотреть процесс формирования представлений Гоголя о журнализме в его публицистических выступлениях и письмах, исходя из представления о месте писателя в литературно-журнальном движении, о контексте и адресатах его высказываний;
- взглянуть на процесс формирования писательской позиции с точки зрения целостности культурного феномена журнализма;
- выявить аспекты воплощения феномена журнализма в художественных текстах на проблемно-тематическом, сюжетно-композиционном, образном уровнях, а также с точки зрения полемических подтекстов и других проявлений взаимосвязи газетно-журнальной эмпирики с творческим процессом Гоголя-художника.
Методологической основой исследования служит комплексный подход, синтезирующий культурологические и собственно литературоведческие принципы. Первые предполагают объёмный семантический анализ элементов культурной системы (в данном случае русской газетно-журнальной и литературной культуры 1830-1840 годов) с привлечением историко-культурного и семиотического методов. Вторые включают в себя историко-литературный, мотивный, интертекстуальный, структурно-семиотический типы анализа.
Теоретическая значимость определяется обращением к изучению природы малоосвоенного компонента культуры, что является предпосылкой для дальнейшего исследования места журнализма в общей системе русской культуры.
Практическая значимость исследования состоит в том, что его результаты могут быть использованы в издании и комментировании текстов Гоголя, при чтении историко-литературных, теоретико-литературных учебных курсов, а также курсов по истории и теории журналистики.
Положения, выносимые на защиту:
1. Журнализм понимается нами как объективно существующий самодостаточный феномен, многофункциональное социокультурное явление. Понятие это превышает привычный семантический объём слова «журналистика», является его обобщённо-собирательным аналогом, содержит ореол универсальных ценностных смыслов, условий, явленных и потенциальных, реальных и эталонных признаков, эффектов рецепции журналистики, её влияния на общественное сознание, её функций и указывает на то новое измерение, которое вносит журналистика в жизнь социума, в развитие культуры и, в частности, в литературный ландшафт.
2. Гоголевская версия журнализма как культурного феномена стала неотъемлемой частью его творческой эволюции. Представления Гоголя о журнализме, отражённые в статьях и письмах и отличавшиеся цельностью, эволюционировали в сторону отстранённой оценки самоуглублённого мыслителя, дистанцировавшегося от текущего хода журнальной литературы и взиравшего на него с высоты напряжённых религиозно-этических исканий.
3. Системообразующим центром полемических высказываний Гоголя о журнальном движении в статьях и письмах стал факт весьма неоднозначного расслоения русской культуры на высокую и массовую, породивший различные журнально-литературные партии. Желая принадлежать к «аристократической» партии, Гоголь тем не менее понимал неизбежность коммерциализации литературы и стремился минимизировать её негативные последствия (монополизм, продажность, легковесность, стремление угождать невзыскательным вкусам и т.д.), выработать эталонную этику журнального дела, ибо, по его мнению, на журналистике лежит колоссальная ответственность за формирование общественных вкусов, мнений и в целом культуры.
4. В художественном мире Гоголя феномен журнализма обнаруживает себя как особый тип художественного мышления. Он вовлекается в тему обманного мира, попадает в зону демонического, враждебного человеку, христианским истинам как вполне реальный источник лжи, мнимости, словесного «тумана», по своей сути воспринимается Гоголем как наиболее соприродный трагическим парадоксам современной цивилизации феномен, отражающий мнимо кипучее движение, скрывающее неподвижность, поток ошеломляющих новостей, за которыми прячется пустота и отсутствие глубокой идеи, мнимую свободу мнений, провоцирующую вражду и разрушение.
5. Журнализм воплощается в художественных текстах Гоголя эксплицитно (как историко-культурные реалии, как проблемно-тематический комплекс, как элемент сюжета, выполняющий характеристическую функцию) и имплицитно (как полемический подтекст, как мотивы редактирования готового текста, как оригинальные приёмы, обнаруживающие отражение свойств массовой журналистики в гоголевских типажах или в самом модусе повествования).
6. Обращаясь к теме журнализма, Гоголь создаёт портрет определённого слоя читательской публики, показывая адекватность массовых изданий вкусам пошляков, сам механизм изменения сознания под воздействием газет, в частности, порождение бреда, невероятных слухов, странных поступков. Чтение газет, создающих миражные ценности, фикции, заполняющие пустоту, иногда является двигателем характерной для Гоголя миражной интриги.
7. Атмосфера современной коммерческой журналистики становится у Гоголя своеобразным модусом повествования, включаясь в комическую семантику текста и усиливая неопределённость и проблематичность центрального события, подвергая сомнению саму его невероятность. Под воздействием слухов, толков и сплетен, химерических представлений, которые становятся одной из сильнейших пружин действия, фабула и герой начинают терять свою определённость и приобретают расплывчатые очертания, качество предположительности, множественности версий и точек зрения, что подчёркивает некое вероятностное сюжетное поле, глубину и объёмность гоголевского замысла.
