Библиотека мировой литературы. Восточная серия

Вид материала

Содержание

Подобный материал:

1 2 3 4 5 6 7 8 9 ... 24

Оцените этот текст:

Ван Вэй. Стихотворения

----------------------------------------------------------------------------

Библиотека мировой литературы. Восточная серия.

Ван Вэй. Река Ванчуань, Спб, Кристалл, 2001

OCR Бычков М.Н.

----------------------------------------------------------------------------

О Ван Вэе и его поэзии

Китайская поэзия, одна из самых старых в мире, существует почти три

тысячи лет. Она знала на своем долгом пути эпохи подъема и упадка, времена

стремительных взлетов и открытий и века застоя с бесконечными перепевами

однажды уже найденного. Первыми вехами на ее пути были "Книга песен"

("Шицзин") и "Чуские строфы" ("Чуцы"); позднее - народные песни, собранные

чиновниками из "Музыкальной палаты" ("Юэфу"), и "Девятнадцать древних

стихотворений", поэзия Цао Чжи (III в.) и Тао Юань-мина (IV-V вв.). Значение

последнего особенно велико: по словам крупнейшего советского китаеведа

академика В. М. Алексеева, этот поэт сыграл в китайской поэзии "роль нашего

Пушкина" - его творчество в огромной мере определило развитие поэзии в

последующие века и подготовило ее небывалый дотоле расцвет в эпоху Тан. В

этот период (VII-Х вв.) наиболее полно и совершенно воплотились заложенные в

китайской поэзии возможности. Тогда творила плеяда поэтов, не имеющая себе

равных по обилию и разнообразию талантов ни в предыдущие, ни в последующие

века развития китайской поэзии: Ли Бо и Ду Фу, Мэн Хао-жань и Бо Цзюй-и,

Хань Юй и Лю Цзун-юань, Ли Хэ и Ли Шан-инь, Ду My и Юань Чжэнь и многие,

многие другие. Пожалуй, лишь позднейшая, сунская эпоха (X-XIII вв.), эпоха

Су Ши и Лу Ю, Синь Ци-цзи и Ли Цин-чжао, сопоставима с эпохой Тан. И одно из

первых мест в этом перечне славных имен по праву принадлежит Ван Вэю,

творчество которого, наряду с творчеством его великих современников Ли Бо и

Ду Фу, стало одной из вершин танской, а следовательно, и всей китайской

поэзии.

Как и всякий великий поэт, он был первооткрывателем, пролагателем новых

путей. И если Тао Юань-мин, певец деревенского приволья, освободил поэзию от

схоластической отвлеченности и вновь - через многие века после "Шицзина" - в

полной мере приобщил ее к миру простых человеческих радостей, если Ли Бо

сообщил ей могучий романтический импульс, если Ду Фу придал ей классическую

строгость {"На протяжении многих веков истории поэтического искусства, за

индивидуальным многообразием поэтических форм, нам кажется существенным

противопоставить друг другу два типа поэтического творчества. Мы обозначим

их условно как искусство классическое и романтическое... Мы... говорим

сейчас не об историческом явлении в его индивидуальном богатстве и

своеобразии, а о некотором постоянном, вневременном типе поэтического

творчества" (В. М. Жирмунский. Теория литературы. Поэтика. Стилистика. "О

поэзии классической и романтической". / Л.: Наука, 1977, С. 134).} и

обогатил ее высокой гражданственностью, то Ван Вэй - величайший и

вдохновеннейший из певцов природы.

О жизни Ван Вэя, как и о жизни многих других старых китайских поэтов,

известно немногое - мы не знаем даже точных дат его рождения и смерти

{Принято считать, что он родился в 701 г. и скончался в 761 г. По другим,

менее достоверным, данным он родился в 699 г. и умер в 759 г.}. Он родился в

Ци (нынешний уезд Цисянь в провинции Шаньси, находящейся в северо-западной

части Центрального Китая), в семье чиновника. Поэтический талант обнаружился

в нем очень рано, и к двадцати годам он уже создал некоторые из известных

своих произведений, в их числе "Персиковый источник" - блестящее подражание

прославленной поэме Тао Юань-мина, а также знаменитое, ставшее очень

популярным четверостишие "В девятый день девятой луны вспоминаю о братьях,

оставшихся к востоку от горы". В двадцать лет он сдал экзамены на высшую

ученую степень цзиньши и получил при дворе пост музыкального распорядителя.

