Geum.ru

Книга вторая

Вид материалаКнига

Содержание


Замечания о способах ведения войны юлия цезаря
Подобный материал:
1   ...   35   36   37   38   39   40   41   42   ...   50
Глава XXXIV


^ ЗАМЕЧАНИЯ О СПОСОБАХ ВЕДЕНИЯ ВОЙНЫ ЮЛИЯ ЦЕЗАРЯ


О многих полководцах рассказывают, что у них были свои настольные

книги; так, например, у Александра Великого - Гомер, у Сципиона Африканского

- Ксенофонт, у Марка Брута - Полибий, у Карла V - Филипп де Коммин; говорят,

что в наше время таким же успехом пользуется у многих Маккиавелли. Однако

несомненно наилучший выбор в этом отношении сделал покойный маршал Строцци

[1], избравший "Записки" Юлия Цезаря, ибо это сочинение, являясь подлинным и

высшим образцом военного искусства, поистине должно быть молитвенником

всякого воина. К тому же Цезарь сумел облечь свой богатейший сюжет в столь

изящную и прекрасную литературную форму и довести ее до такой ясности и

совершенства, что, на мой взгляд, нет сочинения, которое могло бы с ним в

этом отношении сравниться.

Я хочу отметить здесь некоторые примечательные особенности Цезаря в

деле ведения войны, которые врезались мне в память.

Когда на солдат Цезаря напал страх из-за распространившихся в его

войске слухов об огромной армии, которую Юба ведет против Цезаря, последний,

вместо того чтобы опровергнуть составившееся у его солдат представление и

преуменьшить силы врага, собрал их на сходку с целью ободрить их и придать

им мужества. Но он выбрал для этого совсем другой способ, противоположный

обычно применяемому, а именно: он посоветовал солдатам прекратить расспросы

о численности направляющихся против них неприятельских войск, ибо он имеет

на этот счет весьма точные сведения, и тут он назвал им цифру, намного

превосходившую ту, о которой шли слухи среди его солдат. Цезарь последовал в

данном случае совету, который у Ксенофонта дает Кир; ибо обман не так

страшен, когда враг оказывается на деле более слабым, чем ожидали, нежели

тогда, когда враг оказывается более сильным, чем по слухам предполагали [2].

Цезарь прежде всего приучал своих солдат к беспрекословному

повиновению, требуя, чтобы они не интересовались планами своего полководца и

не обсуждали их; для этого он сообщал им свои планы лишь в момент их

выполнения. Ему доставляло удовольствие в тех случаях, когда солдаты

угадывали его планы, сразу же менять их с целью обмануть солдат; он нередко

так и делал: например, наметив стоянку в определенном месте он, достигнув

ее, продолжал идти вперед, удлиняя переход; такие вещи он особенно любил

проделывать в ненастную погоду [3].

Когда гельветы, в самом начале его похода в Галлию, отправили к Цезарю

послов, прося у него разрешения пройти через римские владения, то, хотя он и

решил им помешать в этом силой, однако притворился сговорчивым и попросил у

них несколько дней якобы для размышлений, в действительности же чтобы

выиграть время и собрать свою армию [4]. Несчастные гельветы и не

подозревали, как искусно он умел использовать время. Цезарь неоднократно

повторял, что умение вовремя воспользоваться случаем - одно из важнейших

качеств полководца; быстрота, характерная для его военных действий, поистине

неслыханна и невероятна.

Беззастенчиво используя преимущество, которое он получал над врагом,

заключая с ним временное соглашение, Цезарь был беззастенчив и в том

отношении, что от своих солдат не требовал никаких других качеств, кроме

доблести, и налагал наказания только за неповиновение и бунт [5]. Нередко

после одержанной победы он давал солдатам полную волю, предоставляя им

делать что угодно и освобождая их на некоторое время от правил воинской

дисциплины; при этом он говорил, что солдаты его так хорошо вышколены, что,

даже надушенные и напомаженные, они яростно кидаются в бой [6]. Цезарь

действительно любил, чтобы солдаты его имели богатое вооружение; он давал им

позолоченные, посеребренные и разукрашенные латы, считая, что боязнь

потерять в сражении свои роскошные доспехи заставит их биться с еще большим

ожесточением. Обращаясь к солдатам, он называл их "друзья мои", как это

делаем мы еще до сих пор; однако преемник Цезаря Август, отменил этот

обычай, считая, что Цезарь ввел его лишь по необходимости, находясь в

трудном положении, чтобы польстить солдатам, которые шли за ним по

собственной доброй воле;


Rheni mihi Caesar in undis

Dux erat, hic socius: facinus quos inquinat, aequat.