Апробация научных результатов. Основные положения исследования изложены в виде докладов на научной конференции «Филология и журналистика в начале XXI века», посвященной памяти С.Л. Франка (Саратов, СГУ, 2006 г.), «Филология и журналистика в начале XXI века», посвященной 90-летию гуманитарного образования в Саратовском университете (Саратов, СГУ, 2007 г.), «Филология и журналистика в начале XXI века», посвященной 100-летию А.П. Бугаенко (Саратов, СГУ, 2008 г.), Международной научной конференции «Изменяющаяся Россия – изменяющаяся литература: художественный опыт XX – начала XXI вв.» (Саратов, СГУ, 2007 г.), «Филология и журналистика в едином научно-образовательном пространстве» (Саратов, СГУ, 2007 г.). Результаты исследования обсуждались на научном семинаре «Мир Гоголя» в СГУ под руководством проф. В.В.Прозорова. Основное содержание работы отражено в восьми публикациях.
Структура работы: диссертационное сочинение состоит из ведения, двух глав, заключения и библиографического списка.
Основное содержание диссертации
Во Введении мотивируется выбор проблемы исследования и раскрывается её актуальность, аргументируется научная новизна работы, ставится цель, определяются задачи и методология исследования, формулируются основные положения, выносимые на защиту, говорится об апробации научных результатов и возможном их дальнейшем применении. Изложено общее понимание изучаемого феномена, охарактеризованы рамки и структура материала исследования.
В первой главе «Феномен журнализма в оценках Гоголя (на материале публицистики и писем)» процесс формирования взглядов Гоголя на данное явление рассматривается на материале публицистики писателя и его писем разных периодов. Глава состоит из трех параграфов.
Параграф первый (1.1) «Теоретические аспекты изучения журнализма» включает теоретическое и понятийно-терминологическое обоснование предмета исследования, выполненное с привлечением практики словоупотребления гоголевской эпохи, а также толкований слова «журнализм» в словарных статьях, научных работах и сетевой публицистике XX – начала XXI веков. Анализ указанных выше источников привёл к гипотетическому пониманию журнализма как некоего относительно самодостаточного социокультурного феномена, объемлющего журналистику, содержащего ореол общих смыслов, условий и функций и указывающего на место журналистики в жизни человечества, на то новое измерение, которое вносит журналистика в жизнь социума, в развитие культуры и, в частности, в литературный ландшафт. В семантическое поле этого слова входят, на наш взгляд, и особенности личной позиции литератора, его отношения к журнальному делу как к системе ценностей. Анализ феномена журнализма требует обращения к совокупности явленных и потенциальных признаков («готовностей»), универсальных смыслов, к эффекту рецепции и воздействия виртуального мира, создаваемого журналистикой, на общественное сознание. «Журнализм» - понятие, вбирающее в себя и вполне реальные, исторически конкретные (часто с негативной коннотацией) приметы этого рода деятельности, и идеальные «мерки», применяемые авторами и читателями к бурно развивающейся журналистике.
Параграф второй (1.2) «Формирование понятия «журнализм» в публицистике Гоголя» включает в себя исследование публицистики Гоголя, прежде всего, таких его выступлений и высказываний, как статья «О движении журнальной литературы, в 1834 и 1835 году» («Современник», 1836, Т. 1) и фрагмент «Об Одиссее, переводимой Жуковским» («Выбранные места из переписки с друзьями», 1846).
Гоголь подходил к этому феномену изнутри, находясь в гуще журнального движения и полемики (1830-е годы), и извне, с позиций далёкого наблюдателя, который в силу своих духовных устремлений изменил масштаб взгляда, взирал на кипение страстей с высоты религиозного просветления (1840-е годы). Однако писатель никогда не отвергал журнализм как явление, но лишь связывал с ним общие болезни современной цивилизации, цивилизации слова и новости, но не дела и истины, а, с другой стороны, свою утопию нравственно-религиозного просветления человека как участника современной жизни.
В статье «О движении журнальной литературы, в 1834 и 1835 году», представляющей собой критический обзор ведущих русских журналов, Гоголь формулирует по сути программу журнализма как такового. Чётко выделены негативные моменты российского журнального движения 1830-х годов: монополизм беспринципных коммерческих изданий; отсутствие единого направления издания; верхоглядство, мелочность, неразборчивость и беспринципность; тщеславность издателей, редакторов и авторов; редакторский произвол; доминирование партийных пристрастий, перерастающее в кумовство; фамильярность; потакание низким вкусам невзыскательного читателя; отсутствие подлинных эстетических критериев. За критическими положениями просматривается идеальная составляющая. Гоголь ратует за здоровый соревновательный дух, равные условия для изданий; наличие выверенного, направляемого единой волей и позитивного направления; ответственность, принципиальность, разборчивость и серьёзность в отношении к публикуемому материалу; доминирование общественных интересов над личными и корпоративными; подлинный диалог с читателем, уважение к нему, изучение его позиции, воспитание читателя; соблюдение авторского права, неприкосновенность аутентичного текста; порядочность в коммерческих литературных делах; оперативность и регулярность выхода в свет.