Однако начавшаяся было успешно карьера вскоре внезапно прервалась: во время

исполнения церемониального танца придворные актеры допустили какую-то

оплошность, за что Ван Вэй был тут же отрешен от должности и сослан в

захолустную приморскую область Цзичжоу в Восточном Китае, где и занял

мелкий чиновничий пост.

Лишь десять лет спустя он вновь появляется в столице и поступает на

службу к влиятельному сановнику Чжан Цзю-лину. Но уже через несколько лет

Чжан Цзю-лин, просвещенный и дальновидный министр, заботившийся об интересах

страны и о привлечении к государственным делам талантливых людей, попал в

опалу, был отстранен от высоких должностей и сослан на юг, а его место занял

ловкий и беспринципный царедворец Ли Линь-фу, деятельность которого в

немалой мере ускорила наступление того тяжелого кризиса, который двумя

десятилетиями позже разразился в процветавшем дотоле Танском государстве.

Падение Чжан Цзю-лина и последовавшее за этим засилье временщиков и

авантюристов, окруживших императорский трон, несомненно, сказалось на

дальнейшем жизненном пути Ван Вэя и на его устремлениях. Он не оставил

службу, но прежняя его вера в то, что службой своей он может принести пользу

стране, была, по-видимому, серьезно поколеблена. Он получает новые должности

и чины в различных районах обширной империи, совершает поездку на западную

границу - эта поездка нашла свое отражение в великолепном цикле его

"пограничных" стихов. Он уже приобрел широкую известность как поэт,

музыкант, каллиграф и художник; некоторые из его стихотворений, например,

"Память о друге" или "Под ветер прохладный, при ясной луне горьки тоскливые

думы", положенные на музыку, стали популярными песнями. О музыкальности его

ходили легенды: рассказывают, что однажды, увидев картину, изображавшую

играющих музыкантов, он безошибочно назвал не только исполнявшееся

произведение, но даже точно указал такт. Перед Ван Вэем и его младшим братом

Ван Цзинем, тоже одаренным поэтом, раскрываются двери самых знатных домов.

Но мысли об уходе на покой, об отшельническом уединении среди "гор и вод",

"полей и садов" с годами все сильнее и настойчивее овладевают поэтом: "С

каждым днем все слабей // Любовь и привычка к родне. // С каждым днем все

сильней // Стремленье к покою во мне. // Немного еще - // И в дорогу

пуститься готов. // Неужель дожидаться // Прихода вечерних годов?" ("Из

стихов на случай", 1).

Истоки отшельнических настроений Ван Вэя коренятся и в многовековой

китайской традиции, идущей от древних мудрецов, и в буддизме, ревностным

последователем которого он был с детства и до конца своих дней. Надо думать,

способствовали им и служебные неудачи ближайших друзей поэта, чьи таланты не

нашли должного применения на государственном поприще, и общее ухудшение дел

в стране, явственно обозначившееся в последние годы царствования императора

Сюань-цзуна. Не порывая окончательно со службой, поэт все чаще и чаще

перемежает ее с длительными "отлучками" в мир "гор и вод". Сначала его

прибежищем становится дом в горах Чжуннань (или Южных горах, как он их часто

называет в своих стихах). Затем таким оазисом в мире суеты, "Персиковым

источником", стал для Ван Вэя его загородный дом на реке Ванчуань - в

уединенной живописной местности в столичном уезде, неподалеку от гор

Чжуннань. Рано овдовевший поэт живет здесь один, но его постоянно навещают

друзья. Он был в дружбе со многими своими современниками, в том числе с

известными поэтами Пэй Ди и Чу Гуан-си, а еще ранее - с Мэн Хао-жанем.