{Полководцем был Цезарь для меня при переправе через Рейн, здесь он

товарищ; злодейство равняет тех, кто им запятнан [7](лат. )}


Считая, что это несовместимо с достоинством императора и вождя армии,

Август восстановил прежний обычай называть их просто воинами [8].

Однако наряду с этим вниманием к солдатам Цезарь проявлял большую

суровость при наказании их. Взбунтовавшийся у Плаценции девятый легион

Цезарь без всякого колебания распустил с позором, несмотря на то что Помпей

еще не был побежден, и принял этих солдат обратно лишь после их долгих и

усиленных просьб [9]. Он приводил их к повиновению не мягкостью, а скорее

своим авторитетом и храбростью.

Говоря о его решении переправиться через Рейн в Германию, Цезарь

заявляет [10], что считал несовместимым с достоинством римского народа,

чтобы переправа его армии происходила на судах, и потому приказал построить

мост, по которому должны были пройти его войска. Именно при таких

обстоятельствах был воздвигнут этот великолепный мост, устройство которого

он столь подробно рисует; нигде при изложении своих предприятий Цезарь не

обнаруживает такой словоохотливости, как при описании своих изобретательных

выдумок, осуществление которых требовало умелого применения рук.

Я обратил также внимание на то, что Цезарь придавал большое значение

своим речам к солдатам перед боем, ибо в тех случаях, когда он хочет

показать, что спешил или был застигнут врасплох, он всегда указывает на то,

что не имел даже возможности обратиться со словами ободрения к своим

солдатам. Так было, например, перед крупным сражением с жителями Турне.

Отдав необходимые распоряжения, сообщает Цезарь [11], он поспешил со словами

ободрения к солдатам, там, где их заставал; попав к десятому легиону, он

успел только кратко сказать воинам, чтобы они твердо помнили о своей прежней

доблести, не падали духом и смело отражали натиск неприятельской армии. Так

как враги подошли уже на расстояние полета стрелы, Цезарь дал сигнал к бою.

Быстро направившись в другое место для осмотра других отрядов, он застал

солдат уже в самом разгаре сражения. Вот все, что сам Цезарь рассказывает об

этом в приводимом месте. И надо признать, что во многих случаях эти речи

Цезаря оказали ему огромные услуги. Речи Цезаря перед солдатами даже в его

время пользовались такой популярностью, что многие его соратники собирали и

хранили их; благодаря этому составились целые тома его речей, надолго его

пережившие. Он говорил всегда так своеобразно, что близко знавшие его люди -

и в том числе Август, - слушая чтение тех речей, которые были собраны, могли

отличить в них отдельные фразы и даже слова, ему явно не принадлежавшие

[12].

Когда Цезарь впервые отправился из Рима с государственным поручением,

он за неделю достиг реки Роны, причем рядом с ним в повозке находились один

или два непрерывно записывавших за ним писца, а сзади воин, который держал

его меч [13]. И правда, мало кто, даже непрерывно двигаясь, мог бы

соперничать с Цезарем в быстроте. Благодаря ей он, всегда победоносный,

оставив Галлию и преследуя Помпея, направился в Бриндизи; за девятнадцать

дней он покорил Италию и вернулся из Бриндизи в Рим. Из Рима он отправился в

самые отдаленные области Испании, где преодолел величайшие трудности в войне

против Афрания и Петрея [14] и во время долгой осады Марселя. Отсюда он

двинулся в Македонию, разбил римскую армию при Фарсале, а затем, преследуя

Помпея, переправился в Египет и покорил его. Из Египта он прибыл в Сирию и

Понтийское царство, где нанес поражение Фарнаку [15]. После этого он

отправился в Африку, где разбил Сципиона и Юбу, и, вернувшись через Италию в

Испанию, одержал победу над сыновьями Помпея [16].


Ocior et caeli flammis et tigrшde foeta.


{Быстрей, чем небесное пламя или тигрица с детенышами [17] (лат. ).}


Ac veluti montis saxum de vertice praeceps

Cum ruit avuisum vento, seu turbidus imber

Proluit, aut annis solvit sublapsa vetustas,

Fertur in abruptum magno mons improbus actu,

Exultatque solo, silvas armenta virosque

Involvens secum.