Извлекая из статьи Гоголя в «Современнике» программную основу, следует помнить, что рождалась она в противоречивой историко-культурной ситуации. Нельзя не учитывать некоторое несовпадение позиций Гоголя как автора и Пушкина как редактора журнала, повлекшее за собой заметку последнего, где он мягко и тактично отмежёвывается от некоторых запальчивых оценок и крайностей гоголевской статьи, касающихся массовой журналистики. Сыграл свою определённую роль и фактор «внутреннего редактора», связанный с неоднозначными отношениями Гоголя с «Северной пчелой», с одной стороны, и с московскими журналистами, с другой. В целом речь идёт о характере формулировок, о некоторых купюрах, вызванных разными причинами, о самом тоне статьи.
Избегая крайностей массовой журналистики, поставившей во главу угла коммерческий успех, и московского крыла «аристократической» партии (имеется в виду позиция С.П.Шевырёва), осуждавшего коммерциализацию культуры с романтических позиций, Гоголь сформулировал некую закономерность, которая претендует на универсальность, ибо содержит в себе не столько исторические, сколько психологические, общечеловеческие основы. Речь идёт о своеобразных циклах литературного и общекультурного развития: спрос растёт, а культура потребителя духовного товара сильно отстаёт от темпов этого роста; на этой почве возникает некая лакуна для предприимчивых и не слишком разборчивых дельцов. Это настолько похоже на нашу современную ситуацию (только не в отношении литературы, а в отношении масс-медиа), что заставляет говорить именно о циклах развития культуры, которые, разумеется, не отменяют неповторимость каждой эпохи.
Гоголь намечает оптимистическую перспективу, уверяя, что литературные дельцы – дело преходящее. Правда, оптимизм Гоголя носит трагический оттенок, ибо ориентирован лишь на далёкое будущее.
Многое изменилось в связи с отъездом Гоголя за границу. Сам факт этого отъезда в известной степени связан с опытом журнальной борьбы, во всяком случае, это был один из лежащих на поверхности факторов, но отнюдь не главный. Эволюция Гоголя как писателя и мыслителя в период с 1836 года и до «Выбранных мест из переписки с друзьями», фрагмент из которых также является программным в гоголевской концепции журнализма, - это предмет, вызвавший пристальное внимание литературоведов последних двух десятилетий, когда налицо было стремление пересмотреть выпрямленные идеологические подходы.
Журналистика была в восприятии Гоголя неким средоточием той путаницы и того хаоса, который ассоциировался для него с русской жизнью. Принимать участие в журнальном движении можно было и находясь за границей, однако Гоголь предпочёл остаться вдумчивым читателем русских журналов, нежели непосредственным участником движения. Не случайно любимыми книгами Гоголя этого времени становятся «Илиада» Гомера и святоотеческие писания.
Гоголь вовсе не отвергает журнальное движение как не соответствующее его идеалам по самой своей суетной природе. Он распространяет на него те же нравственные и эстетические критерии, что и на всё остальное. Полнота воплощения жизни и свет высоких религиозно-этических истин – вот то, чего не хватает русской журналистике, заражённой критическим духом. Гоголь по-прежнему смотрит на журналистику как на жизненно важную часть культуры, как на трибуну, но уже не для выражения партийных пристрастий и позиций, а для воплощения миротворческой, учительной функции. Условием такого перерождения русской журналистики должно стать духовное перерождение всех участников журнального движения. Конечно, это утопия, но утопия, свидетельствующая о глубокой неудовлетворённости бесплодным отрицанием и постоянной всеобщей враждой.
Анализ эпистолярного наследия Гоголя, который составляет содержание параграфа третьего (1.3) «Письма Гоголя как источник изучения его представлений о журнализме», подтвердил принципиальность и выверенность его публичных выступлений. Гоголевский эпистолярий не содержит ничего, что противоречило бы публично высказанному им.
Письма 1830-х годов, в частности, те, что адресованы И.И.Дмитриеву (1832) и М.П.Погодину (1836), свидетельствуют о том, что Гоголь считает ремесло журналиста опозоренным. Тем не менее он ещё питает надежду, что можно внести в журнальное дело здоровый дух, что представления о порядочной журналистике не должны противоречить коммерческой стороне дела и борьбе за читателя и уж тем более высокому назначению журнальной литературы – благотворному воздействию на общественное мнение. Письма 1830-х годов в этом смысле составляют своеобразную параллель статье в «Современнике», продиктованной теми же мотивами. Можно даже говорить о некоторых конкретных параллелях, отмечая при этом, что в письмах близким ему по духу людям Гоголь находит характеристики более размашистые и экспрессивные. Здесь он уверен или надеется, что разговаривает с единомышленниками. В публичных же выступлениях его адресатом является воображаемая, весьма пёстрая и непредсказуемая, масса читателей, которая предполагается за конкретными и зримыми объектами полемики. Это влечёт за собой внутренний ограничитель, касающийся тона высказывания и детерминированный ответственностью публициста. В письмах же действует ограничитель другого рода, продиктованный характером адресата и отношениями с ним. Впрочем, для Гоголя характерна промежуточная форма, синтезирующая свойства личной переписки и публицистики.
Лейтмотивом писем 1840-х годов, особенно второй половины, адресатами которых были, в частности, А.О.Россет (1846), П.А.Плетнёв (1846-1847), С.П.Шевырёв (1847), Н.М.Языков (1846), П.А.Вяземский (1847), являются настойчивые просьбы присылать ему любые российские периодические издания, высказывания о реальной и эталонной составляющей журнализма, а также размышления о его роли как источника для современного писателя-реалиста. Гоголь тяготеет теперь не столько к полемической конкретике, сколько к философским обобщениям.