Только случайно не встретился он с Ду Фу, который посетил ванчуаньское

жилище Ван Вэя, но не застал хозяина дома. Он посвящает свои досуги поэзии,

музыке, живописи; многие из шедевров его пейзажной лирики скорее всего

созданы именно в эти годы. В их числе знаменитый цикл "Река Ванчуань" из

двадцати стихотворений, в которых воспеты особенно любимые поэтом уголки

местной природы, - итог своего рода дружеского состязания с Пэй Ди,

создавшим ответный цикл стихов под тем же названием {Следуя давней и славной

традиции помещать эти циклы в корпусе одного издания, мы приводим их в

антологии существующих на сегодняшний день переводов в отделе "Приложения".

См. с. 387-498 наст, издания.- Прим. составителя.}. Образ жизни поэта, к

тому времени уже довольно крупного чиновника, был, судя по стихам, самым

простым и скромным - хотя встречающиеся в тех же стихах упоминания о

"бедности" и о "лачуге" скорее всего лишь дань устоявшейся традиции.

Мятеж, поднятый в 755 году императорским фаворитом Ань Лу-шанем,

попытавшимся захватить трон, и потрясший огромную империю до основания,

прервал мирную жизнь старого поэта. Обе столицы страны - Чанъань и Лоян -

оказались в руках мятежников, император бежал в юго-западную область Шу и

вскоре отрекся от престола, а Ван Вэй, подобно многим другим чиновникам, был

схвачен мятежниками и затем принужден был поступить на службу к узурпатору.

Еще когда он находился под арестом в столичном храме Путисы, его навестил

там Пэй Ди и рассказал о пиршестве, устроенном мятежниками в захваченном ими

императорском дворце, на берегу пруда Застывшей Лазури: согнанные на

празднество придворные музыканты, едва начав петь, разрыдались, а один из

них бросил на землю лютню и, обратясь лицом на запад (туда, где находился в

это время законный император), громко застонал - за что был тут же растерзан

по приказанию Ань Лу-шаня. Ван Вэй, потрясенный услышанным, сложил

стихотворение и тут же прочел его другу. Экспромт получил известность, дошел

он и до нового императора - Су-цзуна и вместе с ходатайством младшего брата

поэта - Ван Цзиня, уже крупного сановника, - в немалой мере способствовал

смягчению участи поэта после возвращения в столицу императорских войск: за

свою подневольную службу узурпатору он был лишь понижен в должности. К тому

же наказание было непродолжительным, и вскоре Ван Вэй вновь стал быстро

подниматься вверх по служебной лестнице, достигнув должности шаншу ючэна -

заместителя министра. Вскоре после этого последнего назначения Ван Вэй

скончался - как уже сказано выше, предположительно в 761 году - в возрасте

шестидесяти лет.

Жизненный и творческий путь Ван Вэя приходится на первые шесть

десятилетий VIII века, оказавшиеся в истории танской поэзии своеобразным

"пиком", своего рода "золотым веком" в "золотом веке". Причем Ван Вэй был не

просто современником и свидетелем этого "золотого века", но и одним из

деятельных его творцов, ибо поэзия его, сумевшая сочетать в себе высочайшее

словесное мастерство с чисто живописной пластикой, стала одним из высших

творческих достижений эпохи.

Творчество поэта многообразно: в нем и отзвуки "Чуских строф", и

древних народных песен, стихов Тао Юаньмина и его современников; он писал и

"старые стихи" ("гу ши") с их более свободной формой, и отточенные "стихи

современного стиля" ("цзинь ти ши") - с четким и стройным чередованием

присущих китайским словам музыкальных тонов. Он воспевал дружбу и

отшельничество, тяготы дальних походов и тоску одинокой женщины, подвиги

странствующих удальцов и мирные бдения буддийских монахов; есть у него стихи

на исторические темы и бытовые зарисовки, размышления о старости и о

бренности мирской, стихи о достойных мужах, оказавшихся не у дел, и о

развлечениях столичной знати, и, конечно же, многочисленные стихи о полях и

садах, о горах и водах. Без преувеличения можно сказать, что он так или

иначе затронул в своей поэзии едва ли не все темы, волновавшие его

предшественников и современников, причем сделал это своеобразно и ярко,

сумев даже в темах, явно находящихся на периферии его творчества (например,

в своих "пограничных" стихах или в стихах, обличающих столичную знать), в

чем-то предвосхитить позднейшие достижения таких признанных мастеров, как

Бо Цзюй-и или Синь Ци-цзи.