{Как мчится обломок горы, свергающийся с вершины, оторванный ветром или

смытый бурным ливнем, либо незаметно подточенный временем; неудержимо

несется с кручи гора; она стремительно движется и подпрыгивает, ударяясь о

землю и увлекая за собой леса, стада и людей [18] (лат. ).}


Говоря об осаде Аварика, Цезарь сообщает [19], что он, по своему

обыкновению, день и ночь находился при работавших солдатах. Во всех важных

военных операциях он всегда производил разведку сам и никогда не направлял

своей армии в такое место, которое не было бы предварительно обследовано.

Если верить Светонию, то Цезарь, решив переправиться в Британию, сначала сам

обследовал, где и как лучше высадиться [20].

Он неоднократно повторял, что победу, одержанную с помощью ума, он

предпочитает победе, одержанной мечом. Во время войны против Петрея и

Афрания Цезарь не пожелал воспользоваться одним явно благоприятным для него

обстоятельством, заявив, что надеется доконать своих врагов с несколько

большей затратой времени, но зато с меньшим риском [21].

Во время той же операции Цезарь придумал замечательную штуку, приказав

всему своему войску без всякой к тому необходимости переправиться вплавь

через реку:


rapuitque ruens in proelia miles,

Quod fugiens timuisset, iter; mox uda receptis

Membra fovent armis, gelidosque a gurgite, cursu

Restituunt artus.


{Рвущийся в бой солдат совершает тот путь, который казался ему страшным

в бегстве; весь мокрый, он согревает тело, вновь хватаясь за оружие, и на

бегу разминает застывшие в ледяной воде члены [22] (лат. ).}


Я нахожу, что Цезарь при проведении своих предприятий был более сдержан

и рассудителен, чем Александр Македонский; тот как бы искал опасностей и

бежал им навстречу, подобно бурному потоку, который без разбора крушит и

сметает все на своем пути:


Sic tauriformis volvitur Aufidus,

Qui regna Dauni perfluit Appuli, Dum saevit, horrendamque cultis

Diluviem meditatur agris.


{Как мчится подобный быку Авфид, орошающий царство Давна, и в гневе

замышляет страшным наводнением затопить пашни Апулии [23] (лат. ).}


Дело в том, что Александр начал свое поприще еще будучи очень молод,

находясь в самом пылком возрасте, между тем как Цезарь вступил в игру уже

будучи зрелым и опытным человеком. Кроме того, Александр обладал более

горячим, вспыльчивым и необузданным характером, а пристрастие к вину еще

усугубило его буйный нрав, Цезарь же был необычайно воздержан в употреблении

вина. Однако в случае необходимости, если того требовали обстоятельства, не

было человека, который щадил бы себя меньше, чем Цезарь.

Что касается меня, то во многих его подвигах я усматриваю готовность

лучше погибнуть, чем снести позор поражения. Во время упомянутой битвы

против обитателей Турне Цезарь, видя, что весь головной отряд его армии

дрогнул, спешно пробрался в первые ряды своих солдат, представ перед врагом,

как был, без щита [24]; и такое случалось с ним не раз. Услышав, что солдаты

его осаждены, он, переодетый, пробрался через передовые посты неприятельской

армии, чтобы ободрить их своим присутствием [25]. Переправившись в Диррахий

с очень незначительным войском и видя, что остальная часть его армии,

которую он поручил привести Антонию, замешкалась, он решил переплыть обратно

и еще раз пересечь море, несмотря на неистовую бурю; он тайно направился в

обратный путь с целью привести самому застрявшие войска, не считаясь с тем,

что все тамошние порты и все участки моря контролировались флотом Помпея

[26].

Что же касается подвигов Цезаря, совершенных с оружием в руках, то

многие из них по своей дерзости превосходят все, что предписывается военной

наукой: например, с какими ничтожными силами он двинулся, чтобы покорить

Египет, а вслед за тем напал на армии Сципиона и Юбы, в десять раз

превышавшие численность его войск. Такие люди, как Цезарь, должны были

обладать какой-то сверхчеловеческой верой в свою судьбу.

Говорил же он, что великие дела надо совершать, а не обдумывать

бесконечно.