Аналитический обзор писем 1840-х годов позволяет в значительной мере дополнить и расширить представления о взглядах Гоголя на журнализм, отражённых во фрагменте об «Одиссее» («Выбранные места из переписки с друзьями»). Поскольку он считает предметом своего художества «нынешнее состояние» современного человека, то рассматривает все факты российского журнального движения не просто как ниточку, связующую с родиной, но и вообще как необходимый писателю его типа источник знаний о пёстром многоголосье жизни. Стремление к полному познанию жизни, в котором, среди прочего, Гоголю помогает и знакомство с журнальной литературой, отражающей разные, подчас противоположные позиции, может уберечь художника от предвзятости и схематизма. Это своего рода особая этика и одновременно эстетика, отмеченная целомудрием творца, пытающегося пропитаться потоком жизни, не обработанным эстетически и безграничным по своей широте, полноте и многообразию. По мнению Гоголя, меняется качество литературы, стиль её взаимодействия с читателем.
В работе выявлено также, что Гоголь в письмах 1840-х годов переосмысляет распространённые в журналистской среде взгляды на соотношение личного и общего. Он уже не ограничивается призывами к личной порядочности журналиста, но говорит о потребности глубокого самопознания, о нравственной и интеллектуальной незрелости участников журнальной практики, о необходимости для журналиста начинать не с выработки партийной позиции, а с самого себя, с подлинного постижения вечных истин. Под общим же Гоголь разумеет не корпоративную общность, а бескорыстную думу о России и о человечестве.
Суммируя представления Гоголя о журнализме, отражённые в статьях и письмах, можно сказать, что они отличались цельностью, последовательностью и приобретали во многих позициях характер предвидения. Можно также говорить об эволюции этих представлений – от горячей заинтересованности участника журнального движения в его оздоровлении до отстранённой оценки самоуглублённого мыслителя, дистанцировавшегося от текущего хода журнальной литературы и взиравшего на него с печалью человека, который опередил своё время.
Гоголь, начав со страстного и в чём-то опрометчивого выступления в «Современнике», отразившего в определённой мере позицию пушкинского круга, изначально тяготел к своему пути, искал себя в различных журналистских начинаниях. Но в конце концов он предпочёл стать в большей степени потребителем пёстрого и не ограниченного одной идеологической платформой журналистского продукта, который воспринимал как незаменимый источник познания России во всём её хаосе и запутанности.
Вторая глава «Художественное осмысление феномена журнализма в произведениях Гоголя» содержит анализ гоголевских повестей, драматургических произведений и поэмы «Мёртвые души» с точки зрения избранной темы. Феномен журнализма претерпевает в художественном мире Гоголя метаморфозы, которые детерминированы самой природой его произведений. И всё же он сохраняет некую рациональную, внемистическую суть, оставаясь в сознании писателя важнейшей приметой современной культуры и важнейшим средоточием природы современной цивилизации. Видимо, по этой причине наиболее интенсивное и многомерное художественное воплощение феномен получает в повестях третьего тома («петербургские повести», «Коляска», «Рим») и в комедии «Ревизор», развивающих тему неких средоточий обманной цивилизации и их отражений в кривом зеркале провинции. Важное место в исследовании темы занимает поэма «Мёртвые души». Здесь периферийные мотивы, связанные с журнализмом, помогают выявить некоторые закономерности замысла, сюжетосложения и характеросложения. При этом писатель продолжает художественное исследование первоначальных, общечеловеческих основ журнализма как системы распространения молвы и создания химерической действительности.
В художественных произведениях расширяются дополнительные смысловые ореолы, наглядней становятся культурные универсалии, порождаемые журналистикой. По самой своей сути художественные произведения ориентированы в наибольшей степени на восприятие журнальной продукции и на влияние, оказываемое ею на сознание героев повестей. В связке «писатель – читатель» и «журнал – читатель» актуализируется вторая составляющая, и наиболее важным становится именно читатель, представленный героем.
В параграфе первом (2.1) «Аспекты воплощения журнализма в повестях Гоголя» рассматриваются в перспективе заявленной темы повести Гоголя, при этом детальному анализу подвергаются повести третьего тома. Исследование строится на предположении о том, что внутреннее единство отдельных циклов, а также эволюция жанра в творчестве Гоголя не могли не наложить отпечаток на художественное решение темы журнализма.
Развитие художественной версии журнализма в повестях Гоголя, как показало диссертационное исследование, отличается известной цельностью и внутренней закономерностью логико-композиционного развёртывания, не всегда совпадающей с хронологией создания повестей. Если «Вечера на хуторе близ Диканьки» и «Миргород» демонстрируют открытую и скрытую полемику с журналистами, а также развивают такие традиции журнальной литературы, как маска персонажа-рассказчика и свободная «болтовня» с читателем, то в повестях третьего тома журнализм предстаёт именно как универсальный феномен современной цивилизации и раскрывается в самых разнообразных художественных ракурсах. Итогом этого развития становится повесть «Рим», в которой феномен журнализма из российского превращается во всемирный или, по крайней мере, общеевропейский. Так журнализм вписывается в художественную историософию Гоголя, хотя органическая связь данного феномена с художественным миром повестей на этом не исчерпывается.