Сколько энергии и движения в таких его строках, как "Что ни десять ли -

// Гонят вскачь коня. // Что ни пять - // Свистящий размах ремня. //

Донесенье наместнику // Прибыло в срок: // Цзюцюань осадила // Хуннская

рать. // Снегопад на заставе // Все заволок, // Даже дыма сигнальных костров

// Не видать" ("На границе").

И как это расходится с привычным представлением о Ван Вэе как о сугубо

"тихом", даже "тишайшем" поэте!

А разве не напоминают будущих "Циньских напевов" Бо Цзюй-и такие стихи

Ван Вэя: "Беззаботна, беспечна // Одетая в шелк молодежь. // В наипервых

домах // Появляется часто она. // Уродилась в богатстве, // Наследной

казны не сочтешь, // Благосклонностью царской // От юности одарена. // Не

обучена с детства. // В достатке мясная еда. // В золоченых колясках //

Разъезжает везде и всегда..." ("Чжэн и Хо, жители гор").

Превосходны "исторические" стихи поэта, глубоко лиричны его стихи о

тоскующих женщинах.

Все это дает нам основание несколько шире взглянуть на его творчество и

отойти от привычной оценки Ван Вэя как поэта-"отшельника", певца

отшельнических настроений, и только. Приведенные выше примеры (число их,

при желании, нетрудно умножить) существенно дополняют и обогащают основной

поток творчества поэта и дают возможность более точно и объективно судить об

этом творчестве в целом. В то же время они отнюдь не опровергают того факта,

что главной темой Ван Вэя, отмеченной высшими его творческими достижениями,

была тема природы и жизни среди природы. Именно здесь Ван Вэй как поэт был

наиболее своеобразен и оригинален, именно на этом пути ему суждено было

сделать главные свои художественные открытия и создать свои вершинные

творения.

Тема природы в китайской поэзии имеет многовековые традиции, восходящие

еще к "Шицзину". Она представлена в "Чуских строфах" и в прозопоэтических

одах "фу" с их пышными описаниями, в поэзии III-IV веков, но самостоятельное

значение приобретает лишь с V века - в творчестве поэта Се Лин-юня, который

считается истинным основоположником жанра пейзажной поэзии в чистом ее виде.

В творчестве старшего современника и друга Ван Вэя поэта Мэн Хао-жаня

(689-740) пейзажная лирика достигает подлинной зрелости и высокого

совершенства. Картины природы в стихах Мэн Хао-жаня, как правило, строго

определенны, конкретны и зримы, они уже лишены расплывчатости,

приблизительности и наивного аллегоризма, которые были еще в немалой мере

свойственны пейзажной лирике его предшественников. В этом нетрудно убедиться

на примере одного из лучших стихотворений поэта "Осенью поднимаюсь на

Ланьшань. Посылаю Чжану Пятому":

На Бэйшане

среди облаков белых

Старый отшельник

рад своему покою...

Высмотреть друга

я восхожу на вершину.

Сердце летит,

вслед за птицами исчезает.

Как-то грустно:

склонилось к закату солнце.

Но и радость:

возникли чистые дали.

Вот я вижу -

идущие в села люди

К берегам вышли,

у пристани отдыхают.

Близко от неба

деревья как мелкий кустарник.

На причале

лодка совсем как месяц...

(Перевод Л. Эйдлина)

В стихах этих, в их образах и настроении, уже немало общего со стихами

Ван Вэя, который испытал влияние поэзии своего старшего друга и, несомненно,

был многим ему обязан. Еще одно подтверждение тому - знаменитое "Весеннее

утро", созданное Мэн Хао-жанем в жанре лирической миниатюры-цзюэцзюй, в

жанре, который столь талантливо развил в своем творчестве Ван Вэй:

Меня весной

не утро пробудило:

Я отовсюду

слышу крики птиц.

Ночь напролет

шумели дождь и ветер.

Цветов опавших

сколько - посмотри!