После битвы при Фарсале, отправив свои войска вперед в Азию и

переправляясь на единственном судне через Геллеспонт, он встретил Луция

Кассия с десятью большими военными кораблями. У Цезаря хватило духу не

только не отступить перед ним, но пойти прямо на врага и потребовать у него

сдачи; и Цезарь добился своего [27]. Предприняв пресловутую жестокую осаду

Алесии, где сосредоточено было 80000 защитников, Цезарь фактически имел

против себя всю Галлию, ибо галлы, все как один, поднялись против него,

решив заставить его снять осаду и выставив армию из 18000 человек конницы и

240000 человек пехоты [28]. Какой же надо было обладать беззаветной

храбростью и безрассудной верой в себя, чтобы не отказаться от своего

замысла и решиться идти на преодоление двух таких гигантских трудностей

одновременно. И все же он справился с обеими этими задачами: выиграв сначала

крупнейшее сражение и сокрушив врага, находившегося вне Алесии, он вслед за

тем заставил сдаться и осажденных. Так же поступил и Лукулл при осаде

Тигранокерты в войне с Тиграном; разница, однако, заключалась в том, что

Лукуллу пришлось иметь дело с неприятелем, гораздо менее мужественным [29].

Говоря об осаде Алесии, я хотел бы отметить две поразительные

особенности, связанные с этим делом. Первая состояла в том, что галлы,

собрав все, что они могли, против Цезаря, и произведя смотр своих сил, на

своем совете решили не вводить в бой часть этой массы людей, опасаясь, как

бы при таком множестве воинов не произошло замешательства в их рядах. Этот

страх перед чересчур многочисленным войском был явлением совершенно новым.

Оценивая его по существу, следует признать правильным, что основной костяк

армии должен быть не слишком велик: надо, чтобы он был ограничен

сравнительно умеренными пределами, как принимая во внимание трудность

организации снабжения такого огромного войска, так и учитывая сложность

руководства им и поддержания порядка. Во всяком случае нетрудно доказать на

примерах, что такие гигантские армии не совершали ничего значительного.

Надо признать правильным изречение Кира, приводимое у Ксенофонта [30],

что перевес в сражении дает не общее число бойцов, а количество смелых

воинов, - все же остальные - скорее помеха, чем подспорье.

Баязид, решив, вопреки мнению всех своих военачальников, дать сражение

Тамерлану, построил весь свой расчет на том, что надеялся на замешательство

в чересчур многочисленной неприятельской армии [31]. Весьма опытный воин и

знаток своего дела Скандербег любил повторять, что десяти-двенадцати тысяч

преданных воинов достаточно, чтобы обеспечить полководцу славу во всяком

военном деле [32].

Вторая особенность, которая противоречила принятому обычаю и способу

ведения войны, состояла в том, что Верцингеториг, стоявший во главе

объединенных сил всех частей восставшей Галлии, решил направиться к Алесии и

подвергнуться там осаде [33]. Ведь вождь целой страны никогда не должен

ставить себя в безвыходное положение, разве что в крайнем случае, когда речь

идет о его последней крепости и единственной оставшейся надежде, - защищать

ее до конца; во всех остальных случаях он должен быть свободен и иметь

возможность приходить на помощь всем частям своей армии.

Возвращаясь к Цезарю, следует отметить, что, как сообщает близкий

Цезарю человек - Оппий, с годами он стал более осмотрителен и не столь

поспешен в своих действиях, полагая, что не должен рисковать славой, которую

принесли ему его многочисленные победы, ибо достаточно одного поражения,

чтобы погубить ее [34].

Именно эту сторону дела имеют в виду итальянцы, когда, порицая

безрассудную смелость, нередко наблюдаемую у молодых людей, называют их

"жаждущими славы" (bisognosi d'onore) и полагают, что они правы, если,

страстно желая прославиться, добиваются этого любой ценой, но что так не

должны поступать те, кто уже прославлен в достаточной мере. В стремлении к

славе, как и во многом другом, должна соблюдаться какая-то мера, равно как и

в утолении жажды; немало людей именно так себя и ведет.

Цезарю было очень далеко до щепетильности тех древних римлян, которые

стремились достичь военной победы лишь своей простой и безыскусственной

доблестью; но и он руководствовался в этом деле более возвышенными

представлениями, чем это делается в наше время, и не все средства были для

него хороши, лишь бы одержать победу. Во время войны с Ариовистом [35], в

тот момент, когда Цезарь вел переговоры с ним, произошло столкновение между

обеими армиями по вине всадников Ариовиста. Эта стычка была весьма на руку

Цезарю, но он не пожелал ею воспользоваться из опасения, как бы его не стали

упрекать в вероломстве.

Он имел обыкновение одеваться во время сражения в богатое платье яркого

цвета, чтобы быть заметным.

Он был требователен по отношению к солдатам, но проявлял особую

строгость к ним пред лицом врага.