Повесть «Невский проспект», своеобразная увертюра к циклу «петербургских повестей», уже содержит целый веер форм и уровней воплощения журнализма. Это характеристика персонажа (поручика Пирогова) и подобных ему как социокультурной группы при помощи указания излюбленных журналов; это и полемика, и даже перекличка с конкретной полемической статьёй Пушкина (ироническое перечисление в одном ряду Греча, Булгарина, Орлова и Пушкина). Тема газет приобретает и более общие семантические контуры. Она вовлекается в тему обманного мира. В отличие от мифопоэтических версий обманного, фантомного, «заколдованного места» напрашивается и понимание журнализма как вполне реального источника лжи, мнимости, дутых репутаций. Так петербургский журнализм попадает в зону не только пошлости пироговых, но и демонического, враждебного человеку, христианским истинам. Пустяковость, алогизм, монотонная ритмичность, отсутствие ценностных ориентиров – вот черты перевёрнутого мира гоголевской повести. Видимо, это же – родовые черты чуждой ему журналистики.
Повесть «Нос» содержит в себе новые возможности воплощения художественной версии журнализма. Здесь имеет смысл говорить не только о проблемно-тематическом контуре повести и характеристике персонажа и самого явления, но и о сюжетообразующих функциях: эпизод в газетной экспедиции становится одним из центров повествования. Он помогает увидеть роль газетной продукции в отражении и создании абсурда, лишённого не только ценностных ориентиров, но и просто человеческой логики. На этом фоне случившееся с майором Ковалёвым не кажется столь уж невероятным.
Сопоставление различных редакций повести «Нос» позволило предположить, что журнальная полемика с рецензентом «Северной пчелы», писавшем об устарелости мотивировки фантастики сном в пушкинском «Гробовщике», и с «Московским наблюдателем», отвергшим повесть Гоголя, стала важным фактором в творческой истории «Носа». Дело, однако, не только в генезисе конкретных фрагментов, но и в общей концепции фантастики, которая у Гоголя складывалась в определённой степени под воздействием современной журналистики. Отказ от всякой, даже условной, мотивации фантастического, проявившегося в форме пасквильного анекдота, определяется не только глубинной художественной эволюцией Гоголя. Писатель, возможно, подразумевает и журнальную литературу, падкую на молву, анекдотические случаи, редкости, уродливые исключения. То, что в петербургской журналистике остаётся в пределах анекдота, развлекательной экзотики, превращается под пером Гоголя в некий знак, который получает статус ключа к самой сути современной действительности. Сравнительный анализ газетно-журнальной смеси и повести «Нос», проделанный В.В.Виноградовым, помогает понять, что за образно-стилевыми параллелями, вероятно, стоит нечто большее, а именно превращение особенностей массовой журналистики в своеобразное, сюжетно-композиционное и символико-метафорическое измерение художественного мира повестей Гоголя.
Анализ повести «Портрет» позволил выявить как полемические функции художественной ипостаси журнализма (полемика с В.Г.Белинским, отразившаяся в двух редакциях повести), так и эксплицитное изображение этого феномена, на этот раз находящееся в самом центре художественной структуры. Повесть имеет для нас особый интерес как некая ясная художественная модель, в которую вписываются как частность представления Гоголя о месте журналистики в современной культуре. Речь не только об эпизоде с журнальной рекламой. Речь прежде всего о сюжете повести в его целостности. Прекрасным журнальным комментарием к «Портрету» оказывается полемика Гоголя с С.П.Шевырёвым о коммерциализации литературы, суть которой в том, что, на взгляд Гоголя, плох не сам факт коммерциализации, а ухудшение качества литературной продукции.
Один из механизмов разветвления искусства и, шире, культуры на высокую и низкую сферы показан Гоголем в гротескно-фантастическом плане, поэтому здесь не стоит искать отражения всей полноты и противоречивости процесса. Гоголю важно было показать, что служение высокому искусству подобно подвигу монашеского послушания и неизбежно требует великих жертв, тогда как велико искушение лёгкого успеха, коренящееся в самой сути массовой культуры. Гоголь сознательно избегает «промежуточных» состояний, обнажая трагическую парадоксальность культуры. Эта художественная модель носит в наших глазах универсальный характер. Писатель относит журналистику в «Портрете» к дьявольскому искусу. При этом она оказывается единственным необходимым посредником между властью мистического золота и властью репутации, которая, в свою очередь порождает золотой поток.
Метасюжет искушения современными бесами продолжает порождать новые побеги. В мире, который делает людей нулями, роль беспринципной журналистики чрезвычайно велика, ибо она создаёт иллюзию значимости. Герои ищут оправдание своего бытия в миражах. Современный петербургский журнализм – ещё один и весьма «весомый» мираж.