(Перевод Л. Эйдлина)

Помимо открытий Мэн Хао-жаня пейзажная лирика Ван Вэя вобрала в себя

достижения многих других предшественников поэта, органично усвоив весь

многовековой опыт старой поэзии. Стихи Ван Вэя полны "перекличек" с "Чускими

строфами" и песнями "юэфу", с поэзией Тао Юань-мина и Се Лин-юня, они

изобилуют скрытыми и полускрытыми "цитатами", искусно обыгрываемыми в

новом контексте. При этом обильное "цитирование" предшественников отнюдь не

перегружает стихов Ван Вэя, не вредит их художественной целостности и

своеобразию - настолько естественно и органично вплетена инородная лексика в

ванвэевский текст. Тем, кто будет читать пейзажный цикл "Река Ванчуань",

наверное, и в голову не придет, что едва ли не половина этих легких,

прозрачных, воздушных, будто на одном дыхании созданных четверостиший

содержит в себе образы из древних сочинений - прежде всего из особенно

любимых поэтом "Чуских строф". Ибо огромная эрудиция поэта легко и

свободно вошла в его внутренний мир и растворилась в нем, а высокая

литературность, в лучшем смысле этого слова, его поэзии просто и естественно

сочеталась с живым, неповторимым, непосредственным поэтическим чувством и

наблюдательностью художника.

Поэзии Ван Вэя свойствен особо внимательный и пристальный взгляд на

природу, какого прежняя китайская поэзия, пожалуй, до него не знала.

Философия чань (дзэн)-буддизма, которую Ван Вэй исповедовал, а также

даосская философия Лао-цзы и Чжуан-цзы учили его видеть в природе высшее

выражение естественности, высшее проявление сути вещей. Любое явление в

природе, каким бы малым оно ни казалось, любой миг в вечной жизни природы -

драгоценны, как драгоценен, исполнен высокого смысла каждый миг общения с

нею. Для истинного поэта природы нет тем больших и малых, нет картин

высоких и низких, нет мелочей. Быть может, отсюда та присущая Ван Вэю любовь

к "крупному плану" в изображении картин природы, к тем "мелочам", мимо

которых нередко проходили прежние поэты и художественное воссоздание которых

стало одним из высших завоеваний ванвэевской поэзии: "Дождь моросит // На

хмурой заре. // Вяло забрезжил // День на дворе. // Вижу лишайник // На

старой стене: // Хочет вползти// На платье ко мне" ("Пишу с натуры").

Едва ли не первый в китайской поэзии Ван Вэй обратил внимание на

скромное это событие в жизни природы - и посвятил ему стихи. Вот это

стремление и умение увидеть целый мир в капельке росы, воссоздать картину

природы или передать рожденное ею настроение с помощью немногих скупо

отобранных деталей - характерное свойство пейзажной лирики Ван Вэя,

доведенное им до совершенства и ставшее достоянием всей последующей

китайской поэзии. Возможно, что неискушенному читателю многие стихи Ван Вэя

или его ученика и друга Пэй Ди покажутся "бессодержательными", написанными

вроде бы "ни о чем": солнечный луч прокрался в чащу и прилег на мох... По

склону горы, тронутой красками осени, блуждает вечерняя дымка - от этого

листва кажется то ярче, то темнее... Ряска на сонном пруду сомкнулась

вслед за проплывшей лодкой - а ветви ивы опять ее размели... Взлетела цапля,

испугавшись брызг... Баклан поймал рыбешку... Зачастили дожди в горах -

опавшие листья некому подмести... Солнце садится - холодно на реке, а над

рекой - бесцветные облака... Яркий свет луны вспугнул дремлющих птиц, и они

поют над весенним ручьем... Легкий ветерок разносит повсюду лепестки цветов

- а иволга с ними играет... Но все это - великая природа в бесчисленных

своих проявлениях и изменениях, в бесконечном своем многообразии и единстве,

в вечной и совершенной своей красоте. И чтобы поведать об этом и выразить в

слове ее сокровенную суть, поэтам совсем не нужны большие полотна и

подробные описания - достаточно нескольких - как бы случайных - штрихов,

двух-трех - будто небрежно брошенных - цветовых пятен... Только брошены эти

штрихи и пятна безошибочно верной рукой больших мастеров.

Бывают в общении поэта с природой и высшие моменты внезапного

Blog

Библиотека мировой литературы. Восточная серия

Содержание