Когда древние греки хотели изобличить кого-нибудь в полной

бесталанности, они, по принятому изречению, говорили о таком человеке, что

он не умеет ни читать, ни плавать. Цезарь тоже считал, что умение плавать

весьма важно в военном деле, и извлекал из этого умения много преимуществ.

Если ему нужно было спешить, он обычно переправлялся через встречавшиеся ему

на пути реки вплавь; в походе же любил шествовать пешком, как Александр

Великий. Во время войны в Египте Цезарь принужден был, чтобы спастись,

прыгнуть в небольшую лодку, но, когда он увидел, что в нее же устремились

многие его солдаты и лодка рискует пойти ко дну, он предпочел броситься в

море и вплавь достиг своего флота, переплыв расстояние в двести с лишним

футов, держа в поднятой над водой левой руке таблички, а в зубах свое

воинское снаряжение, чтобы оно не досталось врагу; и все это Цезарь

проделал, будучи отнюдь не юношей [36].

Ни один полководец не мог похвалиться большей преданностью своих

Солдат. В начале гражданской войны центурионы всех легионов предложили ему

выставить каждый по одному всаднику за свой счет, а все пехотинцы предложили

служить ему бесплатно, причем солдаты побогаче брали на себя содержание

менее достаточных [37]. Покойный адмирал Шатийон [38] явил нам подобный же

пример во время наших гражданских войн: французские солдаты из его армии

оплачивали из своих средств находившихся в их рядах иностранных наемников;

подобных примеров горячей преданности и самоотверженности нельзя было

встретить в лагере католической партии, среди сторонников старой веры.

Чувство диктует нам более повелительно, чем разум.

Во время войны с Ганнибалом солдаты и военачальники, следуя примеру

щедрости римского народа, отказались от жалованья, так что в лагере Марцелла

[39] тех, кто не отказывался от жалованья, называли наемниками.

Когда солдаты Цезаря в битве под Диррахием понесли поражение, они сами

потребовали для себя наказания, и Цезарю пришлось скорее утешать их, чем

наказывать [40]. Одна-единственная его когорта в течение четырех часов

выдерживала натиск четырех легионов Помпея и почти до последнего человека

была истреблена неприятельскими лучниками, так что под конец во рву было

найдено 130000 стрел [41]. Один из его воинов, Сцева, защищавший ворота

укрепления, держался неколебимо, несмотря на то, что у него был выбит глаз,

а бедро и одно плечо пронзены насквозь и щит пробит ста двадцатью ударами

[42]. Многие его солдаты, попав в плен, предпочитали умереть, чем

согласиться перейти на сторону врага. Граний Петроний [43] был захвачен в

Африке Сципионом; тот приговорил к смерти всех находившихся с Петронием, а

ему самому обещал помилование, ввиду того что он человек знатный и квестор.

В ответ на это Петроний заявил, что воины Цезаря привыкли давать пощаду, но

не получать ее от других, и с этими словами тут же покончил с собой.

Можно привести бесчисленное количество примеров преданности, выказанной

Цезарю его солдатами. Нельзя забыть поведение тех, кто были осаждены в

Салонах [44] (городе, стоявшем на стороне Цезаря против Помпея), ввиду

исключительности происшедшего здесь случая. Марк Октавий подверг Салоны

блокаде; осажденные терпели нужду во всем до такой степени, что для того,

чтобы пополнить недостаток в людях - ибо большинство их было либо перебито,

либо ранено, - они отпустили на свободу всех своих рабов и, обрезав волосы у

всех женщин, свили из них веревки для своих метательных орудий. Кроме всего

этого, они терпели ужасные муки из-за полного отсутствия продовольствия, но

тем не менее были полны решимости ни в коем случае не сдаваться. Затянув

таким образом осаду надолго и добившись того, что Октавий стал более

небрежен и менее внимателен, осажденные однажды в полдень улучили удобный

момент. Они расставили на стенах своих укреплений жен и детей, чтобы отвлечь

внимание неприятеля, а сами с такой яростью набросились на осаждавших, что

захватили один за другим первые четыре их лагеря, а потом и остальные,

вытеснив их полностью из укреплений и заставив бежать на корабли. Сам

Октавий спасся бегством в Диррахий, где находился Помпеи. Я не могу

припомнить другого подобного примера, чтобы осажденные наголову разбили

осаждающих и взяли инициативу в свои руки; не помню я также случая, чтобы

простая вылазка привела к столь полной и решительной победе.