Функция создания денег из пустоты выполняется журнальной рекламой как нельзя лучше. Гоголь подчёркивает незаменимость этого источника, огромную власть пустословия, бумагомарания. Пустота, фикция порождает в мире петербургских повестей материальные житейские блага. Журналистика в художественной интерпретации автора «Портрета» остаётся конкретным социально-историческим и культурно-историческим явлением, но приобретает также инфернальные смысловые оттенки, становясь дорогой в ад. Именно после статьи в газете репутация начинает управлять героем, и это начало его падения.
В повести «Записки сумасшедшего» журналистика становится и темой, и источником, т.е. неким материалом и предметом творческого переосмысления, и, наконец, своеобразным медиатором между миром и воспалённым сознанием Поприщина. Журналистика, формирующая бред, - это новый поворот в «Петербургских повестях», подготовленный тем, что в других повестях она наделена неявным качеством бредовости.
В рамках реалистической эстетики журнализм применительно к «Запискам сумасшедшего» трактуется как один из факторов социальной и культурной среды. В «набор стандартных черт среднего чиновника» входит среди прочего и кругозор, ограниченный мнениями «Северной пчелы». Но Гоголь пишет не очерк, и его герой, даже разделяя пошлость общепринятых стереотипов, переживает потрясение и возвышается до трагедии, прозревая в безумии. Прибегая к традиционнейшему литературному мифу о прозревающем безумце, Гоголь явно указывает на трагедию и придаёт трагедийный пафос некоторым просветлениям Поприщина. И официозная газета сыграла в этой метаморфозе парадоксальную роль, перестав быть только фактором среды.
Не находя в газетах сколько-нибудь глубокого толкования происходящего, какой-либо позиции, Поприщин интерпретировал всё по-своему, в ключе невероятной смеси благородных и утопических представлений о гуманном и мужественном монархе, вздорных географических и астрономических «открытий» и пронзительного крика о спасении.
По мере того, как меняется сам Поприщин, намёки на газетную болтовню наполняются трагической иронией. Они звучат нелепым контрастом прозрениям героя и чистому голосу его души. Помутившееся сознание титулярного советника буквально нашпиговано несообразностями современной периодики, его изломанная память и больное воображение прочно хранит обрывки газетно-журнальной смеси, которые заполняют лакуны его души и смешиваются с идеей-фикс. Она-то и придаёт определённый узор мешанине обрывков и сумбуру помутившегося сознания. Контрастом к таким откровениям становится финальный порыв духа, когда герой одновременно с предельным физическим страданием и унижением испытывает внутреннее раскрепощение. В это время газетно-журнальный мусор как знак раздробленного бытия покидает его сознание.
Учитывая единую природу повестей третьего тома, можно предположить, что феномен журнализма выражается и эксплицитно («Рим»), и имплицитно («Коляска»). В художественной философии Гоголя акцентируются универсальные смыслы, имеющие к журнализму косвенное отношение, но отражающие его суть в близких по природе феноменах. Речь идёт об оригинальной персонификации гоголевских характеристик массовых изданий, т.е. о превращении характеристики журнала в персонаж. Нечто подобное имело место в «Портрете» в образе журналиста, сочинившего рекламную статью. Более опосредованно этот приём реализуется в «Коляске», и вновь близко к теме журналистики – в «Ревизоре». Интерес Гоголя к созданию таких полупародийных персонажей, отражающих легковесность, пустоту, пристрастие к вдохновенной лжи, шутовству и балагану, безалаберность, немотивированность, алогичность, заставляет отнестись серьёзно к гипотезе А.Е.Новикова, согласно которой герой «Коляски» Пифагор Пифагорович – это намёк на Барона Брамбеуса-Сенковского. Впрочем, за полемической конкретикой, которая, возможно, была актуальна при первой публикации повести, встаёт тяготение Гоголя к обобщению: характеристика журнализма в какой-то мере становится характеристикой русской жизни как таковой, воплотившейся в родственных типажах.
Повесть «Рим» в контексте диссертационного исследования выглядит не только своеобразным итогом, но и синтезом художественной и философско-публицистической версии журнализма. Противопоставление Парижа Риму как профанного пространства сакральному вполне изоморфно противопоставлению парижской журналистики и якобы жалких итальянских журналишек, ибо журналистика мыслится Гоголем как нечто единоприродное самой цивилизации. Журналы принимают на себя роль «увеличительного стекла» и вместо того чтобы сглаживать углы, страшно преувеличивают разноречия партий, раздувают огонь вражды. По сути дела, журналы выступают к качестве той политической силы, которая во многом определяет соотношение сил на политической арене, воздействуя не только на наивных читателей вроде итальянского князя, но и на самих политиков, разрушая шаткое равновесие, создавая атмосферу вражды и отрицания.
Во втором параграфе (2.2) «Отражение журнализма в драматургии Гоголя и в поэме «Мёртвые души» объединяются в общем аналитическом ракурсе такие драматические произведения, как «Ревизор», «Тяжба» и «Театральный разъезд», а также поэма «Мёртвые души». Объединение столь разных в художественном отношении произведений объясняется скорее соображениями структуры исследования, нежели реальным единством, подобным тому, какое имело место в воплощении журнализма в повестях третьего тома. Вместе с тем, и в драматургии, и в большом эпосе Гоголя обнаруживают себя как универсальные свойства художественной версии данного феномена, так и своеобразные функции, формы и приёмы.
Своеобразием драматургического решения темы является, например, то, что журналистика становится конкретной приметой жизни героев, а какие-либо дополнительные символические обертоны вычленяются только в ходе целостного анализа текста. Кроме того, журналы и журналисты играют своеобразную роль в развитии интриги или в психологических мотивировках.
В сцене «Тяжба» газета («Северная пчела») оказывается втянута в чётко отработанную систему мошенничества, лицемерия, отражая фасадную сторону русской жизни. Гоголь создаёт художественный образ газеты, которая сумела стать частью механизма общегосударственного надувательства. Кроме того, этот образ выполняет и специальную функцию возбудителя дурных эмоций и соответственно двигателя драматической пружины. Драматическое движение, порождённое невинным газетным списком произведённых в очередные чины, задумывалось Гоголем как очередное пустое движение. Круг замыкается: пустое слово порождает пустое движение. В мире же высоких соображений это выглядит иначе: безнравственное, бездуховное слово порождает безнравственное, бездуховное движение.
Основной контур развития темы журнализма в «Ревизоре» намечен исследователями: это внесценический персонаж Тряпичкин, приятель Хлестакова; это фантазии Хлестакова о журналах и литераторах; это, наконец, общие свойства Хлестакова и Тряпичкина и соответственно особые свойства журналистики определённого типа – пересмешничество, плутовство, надувательство, беспринципность, продажность. Хлестаков не просто подвизался на задворках газетно-журнального мира и был наслышан о новинках, он по природе своей гармонично вписывается в этот мир. Поэтому всё, что он говорит о Тряпичкине, в определённой степени относится и к нему. Хлестаков – своеобразный устный и эпистолярный вариант Тряпичкина.
Вызывает интерес и следующий предположительный ракурс проблемы: материализация некоторых свойств массовой журналистики в главном персонаже. Выше мы уже говорили об этом приёме применительно к «Коляске». Между Брамбеусом и Хлестаковым явно устанавливается родственная связь, подтверждаемая гоголевской эпистолярной и публицистической характеристикой О.Сенковского («пьяница и забулдыжник», «суждения …легковесны», «отсутствие всякого мнения», «он никогда не заботится о том, что говорит, и в следующей статье уже не помнит вовсе написанного в предыдущей»). Хлестаковщина вполне может быть интерпретирована не только как широкое социальное и национальное явление, но и как отличительный знак массовой журналистики.
Ранние редакции «Ревизора» содержали в себе явные полемические выпады, направленные против издателей «Северной пчелы» и «Библиотеки для чтения» Булгарина, Греча и Сенковского. Позднее Гоголь сгладил остроту полемических уколов (в частности, убрал булгаринскую клевету на Пушкина в речах Хлестакова) и отдал предпочтение обобщающим аспектам темы. В «Ревизоре» с помощью имён журналистов дана весьма точная картина провинциальных вкусов, что имеет для Гоголя не только комическую и сатирическую подоплёку, но связано и с грустными размышлениями о последствиях манипуляций массовой журналистики с сознанием провинциалов.
«Театральный разъезд» содержит в себе полемику с журнальной литературой. Толпа зрителей представлена у Гоголя как неоднородная. Отдавая своим условным безымянным героям и вереницу несправедливых, поверхностных суждений, и свои собственные эстетические откровения, писатель решает, между прочим, и задачу изображения неких культурных феноменов, которые являются частью журнализма. Дело не только в том, что журнал становится заменителем собственных взглядов иных читателей и зрителей, порождая леность ума, несамостоятельность суждений, подражательность. Дело ещё и в атмосфере невероятно обесценившегося слова, необыкновенной лёгкости словесных «экспромтов», сплетней, слухов, клеветы. Атмосфера эта зиждется в данном случае на глубочайшем неуважении к господам сочинителям («пустейшие» люди, пишут «пустяки, побасенки»).
Феномен журнализма отразился и в самом многомерном создании Гоголя – поэме «Мёртвые души», охватывающей не только всё пространство национального бытия, но и подразумевающей многообразные интертекстуальные связи с фольклором, пастырским словом, эпической традицией. Парадоксальность жанровой природы поэмы, включающей в себя приметы романа и традиционного эпоса, народную смеховую и обрядовую культуру и культуру проповедничества, а также многие другие пласты культурной традиции, привела к тому, что феномен журнализма подвергся редукции, потерял размах и универсальность. Однако, с другой стороны, исключительно полное развитие получила тема протожурнализма, т.е. тех особенностей человеческого общежития, которые являются древнейшей предпосылкой журналистики. Журнализм воспринимается писателем не только как один из живых фактов российского раздробленного бытия, своеобразно преломлённых в провинциальной жизни, но и как особый модус существования.
Одним из проявлений характерного восприятия журнализма как модуса существования является пристальный интерес к провинциальному аналогу массовой журналистики – к слухам, толкам и сплетням, к самому механизму распространения новостей, создания химерических представлений, которые становятся одной из сильнейших пружин действия. Фабула как бы начинает терять свою определённость и приобретает расплывчатые очертания, качество предположительности, множественности версий и точек зрения. Это же касается и героя поэмы Чичикова (он и Наполеон, и капитан Копейкин). Накладываясь друг на друга или сосуществуя в веерообразных смысловых плоскостях, эти версии не только характеризуют их носителей, но и создают некое вероятностное сюжетное поле, открывающее глубину и объёмность гоголевского замысла, принципиальную открытость текста поэмы.
Художественные реалии журнализма выявляют один из важных механизмов создания смысловой многомерности, и, что самое интересное, этот механизм пребывает не в сфере интуитивно выявляемых подтекстов, а в сфере самой художественной реальности поэмы, т.е. сама эта реальность по природе своей семантически множественна, не в последнюю очередь благодаря сумбуру в головах провинциальных читателей, порождаемому столичными периодическими изданиями.
Применительно к «Мёртвым душам» можно сказать, что провинция, по природе своей выставляющая всякое явление в его упрощённом, грубоватом, а подчас и гротескно-пародийном виде, и здесь выполняет роль кривого зеркала, в котором отражается теневая суть журнализма как создателя воображаемых миров и словесного «тумана».
В Заключении диссертации подводятся итоги исследования и намечаются перспективы дальнейшего изучения темы. Наиболее интересным аспектом темы, требующим специального углублённого исследования, является связь художественных текстов Гоголя и современной ему журналистики, которая подчас становится для писателя источником сюжетов, образов, поворотов мысли, например, связанных с телесным обликом человека, образцом для исканий в области жанра, предметом многослойной метафоризации фактов, взятых из этой сферы. Характер гоголевской художественной переработки газетно-журнальной смеси с её анекдотами, фельетонами, шутовскими панегириками, невероятными сообщениями и прочими осколками журнализма отнюдь не всегда носит пародийный характер. Гоголь усматривает в этих формах отражение самой сути современной жизни, в которой алогизм пустопорожнего словотворчества соответствует алогизму мнимого существования. Многозначность, символические обертоны, гротеск и абсурд преображают эти элементы в русле конкретного замысла, его глубинного подтекста, нравственно-эстетических исканий писателя. То, что в петербургской журналистике остаётся в пределах анекдота, молвы, развлекательной экзотики, превращается под пером Гоголя в некий знак, который получает статус ключа к самой сути современной действительности, впитывающей и свойства массовой журналистики, падкой на молву, анекдотические случаи, редкости, уродливые исключения. Исследования, рассматривающие отдельные тексты Гоголя в соотнесении с журнальными источниками, представляются весьма перспективной линией гоголеведения. Обращение к обобщающему параллельному анализу журнальной литературы и творчества Гоголя кажется весьма многообещающим.
Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях:
1. Игнатьева Е.А. Явление журнализма в оценках Н.В. Гоголя (на материале публицистики и писем) // Известия Российского государственного педагогического университета им. А.И. Герцена. № 24 (55): Аспирантские тетради: Научный журнал. СПб., 2008. С. 152-157.
2. Игнатьева Е.А. Истоки зарождения понятия «журнализм» в русской словесности // Властные функции СМИ: литературно-журнальные традиции и современная масс-медийная практика. Саратов, 2006. Вып. 9. С. 180-186. (Серия «Научные доклады»).
3. Игнатьева Е.А. Объем и специфика понятия «журнализм» в современной филологической науке // Филологические этюды: Сб. науч. ст. молодых ученых. Саратов, 2007. Вып. 10, ч. 1-2. С. 138-141.
4. Игнатьева Е.А. Явление журнализма в эпистолярном наследии Н.В. Гоголя // Филологические этюды: Сб. науч. ст. молодых ученых: В 3 ч. Саратов, 2008. Вып. 11, ч. 1-2. С. 202-205.
5. Игнатьева Е.А. Гоголевская программа журнализма как параллель современности // Изменяющаяся Россия – изменяющаяся литература: художественный опыт XX – начала XXI веков: Сб. науч. тр. Выпуск II. Саратов, 2008. С. 351-355.
6. Игнатьева Е.А. Роль беспринципной журналистики в повести Н.В. Гоголя «Портрет» // Альманах современной науки и образования. № 8 (15): Языкознание и литературоведение в синхронии и диахронии и методика преподавания языка и литературы: В 2 ч. Тамбов, 2008. Ч. 2. С. 64-66.
7. Игнатьева Е.А. Тема журнализма в повести Н.В. Гоголя «Записки сумасшедшего» // Альманах современной науки и образования. № 8 (15): Языкознание и литературоведение в синхронии и диахронии и методика преподавания языка и литературы: В 2 ч. Тамбов, 2008. Ч. 2. С. 66-68.
8. Игнатьева Е.А. Художественная функция журнализма (на примере повести Н.В. Гоголя «Рим») // Альманах современной науки и образования. № 8 (15): Языкознание и литературоведение в синхронии и диахронии и методика преподавания языка и литературы: В 2 ч. Тамбов, 2008. Ч. 2. С. 68-70.
1 Понятие «журнализм» разносторонне осмысляется в кн.: Свитич Л.Г. Феномен журнализма / Под ред. Я.Н. Засурского. М.: Факультет журналистики МГУ, 2000. 252 с.; Свитич Л.Г. Профессия: журналист. Уч. пособие. М.: Аспект Пресс, 2003. 255 с. и др.